Into the Lion's Den

Дневник Гунтрама де Лиля 18 декабря Сегодня рано утром мы прилетели в Лондон, и теперь я нахожусь в огромном особняке Константина в ожидании его возвращения из Техаса, куда он улетел по каким-то делам. Если верить его служащему, Михаилу, он постоянно в разъездах и редко где останавливается дольше, чем на пару недель. Видно, быть миллионером не так уж круто. Дом, в котором меня поселили, расположен на Илчестер-плейс. Чрезвычайно дорогое и роскошное место. Как мне сказали, Константин приобрел этот дом около года назад и заново его отделал. Но в любом случае, сейчас дом просто прекрасен. Со стороны Кенсингтона к нему прилегает очень симпатичный сад с огромными старыми деревьями. Он довольно уединенный, и я с удивлением заметил, что на улицах здесь почти нет машин. Сам дом, как мне кажется, построен в готическом стиле: с кирпичными стенами, французской черепичной крышей, множеством окон и огромным балконом с видом на сад. Но самым удивительным сюрпризом для меня стали картины и скульптуры. Ни одной копии. В коридоре, ведущем к спальням, я видел висящие вперемешку полотна Миро, Кандинского и Пикассо, а в своей спальне я обнаружил потрясающую пастель Ренуара. Не представляю, сколько она может стоить, но то, что она висит в моей комнате, уже заставляет меня нервничать. Хотя, кого я обманываю. Нервничать меня заставляет огромная двуспальная кровать, явно не предназначенная для того, чтобы я спал на ней в одиночку. Не представляю, что я стану делать, если Константин предложит мне заняться чем-нибудь, выходящим за рамки поцелуев, объятий и орального секса. Наверняка я буду выглядеть жутким придурком в его глазах. Не уверен, что смогу решиться заняться с ним настоящим сексом, что бы Джордж мне ни говорил по этому поводу. Для меня это слишком, и я даже не буду знать, как себя вести, если мы решим пойти дальше. Должно быть, все это огромная ошибка, и мне стоит сказать об этом Константину, прежде чем мы оба будем разочарованы друг в друге. Предполагается, что он прилетит завтра вечером, а до этого времени мы с Михаилом должны позаботиться о моей одежде. Я пытался отговорить его от этой идеи, но он лишь сказал, что в Лондоне вечно дожди, и что как только я высуну нос на улицу без одежды по погоде, я подхвачу пневмонию. Но тогда в чем разница между обычной одеждой и вещами от Харродс? И те, и другие насквозь промокают под дождем. К концу дня Михаил Мазаев буквально валился с ног от усталости. Он явно ошибся, решив, что легко управится с этим мальчишкой. Тот неожиданно оказался весьма независимым и обладал довольно-таки волевым характером. «Он упрям, как осел, да к тому же прекрасно умеет изображать щенячий умоляющий взгляд и не прекращает спорить, пока не получит желаемого. Босс с ним еще намучается. Хорошо хоть он бывает спокойным и послушным…если только ты сможешь в чем-то его убедить». Повести мальчика по магазинам казалось Мазаеву самой простой вещью из всех возможных; обычно мальчики обожали шоппинг и просто были рады хоть ненадолго выбраться из своей клетки. Но этот отказывался почти от каждой вещи, что бы ему ни предлагали. Слишком дорого, говорил он - «Господи, это всего лишь Харви и Никс!» - и добавлял, что пары имевшихся у него свитеров ему вполне хватит на два месяца! Когда у Михаила окончательно закончилось терпение, он рявкнул: - Ты не можешь находиться рядом с таким мужчиной, как мистер Репин, в этих тряпках! Только поставишь его в неудобное положение! Мальчик, к его чести, тут же замолчал и как-то разом сник. Русский даже пожалел на миг о своих резких словах, хотя раньше ему никогда не приходилось жалеть даже о более серьезных наказаниях за непослушание. Печаль в огромных глазах Гунтрама оказалась действительно трогательным зрелищем. «Надеюсь, он будет вести себя разумно, а не то мне будет довольно сложно поставить его на место». Константин должен был вот-вот вернуться домой, и сердце Гунтрама все быстрее билось в предвкушении встречи. Один из телохранителей уже сообщил Мазаеву, что его частный самолет приземлился вовремя, и Константин уже едет в особняк. От волнения Гунтрам уже в четвертый раз за утро ломал грифель карандаша, тщетно пытаясь зарисовать по памяти мраморы Элгина (прим.пер.: коллекция древнегреческого искусства в Британском музее) и ругая себя за то, что отказался от предложения Михаила приобрести посвященную им книгу. «Нет, она слишком тяжелая, чтобы потом тащить ее обратно в Буэнос-Айрес». Он вновь попытался взяться за работу, но мог думать лишь о том, понравится ли он Константину в своей новой одежде. Михаил был прав, а ему стоило прислушаться к человеку, который знал Константина с детства – детьми они оба жили в Париже и позже, когда уже в Москве Константин начинал строить карьеру в Министерстве энергетики, поддерживали дружеские отношения. - Не стоит питать иллюзий относительно воспитания, которое получил мистер Репин, Гунтрам. Он принадлежит к роду Арсеньевых, и его мать растила его соответствующим образом. Ее дед был советником русского царя, а бабка – одной из фрейлин русской царицы. Они были влиятельными помещиками в Санкт-Петербургской губернии. Он не нувориш, которые сейчас встречаются на каждом углу. И если он до сих пор не сделал тебе замечания по поводу твоего внешнего вида, то лишь благодаря своему воспитанию. Скажи мне, он водил тебя куда-нибудь, пока ты изображал из себя бунтаря? – объяснил Мазаев. Услышав доносившиеся из вестибюля приглушенные голоса, Гунтрам вновь излишне сильно надавил на карандаш, отбросил его и вскочил на ноги, спеша увидеть наконец Константина. - Осторожнее, парень, мне бы все-таки дожить до пятидесяти, - заметил телохранитель, на которого Гунтрам случайно налетел в коридоре. Когда мальчик начал смущенно извиняться, он со смехом добавил, – Лучше поправь галстук. «Отлично, теперь я делаю за Мазаева его работу». Добравшись до лестницы, Гунтрам остановился отдышаться и успокоиться. Прежде чем спуститься, он оправил галстук и постарался подавить царапающий горло кашель. Из гостиной доносились голоса Константина, Обломова, Михаила и еще двоих мужчин. Они разговаривали по-русски, и, глядя на закрытую дверь, Гунтрам засомневался, уместно ли будет прервать их разговор. - Вы можете войти, сэр. Мистер Репин ждет вас, - спокойно сказал Дмитрий, дворецкий. Держа в руке поднос с шестью рюмками водки, он постучал в дверь и распахнул ее, пропуская Гунтрама внутрь. Константин был просто поражен видом Гунтрама. Если раньше мальчик был красив и грациозен, как котенок, то сейчас Мазаев превзошел самого себя: в идеально сидящем сером повседневном костюме, голубой рубашке и при галстуке он выглядел совершенно обворожительно. «Многих же мне придется убить за него», - подумал Константин, любуясь восхитительной смесью застенчивости, элегантности и аристократизма в облике Гунтрама. Тот стоял посреди комнаты, понимая, что не был приглашен присоединиться к разговору и, возможно, помешал чему-то важному. Но вместе с тем, он держался так, словно осознавал свое полное право находиться в этом доме. - Здравствуй, Гунтрам. Пожалуйста, присоединяйся. Ты уже знаком с моим кузеном Мальченко? Он управляет моими французскими компаниями. А это Морозов, мой управляющий в Москве. - Добрый день, джентльмены, - поздоровался юноша, пожимая руки новым знакомым. Воспользовавшись паузой, в течение которой дворецкий подавал собеседникам рюмки, Гунтрам поспешил переместиться в самое дальнее от них кресло – ему не хотелось мешать их продолжившейся беседе на русском. От водки он отказался, понимая, что ему уж точно не удастся выпить – или скорее проглотить – ее, как это сделали русские, и не упиться при этом вдрызг. - Иван Иванович скоро улетает в Цюрих вместе с Морозовым. Нужно, чтобы кто-то успокоил моего бухгалтера – он очень по мне соскучился. - Ну, Конрад никогда не был уверен в своих чарах. Так что он обречен на постоянную ревность, - рассмеялся Обломов. Мужчины поддержали его шутку дружным смехом, но Гунтрам пребывал в совершенной растерянности, так что он пояснил, - Ему для счастья нужно регулярно видеть деньги. Прямо как налоговой службе. - У них и правда есть что-то общее, - ухмыльнулся Мальченко. – Очень уж он сложный. - А чего ты ожидал, Борис? Он же банкир, - пожал плечами Константин. – Удачи тебе. Хотя она тебе не понадобится, все идет по плану. - Вот, что называется немецкой точностью, - продолжал веселиться Обломов. – В Аргентине он хорошо сработал. - Я не понимаю вас, Иван Иванович, - встревожился Гунтрам. - Ты где был последние два дня? - Здесь, в Лондоне. Вчера осматривал достопримечательности, а сегодня ходил в Британский музей. А что? - Ну, малыш, можешь считать, тебе крупно повезло. Ты покинул страну за день до переворота. - Переворота? - Ты би-би-си совсем не смотришь? Весь Буэнос-Айрес охвачен беспорядками. Активисты громят банки и Макдональдсы. Полиции пришлось применить силу, и несколько протестующих были убиты. Президентский дворец в оцеплении, и, кажется, вашего президента собираются разорвать на кусочки. - Константин, это правда? – прошептал Гунтрам, в ужасе уставившись на мужчину. Ему все еще казалось, что русские его разыгрывают. - Да, правда. Посмотри вечерние новости. Кстати, Иван, убедись, что страховая компания Линторффа выплатит мне страховку, если что-нибудь случится с музеем. Будет очень неприятно, если пострадают мои картины, особенно Тамайо. Гунтраму он нравится больше всего, - между делом заметил Константин. – Гунтрам, не хочешь посмотреть новостной выпуск? Или, может быть, позвонить своим друзьям в Аргентине и убедиться, что они в порядке? - Да, спасибо, Константин, - пробормотал юноша, по-прежнему под впечатлением неожиданных новостей. - Я позову тебя к ужину, - добавил Репин, когда Гунтрам уже покидал гостиную. *** Сначала Гунтрам попытался связаться с Федерико, но никто не взял трубку, что было довольно странно – даже если Альвеара не было дома, горничная должна была ответить. Тогда встревоженный еще больше Гунтрам решил включить спрятанный за деревянной панелью телевизор и посмотреть новости би-би-си. От вида горящих машин, мародеров и полиции, преследующей толпу убегающих людей, сердце Гунтрама тревожно забилось. Он поспешил опуститься на кровать и вновь схватился за телефон. На этот раз он звонил Джорджу. - Привет, - ответил сосед. От звука его спокойного голоса у Гунтрама словно гора с плеч свалилась. - Привет, Джордж. Это я, Гунтрам. Я только что узнал последние новости и хотел… - Притормози, малыш, я ни слова не разобрал… - Как ты там? - Нет, это ты должен рассказать мне, как тебе там живется с доктором Живаго. - Джордж, не время для шуток. Что у вас там происходит? - Ничего, чего бы я не видел в 1976, потом в 1982, затем в 1989 и 2001. Успокойся, Гунтрам. По улицам бегает кучка людей, за ней бегает полиция, кое-где случаются грабежи и уличные драки. Ничего особенного. Парикмахерскую я на время беспорядков закрыл. Президент, видимо, уйдет с поста. Все эти чертовы политики заперты в здании Конгресса. Самое время сбросить на них бомбу. Расскажи лучше, как сам ты поживаешь. Счастлив? - Был счастлив, пока не узнал новости. - Он с тобой хорошо обращается? - Не знаю. Мы с ним виделись всего десять минут, а затем мне рассказали о случившемся дома. Надеюсь, демонстранты не вломятся в его квартиру! Там такие прекрасные картины! - Да не волнуйся ты так, дорогой, это же не Французская революция. Это всего лишь Аргентина. Хотя я рад, что тебя здесь нет! Лола лает целыми днями. Крики и взрывы петард сводят ее с ума. Бедная собачка! Так что оставайся, где ты есть, наслаждайся Лондоном, фотографируй и записывай все подряд – расскажешь подробности, когда вернешься. И возвращайся уже к своему парню! Не трать тут со мной время! - Мы провели вместе всего несколько минут. У него сейчас встреча. - А сколько у вас сейчас времени? - Около шести или семи. Не знаю точно. - Так выясни. После семи в любом приличном обществе наступает время обнимашек, особенно если у кого-то только-только начались отношения. За нас не волнуйся. Нам для спасения пока не нужен Супер-Гунтрам. - Ты прав. Береги себя. Гунтрам открыл крышку ноутбука и вышел в интернет, чтобы проверить почту и новостную ленту. В почтовом ящике обнаружилось лишь несколько писем от знакомых студентов с приглашениями на разные демонстрации и даже на штурм президентского дворца. «Ну здорово, они там хотят друг друга поубивать, а я беспокоюсь о нескольких картинах Сикейроса. Что со мной не так?» Механический птичий крик оповестил о том, что Федерико вышел в онлайн-чат. - Привет. Как ты? – быстро напечатал Гунтрам. - Хорошо. Я в Монтевидео. Сегодня вечером улетаю в Париж. Мать отправляет меня к отцу. - Это хорошо. Как там обстановка? - Нигеры пытаются замочить друг друга. А у тебя как? - Все в порядке. - Трахаешься со своим русским? - Не твое дело, засранец! - И все? - Имел я тебя и твое мнение! - Я предлагал, но ты отказался. Обтекай теперь. - Федерико, мне не до твоих тупых шуток. Я вообще-то за тебя волнуюсь. - Гунтрам, я в другой стране, собираюсь лететь в Париж к отцу и его новой пассии. Но возможно, ты прав, и мне нужно испугаться. - Как ты только можешь быть таким циником? - Слушай, когда ты закончишь трахаться с русским, а я – с французскими девочками, почему бы нас не пересечься где-нибудь на континенте и не потрахаться еще немного? Раз уж ты теперь все равно играешь за другую команду, я смогу подарить тебе райское наслаждение. - Фефо, тебя вышвырнули из проката DVD, когда ты не вернул им диски. И я не думаю, что твой французский настолько хорош, чтобы взять что-нибудь напрокат в Париже. - А-ха-ха, очень смешно. Негромкий стук заставил Гунтрама оторваться от клавиатуры и пойти открывать дверь. В коридоре стоял Константин. Он без предупреждения обхватил мальчика за талию и притиснул его к себе, глубоко целуя и наслаждаясь тем, как его ангел отвечает на его страсть. Сдерживаться не хватало сил, он подхватил мальчика на руки и вместе с ним направился к кровати. Рухнув на постель вместе со своей ношей, мужчина углубил поцелуй. И в следующее же мгновение подпрыгнул от резкого птичьего крика. - Это еще что? - Это чат. Я переписывался с другом. Должно быть, он волнуется, что я долго не отвечаю. - Избавься от него, - настойчиво попросил Репин, покрывая жадными поцелуями шею мальчишки. - А нас разве не ждут внизу? - Черт, совсем забыл про Бориса! – чертыхнулся Константин, расстроенный тем, что ему вновь не удастся насладиться своим ангелом из-за прерванной встречи. – Пойдем вниз, но вечером мы продолжим. Не представляешь, как я скучал по тебе. - Я тоже скучал, Константин, пробормотал Гунтрам. Поняв, на какое именно продолжение намекает мужчина, он испуганно поглядел на него и громко сглотнул. - Ангел мой, ты выглядишь, как мышь при встрече с котом, - вздохнул Константин. – Если хочешь, в постели мы можем пока ограничиться объятиями и поцелуями. Посмотрим, во что это выльется. - Ну, надеюсь, кое-что все-таки выльется, - пошутил Гунтрам, успокоенный тем, что давить на него никто вроде не собирался. - Озабоченный мальчишка! – в притворном возмущении воскликнул Константин. – Через пару часов увидим, - прошептал он Гунтраму на ушко, посасывая мочку и наслаждаясь дрожью, мгновенно прокатившейся по хрупкому телу в его руках. Взгляд его темных глаз сводил Гунтрама с ума. Очередной птичий крик разрушил все очарование момента. - Избавься от него, иначе я пристрелю эту птицу. - Не сможешь, она внутри программы. Так что придется пристрелить Майкрософт, - засмеялся в ответ Гунтрам, дотягиваясь до ноутбука и набирая сообщение. «Попозже спишемся, Фефо». «Засранец!» - Что он там пишет? – поинтересовался Константин, старательно изображая безразличие, просто чтобы позже узнать, не лжет ли ему его ангел. Доверяй, но проверяй. - Ничего важного. Пойдем ужинать? - Конечно, - согласился Константин. «Мазаеву следует на это взглянуть». Когда после ужина Гунтрам вместе с Константином и Борисом перебрался обратно в гостиную, он уже чувствовал себя достаточно свободно и расслабленно, чтобы получить удовольствие от беседы. Мальченко, как выяснилось, практически всю жизнь провел в Париже и вернулся в Смоленск лишь в 1992 году. Оба мужчины были прекрасно образованы и, судя по всему, были давними друзьями. Борис любезно интересовался впечатлениями Гунтрама от местных достопримечательностей и советовал ему съездить на несколько недель в Париж, чтобы прогуляться по Лувру. - Твоя родина в любом случае погрязнет в беспорядках на ближайшие месяцы. Сомневаюсь, что в марте ваш университет распахнет для студентов свои двери. Так что сдавать экзамены тебе не придется. - Даже не знаю… - Гунтрам, это же Париж. Каждый молодой человек хочет там побывать. Ты можешь остановиться на Вандомской площади. Оттуда рукой подать и до Лувра, и до Кэ д’Орсе. Ты сможешь многому научиться, просто глядя на работы великих мастеров, - безапелляционно заявил Константин. - Но на этот раз твои рисунки достанутся мне, - рассмеялся Мальченко. – Константин рассказал мне, как продал твои работы за шесть тысяч фунтов. - Зато он не просаживает мои деньги на дорогущую бумагу, - вслед за кузеном засмеялся Константин. – Хотя за утренними газетами нужен глаз да глаз. - Ага, и за каталогом Маркс и Спенсер, - еще громче расхохотался Борис, припоминая, как с его кузеном чуть не случился нервный припадок, когда тот обнаружил в злополучной коробке прекрасные наброски женщины, нескольких детей и собак. Позже сразу два торговца подтвердили мастерство автора этих работ. В конце концов, Константину удалось обуздать свое гнев, и он, поместив в рамы понравившиеся двадцать четыре рисунка, отправил их на продажу. Торговец немедленно предложил купить их за четыре с половиной тысячи, но Константин торговался до тех пор, пока не поднял цену до шести с половиной. - Борис, нам придется каждое утро пересчитывать листы бумаги. Только так мы сможем узнать, не выбросил ли он чего. - Константин, этим рисункам самое место на свалке. Это были всего лишь наброски. - Гунтрам, давай закроем эту тему, иначе поссоримся, - шутливым тоном возразил Константин, но лицо его было как никогда серьезно. – Пора идти спать. Уже поздно, а завтра у нас у всех много работы. Он поднялся с места и, взяв Гунтрама за руку, притянул его к себе. Когда мужчина обнял его за талию, прижимая к своей груди и нежно целуя в шею, Гунтрам оцепенел. Он боялся, что Мальченко будет неприятно увидеть столь откровенное проявление привязанности между мужчинами, но тот лишь смотрел на них и улыбался.