***
Первым у него на пороге оказалась (О Ками-сама!) почему-то Йоруичи. Та по-хозяйски оттёрла плечом влево старшего из детей Куросаки, заглянула в душу по-кошачьи жёлтыми глазами и прошла в гостиную так, словно давно знала дорогу. В последнем, впрочем, сомневаться не приходилось: Ичиго недавно пришёл в ужас, что Шихоин довольно часто бывала у них дома. Сначала временный шинигами по наивности человеческой решил, что та пришла просто на позлить, а не пытаться влезть в душу. Увы, расчёты оказались не верны, и богиня скорости, даже не поздоровавшись, взяла пустого за рога: — Ты чего это из школы переводишься, балбесина? «Балбесина» промолчал, думая, как эта информация оказалась слита настолько быстро. Итак, шпион решил, что важную новость о переводе Куросаки Ичиго надо обязательно знать Сой Фон, та, скорее всего, в это время разговаривала со своим бывшим капитаном: отсюда и результат. Перед глазами его сначала помахали рукой, а потом Йоруиччи, злорадно усмехнувшись, начала приподнимать нижний край футболки. Ичиго вышел из транса, но на женщину даже не глянул, а лишь привычно прикрыл глаза ладонью. Та, к счастью, эротический цирк тут же прекратила. — Ты отвечать будешь, или нет? «Или нет?» — подумал Куросаки, ненавидящий, когда ему кто-то лезет в душу. Ему ещё с сестрёнками объясняться, а тут богиня скорости, которой видите ли, неймётся. Скоро ещё и Рукия наверняка придёт: тогда наверняка ему не миновать воспитательных тумаков. Хотя она не факт, что сможет сбежать из Сейрейтея. Офицеров сейчас так просто не выпускают, тем более, владеющих кидо и банкаем. — Интуиция, — буркнул Ичиго, привычно нахмурил брови и, отвернувшись от богини скорости, отправился в свою комнату, надеясь, что Шихоуин перестанет лезть к нему и начнёт доставать вопросами Урахару. Уж тот-то всю информацию нароет и без участия Куросаки. Та и в самом деле не стала больше дёргать смерть за усы: теперь-то разозлённый Ичиго мог с ней драться на равных, если не лучше. Хотя Йоруиччи знала, что в серьёзном бою сможет справиться с бывшим учеником. Спустя пару секунд о том, что кто-то сюда приходил, можно узнать только по генсейской одежде, лежащей на полу. — А прибрать за собой? — ни на что не надеясь, крикнул Куросаки. Ну да, как Йоруиччи одежду-то унесёт — в зубах, что ли? — Кошка в человеческой одежде — это совсем клиника, Король, — Ичиго на это только согласно кивнул. Такие реплики «в молоко», остававшиеся всегда без ответа, Зангецу-Пустой выдавал часто. Ичиго не пытался отвечать никогда: разговор с самим собой — первый признак шизофрении. И плевать, что она у него гарантированно есть.***
Следующими завалились сразу двое: Орихиме и Урю. И если Иноуэ всё рассказал Исида, то откуда знал сам квинси: осталось загадкой. «Совсем не последний» с порога кинулся к Ичиго — вытряхивать из него всю правду. Целительница же явно была на Куросаки обижена, да и временный шинигами её в принципе понимал. Но назад-то идти уже поздно. Усадив обоих на кухне и даже предложив чай, Ичиго уже приготовился к бурному шквалу вопросов: тот не заставил себя ждать. Говорил, правда, в основном Исида, Иноуэ же молчала, но ответа явно хотела ничуть не меньше. В нетерпении она крепко сжимала свою чашку. Урю к своему чаю даже не притронулся. — Какого фига, Куросаки?.. — начал квинси и умолк. Как-то странно ему было: всё выглядело так, будто они с Химе ревнуют временного шинигами к будущим одноклассникам и новой школе. Ревновать вредного, наглого и иногда недалёкого (при этом иногда — слишком умного) Ичиго ему совсем не хотелось. Они были друзьями, даже друзьями лучшими, но это не должно было стать поводом. Не должно же было? Куросаки ждал продолжения вопроса, склонив голову набок. Глаза у него имели странное выражение: такое Урю не видел ещё никогда. То ли грусть, то ли что-то, до неё не дотягивающее, то ли сожаление, то ли очень хорошо скрытая радость, то ли безразличие. А ведь до этого эмоции Ичиго читались легко, как открытая книга. Куросаки ждал. Продолжения не последовало. Тогда Ичиго вздохнул, откинул со лба отросшую чёлку, закрывающую обзор, и всё-таки ответил: — Наверное, потому же, что я хотел тебя вернуть. Потому же, что когда-то спасал Орихиме или Рукию. Потому же, что я влез в две войны. Исида не впечатлился. Говорить красиво Куросаки умел и до этого, а иногда что-то такое пафосное отмораживал, что Соске курил в сторонке. — В ещё одну войну влезть хочешь идиот? Не позволю! — категорично воскликнул он и попытался влепить Ичиго подзатыльник. Тот увернулся, усмехнулся совсем чужой ухмылкой, так похожей на улыбочку его Пустого, а потом захихикал, как будто последний квинси выдал несусветную глупость. — Какая война, Исида? Мне той, что ли, мало было? Иноуэ улыбнулась вслед за Куросаки, пододвинулась на стуле поближе, случайно пролила чай: совсем немного, но ошпаренный Урю всё равно почувствовал, правда, рассердиться не сумел, и вполне серьёзно спросила: — Тогда что? — Были у меня друзья в третьем классе средней школы, когда меня «за хулиганство» в каракурскую не приняли, а отец решил подальше от места смерти матери отправить. Кохаи, так сказать, — Ичиго гадливо улыбнулся, а Урю, представив Ичиго муштрующим своих младших товарищей или, тем паче, читающим им наставления, не смог сдержать улыбки. — Только они немного забыли, что они друзья, так что я хочу им напомнить. Иноуэ внезапно подобралась и стала серьёзной: — А моя помощь не понадобится? Урю несколько секунд пробовал сложить два и два, потом до него дошло, что напоминает Ичиго обычно кулаками, потому что драться умеет лучше всего. Хотя, с другой стороны, чтобы напомнить таким образом, в другую школу можно не переводиться. Тогда что? Куросаки, в отличие от Исиды, полёт мысли подруги уловил мгновенно, так что ответ выдал в ту же секунду, словно ждал вопроса: — Нет, не нужно. Они баскетболисты. И напоминать им надо баскетболом. — Ты играешь ниже среднего, чем, прости, будешь напоминать? — рассмеялся Исида — И ты всё ещё называешь себя моим другом? — рассмеялся Ичиго. — Меня же не за красивые глаза взяли в сборную университета. — И вы дошли только до первой четверти, — напомнил квинси. Ичиго в ответ только улыбнулся. «Странное поведение, — подумал квинси, — я его обычно только хмурым вижу. Неужто его будущая встреча так радует?» Год назад Ичиго сделал всё, чтобы спасти Рукию и Орихиме. Ещё неделю назад он погибал за малознакомых ему шинигами и воскресал вновь. И это — даже не за друзей. «Да, это встреча», — вынес вердикт квинси. В это время в дверь позвонили: пришёл Чад, выяснять, чего это друг решил перевестись. Он, на удивление Урю, отреагировал вполне спокойно. Впрочем, он был знаком с Куросаки ещё со средней школы, когда оба учились в Токио, так что это было вполне объяснимо. — А куда ты переводишься, Куросаки-кун? — внезапно, когда казалось, что все вопросы уже выяснены, спросила Иноуэ. Ичиго кивнул, словно своим мыслям, хотя все они догадывались, что это он Пустому, комментирующему всё и вся (только Ичиго об этом их знании слышать не надо) и потом ответил односложно: — Сейрин. — Далековато будет ездить, чтобы встретиться, — задумчиво протянула Орихиме. — Если только в выходные будет получатся. — А ты Исиду попроси, пусть портал квинси откроет, он в Генсее тоже действует, — с нагленькой ухмылочкой заявил Куросаки. Сам Урю не знал, возмущаться ему, жалеть, что одного надоедливого шинигами не убили пустые, или игнорировать. Спустя ещё десять минут, за которые Исида уже успел проклясть временного шинигами и возжелать вытащить из него всю душу или хотя бы просто набить морду, появилось ещё четыре действующих лица. Это оказались Рукия, заявившаяся с подзатыльниками и словами, что теперь они не смогут так часто видеться, ибо в Токио меньше пустых, улыбающийся улыбкой маньяка Ренджи, Гриммджо, с которым Куросаки во время войны как-то незаметно сдружился, и Неллиел в своей взрослой форме. Правда, сей факт не помешал зелёноволосой девушке броситься Ичиго на шею, сбить того с ног и начать ныть, что теперь они не смогут встретиться ещё очень долго. Куросаки, на удивление, даже не вырывался, хотя у Урю появились подозрения, что за него таки отомстили и придушили Ичиго в смертоносных объятиях. К сожалению квинси, вайзард оказался цел и даже здоров, разве что посинел немного от недостатка кислорода. Временный шинигами потёр рёбра, увернулся от приветственного удара в челюсть от Джагерджака и подзатыльника Рукии, пожаловался в свой внутренний мир, что его все бьют, но отклика не получил, и вернулся к посиделкам. Придётся заварить ещё чая, если не украсть у отца пива: у Гриммджо на чай ещё со времён Айзена была аллергия.***
Дружеские посиделки закончились далеко за полночь, так как всем было плевать на режим, особенно шинигами: какой им режим, с этой постоянной стройкой, на которой все восстанавливают, а одиннадцатый отряд опять ломает, на два часа уснуть — и то счастье. Где-то часов в семь пришли сёстры Куросаки и Ишшин: тот водил девочек в парк. Ичиго же предусмотрительно сказал, что ему надо сдавать долги, учёба запущена, скоро он станет тридцатым в рейтинге и вообще в школе полный крах. Тогда весёлая компания перекочевала в комнату Куросаки где и разместилась еле-еле: Рукия опять по старой привычке залезла в шкаф, чтобы не стеснять народ, и забрала с собой Орихиме. Гриммджо занял диван, как единственное пригодное для его королевской персоны место. Правда, когда рядом плюхнулась Неллиел, он совсем не возражал и даже чуть подвинулся. Ренджи уселся на офисный стул. Ичиго, как радушному хозяину, пришлось довольствоваться полом напару с Исидой. Последний оказался недостаточно наглым, чтобы занимать, скажем, кровать раньше, чем Гриммджо. Теперь они говорили о какой-то ерунде: о том, какие трудности пришлось пройти Рукии и Ренджи, чтобы выбраться сейчас из Сейрейтея и о помогавшем им Бьякуе. Об «совсем, блин, обалдевшей Трес, ещё бы, вставать рано заставляет» и о её потерявших чувство самосохранения фрасьонах. Об академии шинигами. Об учёбе в мире живых. Не о том, что Ичиго переезжает в Токио и даже успел снять там квартиру, чтобы пораньше освоиться. Краем сознания Куросаки подумал, что надо ещё сообщить Тацуки и Кейго с Мидзуиро– иначе они его просто не простят. Мимо пролетела брошенная подушка: Гриммджо и Ренджи опять что-то не поделили. Как умудрились подружиться ещё и эти двое, не знал никто. Хотя, вроде бы, им хватило одной драки. Увернувшись от второго плюшевого снаряда, Ичиго понял, что комната уже превратилась в поле брани: в воздухе летали перья, стол был разгромлен, Рукия, Орихиме и внезапно присоединившийся к ним Исида, который очень боялся за очки, забаррикадировались в шкафу. Ичиго вздохнул. Родной дурдом. Родной, потому что во внутреннем мире такой же. Нелл спряталась за Гриммджо, чтобы в неё не попали, но, осознав всю безнадёжность этой затеи, отползла за Ичиго. Тот, изображая оплот спокойствия, доходил постепенно до точки кипения. Спустя ещё две подушки, одна из которых попала в него, а другая сбила со стола лампу, Ичиго встал, подавил желание активировать нафиг банкай и поубивать этих двоих к ядренее фене («офигел ты, Гриммджо, серо, пускай и очень слабое, в мою подушку заправлять!»). А потом он вытащил из шкафа Рукию, как смягчающий фактор для Ренджи, и пошёл усмирять двух дебилов. Тоже драться подушками, то бишь.***
Выпроводил всех Куросаки только спустя полчаса, уже успев вдоволь изваляться в перьях и получить пару синяков от мягких на вид старых плюшевых игрушек, откопанных младшей Кучики. Выставив всех за дверь под предлогом того, что интерьер комнаты ему придётся восстанавливать всю ночь, Ичиго бухнулся на кровать, закрывая глаза рукавом. Если бы они только знали, насколько уже пожалел Куросаки о своём решении, они бы его не обвиняли. Но к чёрту драму и меланхолию — всего лишь год. Ичиго не настолько слабый, чтобы расклеиться или сломаться сейчас. Он и раньше не ломался, только гнулся, но его быстро разгибали обратно. Рукия ли то была, или Чад, мотивирующий пинок от Бьякуи, который сам наверняка думал, что ничего не сделал, или даже разговор по душам с отцом, состоявшийся после запечатывания Яхве. Остальные не знали, что с Ичиго было что-то не так. Для всех них он — спаситель, герой. А герои не плачут и не ломаются, идут вперёд и защищают. Его имя тогда было на слуху у всего сообщества Душ, даже многие руконгайцы, не уважавшие шинигами, считали Куросаки спасителем и героем. Того, что временному шинигами плохо, в тот день не заметила даже проницательная Рукия. Даже Исида, тогда проведший день с ним в одной палате. Заметил отец, который вечно притворялся клоуном, которого Ичиго в какой-то момент даже не уважал. Заметил — и помог. Ему и самому, наверное, стало легче — не надо больше держать маску перед старшим сыном. Не надо больше ничего скрывать. Ичиго его, на своё же удивление, понял. И сам не заметил, как вернулся в прежнее, хмурое состояние, изредка перемежавшееся с улыбками близким и друзьям. Ичиго эти улыбки когда-то клялся хранить, чтобы за него не волновались. Ичиго держал слово. И сейчас он был уверен, что отец его поймёт. Поймут и сёстры, которые уже почти взрослые, и самостоятельные. Которым больше не нужна защита. Правда, Карин какое-то время хотела по дурости стать шинигами, чтобы защищать Юзу, как делает это брат, но дома был отец. И Ичиго почему-то был уверен, что уж второго своего ребёнка он отговорит. Куросаки как можно тише прошёл на кухню, стараясь на разбудить спящих сестрёнок, и, что ожидаемо, встретил отца, гипнотизирующего глазами рюмку с саке. Или чем-то другим — Ичиго в алкоголе не разбирался. У Ишшина уже давно была бессонница, так что встречу случайной назвать было нельзя. — Почему ты переводишься в Сейрин, да ещё и без моего ведома? — спросил отец. Ичиго пожал плечами. Ну да, подделал подпись, с кем не бывает. Отцу хотелось излить душу, но Куросаки не стал этого делать. Слишком часто кто-то становился его «унитазом» для сброса негативных эмоций. Слишком часто кто-то спасал его самого, защитника. Нет, у него совсем нет желания облегчить свою ношу и спросить у отца, почему он так рвётся спасти чужую, уже разбитую дружбу, пускай и не чужих ему людей. Но они не общались с начала второго триместра второго же класса, так что Ичиго не знал, как эти «не чужие» люди изменились теперь. И ему очень хотелось узнать. Изливать душу Ичиго не стал, решив ограничиться парой общих фраз. Правда, у отца взгляд был такой, словно он уже всё выяснил, причины знает и лишь хочет понять: нужна ли сыну тут моральная помощь. Куросаки думает, что самому бы отцу кто помог. Сам он уже не может.***
Утром заявилась Тацуки, которой позвонила Орихиме, которой позвонил Исида, которого спрашивал директор, почему это Куросаки переводится, ведь сам Урю — друг одного рыжего прогульщика, следовательно, должен знать. Схема звучала странно, но оказалась действенной. Подруга действительно дала пендаля, но спросила только про школу, в которую он переводится. Спортивные каналы она смотрела регулярно, журналы выписывала, все новости знала, а школа, в которой учился Куросаки будучи хмурым подростком, а не юношей с вечными проблемами и вечным же шилом в заднице, для неё секретом не была. Она достаточно хорошо знала Ичиго, чтобы понять, какого чёрта тот переводится в Сейрин. Изредка Куросаки казалось, что его давняя противница в карате-спаррингах знает его лучше, чем он сам, и был за это ей очень благодарен. Он уже распрощался с Арисавой и даже закрыл дверь, когда сзади ему ласково отвесили подзатыльник. Карин услыхала разговор, но тоже знала Ичиго, так что причины её не удивили. Удивило её то, что братик не сказал о переводе. То, что Ичи-нии никогда не говорит о своих проблемах, для Карин, разумеется, новостью не стало. Ичиго, которого крепко взяли за локоток, отводя на кухню объясняться с младшими сестрёнками, мрачно вздохнул. В старшей из сестёр Куросаки, судя по силе хватки, проснулся Ямми. Пора было линять. Любимую младшую сестрёнку же не побьёшь. А вот она его — вполне-вполне. Кейго он смог позвонить только через два часа, выслушав кучу упрёков, перетерпев слёзы Юзу, от которых он всегда терялся, и тычки Карин. Из трубки его залило словесным потоком обиженного Кейго. Куросаки вздохнул. Документы надо было подавать сегодня, а вот объяснять всё и всем — заранее. Авось бы и не оглох на оба уха.***
Каникулы прошли почти что незаметно. За это время Куросаки успел два раза съездить в Токио, перевозя вещи, получить кучу втыков от добрых друзей-товарищей и окончательно убедиться, что идея была дурацкой. В Сейрин документы приняли сразу, с учётом того, что оценки были выше среднего, да и спортивную подготовку плохой назвать было нельзя. Правда, некоторые учителя были крайне удивлены тем фактом, что третьекурсник переводится только после первого триместра, но никто и ничего не сказал. Но, несмотря на это, идея, как уже думал Ичиго, была дурацкой, хотя, пожалуй, оно того стоило. Заодно и отвлечётся от постоянного истребления пустых. Отвлечётся, правда, увы и ах, на учёбу, но всё же не постоянная погоня за низшими масконосящими, и то ладно. Уже направляясь к своей съёмной квартире, Ичиго думал о том, что эти каникулы пролетели слишком быстро. Идя со станции пешком, не желая тратить деньги на маршрутку, Куросаки не отказал себе в удовольствии пройти через баскетбольную площадку, но та была уже занята. Идею присоединиться к играющим он отмёл сразу и поэтому обошёл стритболистов по широкой дуге. В конце концов, он уже успел вспомнить все свои финты и приёмы, и без того не слишком сильно забытые. Мышечная память работала у Куросаки лучше даже, чем обычная. Собирался дождь, так что временный шинигами, забыв про то, что до его квартиры ещё около трёх километров, припустил бегом, легко уворачиваясь от идущих на встречу людей. Зонтик он, как обычно, не взял, а выжимать всю одежду, сушить полотенцем волосы и отпариваться в ванной — терять много времени. Куросаки всё равно не успел. Когда он открыл дверь в квартиру, на порог тут же начало капать с волос и одежды. Замёрзнуть он, к счастью, не мог: реацу грела, да и заболеть — вряд ли получится. Поэтому Ичиго не стал тут же закутываться в одеяло или забираться в ванну, а только заварил чай и позвонил сёстрам сказать, что он добрался. Больше он не звонил никому. У тех своих источников в лице наблюдателей от Сой Фонг достаточно.***
Когда они наконец-то вернулись из тренировочного лагеря под началом Рико, Кагами готов был признать, что он всё время переоценивал свою выносливость. Болело всё: даже то, что болеть не может в принципе. Однако жаловаться было нельзя, ведь остальным вряд ли приходилось намного лучше. Да и признаваться в любви голышом не хотелось: как-никак, второй триместр начинается, зима скоро. Противоречивые чувства оставил матч с Тацуей и Ацуши. Хотелось размазать их по площадке: но как быть, если иначе Химуро откажется от своего звания «старшего брата»? Сражаться ради команды и не обращать внимания на давнюю дружбу и привязанность? Не то чтобы это было выше его сил, но делать подобного не хотелось. Проигрывать не хотелось ещё больше. Первый день в школе начался совсем не весело: с проверочной работы на остаточные знания. Тайга, который любой экзамен мог сдать только после тщательной зубрёжки и, желательно, с карандашом удачи Мидоримы, вряд ли написал его на большее количество баллов, чем пятьдесят. Что поделать, если нагрузки в тренировочном лагере не способствуют умственному развитию? К тому же, он чуть не заснул прямо на уроке японского. Головной боли добавляло также то, что некоторые одноклассницы (что поразительно, ученицы второго и третьего курсов тоже) всё время болтали о каком-то парне, который перевёлся к ним только в этом триместре. Как выглядел этот парень, Кагами не знал, но заранее вообразил себе кого-то вроде Кисе, а также возненавидел за причинённый ущерб в размере одной головной боли. Апогеем всеобщего идиотизма стали сразу две спортивные секции: карате и футбола. Первая узнала, что у новенького есть чёрный пояс и успела надоесть всем вокруг. Вторая явно собиралась утащить перспективного спортсмена под шумок. Хотя бы его товарищи с ума не сходили — и то хлеб. Самым поразительным оказалось то, что новичка никто так и не выловил и даже не увидел в глаза, кроме, разве что, его класса и учителей. Правда, о последнем Кагами не думал. У него слишком болела для этого голова. После тренировки, за которую (о радость!) головная боль прошла, Тайга вместе с Куроко возвращался домой. Так они ходили уже давно: всё равно идти в одну сторону. К тому же, Тецую одного отпускать опасно: он везде находит проблемы и хулиганов. Тяжёлому форварду Сейрин всё время казалось, что за ними кто-то следил. Он будто слышал чужие тихие шаги, изредка даже видел мелькающую тень. Это, конечно, могло быть паранойей, да и кто станет на них нападать прямо на улице. Вот завернут они во дворы, тогда и станет всё понятно. Уже минуя один переулок, Тайга понимал, что ему не показалось. Куроко тоже явно что-то заметил: он напрягся и теперь напряжённо смотрел назад. Из темноты и в самом деле вышагнул человек: довольно высокий для обычного японца юноша с рыжими волосами, а потом внезапно выдал фразу, которую Тайга уже слышал раза три, если не больше: — Давно не виделись, Куроко.