***
Хьюга всегда очень не любил те дни, когда что-то шло необычно и сильно выбивалось из колеи, так что, когда к ним с Рико подошёл новый третьекурсник, о котором вчера гудела вся школа, он выпал в осадок. Ещё бы — к ним так просто подходит человек, которого днём ранее вылавливали сразу две спортивные секции и просит их о небольшом одолжении: позволить ему записаться не в начале года, а сейчас. Правда, просить он умел явно не намного лучше, чем Кагами, но явно пытался. Рико же в новичка просто вцепилась, и тому было две причины. Первая — явный недобор запасных и наличие всего пятерых новеньких в этом году. Вторую Хьюга не знал, так как сам физические данные в цифрах видеть не мог. А эти самые цифры, увиденные Рико пускай пока и примерно, были явно не ниже, чем у Поколения Чудес. — После уроков приходи на тренировку. Мне надо будет увидеть, на что ты способен. Заодно и рубашку снимешь. На втором пункте Куросаки слегка подзавис, а Хьюга ему даже посочувствовал. Все они через это прошли, в конце концов. Джунпей не мог знать, что Ичиго очень не хотелось особо светить свою коллекцию шрамов. На остальные странности тренера (или менеджера, кто ж её разберёт) ему было всё равно. Увы, спрятать шрам через всю спину возможным не представлялось. «Чёртов Бьякуя», — мысленно выдохнул Куросаки, уже выходя из класса. — «И как мне теперь доказать, что это не от ножа и вообще несчастный случай?» С такой мыслью Ичиго и сбил с ног Куроко: тот полетел на пол, и временный шинигами только и успел, что легонько коснуться пальцами ткани чужого гакурана. — Извини, — полушёпотом сказал Ичиго в полной тишине, протягивая Тецуе руку. — Я хотел поговорить, — на ухо выдохнул ему Фантом, когда они оказались слишком близко друг от друга. «Вот чёрт!» — подумал Ичиго, но ответил: «Пойдём на крышу».***
«Если у Аомине и сенпая и есть что-то общее — то это страсть к крышам», — подумал Куроко, сидя на залитой солнцем площадке. У ног его лежала раскрытая сумка, из которой выпали учебники, а рядом, полубоком к самому Тецу, сидел Ичиго, опираясь на перила спиной. — Куросаки-сенпай, моя успеваемость упадёт, и тренер использует на мне свой новый захват. Его собеседник, напряжённо всматривающийся в небо, в ответ только рукой махнул. Это было странно — семпай не имел привычки игнорировать, хоть и отвечал обычно односложно. Куроко прекрасно умел читать чужие мысли и чувства, это было его занятием на поле, талантом, жизнью. Он без труда мог разгадать, что на уме у Кагами и Аомине, с остальными друзьями было сложнее, но тоже возможно. Куросаки был усталым, немного растерянным и разозлённым. Он казался больным. Не то, чтобы Куроко особо волновался, но спросить хотелось. Вот только Ичиго все равно не расскажет. Он, как и вся звёздная команда из Тейко, переживаниями не делился, словно слова могли сделать хуже, много хуже. Поколение это и развалило окончательно. Но Тецу до сих пор не мог взять и спросить: «Что случилось?» Друзья были сильными. Они ненавидели сочувствие. Они бы ни за что не захотели взваливать свои проблемы на других. «Мои проблемы могу решить только я сам!» — мысленно переиначил Тецу и грустно усмехнулся. Полгода назад он бы разрыдался. Бесшумно, незаметно, где-то в душе — но разрыдался. Время обезболивало. — Куросаки-семпай, вы ведь солгали, верно? — для Ичиго прозвучало как приговор. Временный шинигами лгал походя, как до этого врал одноклассникам и друзьям. Ему верили обычно. Семпаю поколения чудес стало страшно. Куроко легонько нахмурился, словно по-настоящему и не умел, ловя малейшие изменения в выражении лица Ичиго: страх, недоверие и едва уловимое облегчение, не на него самого направленное, а куда-то вдаль, словно угроза оттуда исчезла. С его стороны это казалось полной бессмыслицей. Тецу верил, однако, что только казалось. — Я… пока не могу рассказать. Извини, мне пора! — Куросаки-семпай махнул рукой и, спрыгнув с возвышения, почти бегом бросился к двери с крыши. Куроко почти физически чувствовал, что что-то ломается, но никак не мог понять, что.***
Временный шинигами никогда так не был рад Пустому ранга адъюкаса, как сейчас. Ему казалось, что заместо одного разговора с Куроко он может даже ещё дополнительно несколько меносов вырезать — только не терпеть взгляда голубых глаз. У Ичиго были демоны в душе, и он отнюдь не хотел, чтобы к ним кто-то лез. Перехватив длинный чёрный клинок поудобнее, он кинулся в бой, намеренно вымещая все эмоции в шюнпо; адъюкас почти отпрыгнул, ударил шипованным хвостом, от которого Ичиго ушёл перекатом, взмахнул когтистой лапой — там противника уже не было. Он был похож на пантеру, этот Пустой. Не как Гриммджо — тот был бело-голубого окраса, насколько слово окрас было применимо к разумным Пустым. Этот был тёмно-лиловый, в светлых разводах, оставленных будто краской в цвет реацу квинси. Адъюкас почти не атаковал его — только отчаянно пытался прорваться туда, где больше людей, словно уже наметил цель и начал преследовать жертву: Куросаки почему-то казалось, что этот полузверь-получеловек точно не отстанет, пока не убьёт её. Или его. Ичиго знать не хотел. Один рывок — и шинигами ловким движением отправляет монстра на землю, оказавшись на миг за спиной у Пустого. Ещё один — маска рассыпается. Куросаки мог поклясться, что в предсмертном вое он слышал слова, напугавшие его куда больше, чем фальшивые обещания Гриммджо его прикончить. — Всех не… гр-ха.-ёшь…ни гр-ра…куснее… Он втыкает Зангецу в землю, рукавом смахивая со лба несуществующий пот. Асфальт слишком раскалённый для осени, листва слишком густая, а Пустые, обычные, не адъюкасы, — слишком активные для этого района Токио. Местные шинигами справляются, но Ичиго привык брать чужие обязанности на себя в ущерб учёбе. Потерпит. Ему почти кажутся домыслом слова недавнего противника — что он мог разобрать в рыке? Всё должно быть хорошо, ведь война закончена. И пусть Яхве лишь запечатан, а не уничтожен, но и оттуда ему не выбраться ещё долгое тысячелетие. На жизнь самому Ичиго и его друзьям этого будет достаточно. — Дяденька-дяденька, а откуда у вас такой большой меч? — восторженно спрашивает откуда-то сзади детский голосок. Ичиго хватает одной секунды, чтобы понять — цепи в груди у девочки нет. Он искренне надеется, что на её дальнейшую жизнь эти потусторонние битвы не повлияют, а его она запомнит только на парочку дней. А сейчас он уходит в шумпо, чтобы снова появиться далеко от её поля зрения. Уже опаздывая на собрание в баскетбольном клубе, Ичиго отчётливо понял, что не взял с собой часы, и это оказалось его главной ошибкой. В своё тело он буквально запрыгнул на ходу, вылетел из кабинки туалета и дальше почти спокойно направился по коридору. Он искренне надеялся, что в Сейрин никто не заметил высокого рыжего парня в национальной одежде и с мечом наперевес.***
Хьюга очень не любил опаздывающих, потому что считал, что позволяющий себе прийти позже не уважает тех, кто его ждёт. В принципе, его точка зрения в девяти случаях из десяти оказывалась не так уж далека от истины, но Куросаки по жизни входил в те самые десять процентов, которые просто просыпают, задерживаются и имеют ещё тысячу уважительных причин. Джунпей об этом не знал, отчего ему с каждой минутой всё больше хотелось надавать Ичиго по голове: тот опаздывал уже минут на десять, все уже давно начали разминаться. Обычно бесстрастный Куроко поглядывал на дверь так, словно хотел прожечь её взглядом. Рико, которой ждать тоже отнюдь не нравилось, расхаживала взад-вперёд рядом со скамьёй, явно призывая на рыжую голову все имеющиеся в мире кары. — Прошу прощения, — на одном выдохе сказал застывший в дверях Куросаки, неловко потирая ушибленный локоть. Кара настигла Ичиго, когда тот не вписался в поворот. Куроко, на автомате продолжавший пасовать уже не принимающему мячи Тайге, попал тому в висок; Кагами разразился криком, а вся команда опять повернулась в их сторону. Куросаки, наблюдающему за всем этим с расширенными глазами, показалось, что они кого-то до боли напоминают, но кого — он понятия не имел. Рико, не принявшая участия в попытках остальных оттащить Кагами от тени, ткнула кулаком в бок Ичиго, просто чтоб тот обратил внимание на неё и в принципе не расслаблялся. Парень тяжело вздохнул — в его окружении было слишком много коротко стриженных девушек с любовью к избиениям. «Спасибо, что не по голове». — Раз уж пришёл, приступай к тренировкам, — сурово сказала тренер и, прежде чем Куросаки успел спастись в раздевалках, схватила того за отворот рубашки, — только прежде я посмотрю, как ты сложен. Куросаки мысленно чертыхнулся — он совсем забыл про это, и про то, что собирался как-то спрятать шрамы на спине и груди. Теперь было уже поздно их маскировать или куда-то сбегать самому. Он нарочно медленно расстёгивал пуговицы, словно пытался отсрочить неизбежное, и, только на секунду по-настоящему сняв рубашку, сразу же спросил у девушки: — Я пойду? Айда нервно улыбнулась, пытаясь выдавить из себя ответ. О, будучи дочерью тренера, она знала всё о строении человеческого тела, а ещё кое-что понимала в шрамах. И сейчас, тщетно отводя взгляд от шрама, делящего торс Куросаки почти пополам, она никак не могла отвертеться от мысли: «Как он ещё жив?» — Да, — тихо ответила Рико, — иди. Ей не было страшно оставлять Куросаки в команде, вовсе нет. Просто она не хотела навлекать на команду беды. И если Ичиго окажется не настолько полезным, как они считали до этого, она откажет ему в месте в клубе, не поведя и бровью. Выиграть ей хотелось меньше, чем сохранить целую и сплочённую команду.