Моника смогла уснуть лишь к утру. Всё это время Джон внимательно следил за тем, как она ворочается с боку на бок в дрянной мотелевской кровати, игнорируя её уверенные протесты касательно его присутствия. Она говорила о том, как ей некомфортно спать при его взгляде, но агент Доггетт был непреклонен. По какой-то самому ему непонятной причине он не мог уйти в собственный номер, даже несмотря на то, что он находился всего через одну стену от номера Моники. Мужчина чувствовал непонятную всё нарастающую тревогу, природу которой он не был в состоянии вычленить из череды собственных путающихся мыслей.
Дождь незаметно кончился. Джон посмотрел на часы, примостившиеся на тумбочке. Они показывали без двадцати пять. Мужчина вновь перевёл взгляд на Монику. Её лицо было спокойно и даже умиротворённо. Он чувствовал смутную усталость, но, когда прикрывал глаза, не ощущал прихода сонливости. Доггетт размышлял о том видении, что ему рассказала напарница. И всё бы не выглядело столь ужасающим, если бы не запах тины, что исходил от её волос. Джон отчётливо помнил это. Словно она действительно лежала в болоте или реке, словно бы всё это происходило на самом деле… Он не хотел считать это всё явью, но эта искажённая реальность так бесцеремонно вторгалась в его логически выстроенный мир путём обмана его собственных чувств, что он был сбит с толку. И слова Моники о том, что она знает мальчика из своего видения, наводили мужчину на мысли о самых неприятных предположениях.
Рейс перевернулась на левый бок, сильнее укутываясь в одеяло.
Окончательно осознав бесплодность попыток погрузиться в сон, Джон ещё раз взглянул на женщину и вышел из номера, аккуратно прикрыв за собой дверь. На парковке было необычайно свежо. Асфальт, ещё не успевший просохнуть от дождя, хранил на себе след недавней грозы, немым знаком связывая события ночи и раннего утра. Предрассветные сумерки постепенно расступались, оставляя после себя глубокие тени среди зданий и машин. Джон поёжился, всем телом почувствовав прохладу летнего утра. Мурашки бегали везде, где только возможно. Он запоздало подумал о пиджаке, оставшемся в номере, но решил не возвращаться за ним. Внезапно его посетило острое желание закурить.
- Это что-то новенькое, - удивлённо пробормотал он, оглядываясь по сторонам. На парковке появилась парочка новых автомобилей, что говорило о новоприбывших постояльцах, которые теперь, вероятно, отсыпались в своих комнатах и совершенно не горели желанием делиться сигаретами.
Джон прикинул, следует ли начинать курить в столь серьёзном возрасте, и, решив, что это занятие не принесёт ему ничего, кроме потери времени и сил, он направился в закусочную через дорогу, над которой горела красно-зелёная вывеска, провозглашающая «всегда свежий кофе и вкуснейшие пироги во всей Вирджинии». Подобное громогласное заявление пришлось Доггетту по душе.
Трусцой, чтобы согреться, мужчина добежал до стеклянных дверей. Вывеска не лгала в одном: закусочная точно работала круглосуточно, ибо девушка за длинной натёртой до блеска белой стойкой, тянущейся вдоль всего зала, выглядела до безумия сонной. Увидев Джона, она несколько оживилась и даже немного улыбнулась.
- О, ночной дебошир! – смешливо воскликнула она. – Что ж это вам всё не спится?
Доггетт кратко улыбнулся и сел за стойку.
- Что будете заказывать?
- Чашку кофе, разумеется, - он опёрся локтями о столешницу, снял с руки часы и начал зачем-то перебирать металлический ремешок в пальцах.
Девушка пожала плечами, но принялась готовить заказ.
- Вы уж меня извините, - осторожно начала она, - но что же ночью было в мотеле?
Джон не ответил.
- Нет-нет, вы не подумайте, я не лезу обычно не в своё дело, но тут вчера был такой переполох… И ещё мне кажется, что всё, что творится в Ричмонде в последнее время, как-то связано с теми похищениями, - она перешла на шёпот.
Доггетт замер и посмотрел на девушку. Она поставила перед ним дымящуюся ароматную чашку.
- Как много вы размышляете, - сделал замечание мужчина.
- Я бы хотела стать детективом, - гордо заметила она. – Это, возможно, не так захватывающе, как быть агентом ФБР, но это точно по мне. И вот пока что учусь и тренируюсь.
- Откуда вы узнали, что я из ФБР? – Джон с интересом задержал взгляд на лице девушки. Она усмехнулась.
- Вы вчера на всю улицу кричали об этом Берту, - пояснила она.
- Берту? Это ещё кто? – он нахмурился.
- Хозяин мотеля, - она принялась натирать стойку.
Доггетт покачал головой, надел часы обратно на руку и взялся за кофе. По правде, он не особенно хотел его пить, но ситуация требовала какой-то классической детали, которой ему отчаянно не хватало. Тем более, кофе отлично заменял сигареты в деле приведения в бодрое состояние. Напиток был не таким уж плохим, учитывая, что его окружало. Да и девушка оказалась не такой уж болтливой, какой представлялась до этого. И Джон наконец немного расслабился, позволив мыслям течь в бесконечных направлениях.
Он не знал точно, сколько времени миновало с того момента, как он пересёк порог этого милого, но пустоватого заведения, но три чашки кофе спустя мужчина обнаружил, что небо за окном уже порозовело, готовясь переступить официальную черту утра. На выезде из города под первыми лучами уже переливались дорожные знаки с номерами шоссе. Доггетт решил завершить свой спонтанный кофе-брейк, но к своему неудовольствию обнаружил отсутствие бумажника в брюках. Решив, что он оставил его в номере, мужчина кратко объяснил коллизию девушке, на что та на лишь беззлобно посмеялась, и вернулся в номер Моники. Бумажник лежал в кресле вместе с пистолетом и свёрнутым в валик пиджаком. Значок оказался в самом низу. Отругав себя за подобное пренебрежение, Джон вернул экипировку на место и почувствовал прилив сил. То ли кофе начало своё действие, то ли ему так внушали уверенность его атрибуты, но, мужчина был в этом убеждён, он стал намного бодрее, нежели пару часов назад.
Моника всё ещё спала. Доггетт вдруг повиновался иррациональному порыву прикоснуться к её волосам, но задержал руку в нескольких сантиметрах от лица напарницы, лишь почувствовав её дыхание на своих пальцах. Отстранившись, Джон надел пиджак, проверил телефон во внутреннем кармане и, зачем-то захватив с тумбочки ключи от машины, вновь покинул номер. Когда купюра в пять долларов коснулась стойки, телефон резким писком ворвался в сонную тишину закусочной. Джон хмыкнул, взглянув на неизвестный номер.
- Доггетт, - быстро и привычно бросил он, складывая бумажник и придерживая трубку левым плечом. Он кивком распрощался с девушкой и вышел на улицу, перехватив телефон правой рукой.
- Это спецагент Джон Доггетт из ФБР? - на том конце послышался глухой мужской голос.
- Да. С кем я разговариваю? – Джону начинало всё меньше нравиться такое положение дел.
- Это шериф Смит. Вчера вы намеревались поговорить со мной в участке.
Джон удивлённо вздёрнул брови и убрал телефон от уха, взглянув на номер ещё раз. Затем вернул его обратно.
- Не совсем понимаю, с какого номера вы звоните, и почему в такое время, шериф.
- Мне нужно с вами поговорить, но без свидетелей. Это мой личный телефон, - голос мужчины звучал вымученно и глухо.
- Что-то не так? – напрягся Доггетт.
На том конце вздохнули.
- Если вам нужна информация о Говарде, то мы обсудим это сегодня в частном порядке и никак иначе. Больше я вам ничем помочь не смогу.
- Мне такие ультиматумы не по душе, - заметил Джон.
- Решать вам. Шерифа Смита вы ещё долго не обнаружите на работе, агент Доггетт. А вот Хэнк Смит, простой законопослушный налогоплательщик, будет не прочь с вами побеседовать через полчаса на Голливудском кладбище. Ориентир – могила Джеймса Монро.
- Как я вас узнаю? – Джон размышлял о том, что было бы неплохо записать весь будущий разговор.
- Поверьте, это не составит труда, - шериф усмехнулся и положил трубку.
Доггетт задумчиво посмотрел на телефон, рассуждая, где можно будет арендовать машину и позаимствовать карту города. На глаза ему попалась дверь хозяина мотеля.
- Как там его… Берт… - вслух вспоминал Джон, направляясь к нему.
Старик был не слишком рад, услышав от Доггетта известия о том, что он планирует задержаться в этом местечке ещё на некоторое время.
- Знаете, господин агент ФБР, - с издёвкой заметил Берт, доставая из своего стола карту Ричмонда, - мне совершенно не нужны проблемы в моём мотеле. Тут никогда ничего не происходило до сегодняшней ночи.
Доггетт скептически оглядел его.
- Вы мало того, что выломали мне дверь в номере, так ещё и планируете пользоваться всеми благами цивилизации в моём лице ещё неопределённое время!
- Спасибо за тёплый приём, - насмешливо парировал Джон. Он взял карту и спросил:
- Не знаете, где здесь ближайший прокат автомобилей?
Берт тяжело вздохнул, поправляя жилет на груди.
- Здесь нет никаких прокатов в округе. Вам следует идти в город. Или, быть может, воспользуетесь своей машиной на парковке? – он сделал ударение на последних словах, красноречиво кивнув в сторону бордового шевроле, тускло мерцающего под лучами солнца. Джон проследил за взглядом старика, но внезапно ему пришла в голову идея получше.
- Можно воспользоваться вашим пикапом? – мужчина указал на машину, стоявшую под окном.
- Разумеется, нет! – возмутился Берт. Его кустистые седые брови угрожающе сдвинулись к переносице.
- Что ж… Раз такое дело… То мне, вероятно, следует сообщить в участок о том, что у вас здесь «совершенно ничего не происходило» до прошедшей ночи, так? – Джон многозначительно наклонил голову, пристально глядя на хозяина мотеля. Тот задумался на несколько секунд, после чего раздражённо передёрнул плечами и отдал ключи.
- Где мне её хоть искать потом? – обречённо спросил он.
Джон подбросил ключи в воздух и поймал их ловким движением руки.
- Обратитесь к шерифу Смиту! Или на Голливудское кладбище.
- Это шутка такая? Эй! – Берт удивлённо проводил его взглядом.
Доггетт вышел на улицу и сел в пикап. В салоне уже было душно, несмотря на раннее утро. Мужчина снял пиджак и бросил его на пассажирское сиденье. Он сложил руки на руле и положил на них голову. Несмотря на выпитые чашки кофе и недавнюю бодрость, бессонная ночь давала о себе знать. В номере Моники было всё тихо. Джон размышлял, следует ли ему рассказать ей о звонке или лучше сначала встретиться с тем, кто представился по телефону шерифом. Мужчина не хотел оставлять напарницу одну, однако дело о похищениях постепенно заходило в тупик, и если у этого человека была какая-либо информация, её следовало достать. Рассудив именно так, Доггетт пристегнулся, завёл машину и отправился на встречу.
Когда он припарковался на противоположной стороне Юг-Гаррисон-стрит, солнце косыми лучами лизало зелёные склоны кладбища, спускающиеся к переливающейся широкой речной глади. На горизонте вырисовывалась прямая стрела моста Роберта Ли, ведущего в деловой центр города с вертикальными коробками небоскрёбов.
Джон надел пиджак, вышел из машины и подошёл к плану кладбища у центрального входа. В этот час посетителей было не так уж и много, поэтому он с легкостью скрылся от посторонних глаз среди развесистых клёнов. Могила Монро представляла из себя изящную готическую часовенку, отлитую из чугуна, тёмными гранями вырисовывающуюся на фоне слегка желтоватой листвы. Остановившись у ограды, Джон огляделся по сторонам. Вокруг не было ни души. Тогда он взглянул на наручные часы. Они показывали начало девятого утра.
Вздохнув, агент Доггетт засунул руки в карманы брюк и принялся ждать. Впрочем, долго этого делать не пришлось, поскольку с западной стороны кладбища по одной из аллей не спеша шёл в бежевом хлопковом плаще и сандалиях на босу ногу недавно почивший Говард Смит. Это обстоятельство несколько озадачило Джона. Тем временем мужчина заметил его и, осмотревшись вокруг, медленно подошёл. Вблизи стало понятно, что это не Говард, но некто, как две капли воды похожий на него.
- Хэнк Смит? – сделал предположение Джон.
- А вы агент Доггетт, как я полагаю? – мужчина достал из кармана плаща визитку с логотипом ФБР и продемонстрировал её Доггетту. Тот кивнул.
- Да уж, признаться, когда вы говорили, что я легко вас узнаю, вы знали, что имеете в виду, - протянул Джон.
Хэнк скептически на него посмотрел и убрал визитку.
- Итак, о чём вы хотели со мной поговорить? У меня не очень-то много времени, шериф.
- Не нужно никаких званий, - Хэнк предупредительно выставил вперёд ладонь, после чего обратно спрятал руки в карманы. – Я надеюсь, вы отдаёте себе отчёт в том, что я говорю с вами не как шериф этого города и не как свидетель. Я не даю никаких показаний и буду отрицать этот разговор, если вы захотите внести любую полученную от меня сегодня информацию в протоколы.
- Отличное начало, - констатировал Джон.
- Давайте начнём с того, что вы докажете отсутствие прослушки на вас, - Хэнк кивнул на карманы агента.
- Давайте вы докажете, что вы тот, за кого себя выдаёте и объясните наконец, что, чёрт возьми, здесь творится! – Доггетт раздражённо повысил голос.
Смит молча раскрыл полы плаща, под которыми обнаружилась белая футболка и джинсы, вывернул карманы, демонстрируя их содержимое, которое включало в себя телефон, ключи и какую-то мелочь. Доггетт повторил его действия.
- Итак?.. – вопросительно начал Джон.
- Скажите, Джон, вам когда-либо приходилось иметь дело со сверхъестественным? – тихо, но чётко произнёс Смит.
- Вы имеете в виду ваше феноменальное сходство с братом? – Доггетт поднял правую бровь.
- Не валяйте дурака! – поморщился шериф. – Мы с ним просто обыкновенные близнецы.
- Тогда о чём речь?
- Я вчера не стал с вами разговаривать, поскольку не знал, кто вы.
Джон хмыкнул.
- А теперь знаете обо мне всё на свете?
- Отнюдь. Но я навёл некоторые справки, что же за агентов нам сюда прислали из самого Вашингтона. И меня очень заинтересовали некоторые размытые страницы вашей биографии.
Доггетт сложил руки на груди.
- Вы пришли поговорить об этом?
- Нет. Я просто решил сначала удостовериться, что вы способны понять и поверить тому, что я вам собираюсь рассказать.
- Интригующее начало.
Смит тяжёло втянул воздух, после чего продолжил:
- Я спросил у вас, что вы думаете о сверхъестественном.
- Смотря, что вы под этим понимаете.
- Что ж, я думаю, вы знаете, о чём я говорю. Что-то доказывать не имеет смысла.
Доггетт усмехнулся.
- Разве не в этом состоит наша с вами работа?
Хэнк поморщился.
- Оставьте уже эту тему, мистер Доггетт. Это дело ни коим образом не касается нашей с вами службы. Думаю, начать стоит с того, что вы уже и сами поняли: суть того, что произошло с моим братом, кроется в гораздо более глубоких слоях понимания, нежели мы это себе можем представить.
Джон молча слушал.
- Вы уже выяснили, что это не первый случай похищения мальчиков примерно одного возраста, которых усыновили не так давно. И основание преступления здесь не в убийстве, а том, ради чего они были совершены. Кому-то нужны эти дети, но вот вопрос: зачем? Что такого в них особенного? Впрочем, вы и сами уже шли по этому пути рассуждения. Я вот что хочу сказать. Мой брат стал жертвой собственной глупости. Он полез в такие дела, которые был не в состоянии контролировать, за что и поплатился.
- Вы говорите сейчас о его работе? – предположил Джон.
- Знаете, они с Вивьен познакомились на этом самом кладбище. Она была моложе его на восемнадцать лет. Заканчивала интернатуру. Ну, знаете, как это бывает… Потом купили дом в Чёрч Хилл. Но вот беда: у них никак не получалось завести ребёнка. Говард думал, что проблема была в нём. Я сам понятия не имею, они не распространялись. А потом вдруг появился этот малыш Бобби.
- «Появился»? – переспросил Джон.
- В том-то всё и дело. Процедура усыновления заняла самые короткие сроки благодаря помощи компании, в которой работал Говард. Я пытался выяснить, как такое возможно, но он настаивал на том, чтобы я не лез в это дело. «Дженворт Файненшл», если вам что-то говорит это название, занимается в основном предоставлением различного рода финансовых услуг, трейдингом и прочим в этой области. Но я узнал, что они имеют собственную дочернюю компанию, на разработки которой уходит значительная часть бюджета. Как вы думаете, мистер Доггетт, в какой сфере ведёт разработки эта компания?
Джон нахмурился, предчувствуя неладное.
- Исследование возможностей мозга, а также иммунной системы человека. Разработка иммуномодуляторов, всяческие махинации с препаратами.
- У вас есть доказательства? – Доггетт напрягся.
- Доказательство – это мальчик, которого похитили.
- Что вы хотите этим сказать?
Взгляд Хэнка стал пристальным и пугающим.
- Это не простой ребёнок, это оружие. Он один из экспериментов этой компании, который должен был расти под надзором компетентного работника. И мой брат всё это знал. Вивьен часто звонила мне по вечерам, плакала, говорила, что с Бобби происходит что-то нехорошее. Я сначала думал, что это сказывается стресс, она учится принимать ребёнка, но нет! Потом я понял, что она говорит правду. Я сам видел, как однажды игрушки, которые висели над его кроваткой, вдруг сами сдвинулись с места и начали крутиться!
Доггетт почувствовал холодок, пробежавший по его спине к затылку. И это был отнюдь не ветер.
- Вы хотите сказать, что ребёнок обладает телекинезом?
- О, это ещё не всё! Я затем и спросил вас, насколько глубока ваша вера. Уверен, что и сам Говард в какой-то момент начал осознавать, что не всё так просто, как он предполагал, и что за всем этим стоит гораздо большее число лиц, нежели просто одна компания. Вашингтон не просто так беспокоится об этом деле, мистер Доггетт. Думаю, те, кто направил вас сюда, имеют прямую связь с главами всего этого действа. Вот почему я не хочу это обсуждать на официальном уровне. Это бесполезно. Это государственная программа, если хотите.
Взгляд Хэнка казался совершенно безумным.
Джон потёр глаза.
- Что мне мешает принять вас за сумасшедшего, мистер Смит?
Тот усмехнулся.
- Думаю, вы знаете, что я говорю вам правду. Вы можете отказываться в это верить, но дело будет идти вперёд.
- Какое дело?
- Все эти похищения… Как вы думаете, какой смысл компании устранять свои же результаты и собственных сотрудников, изымая детей? – Хэнк прищурился, глядя на Джона.
- Вероятно, потому что это делает не компания, - сделал вывод Доггетт. Его лицо помрачнело.
- Браво, агент! Бинго! – Хэнк взмахнул руками. – Вы попали в самую точку. Результаты экспериментов представляют интерес для третьей стороны. Они знают о способностях этих детей и знают, как это можно применить.
- То есть, вы полагаете, что с детьми всё в порядке?
- На счёт в порядке, не уверен. Но все они точно живы. Чего не скажешь о тех, кто решил принять их в семью. Все эти несчастные, включая моего брата, поплатились за своё незнание истинных масштабов заговора.
- Так, стоп, - резко оборвал его Джон. – Вот это уже выходит за рамки вашей теории.
Смит рассмеялся.
- Ну что вы, Доггетт. Вы сами не так уж и давно обнаружили следы этого же дела в собственном Бюро, - казалось, Хэнка веселил подобный тон диалога. Он переваливался с пятки на носок, стоя на одном месте.
Джон вновь напрягся.
- Не понимаю причину вашей осведомлённости касательно моего личного дела. И мне это не нравится.
- Я уже объяснил вам, что иначе не смог бы рассказать вам всё это. Я наслышан о том, что вы доверяете только фактам. Поэтому я пришёл сюда не с пустыми руками.
С этими словами Хэнк залез в карман плаща и что-то достал оттуда, что-то маленькое, зажатое в ладони. Джон проверил на всякий случай, легко ли выходит из кобуры пистолет.
- Не нервничайте, Джон. Я безоружен. Но вам не понравится то, что я собираюсь показать, - Смит разжал пальцы. На его ладони лежал маленький металлический предмет, напоминающий какой-то органический сплав в форме позвонка.
Доггетт дёрнулся, сделав два шага назад.
- Откуда у вас это?! – прошептал Доггетт. Его рука всё ещё лежала на кобуре, холодные углы пистолета придавали уверенность, но доставать он его не спешил, поскольку на кладбище уже появились посетители, некоторые из которых с интересом поглядывали в их сторону.
Хэнк продолжал держать переливающийся на солнце позвонок на раскрытой ладони.
- Если вам нужны ответы, забирайте это. Я думаю, вы знаете много больше меня.
Доггетт достал из кармана платок и аккуратно завернул в него предмет, спрятав в брюки. Теперь ему стало ещё более не по себе.
- Итак, вы сейчас прямым текстом мне заявили, что знаете о правительственном заговоре и о том, что меня и мою напарницу направили на это дело не просто так? – резюмировал мужчина.
Смит медленно кивнул.
- Думаю, ваша напарница и сама скоро придёт к правде. Своим путём. Я же даю вам логическое обоснование всего, что происходит. Я отдаю себе отчёт в том, что я не могу быть объективным. Я любил их всех. В конце концов, Бобби всего лишь ребёнок. Пусть и не совсем обычный. Насколько он опасен, я не знаю. Но одно я знаю точно: тот, кто убивает людей без оглядки на что бы то ни было, должен быть остановлен.
Джон убрал руку с пистолета.
- Почему именно Монро? – решил сменить тему он.
Хэнк вымученно улыбнулся.
- Брат восхищался его идеями, ну, понимаете, «поддержка свободы и человечности» и всё такое. Он не был плохим человеком, он любил свою работу и жену, делал всё для семьи.
- И поэтому принял участие в этом эксперименте? – Джон не хотел проявлять скептицизм по отношению к словам Смита, но понимал, что дело того требует.
- Полагаю, он и сам не до конца понял, что именно это было. Я и сам не понимаю. Потому и даю вам карт-бланш. Но помните, что этого разговора никогда не было. Сами решайте, каким образом у вас оказалась эта информация, если будете подавать отчёт. Но моя фамилия фигурировать там не будет, - предупреждающе заметил шериф.
- Да уж, ваша фамилия вызывает много вопросов… - многозначительно протянул Джон. – Я так понимаю, над вами тоже есть заинтересованные в этом деле люди, верно?
Хэнк ничего не ответил, только поёжился, кутаясь в плащ.
- Вы живёте неподалёку, не так ли? – предположил Доггетт.
- С чего вы решили? – прищурился Смит, но тут же оглядел себя и усмехнулся. – А, ну да. На Лейквью-авеню. Хотя какое это имеет значение?
- Спасибо, шериф, - Доггетт протянул ему руку. Хэнк долго смотрел на неё, после чего уверенно пожал и спросил:
- У вас не будет сигареты? Бросил год назад, но сегодня утром, странное дело, очень захотелось закурить.
Джон отрицательно покачал головой. Его это замечание несколько насторожило, но он оставил это без внимания. Более всего мужчину беспокоил предмет, лежащий теперь в его кармане. Он заставлял необычное дело о похищениях изменить свой разряд на очень опасное дело о заговоре.
- У меня к вам будет просьба, - Джон протянул вынутые из кармана брюк ключи от пикапа. Хэнк с удивлением взял их. – Это машина владельца мотеля, где мы остановились. Он обратится к вам.
- Вы её угнали? – Смит улыбнулся.
- Что-то вроде того, - неопределённо ответил Доггетт.
- Ну ладно. Всё это неважно. Кстати, а вон и ваша напарница, - Смит кивнул куда-то за спину Джона.
Доггетт удивлённо обернулся и увидел внизу у склона тонкий тёмный силуэт Моники, вычерчивающийся на фоне блестящей реки. Она стояла около их арендованной машины, опершись на капот и сложив руки на груди. Джон обернулся к Хэнку, чтобы спросить, кто сообщил ей о месте их встречи, но всё, что он успел заметить – удаляющаяся спина шерифа между заросших старых дорожек и белеющих обелисков и плит.
Джон проводил его взглядом и направился вниз по склону холма, приложив ладонь козырьком ко лбу. Он всё ещё не мог разглядеть лицо Моники, но уже подозревал, что она окажется не слишком-то довольной. И он был прав.
- Джон, как это понимать? – агент Рейс смотрела на него с вопросительным укором.
- Это был шериф Смит. Кстати, фамилия настоящая, - он попытался разбавить напряжение шуткой, но это не возымело никакого эффекта.
- Садись в машину, расскажешь всё по дороге, - бросила она, садясь на водительское место.
Джон удивлённо застыл.
- И куда мы направляемся? – он критически оглядел себя, отметив неудовлетворительный вид костюма.
- В городок под названием Фредериксберг, он на девяносто пятом шоссе, по пути в Вашингтон.
Доггетт сел в машину, с удивлением обнаружив на заднем сидении их сумки с одеждой.
- Я так понимаю, в мотель мы не вернёмся? – он пристегнулся и посмотрел на Монику.
- Нет. Нам здесь больше нечего делать, - она завела машину.
- Исходя из того, что мне рассказал шериф, у меня есть причины с тобой согласиться. Но как ты пришла к этому выводу? – Джон опустил козырёк, закрываясь от палящего солнца.
- Мне позвонили из больницы Мэри Вашингтон во Фредериксберге. Нашёлся похищенный мальчик, - Моника пристально посмотрела на Джона.
Мужчина замер.
- Бобби?
- Нет.
- А кто?
Она не ответила.
***
Стеклянный фасад больницы Мэри Вашингтон сиял в свете полуденного солнца. В окнах мелькали фигуры людей в белоснежных халатах и голубых масках. Захлопнув дверь припаркованной машины, Джон Доггетт поднял взгляд на здание. Оно напоминало ему один из нью-йоркских офисов, в котором работала его бывшая жена. В той, прошлой жизни, всё в городе так же сияло и переливалось, словно захлёбываясь собственной жаждой жизни. Навязчивые воспоминания вытеснило прикосновение. Это была Моника. Она сняла солнечные очки и сложила их в карман.
- Нам нужно будет понять, что происходило с этим мальчиком и почему его вернули, - тихо произнесла она. Джон заметил в её лице какую-то перемену. Оно словно стало мягче.
- Давай для начала разберёмся, нет ли здесь ошибки.
Они вошли в здание больницы. В приёмной их встретил белый кафельный пол, обрамлённый чёрной плиткой, колонны, отделанные деревянными панелями и множество пустых кресел, расставленных между ними. Одна из медсестёр за стойкой спросила, что им угодно, однако, услышав, что они из ФБР, тут же встрепенулась и указала путь к отделению педиатрии.
Пока они поднимались в блестящем серебристом лифте на второй этаж, оба агента молчали. Почему-то обоим казалось, что в настоящий момент слова – это наиболее лишнее из того, что вообще можно сделать. Найденный мальчик словно бы нарушил некую тонкую грань осознания происходящего, и теперь все ответы могли стать доступными. Или лишь добавить новых вопросов.
Когда двери лифта открылись, напарники увидели толпу медсестёр, стоящую у стеклянной стены одной из палат. Чутьё подсказывало, что им нужно именно туда. Кака только Джон и Моника подошли к стеклу, их взору открылась пугающая и пронзительная картина. В маленькой комнате окружённый множеством аппаратов и опутанный проводами на огромной больничной кровати лежал маленький бледный человечек. Более всего в нём поражало то, как он смотрел на собравшуюся за стеклом толпу: заинтересованно и совершенно без страха. Его тёмные глаза, похожие на две большие бусины, блестели из-под белого одеяла. С первого взгляда с ним всё было совершенно в порядке, но аппараты, казалось, были призваны говорить об обратном.
Джон с горечью смотрел на мальчика. Уже много лет все без исключения дети, попадавшие в опасные ситуации, страдавшие, с которыми его волей или неволей сталкивала работа, напоминали ему собственного давно потерянного сына. Мужчина осознавал, что постепенно боль становится не такой острой, что с годами его память сохраняет лишь те мгновения, когда они были счастливы, вытесняя этим ужасные картины прошлого, но несмотря ни на что, он знал, что эта боль не оставит его никогда. Она будет слабой, еле различимой, превратившейся в привычку или просто в часть жизни, но она будет с ним всегда, поскольку потеря, оставившая после себя дыру в его душе, не могла быть заполнена ничем, кроме этой всепоглощающей боли, помогающей, как ни странно, идти дальше. Доггетт размышлял о том, что пережил этот мальчик, сейчас так спокойно взирающий на них, бессильных взрослых, бывших не в состоянии ни защитить его, ни смягчить его боль.
Моника смотрела не на ребёнка, а на своего напарника. Его лицо демонстрировало гамму эмоций, которые раскрывали переживаемые им многочисленные ранящие воспоминания. Её память с кристальной чистотой хранила события почти десятилетней давности, обстоятельства их с Джоном знакомства, которые навсегда останутся с ними. Она могла узнать его при любых других условиях, но судьбе было угодно столкнуть их в такой ужасной воронке событий, чтобы много лет спустя они вот так стояли и смотрели на очередную невинную жертву того, с чем им теперь приходится бороться. Агент Рейс думала о фатализме в собственной жизни и жизнях тех, кого она когда-либо любила. Она чувствовала, что постепенно начинает в это верить, верить в неслучайность всех этих событий, не имевших никаких оценочных знаков. Её словно несло по течению медленной реки, а рядом в водоворотах появлялись и исчезали другие люди. Иногда она касалась их рук. Кто-то оставался надолго, а кого-то поглощала пучина без надежды на последующие встречи, не обращая внимание на то, что к ним испытывала сама Моника.
- Вы агент Рейс?
Моника с трудом вернулась к реальности от тягучих мыслей. Толпа медсестёр куда-то исчезла. На её месте возник приятный молодой мужчина с чёрной заострённой бородой. За стёклами его очков поблёскивали проницательные и чем-то пугающие глаза. В руках он держал белую папку. На бейдже значилась какая-то латиноамериканская фамилия, которую Моника никак не могла прочесть.
- Простите? – женщина с трудом сфокусировала на враче свой взгляд.
Он улыбнулся и повторил свой вопрос.
- Да, я Моника Рейс. Вы со мной говорили по телефону. А это агент Джон Доггетт, - она кивнула на своего напарника. Тот тоже с трудом отвлёкся от собственных мыслей и повернулся к собеседнику.
- Доктор Даниэль Приетто, - представился мужчина. – Вы, как я понимаю, приехали из-за Трэвиса? – он посмотрел сквозь стекло на мальчика. Тот всё так же спокойно наблюдал за ними.
Джон взял личное дело из рук врача и пролистал его, задержавшись на результатах осмотра.
- Доктор Приетто, скажите, здесь написано, что его доставил неизвестный сегодня ночью, но сообщили вы обо всём только утром. И ещё: тут указано, что у него нет никаких повреждений или заболеваний, но что тогда он делает в палате?
Моника нахмурилась.
- Да, действительно, его оставили на пороге больницы рано утром. Но пока мы разобрались со всем, что здесь происходило, прошло достаточно долгое время. Понимаете, агенты, я заступил на дежурство только в восемь утра. К тому времени Трэвис уже успел стать чем-то вроде местной легенды.
- Как это? – удивился Джон.
- У него нет никаких повреждений, кроме пары незначительных следов от уколов на руках, но никаких следов токсинов в анализах. Чуть завышен уровень железа в крови. Никакого истощения, следов перенесённых заболеваний… Это абсолютно здоровый ребёнок. И физически и психически. В этом-то и вопрос.
Доггетт захлопнул папку с личным делом и покачал головой.
- Это какая-то бессмыслица. Вы точно установили его личность? – мужчина посмотрела на напарницу.
- Да, сэр. Это Трэвис Уэйт. Его ДНК совпадает с теми образцами, что нам прислали.
- Но это лишено всякого смысла! – воскликнул Джон. – Зачем похищать мальчика, если с ним всё в порядке, если он самый обыкновенный ребёнок?
- Быть может, похитить хотели не его. Тот, кто за этим стоит, искал совершенно другого ребёнка и когда понял, что это не тот, кто ему нужен, вернул его. У них нет намерений навредить детям, - предположила Моника.
- Но где тогда все остальные дети? – развёл руками Доггетт.
- Их тоже могли вернуть…
- Но личность таких детей не так-то просто установить, - заметил доктор Приетто.
Джон посмотрел на него.
- К мальчику можно? – внезапно спросила Моника.
Приетто отрицательно покачал головой.
- Не думаю, что в ближайшее время это возможно.
- Но вы же сказали, что с ним всё в порядке! – возмутилась женщина.
- На этом настаивают социальные службы. Сейчас вокруг этого ребёнка сложилась непростая история. К нему никого не допускают, - объяснил доктор.
- Позвольте, но мы агенты ФБР, - возразила Рейс.
- Вам следует поговорить с представителями опеки, поскольку она вновь решает судьбу Трэвиса. Как его лечащий врач я могу сказать только одно: сейчас ему лучше сократить всяческие контакты с внешним миром, чтобы он мог вернуться в нормальное состояние. Как бы то ни было, то, что с ним произошло, не может не оставить следов. А теперь прошу прощения. Мне нужно идти к пациентам.
Доктор Приетто развернулся на каблуках и исчез за поворотом коридора.
Агенты остались в коридоре вдвоём под неотрывным взглядом мальчика из-за стекла.
Моника повернулась к Джону.
- Тебе не показалась его реакция странной?
Мужчина кивнул.
- Что-то здесь нечисто. Он не упомянул о камерах наблюдения и о том, кто на них запечатлён. Не мог же ребёнок сам появиться на пороге больницы.
Агенты на некоторое время замолчали, глядя на рассматривающего их ребёнка. В какой-то момент тому это действие надоело, и он отвернулся, принявшись возиться с одеялом.
- Он не выглядит больным, - тихо заметила Моника.
- Кто знает, что было с этим мальчиком, и что ему ещё предстоит, - вздохнул мужчина.
- Ты о чём?
- Я читал его личное дело, Моника. И знаешь, что там было? Его биологические родители погибли в автокатастрофе. Не удивлюсь, если подстроенной. Родственников нет, кроме дальних, которые от него отказались. Потом усыновление. Новая любящая семья, которую постигла практически та же участь… И теперь он вновь никому не нужен. Разве в этом есть что-то правильное, что-то логичное, что-то справедливое? – Джон горько вздохнул.
Женщина подошла к нему и заговорила:
- Я не знаю, если ли во всём, что с ним, с нами или с кем бы то ни было ещё происходит, какой-то смысл или, как ты выразился, справедливость. Может быть, всё это лишь череда случайностей, иногда роковых, а иногда кем-то подстроенных, но кажущихся нам случайностями. Но глядя на этого мальчика, я понимаю лишь то, что нам следует остановить того, кто с ним это сделал. Чтобы хоть какая-то часть этого хаотичного мира приобрела логическое объяснение.
Джон улыбнулся.
- От кого я слышу о логике!
- Вера не противоречит ей, - внезапно заметила женщина. – Не думай об этом мальчике как о ребёнке, который подвергся страданиям, Джон.
- А как мне о нём думать? – он посмотрел на папку в своих руках.
- Без отсылок к своему прошлому. Вот так. Я не смогу никогда прочувствовать до конца ту боль, которую ты испытываешь, потому что я не имела и не теряла ребёнка, но если ты думаешь, что закапывая эту боль в глубину, скрываясь от всех, ты делаешь лучше и себе и другим, то ты ошибаешься.
- Я просто стараюсь быть хорошим агентом и выполнять свою работу. А личные драмы не способствуют этому.
- Как знать. Может быть, именно то, что заставляет нас страдать, даёт стимул спасать других.
- Ты теряла кого-нибудь, кого безумно любишь? – вкрадчиво спросил Джон, глядя на напарницу из-под полуприкрытых глаз.
Она ответила ему пронзительным взглядом.
- Мне иногда кажется, что теряю.
Они некоторое время молча смотрели на мальчика. Почему-то его присутствие успокаивало обоих агентов, словно создавая мостик между мятежной и неясной ситуацией, в которой они оба находились, и тем миром, где дóлжно было обитать этому юному существу.
Доггетт вставил папку в подставку на стене и подошёл к Монике.
- Знаешь, - он улыбнулся уголками губ, - мне кажется, ты будешь хорошей матерью, - внезапно выдохнул он.
Она удивлённо, но благодарно взглянула на напарника.
- Почему ты так думаешь?
Он пожал плечами.
- Просто чувствую.
- Ого! От кого я слышу о чувствах! Это же противоречит логике, агент Доггетт, - она насмешливо взглянула на него.
Джон усмехнулся и засунул руки в карманы. Его пальцы наткнулись на предмет, завёрнутый в платок. Улыбка тут же соскользнула с лица мужчины.
- Что такое? – обеспокоенно спросила Моника.
- Я кое-что не рассказал тебе о разговоре с шерифом.
- И что же?
Вместо ответа Доггетт достал металлический предмет и продемонстрировал его напарнице. Рейс с отвращением сморщилась.
- Это то, что я думаю? – она осторожно коснулась предмета.
- Боюсь, что да. И это мне отдал Смит, не объяснив, откуда он это взял. Но я так понимаю, что это вновь возвращает нас к старому делу.
- И ты всё это время держал у себя в кармане
это? – она неодобрительно взглянула на Джона. – Мы понятия не имеем, как это работает!
- Ну, я жив, как видишь. Эта штука получает свою силу, когда находится внутри носителя, солдата, как я понял. Сейчас же она в каком-то состоянии сродни анабиозу. Но я до сих пор не понимаю, как всё это связано с похищениями детей, - Доггетт сложил предмет обратно в карман.
- У меня есть теория, но она тебе не понравится, - Моника перевела взгляд на мальчика за стеклом. Он уснул.
- И что же это за теория? – Джон размял шею, чтобы хоть как-то взбодриться. Он чувствовал, что скоро потеряет сознание от усталости. Ему срочно необходим был сон.
- Думаю, нам следует вернуться в Вашингтон как можно скорее. Как только будут результаты вскрытия, можно будет всё обсудить со Скиннером.
- Со Скиннером? – Доггетт нахмурился. – Как это его касается?
- К сожалению, это касается всех нас, - загадочно ответила Моника.
Джон не стал спорить, лишь заключил:
- Но прежде, чем уехать, думаю, нам всё же следует изъять записи с камер видеонаблюдения.
- Да, пожалуй, ты прав.
Они ещё раз вместе взглянули на мальчика, после чего направились к лифтам.
***
Закатное солнце пробивалось в душный кабинет через приоткрытые жалюзи. Его розоватое свечение превращало все предметы в некое подобие стилизованной театральной кулисы, за которой скрывалось нечто интригующее. Всё хранило некий покой и молчаливую умиротворённость в самом своём существе. Кожаные кресла, диван, стулья, шкаф с папками, стол, листы бумаг, две ручки, небрежно брошенные сверху, очки, футляр для очков, портфель, прислонённый к боковине стола – эти вещи подразумевали под собой загадочное всё. Оно было так знакомо за годы работы в этом кабинете Уолтеру Скиннеру, что в какой-то момент стало с ним единым целым.
Каждый день проходил словно призрак предыдущего, стены и предметы помнили об этом. Они являлись молчаливыми памятниками тому, что происходило с ним постоянно, неизменно, вечно. Это напоминало какое-то немое сумасшествие. Или род им самим выбранного счастья. Он пока что не решил. Точнее, он понимал, что решения просто не существует. Будет работа. Работа. Работа. Мужчина совершил свой привычный ритуал действий, состоящий в проверке цельности каждой из деталей собственного кабинета, собрал свои бумаги, закрыл дверь на ключ, попрощался с секретарём, заметившей, что он сегодня необычно рано покидает своё рабочее место, и прошёл по длинному знакомому до боли, до дрожи, до хруста коридору к лифту. Стальные двери приветственно и безлико раскрылись, пропуская его внутрь кабины. Следом вошли ещё несколько человек. Кто-то даже поздоровался с ним, но Уолтер уже этого не замечал, автоматически кивая в знак уважения. Или пренебрежения. Это он ещё тоже не решил.
Ему внезапно вспомнилось одно очень старинное и очень странное событие, которое случилось в этом самом лифте лет пять назад. Тогда Скалли, метущаяся в сумасшедшем поиске пропавшего где-то в очередной раз Малдера, в порыве благодарности впилась в его губы за то, что он дал ей те дурацкие координаты. От этих воспоминаний на лице Скиннера заиграла лёгкая улыбка, которая вызвала недоумение на лицах находящихся вокруг людей. Но ему было плевать. В конце концов, всё это формировало его, составляло его личность и теперь уже стало неотъемлемой частью Уолтера Скиннера.
В гараже было по обыкновению пусто. Машины недвижно замерли, каждая на своём месте, в ожидании своих хозяев на сегодняшний вечер. Скиннер задумался над тем, куда бы он хотел сегодня отправиться. Вечер ещё не был окончен, а знакомый ресторанчик, где его однажды чуть не убили, как раз по четвергам подавал его любимый и такой отменный травяной чай. В этот самый обыкновенный вечер хотелось чего-то такого же простого и лёгкого. Мужчина рассудил, что это решение будет самым наилучшим, и с заметно взлетевшим настроением сел в машину, бросив портфель с бумагами на соседнее сиденье. Задумавшись над собственным внешним видом, он взглянул в зеркало над ветровым стеклом. В отражении на него смотрел мужчина средних лет, уже приближающийся к грядущему порогу старости. Вид у него был несколько более уставший, нежели он предполагал. Скиннер тряхнул головой, поправил очки на переносице и, пристегнувшись, щёлкнул ключом зажигания.
Один светофор, второй. Поворот. Ещё один. Несколько кварталов на запад. И вот та самая неприметная вывеска, к которой он так часто приходил в минуты раздумья. Только сегодня эту будет не кофейный марафон или алкогольная сиеста, а обычный душевный чайный вечер. От этой мысли Скиннер ещё более приободрился. Заглушив двигатель, он улыбнулся сам себе в зеркале и вышел из машины. Внутри его встретил всё тот же классический дубовый интерьер, витые венские стулья, знакомый запах выпечки и разнообразных приправ. И с каждой выпитой чашкой, которые наполнялись им из большого белого чайника с причудливо изогнутой ручкой, мир вокруг становился всё лучше. Он и сам не мог понять причину столь разительных перемен. То ли взгляд менялся, то ли мир и вправду мог преображаться.
Расплатившись и вернувшись в машину, Уолтер на минуту задумался о том, чтобы позвонить Шэрон. Без всякого повода. Узнать, как у неё дела. Они ведь столько уже не общались. Просто не было времени или желания. А тут оно совершенно неожиданно появилось. Причём, и первое, и второе сразу. Чудеса, да и только. Скиннер достал телефон из внутреннего кармана пиджака и зашёл в контакты. Её номер он отыскал быстро, но в самый последний миг что-то его остановило от того, чтобы всё-таки позвонить. У неё уже давно была своя жизнь. У него тоже. Так к чему нарушать этот равновесный устоявшийся порядок, когда каждому хорошо? Или хотя бы сносно.
Светофор. Теперь почти все они зелёные, поскольку уже поздно. Чем чёрт не шутит, можно и разогнаться. Скиннер не был пьян, но чувствовал себя опьянённым каким-то сардоническим ликованием, когда, вдавливая педаль в пол, он мчался по мосту Уильямса Младшего. Из динамиков играл Трейси Эдкинс, сводя с ума своей энергией и драйвом. И уже несколько минут спустя шокированные водители со встречной полосы наблюдали как заместитель директора ФБР, высунувшись из окна своего автомобиля по грудь и придерживая руль правой рукой, кричит что-то совершенно невразумительное в небо.
Звуки полицейских сирен несколько отрезвили Скиннера и заставили принять верное водительское положение. Ему совершенно не хотелось расставаться с правами, пусть и в столь обыкновенно-необыкновенный вечер. Впрочем, до дома он добрался без особенных приключений. Это обстоятельство даже радовало мужчину. Он оставил машину на подземной парковке, взбежал по лестнице на свой этаж, игнорируя лифт, и остановился перед дверью собственной квартиры, задыхаясь и осознавая, что уже недостаточно молод для таких марафонов. Шутка ли – семнадцатый этаж!
Тишина и темнота. Темнота и тишина. Эти два неизменных спутника верно ждали его каждый вечер в просторной новой квартире. И он всегда был готов к встрече с ними. Но не сегодня. Уолтер размышлял о том, что бы хотел увидеть в последние истекающие летние часы. И придумал. Он вытащил из гостиной на балкон объёмное кресло и упал в него, наслаждаясь зябкой прохладой летней ночи. На часах уже миновала полночь, а над Вашингтоном блестели незаметные при первом взгляде звёзды.
- Здравствуй, осень, - тихо произнёс Скиннер, глядя на город. Тот ответил молчанием.
