Laus Deo

День только начинался. Последний день Уолтера Скиннера в стенах больницы имени досточтимого Джорджа Вашингтона. Из трёх недель, проведённых здесь, заместитель директора помнил от силы половину. Лишь в последние несколько дней он смог окончательно восстановить потерянные отрывки мыслей. Вся эта больничная рутина погружала его в липкий и холодный ужас. В тот момент, когда (как он теперь это уже осознавал) Скиннер получил этот удар от собственного организма, он не думал о том, на что это могло быть похоже. Но сейчас у него было достаточно времени поразмыслить над этим. В конце концов, мужчина определил для себя это состояние как после артналёта во времена его далёкой юности: он словно стоял посреди того тропического леса, оглушённый и не ощущающий своего тела. А потом, когда земля собралась поглотить это самое тело, свет вырвал его электрическим разрядом. Как только его кровяной насос не сгорел, он и сам не мог понять. Врачи в один голос утверждали, что он родился в рубашке, он же отшучивался, что это была не рубашка, а скорее гавайская майка. Они говорили о быстром восстановлении, даже удивительно быстром для его возраста, о необходимости реабилитации, которая всё должна привести в норму. Он изредка кивал в знак согласия, пил белые, жёлтые и красные пилюли, который неизменно оказывались на столике около больничной кровати на завтрак, обед и ужин. И всё шло своим чередом. До этого дня. Скиннер сидел на кровати в брюках и майке и пытался застегнуть пуговицы надетой поверх майки рубашки. Последнюю предусмотрительно привезла Шэрон сегодня утром. Мужчина помнил, что купил этот банальный предмет гардероба на распродаже в одном из сетевых магазинов неполных два года назад. Второго октября. В обеденный перерыв он вышел за сэндвичем и зачем-то завернул в отдел одежды. Рубашки лежали на полках между поясами и галстуками. Галстуков было семнадцать видов. Скиннер резко зажмурил и открыл глаза. Его предупреждали об этом. Кратковременная память ухудшилась. Он смутно помнил события последних недель, но то, что происходило с ним раньше, вдруг вырисовалось так чётко, так объёмно, со всеми деталями и ответвлениями событий, что думать об этом становилось физически больно. Пуговица тем временем не поддавалась. Раньше Уолтер проделывал эти манипуляции практически каждое утро без каких-либо минимальных препятствий. Сейчас же он чувствовал себя калекой. Мужчина бросил бесполезные попытки попасть пластиковым кружком пуговицы в петлю и вытянул ладони перед собой. Руки пробирал заметный тремор. Скиннера охватило что-то сродни панике. Он опёрся на колени и несколько раз глубоко втянул ртом воздух. Кислорода в палате было предостаточно, но это не спасало. Мужчину начало мутить. На его лбу выступили крупные капли пота. Сзади раздался мягкий звук отъезжающей в сторону стеклянной двери. Он медленно обернулся, стараясь скрыть своё состояние. На пороге палаты стояла Шэрон. В руках у неё была папка с историей его болезни. Улыбка, играющая на лице женщины, исчезла при взгляде на бывшего мужа. Она бросила папку в кресло в углу и подбежала к нему. - Уолтер, ты в порядке? – она обеспокоенно положила руки ему на плечи. Он вернул самоконтроль, вздохнул и поднялся с кровати, мельком бросив взгляд на включённый без звука телевизор, где крутили какую-то старую ленту в жанре нуар. - Всё хорошо. Нет поводов для волнения. Побочное действие лекарств, - отмахнулся Скиннер и вновь попытался застегнуть пуговицы. Ему даже удалось справиться с тремя нижними, но дальше дело окончательно и бесповоротно заглохло. Шэрон покачала головой. - Дай сюда, - с этими словами она убрала его ослабевшие руки от мучимого предмета одежды и принялась ловко застёгивать пуговицы. В этот момент дверь вновь отъехала в сторону, пропуская в палату тех, чьё появление вызвало у Скиннера гамму эмоций. Он замер, потом нервно усмехнулся и вдруг покраснел. И всё это заняло доли секунды. Джон был озадачен подобной реакцией бывшего шефа, в чём, впрочем, его единогласно поддержали Моника и Шэрон. Первым из ступора вышел Уолтер, сделал неловкий, но решительный шаг назад и, вероятно, от стресса мгновенно застегнул оставшиеся пуговицы. Галстука, лежащего на кровати, касаться он не смел. Да и пытаться не хотел. - Мистер Скиннер, мы рады, что вы пошли на поправку! – воскликнула Моника. Это несколько сгладило неловкость. - Я позову доктора Питерсена. Он должен отдать бумаги на подпись, - пояснила Шэрон и тихо вышла, кивнув вновь прибывшим агентам. Доггетт осмотрел Скиннера с ног до головы и вдруг, в два широких шага преодолев разделявшее их расстояние, обнял его. Кажется, впервые за всё время их знакомства. - Агент Доггетт, что за приступы неконтролируемой и агрессивной нежности, - шутливым тоном отозвался Скиннер, похлопав Джона по спине в знак принятых объятий. Голос его звучал удивительно сильно, несмотря на болезненный внешний вид и некоторую общую заторможенность. Доггетт отпустил начальника и отошёл на шаг назад, кратко улыбнувшись. - Думаю, Джон таким образом выразил свои мысли по поводу вашего отсутствия всё это время, - усмехнулась Моника. - Насколько я слышал, вы спасли мне жизнь. Похвально, - то ли в шутку, то ли всерьёз произнёс Скиннер. В комнате повисло молчание. - Расслабьтесь, агенты. И спасибо, - Уолтер медленно сложил галстук и опустил его в сумку с вещами, стоявшую тут же на кровати. - Почему без звука? – Моника кивнула на телевизор, мерцающий в углу над их головами. Скиннер прищурился. - Это крутят уже в четвёртый раз. Ирония, разумеется, в том, что это про коммуниста в ФБР. Название вряд ли вспомню, но я точно его смотрел не единожды. Мне кажется, работа меня никогда не отпустит. Даже в аду. Хотя какой к чёрту ад! – оптимистично закончил он свою речь и застегнул молнию сумки. Это всё потребовало слишком много энергии. Мужчина сел на кровать, и из его груди вырвался непроизвольно тяжёлый вздох. - Как вы себя чувствуете, сэр? – Джон нахмурился. - Живым, - Скиннер пожал плечами. – Как дело? Мой кабинет уже занят, как я полагаю? Моника и Джон переглянулись. - Если честно, мы в тупике, - Доггетт провёл рукой по волосам. – Все наши зацепки приводят в никуда. - Можно поподробнее? - Сэр, при всём уважении… - вступила в разговор Моника. - Что? – он резко поднял взгляд на женщину. - Вы ведь вернётесь к делам не завтра, - аккуратно продолжила она. Уолтер усмехнулся. - Ах, да! Меня уже сбросили со всех счетов, пинком под зад вышвырнули из Бюро. Отлично! – он раздражённо сжал кулак, но где-то в груди нечто настойчиво бунтовало против этого действия. - Вы неправы, - возразил Джон. - У меня к вам вопрос, агенты, - внезапно хладнокровно произнёс Скиннер. – С чего это вы вдруг стали такие покорные? Муштра «новой метлы»? – с издёвкой закончил он. Джон вздёрнул бровь и сложил руки на груди. - Мистер Скиннер, держите себя в руках. Это не игрушки. Сейчас стоит на кону ваше здоровье, - нравоучительно произнёс он. Скиннер скривился от его слов. - До чего казённо, агент Доггетт. У меня зубы сводит. Я хочу знать каковы расклады. Для начала: кто занял мой кабинет? - Кёрш, - кратко ответила Моника. В её глазах возрастало беспокойство. Казалось, Скиннер ждал другого ответа. - Его вернули? – он был озадачен. Но агенты не успели ответить: на пороге палаты появился доктор Питерсен, приведённый Шэрон. Он казался чересчур молодым. На вид этому высокому, даже долговязому, человеку в болтающемся на непропорционально широких плечах халате, вряд ли можно было дать больше двадцати пяти. Тем не менее, его светлые глаза, прячущиеся под слегка опущенными веками, выдавали слишком большой опыт для этих лет. В руке он держал бежевую картонную папку с бумагами на подпись. Следом за врачом вошла сама Шэрон. Несмотря на свой внешний вид, доктор Питерсен был исключительно бодр в своих телодвижениях. - Здравствуйте, - он кивнул агентам и подошёл к Скиннеру. – Итак, полагаю, вы прислушаетесь к моим рекомендациям в полной мере. Надеюсь встретиться с вами в будущем году и увидеть результаты проделанной нами работы, мистер Скиннер. Все контакты я оставил вашей жене, а теперь осталось только подписать эти бесконечные бумажки. Джон и Моника, не сговариваясь, хмыкнули. Столь энергичный напор этого человека выглядел одновременно комично и в некоторой степени отрезвляюще. Все присутствующие попали под воздействие его необычной манеры. - Да, да… - рассеянно пробормотал Скиннер, забирая из рук Питерсена бумаги. Когда Уолтер открыл бежевую папку, его захлестнуло сразу несколько чувств. Все смотрели на него в этот момент. Но он не мог оторвать взгляд от белого листа с чёрными, хорошо пропечатанными буквами. Перед его глазами строчки плыли и превращались в слова приказов и рапортов. И он знал, что это всё лишь игра воображения. Но беспокоило мужчину совершенно не это. Он внезапно понял, что просто не может сжать ручку так, чтобы рука не скакала по всему листу, оставляя корявые линии, будто перо пустилось в пляску Святого Вита. - Что-то не так, мистер Скиннер? – участливо спросит доктор Питерсен. - Всё великолепно, - выдавил из себя Уолтер, взяв ручку. В этот момент он остался один на один с собой. Отныне ему придётся долго и трудно отвоёвывать то, что когда-то давалось естественно и легко. А это ведь только начало пути. Он выдохнул, сосредоточился и поставил заветный росчерк. - Там ещё на обратной стороне, - донёсся голос доктора словно сквозь пелену. Скиннер замер. Ад был белым как снег, как лист, разверзшийся перед ним, и требовавший жертву в виде капли чернил, причудливо выведенных в знак. И он отдал ему эту жертву. - Что ж, благодарю. Теперь вы можете быть свободны… Он не слышал, что было дальше. Кажется, Питерсен давал ему какие-то настойчивые советы или указания. Говорил о важности реабилитации, о пройденном пути к выздоровлению, о том, что он уже позвонил в какой-то центр в Вермонте, где его, Скиннера, примут с распростёртыми объятиями, как всё удачно складывается в его кардиограмме. И ещё множество вещей, которые запоминала Шэрон. В последние недели (так уж случилось) Уолтер полностью положился на неё. У него и выбора особенного не было. Он не хотел думать, с какими проблемами это может быть связано, почему и как всё происходит. Но без неё он бы точно не справился. Он был не один. Он давно не чувствовал это «не-одиночество». Он значительно сдал. Он устал. Через полчаса они уже входили в его квартиру на семнадцатом этаже отличного жилого комплекса, где всё было подчинено комфорту и простой элегантности. Глядя на свою белоснежную кухню-гостиную, мужчина впервые подумал о том, как она пуста и безлика. О нём, об Уолтере Скиннере, «Орле», пехотинце, любителе пробежек, страдающем запорами души и тела, здесь ничего не говорило. И впервые это не радовало его, а пугало. Умри он (неважно когда: тогда, в кабинете, от приступа, от выстрела во время расследования, или же здесь и сейчас), и ничего не осталось бы. Шэрон прошла в спальню и оставила там сумку. - Не стесняйтесь, - Скиннер пригласил жестом руки напарников в квартиру, сам же медленно пересёк гостиную и вышел на балкон. Джон и Моника огляделись по сторонам. Их заставила застыть необычайная пустота квартиры. Выйдя из оцепенения, Джон обратил внимание на несколько чемоданов в углу. - Вы куда-то уезжаете? – спросил он, выйдя следом за Скиннером на балкон. Моника вскоре присоединилась к ним. Они стояли втроём на фоне поглощённого серой осенней дымкой большого города. Три оплота в том деле, которое с каждым временным витком казалось всё более безнадёжным, и каждый почему-то закономерно терял нить, которой следовал, да и саму цель терял из виду, незримо для других и так постепенно для самого себя. - Доктор Питерсен порекомендовал пройти трёхмесячную терапию в реабилитационном центре в Висконсине у его знакомого кардиолога. Что ж, - Уолтер пожал плечами, - всё равно в Бюро я сейчас вернуться не могу. А дома я просто свихнусь. Лучше отправиться туда, где такие же, как я, старики пытаются вернуть себя в строй, - он отвернулся от своих собеседников и смотрел на город. Моника поёжилась и закуталась плотнее в плащ. На такой высоте гулял ветер, пробирающий если не до костей, то до мозга точно. Ей казалось странным, что Скиннер этого не чувствует. - Это Брэд Фоллмер, сэр. Чёртов Брэд, мать его, Фоллмер, - медленно, словно чеканя слова, произнёс Доггетт. Несмотря на сквернословие, в его тоне не было и намёка на злость. Он казался хладнокровным. Плечи Уолтера судорожно дёрнулись. Не оборачиваясь, он глухо спросил: - Второе имя? Моника сделала шаг вперёд и нахмурилась: - Откуда вы узнали? Вместо Скиннера ответил Джон. - Спендер. Мы встречались с ним около двух недель назад. Он обещал помочь нам с делом. Он знает гораздо больше, нежели мы. Я уверен в этом. - С тех пор он не выходил на связь? После вашей встречи? - Нет, сэр. Уолтер развернулся. Он был бледен как колонна, на которую он опирался правой рукой. Капюшон его куртки, вывернутый ветром, смотрелся странно и нелепо. - Думаю, вас отстранят от дела очень скоро. Поскольку вы вышли на след. - Какой след? – возмутился Джон. – Мы абсолютно погрязли во всём этом. - Вот именно. Отныне у вас нет возможности выйти из игры. – Он перешёл на шёпот. – А теперь серьёзные вещи. У меня в вещах нет того позвонка, что вы мне отдавали до всей этой истории. Шэрон абсолютно точно его не могла найти или забрать. Следовательно, он всё ещё в моём кабинете. Я закрыл его в верхнем правом ящике стола. Доггетт хмыкнул. - Вы толкаете нас на должностное преступление? Скиннер тяжело вздохнул. - Мне очень тяжело вести столько долгие светские беседы, Доггетт, – его голос звучал раздражённо. – Прекратите строить из себя мебель! Иначе на кону будет стоять кое-что побольше одного дела. На балкон заглянула Шэрон. Поджав губы, она оглядела всех троих и произнесла: - Я нашла у тебя только консервы. Если вы хотите пообедать по-человечески, нужно сходить в супермаркет. - Я не голоден, - устало пробормотал себе под нос Скиннер и нетвёрдой походкой зашёл в квартиру, слегка задев приоткрытую дверь. - Аналогично, - Моника вежливо улыбнулась. Шэрон кивнула в знак понимания. - Нам, пожалуй, пора, - осторожно произнёс Джон. Все трое вернулись в гостиную. - Я останусь с ним на несколько дней. Но… - Шэрон подошла к своей сумочке, стоящей на барной стойке, которая разделяла комнату, и извлекла из неё карту-ключ. – Это на тот случай, если… - Она запнулась и уже молча протянула Доггетту карту. Мужчина принял её, повертел в руках и спрятал в карман. - На какой случай? – зачем-то переспросила Моника. - Мы уезжаем завтра днём. Самолёт в три часа. Я… Я надеюсь, что всё пройдёт успешно, и он сможет вернуться к Рождеству сюда. - А нужно ли ему это? – задал риторический вопрос Доггетт. - Вы останетесь с ним сегодня? – Монику не отпускало беспокойство за Скиннера. Что-то в его поведении казалось ей очень уж обречённым. Из-за этого волнения она не обратила внимания на то, как двусмысленно прозвучал её вопрос. Впрочем, эта кажущаяся двусмысленность не была никем замечена и растворилась в повисшей на несколько секунд тишине. - Нет, - Шэрон отрицательно покачала головой, сопроводив этот жест виноватой улыбкой. – Мы договорились, что я заеду за ним в полдень. Ещё раз спасибо вам за всё. - Большую часть всего взвалили на себя вы, - парировал её комплимент Джон. – Я лишь спас ему жизнь, - шутливо добавил он в конце. Шэрон улыбнулась ещё раз. Попрощавшись с ней, Джон и Моника покинули пределы владений Скиннера. Они ехали в лифте молча, долго и плавно. Каждый думал о своём, но в мыслях обоих неизменно присутствовало чувство обволакивающего страха. Каждый видел, как дрожали руки их начальника, когда он подписывал бумаги, когда он пытался справиться с пуговицами на рубашке, как было неестественно напряжено его тело во время разговора на балконе. Всё красноречиво противоречило той силе, которую они привыкли видеть в этом человеке. Вот, что было поистине страшно. И это знали оба.

***

В обед офис, по своему обыкновению, становился полупустым. Это было любимое время агента Джона Доггетта. В такие минуты он чувствовал себя немного свободным. В пределах той роли, которую он выбрал сам. Обычно в этот дневной размеренный час он закидывал ноги на стол, а руки скрещивал за головой, откидывался на спинку хлипкого и постоянно крутящегося кресла и наслаждался созерцанием тишины. Именно созерцанием, поскольку он был достоверно убеждён, что звук такая же плотная и осязаемая субстанция, как и любая другая. Да и как можно было мыслить иначе, когда каждый день он возвращался в офис, где гудел улей из двух дюжин человек? Вот и Доггетт принимал это за свою веру. Но когда наступал этот сладостный час спокойствия, мужчина избавлялся от оков этой идеи. Он каждый раз удивлялся, почему никому в голову не приходило (неужели нет больше ни одного такого же дурака, как и он?) остаться в пустом офисе и насладиться тишиной. Но шли недели, месяцы, а никто так ни разу и не остался с ним один на один в этом месте в это время. Может, секрет заключался как раз в том, чтобы остаться один на один? Джон не имел ни малейшего понятия. Так было обычно. Но в этот раз от привычного отдыха его отвлёк короткий и звонкий сигнал компьютера. Сначала Доггетт даже не придал никакого значения звуку. Но в тот миг, когда нейроны его мозга наконец доставили импульс и информация оказалась обработана сознанием, он резко скинул ноги со стола и, схватившись руками за его край, притянул себя вперёд. На экране мерцало уведомление об одном непрочитанном сообщении в его электронном ящике. Это мог быть только один человек, сигнал от которого он ждал так долго. Джон нажал на письмо. «Материалов недостаточно Со Смитами история подозрительная. «Дженворт Файненшл». Ричмонд?.. P.S.: Железная руда – Мичиган». Несколько странных слов, больше напоминающих шифровку, заставили Джона обхватить голову руками в растерянной задумчивости. В такой позе его и застала Моника. - Ты вновь не будешь обедать? – весело спросила она, заглядывая сверху вниз в его компьютер. Её руки были заняты сэндвичем и бумажным стаканчиком, прикрытым крышкой. – Кстати, это тебе, - она протянула всё это мужчине. Он поднял на неё удивлённый взгляд. - Моника? Когда ты пришла? Она вздохнула. - Да уж минут десять как! Ты сидел всё это время и смотрел на потолок. А потом тебе пришло письмо по электронной почте, ты сорвался его читать и не заметил, что я тут сижу. Обедать будешь, говорю? – тоном наставника проговорила она. Доггетт оценил предложенную снедь и спросил: - А что в стакане? - Зелёный чай с жасмином. - Воу! – он усмехнулся. – Чай давай. А сэндвич не хочу. Поешь сама. Ты ведь тоже без обеда? Моника не ждала более ни минуты и радостно откусила большой кусок. - Можешь не отвечать, - мужчина покачал головой. Женщина завершила свою трапезу в рекордно быстрое время и взглянула на чай в руках Джона, от которого тот успел отпить лишь пару глотков. - Можно? – молящим тоном спросила она, сложив руки. Доггетт махнул рукой. Моника радостно кивнула. - Так что у тебя там? Мужчина вздохнул. - Мне пришёл ответ от Спендера. Агент Рейс удивлённо посмотрела на напарника. - По почте? Откуда он узнал твой адрес? Доггетт отодвинулся от стола и закинул ногу на ногу, принявшись барабанить по колену пальцами правой руки. - А вот это очень хороший вопрос, Моника. Но перейдём к сути, - он указал рукой на экран. Моника быстро пробежала глазами все строки. - Что-то невразумительное, если честно, - пробормотала она. - А что ты ещё ожидала от нашего разговорчивого друга? Но всё же тут есть интересные детали. Что здесь главное, как ты думаешь? Она чуть наклонила голову, размышляя. - Зачёркнутый «Ричмонд»? Мичиган? Руда? – излагала догадки Рейс. Джон хлопнул рукой по столу. - Бинго! - Я права? - Не совсем. Моника сложила руки на груди и сердито уставилась на напарника. Прядь тёмно-каштановых волос упала ей на глаза, но женщина этого не заметила. - Ну? - Всё это, конечно, важно, но по отдельности – ничто. Дженворт Файненшл. То, о чём мы совершенно забыли! Нужно вновь попытаться туда попасть. Каким угодно способом. Я чувствую, что там и будут ответы на наши вопросы. - Предположим, - осторожно произнесла Моника. – Но причём здесь железная руда? - Понятия не имею, - он встал. – Может быть, её используют как материал для оружия. Рейс нахмурилась. - Какого оружия? Не сабли же там с мечами куют, в этой современной лаборатории! – она засмеялась. - Разумеется, не сабли и мечи. И даже не пушки отливают, если тебя это интересует, - сыронизировал он. – Но одно я знаю точно: как угодно, но нам нужно попасть в эту компанию, чтобы проверить документы и понять, что там происходит. Доггетт застегнул пиджак. - Ты предлагаешь сделать это прямо сейчас, что ли? – недоверчиво спросила Моника. - А когда ещё выпадет такой шанс? Болтона нет, Кёрш вместе с директором в Лос-Анджелесе… Мы предоставлены сами себе. Да и потом… - Джон щёлкнул пальцами, будто ему пришла в голову новая мысль. – Одобрит ли бухгалтерия наши бесконечные наезды по соседним штатам? - Но теперь мы пойдём туда вместе. Они умеют неплохо держать оборону, - Моника с грустью посмотрела на упаковку от сэндвича. Пообедать по-человечески ей не представлялось возможным уже достаточно давно. Но она ведь всегда знала, на что подписывалась. - Я хочу ещё заехать… - начал мужчина, но в этот момент телефон в его кармане глухо пискнул. Моника заинтересованно взглянула на напарника. Он достал мобильник и посмотрел на два слова, чернеющих на маленьком сером экранчике. «Дженворт Файненшл». По спине Доггетта пробежал холодок. Это был тот самый номер, который ему оставил Джеффри. Зачем ему было дублировать своё же сообщение? - Что-то случилось? – как сквозь вату до Джона донёсся голос Моники. Он поднял на неё растерянный взгляд, но тут же справился с замешательством: - Нет. Глупая реклама. Надо бы разобраться в сотовой компании, - он нервно улыбнулся. Джон не знал, почему не сказал ей правду. Это было секундное решение. Он чувствовал некую важную загадку, скрытую за тем, кто отвечал ему на том конце электронной сети, которую он мог разгадать прямо сейчас только если оставит всё в тайне. И эта тайна манила его. Если то письмо было не от Спендера, то от кого? Письмо, впрочем, приходило не впервые. Он не мог сказать напарнице, что на обратной стороне той записки с номером мобильного находился и этот электронный адрес. Доггетт тогда закономерно решил, что это второй возможный путь связи с их новым временным союзником. Но теперь оказывалось, что эти недели Джон общался с кем-то на том конце, кого даже не знал. Он отправлял ему отсканированные копии бумаг закрытого дела ФБР… Всё это попахивало неплохим тюремным сроком, если не трибуналом. От этих мыслей мужчина даже задержал дыхание, сам не заметив как. - Как знаешь, - Рейс с хитрым прищуром посмотрела на него. Он так до конца и не понял, поверила ли она ему, или же всё это выглядело слишком фальшиво для человека, который, в целом-то и лгать не умел. - Я думаю, нам следует отложить нашу поездку на завтра, - решительно проговорил Джон, пряча телефон обратно в карман пиджака. Моника сложила руки на груди и хмыкнула. - Неужто это из-за проблем с рекламой по телефону? Ты хочешь прямо сейчас разобраться с этим, наплевав на наши прямые должностные обязанности? – с лёгкой иронией спросила она. - Что-то вроде того, - спешно прокомментировал он. – Извини, я хочу кое над чем поработать. - Джон Доггетт, ты меня выгоняешь? – возмутилась женщина. Он разомкнул было губы, чтобы что-то ответить, но передумал и просто развёл руками. Доггетт был похож в эту минуту на вытащенного на берег сома, ловящего круглым ртом воздух. - Делай, как знаешь, - Рейс махнула рукой и вышла из офиса. Куда она направилась, он не знал. Его крайне беспокоила сложившаяся ситуация. В армии некогда учили не допускать ошибки. Или же платить непомерную цену за подобное допущение. Какова будет цена в этот раз? Он опустился в кресло перед столом и положил руки на клавиатуру. Длинные пальцы заспешили по клавишам. «Кто ты?» Минута. Вторая. Пятая. «А кого ты хотел услышать?» Минута. Он обхватил лицо руками, глядя на яркий белый экран сквозь пальцы. «Докажи, что это ты». В этот раз молчание продлилось долго. Джону казалось, что ответа не последует. Перед его глазами проносились сцены показательного трибунала, который ждёт его, если он действительно совершил роковую ошибку. С лёгким звуком, оповещающим о новом письме, его волнение достигло того пика, при котором он не мог сдвинуться с места, чтобы наконец нажать на левую кнопку мыши. Слова, которые появились на экране, заставили Джона испытать приступ смешанных чувств, среди которых выделялись бесконечный ужас и неистовое ликование. Он и сам не знал, почему именно этот человек так нужен ему сейчас. Почему именно эти слова он так боялся и так жаждал услышать. Четыре слова. «Аполлон одиннадцать, Джон Доггетт».