Время расплаты

Паша раздал всем пригласительные. — Приводите своих жён, подруг, не знаю — кого угодно, только сработайте нормально. Всё, мне пора, — бросил он и скрылся. Антон долго рассматривал свой пригласительный, вертел его в руках и напряжённо хмурил брови. — Что, опять? — сочувственно спросил Дима, глядя на его хмурое лицо. — Да прекрати ты убиваться — мало ли вокруг девушек! — Да не нужны мне другие, я эту хочу! — раздражённо бросил Антон и сорвался с места. Дима только покачал ему вслед головой. Оля вышла на улицу и тут же пожалела, что не взяла тёплую куртку — мороз пробрался до костей, заставил дрожать и стучать зубами. Она топталась на месте, обнимая себя руками, пока не увидела знакомую машину. Она пыталась убедить себя, что не испытывает радости, глядя на Антона, поздней осенью идущего к ней с букетом ромашек… И всё же вынуждена была признать — она рада, рада! Рада, что он здесь, рада, что может видеть его… — Ммм, прости… — пробормотал Антон, подойдя к ней. — Я знаю, ты не хотела бы… И всё же не смог… Это тебя ни к чему не обяжет, просто… вот. Я хотел бы видеть тебя в зале, — он протянул ей билет. — Импровизация? — Оля изумлённо посмотрела на него. — У тебя своё шоу? — Ну, не совсем своё, но вообще… Да… — Антон расплылся в улыбке, как Чеширский кот. И Оля, глядя в эти изумрудные глаза, понимая, что делает очень серьёзную ошибку, сказала: — Я так замёрзла… Ты не отвезёшь меня домой? Они остановились в длинной пробке у железнодорожного переезда, примерно сто тридцатые в толпе недовольно гудящих машин. Оля завороженно смотрела куда-то вдаль и улыбалась. Антон несколько секунд просто любовался ей, затем, не выдержав, спросил: — О чём ты думаешь? — О прошлом, — легко ответила она. — Мы с папой раньше любили считать вагончики проходящего поезда — хотели узнать, сколько максимально их может быть. Раз вагончик, два вагончик… А потом он нашёл другую семью, и вагончики теперь считает с новой дочкой… Она секунду помолчала, что-то обдумывая, а потом посмотрела на него и удивлённо произнесла: — И я ведь никому об этом не рассказывала. Никому не рассказывала, и никогда больше не подходила к железнодорожным путям… — Вон первый, — вместо ответа Антон показал на подходящий поезд. — А там второй. — Три, четыре, пять… — увлечённо принялась считать Оля. — Десятый, одиннадцатый, двенадцатый… — считали они через несколько секунд уже вместе. — Таких длинных мы никогда не видели, — сказала девушка, когда последний вагон скрылся вдалеке. Сказала — и засмеялась чистым, искренним смехом. Смех этот был таким заразительным, что вместе с ней смеялся и Антон — так они предавались странному веселью среди гудящих машин и кричащих отовсюду людей, пока слёзы не выступили из глаз. — А знаешь, о чём я теперь подумала? — Оля, всё ещё не в силах успокоиться, нервно посмеивалась. — Я подумала: какая же это, в сущности, ерунда — и гребаные вагончики, и глупые детские обиды… Только он всё равно меня предал — предал в самый тяжёлый для меня момент. — Может, тебе просто стоило пережить это в другой обстановке… — предположил Антон. Выйдя наконец из длинного узла спешащих по разным делам людей, они доехали до её дома за считанные минуты и теперь сидели, молча глядя друг на друга. Оля сжимала в руке букет подаренных им ромашек и пригласительный билет, он сжимал кулак… Она прекрасно осознавала, что не сможет сделать следующий шаг, которого так хочет; он понимал, что не нужно торопить события. Так и попрощались — оставшись каждый при своём «не могу», при своей недосказанности…