Время расплаты

В кабинете было холодно и сыро: старенький обогреватель не грел, а лишь наполнял воздух запахом гари. Старенькие учительницы, у которых внезапно образовалась форточка, уже обсудили все свои проблемы и с удовольствием накинулись с расспросами на Олю. Девушка старательно делала вид, что пишет, однако это не помогало — дамочки, похоже, решили разузнать о её жизни всё. — А что ты планируешь делать дальше? — старенькая учительница обвела рукой маленький кабинет. — Уже подыскиваешь себе другую работу? Оля непонимающе посмотрела на женщину — ей искренне нравилась её работа, и менять она ничего не собиралась. — Я останусь здесь, — твёрдо ответила она. — Я не хочу ничего другого. — Нужно стремиться к большему! — назидательно проговорила вторая учительница. — Потом ты будешь очень жалеть, что ничего не хотела, а время уйдёт… Оля почувствовала, как к горлу вполне ощутимо подкатывает тошнота — она терпеть не могла, когда с ней разговаривали вот так, словно с нерадивой ученицей, не желающей делать домашние задания. Она, опасаясь сорваться и высказать всё, что думает о таких разговорах, схватила чайник и буквально выбежала в коридор, крича на ходу: — Я наберу воды для чая. Выйдя в коридор, она ощутила, как становится спокойнее и свободнее дышать. В коридоре, несмотря на урочное время, толпились старшеклассники — они буквально прижали к стене несчастную девочку, накануне выбежавшую из её кабинета. Она выглядела испуганной и не шевелилась, пока один из парней лез ей под рубашку под смех и улюлюканье остальных. Они были похожи на зверей — безжалостных и бесчувственных к чужим слезам, не боящихся даже, что их могут увидеть… Олю никто из них не заметил. Она медленно, стараясь даже не дышать, поставила на землю резко потяжелевший чайник и подошла сзади… Оставшись незамеченной увлеченными своим грязным делом детьми, девушка легко просочилась в толпу и смогла резко схватить главаря стаи за руку и завести её за плечо. Парень, недавно такой напыщенный и надменный, согнулся и заойкал, как мальчишка. Толпа с насмешливыми улыбками наблюдала за неожиданным представлением — помогать товарищу, похоже, никто не собирался. Оля свободной рукой притянула его ухо к себе и зашипела: — Ещё раз её тронешь — я тебе эту руку оторву и скажу, что так и было. И мне все поверят. Понял? Униженный, окруженный со всех сторон насмешливыми улыбками, едва сводивший зубы от резкой боли, он процедил: — Пусти, сука! — Ты как-то неправильно извиняешься, — сказала Оля, сильнее сжимая его руку. Парень застонал от боли и прошептал так тихо, что Оля едва услышала: — Извините. Я больше так не буду. Оля чувствовала в себе ненависть — она бурлила в ней горячими волнами и стремилась наружу. Ей хотелось продолжать делать больно этому маленькому сопляку на глазах у его дружков — делать больно, пока он не станет на колени и не будет умолять о прощении. Она с трудом заставила себя отпустить его, сказав: — Я узнаю обо всём, что ты сделаешь. И найду способ тебя наказать.