Время расплаты

Инга Михайловна, учительница математики, была похожа на бабочку: маленькая, невероятно женственная, она не ходила, казалось, а летала. Вот и сейчас она впорхнула в кабинет, мягко улыбнувшись Оле, монотонно помешивающей в чашке остывший чай. — Привет, — прощебетала Инга, усаживаясь на мягкое кресло. — Чаем угостишь? Оля оторвалась от своей чашки и налила кипятка из ещё не успевшего остыть чайника. Чай гостье пришлось делать самой — Оля слегка оживилась, лишь когда девушка отхлебнула первый глоток горячего напитка: — Я думаю… — сказала она, охватывая холодную чашку, словно стремясь согреть о неё руки. — Я думаю — может, вести у детей биологию? Инга улыбнулась краешком хороших пухленьких губок. — Тебе скучно, что ли? — спросила она. — Скажем так… У меня слишком много времени, чтобы думать ненужные мне мысли, — ответила Оля. — Ну, — учительница сделала неопределённое движение в воздухе. — Тогда тебе нужно закончить педагогический. А это ещё пять лет учёбы. — Да, когда-то учёба здорово меня отвлекла… — задумчиво приговорила Оля. Она поняла, что сказала это вслух, лишь поймав непонимающий взгляд учительницы. Инга отставила чашку в сторону и посмотрела на Олю внимательно, участливо. — Тебе плохо? — спросила она. — Я вижу, с тобой что-то не так. И Оле вдруг захотелось всё рассказать, захотелось хоть раз стать услышанной и понятой… Она знала, что найдёт поддержку в лице этой маленькой женщины — знала, но многолетняя привычка держать всё в себе оказалась сильнее. Она натянуто улыбнулась и неискренне произнесла: — Нет, ничего — просто сезонная депрессия… Ты не хочешь пойти покурить? — Инга покачала головой, грустно глядя на неё. Оля улыбнулась — теперь уже искренне, по-настоящему — и вышла, прихватив с собой пачку сигарет. Оля любила зиму больше других времён года: с первыми морозами она начинала ощущать, что живёт. Вот и сейчас, вдыхая вместе с дымом холодный воздух, она ощущала, как расслабляется и успокаивается. Аня Мальцева появилась незаметно, словно из ниоткуда: маленькая, бледная, с взъерошенными, как у воробушка, волосами… Она молчала, пока Оля не докурила сигарету. — Он меня изнасиловал, — её слова повисли в воздухе, такие хрупкие, что могли, казалось, сломаться от неосторожного движения. И Оле очень захотелось это движение сделать. — Вадим? — спросила она, вспоминая, какой ненавистью горели глаза девочки, когда она ударила одноклассника книгой. Аня кивнула и тихо всхлипнула. — Мы отмечали день рождения подруги на даче. Все пошли на улицу смотреть фейерверк, а я задержалась в ванной, и он…он… — девушка, не выдержав, разрыдалась, закрыв лицо ладонями. Оля мягко обняла её за плечи и прижала к себе. Она понимала — девочка слишком долго держалась, и сейчас ей нужно выплакаться. — Что мне теперь делать? — спросила Аня, поднимая заплаканные глаза. Оля помолчала, поглаживая её густые волосы. — Первый шаг к решению проблемы — это признать право на её существование, — сказала она. — Не убегать, не пытаться бежать, не доказывать себе, что ничего не было — признать, что это случилось. И сделать всё, чтобы никогда больше такого не допустить. Девочка резко поднялась — глаза её были колючими, злыми. Она резко спросила: — И как я могу этого не допустить? — Ты слишком боишься, — не отвечая, продолжила Оля. — Боишься закричать, попросить помощи, дать отпор… И он чувствует твой страх. А пока чувствует- ты перед ним бессильна. Прозвенел звонок с урока. Оля поднялась и, уже уходя, сказала: — Не позволяй никому манипулировать собой. Иначе однажды проснёшься и поймёшь, что не контролируешь собственную жизнь — а менять что-то будет уже слишком поздно.