Время расплаты

Могила брата выделялась среди других большим количеством ярких искусственных цветов — мама приходила сюда часто, и никогда не приходила с пустыми руками. Памятник покрылся тонким слоем инея, и лицо брата, выгравированное на плите, с трудом угадывалось за белой коркой. Антон сел на холодную лавочку — ему хотелось столько сказать… и в то же время не хотелось говорить ничего. — Я не знаю, простишь ли ты меня… — эти первые слово словно произносил кто-то другой — кто-то, не знающий Олега. — Я сам себя простить не могу. Я часто, знаешь, думаю обо всём, чего у тебя не было — о людях, которых ты никогда не увидишь, о девушке, которую ты никогда не приведёшь домой, о детях, у которых никогда не будет твоих глаз и твоего голоса… Я знаю, что должен ненавидеть человека, лишившего тебя жизни — и я ненавидел её все эти 10 лет. А теперь не могу. Это сильнее меня. — Он замолчал — больше нечего было говорить. Всё, что его мучило, было сказано вслух, обращено к тому, кого непосредственно касалось… Но легче не стало — отвращение к самому себе и этой идиотской ситуации, неспособность сопротивляться чувствам совершенно опустошали его, лишали сил. Он просидел ещё немного — и, едва поднялся, намереваясь уйти, увидел Олю. Она шла по дорожке, вся, казалось, сотканная из чёрного. Платье, платок, волосы — даже голубые глаза отливали чёрным… Антон стоял на месте, ни в силах сделать ни шагу. Она подошла первой — остановилась в нескольких сантиметрах, словно не решаясь переступить через невидимую преграду. — Поговори со мной, — хрипло попросила она, и в её голосе зазвенели потоки невыплаканных слёз. Антон сделал шаг вперёд и посмотрел в её глаза. Ему хотелось рассказать, как прошли эти месяцы, как он скучает, как её не хватает… Но он стоял рядом с могилой брата, и чувство долго отрезвляло, возвращало к реальности. — Мне нужно идти, — резко бросил он и быстро, словно боясь передумать, развернулся и зашагал по дорожке. Оля смотрела ему вслед, сжав кулаки так, что побелели костяшки пальцев. — Ты сам виноват, — негромко сказала она, глядя на могильную плиту. — Ты сам во всём виноват, — уже громче повторила девушка, словно пытаясь убедить в этом кого-то, чьё тело давно лежало под двумя метрами земли