О любви

      В одну холодную январскую ночь случилось чудо, Софья Паркер наконец-то открыла глаза. Она осторожно села в постели и взялась руками за голову, зажмурилась. В ушах звенело, а на душе кошки скреблись. Она осмотрела место, в котором находилась и не поняла, как здесь оказалась, сняла кислородную маску и нажала на кнопку вызова врача.       Через пару минут в палату вошел мужчина средних лет, на его лице застыло удивление и облегчение. — Мисс Паркер? Наконец-то, вы очнулись, как самочувствие? — он сел на край кровати и принялся осматривать пациентку. — Что я здесь делаю? — О, вы попали в аварию и пролежали в коме три недели, но, похоже, все обошлось, — врач записал что-то в блокнот и на радостях покинул палату, оставив Софью в недоумении.       Какая еще авария? Что, черт возьми, происходит?       Через пару минут дверь в палату снова открывается и входит молодой парень, он медленно подходит к кровати и садится рядом, не в силах что-либо сказать. Софья с интересом рассматривает его ярко-синие глаза и иссини-черные волосы, он сидит в футболке и поэтому хорошо видны его татуировки, что тоже привлекают внимание девушки. — Софья, …ты очнулась, — он берет ее за руку и с нежностью смотрит в зеленые с золотыми крапинками глаза. — А ты кто? — почему-то совершенно спокойно произносит она. — Ты…меня не помнишь? — Софья слышит нескрываемую боль в его голосе и прикрывает глаза, сглатывает.       Она не может смотреть в эти опустошенные потерянные глаза, не может слышать, как ломается его голос, она хочет вернуться обратно в темноту от этого тусклого света. — Я ничего не помню, — тихо произносит Софья и убирает руку, прижимая ее к груди. — Только не сейчас… — почти шепчет он, неотрывно глядя ей в глаза, словно пытаясь там найти ответы или заставить ее вспомнить его. Но он видит лишь пустоту и холод, а еще сожаление — а это хуже всего.       Энди встает с кровати и покидает палату, Софья зажмуривает глаза и ложится обратно, пытаясь унять бешеное сердцебиение. Кто он? Этот парень, чьи глаза горят ярче голубого июльского неба? Чей бархатный голос заставляет по ее телу пробежать несколько сотен мурашек? Почему она его не помнит? Так много вопросов, и так мало ответов.       Через десять минут в палату снова входит врач и снова садится рядом. Долго и пристально разглядывает пациентку. — Вы помните свое имя? — Конечно.       «Что за идиотизм» — А детство? — Помню. — Так, хорошо, а школьные годы? — Ну… — Софья зажмуривает глаза и пытается хоть что-то вспомнить из своих школьных лет, но вместо этого она видит окровавленный снег. — Ничего. Пусто, — Софья обнимает себя руками и смотрит куда-то в сторону на потертый паркет. — А что вы помните? — Я помню себя маленькой, …родителей, …детство, …и почему-то сразу колледж, группу, но это все какое-то мутное, расплывчатое, — и тут ей стало по-настоящему страшно, потерять большую часть воспоминаний, это как потерять часть себя. И это чувство, будто она не помнит что-то очень важное. — У вас частичная амнезия, — вынес свой вердикт доктор. — А это пройдет? — Может быть — да, а может, и нет, … все зависит от вас, отдыхайте мисс Паркер.       В коридоре туда-сюда ходил Энди, он брался за голову и лохматил волосы, еле удерживаясь оттого, чтобы не ударить по этому чертову стеклу, он видел, как доктор задавал какие-то вопросы, и как Софья на них отвечала, дураком нужно было быть, чтобы не понять очевидного. — Мистер Бирсак? Вынужден вас огорчить, у Софьи частичная амнезия. — И что это значит? Это пройдет? — Это зависит не от меня, — доктор развел руками. — Скажите, когда я смогу ее забрать? — Думаю, завтра вечером, — он посмотрел какие-то записи и обернулся в сторону палаты, — только прошу вас, не пытайтесь ее резко заставить все вспомнить.       Энди кивнул.       Ночью Софья долго не могла уснуть, было то слишком жарко и душно, то слишком холодно и зябко. А еще у нее не было никаких мыслей, совершенно, в голове только крутилась мысль о том, что нужно все вспомнить. А дальше все было пусто и глухо и это наводило жуть, она даже не могла вспомнить свой любимый цвет, все словно расплывалось в ее голове и образовывало густую кислую кашу.       Софья встала с кровати и подошла к окну, унылый пейзаж не впечатлял и даже небольшие сугробы снега никак не украшали его, а наоборот умертвляли. Возле железного забора одиноко горел старый фонарь, и Софья почему-то сравнила этот пейзаж с обстановкой в палате. Она такая же одинокая и потерянная, в палате веет холодом и не ушедшей смертью, если включить свет, то он будет гореть тусклым бледно желтым цветом.       Софья сжала подоконник руками и вернулась в постель, натянув одеяло до подбородка. Прикрыв глаза, перед ее взором предстал облик парня, посетившего ее сегодня. А ведь она даже не спросила его имени, а может он ее парень? Внутри что-то кольнуло, и Софья тут же откинула эту мысль прочь. Она ощутила резкую усталость и сонливость, тяжесть в глазах и почти сразу провались в неспокойный сон.       А снилось ей туманное осеннее утро, опавшие листья и голые деревья. Под ногами был влажный асфальт и тихое шарканье обуви, но не ее, хотя шла она одна, кутаясь в темно-серую кофту о чем-то разговаривая сама с собой. А по сырому воздуху летала другая Софья, более взрослая, она-то и наблюдала за всем происходящим, но ей почему-то казалось, что в этой картинке не хватает одного важного кусочка, последней детали. Софьи казалось, что она говорит не сама с собой, а с кем-то, кому-то счастливо улыбается и с кем-то искренне смеется, но рядом было пусто. Только тихое шарканье кед по влажному асфальту.