________________________________________________________________
Весь тот день был обычным. Никаких предчувствий, потребности что-то изменить. Усталость, да, она была. Надоело все. Леон пришел к выводу, что пора признавать поражение: надо отпускать мальчика, выводить его из тени. Он остался верен себе: так и не посмотрел ни одного готового материала стажера, только черновые, чтобы на законном основании критиковать, но зато тщательно следил за работой того же Кравцова. И Максим, и Кеша, и другие доброжелатели были правы на все сто: корона Андрюше явно жала. На лицо были и огрехи в подаче материала, и в способах получения информации, а главным действующим персонажем отчего-то выступал сам Кравцов - почти в каждом сюжете. Но самое страшное для Леона было то, что этот продукт было безумно скучно смотреть. Решение пусть не быстро, но созрело, собственно оно являлось единственно верным: Андрею немного подрезать крылья, а Богдана поставить в пару с Кешей. Пусть себе парни работают на благо москвичей. Забавно, что судьбоносное решение Вышецев принял буквально за пять минут до того, как в его дверь раздался сперва робкий, потом все более уверенный стук. На пороге стоял Богдан Золотарёв. Леон поблагодарил, в который раз, собственный инстинкт самосохранения, потому что вынести столь близкое присутствие парня в постоянном режиме было практически невозможно. Лично для него. Он бы не смог так долго держаться. Кажется, что стажер становился красивее с каждой минутой, прожитой на земле. Волосы отросли и теперь изящной лесенкой обрамляли симпатичную рожицу, глаза – огромные, лучистые в пушистых густых ресницах, губки сочные, припухшие словно, ямочка очаровательная, такая глубокая. Белая рубашка и простые синие джинсы безумно ему шли. Леон впал в ступор, надо уже что-то говорить, реагировать, но он молча ждал. - Добрый вечер, Леон Арнольдович, - голосок немного сипел, добавляя децибелов к возбуждению Леона, мальчишка вроде снова принялся смущаться, ресницы длиннющие опустил, но быстро вернулся к своему привычному амплуа. – Простите, что отвлекаю, у меня личное дело. Позволите? "Личное, мммм. Как долго ждал, наконец-то!". - Слушаю. - Я пришел попросить… мне нужны деньги, крупная сумма. Нельзя ли взять в долг у компании, я готов работать бесплатно, делать что угодно, сколько будет нужно, - он зачастил, задыхаясь, даже глаза зажмурил, а выпалив все, распахнул их еще шире, гипнотизируя Леона. Вышецев опешил. Реально растерялся, потому что первым порывом было дать, конечно, сколько скажет, только бы исчезла скорбная морщинка на гладком лбу и ушел испуг из потрясающих глаз. А в следующую секунду накатило: что угодно, сколько нужно, он кому-то должен, куда-то вляпался, засранец??? - Садитесь. По порядку. Зачем, сколько, как планируете отрабатывать? - И вот уже озвучивая это, он понял, что даст деньги по-любому, но условия Богдаше ни фига не понравятся. Мальчишка натурально всхлипнул и бухнулся в кресло, поерзал, устраиваясь, выколачивая буквально последние крупицы воли Леона. И снова вскинул туманные глаза на начальника. - Мой друг, очень близкий, у него… рак. Опухоль. Нужны деньги на операцию в Германии. - Мне жаль Вашего друга, - Леон старался говорить ровно, чтобы даже отголоска мысли не могло возникнуть, что он ревнует. – Но друг ведь не вчера узнал, что болен. Обычно так не делается: работают фонды, специалисты. - Да, да, конечно, мы открыли счет, и в фонд обратились. Две трети суммы уже собрали, Тему начали к операции готовить. Все было нормально. А вчера … - Богдан с трудом, но контролировал себя, только нижняя губа едва заметно задрожала и пальцы на подлокотниках побелели. - Что случилось вчера? – Леон ругал себя, но не мог оторвать глаз от нежного кадыка, скользившего туда-сюда по сладкому горлу. - Вчера Тёме стало хуже, резко, ему срочно надо лететь в Мюнхен. Сегодня уже надо лететь. Мне, правда, нужны деньги. Пожалуйста…. Господи, как он просил. Этот дрожащий почти шепот делал что-то непозволительное с внутренностями Леона, которые вдруг сжало в комок. - Сколько нужно? - Три миллиона. Для Леона это были смешные деньги. И в который раз он подумал о том, что надо-то совсем немного, чтобы спасти человека. Только вот Богдану необязательно знать, что Леон давно уже занимался благотворительностью и не впервые перечислял личные средства на подобные операции. Нет проблем, но такую возможность упускать было бы преступлением. - Компания не практикует выдачу кредитов, к сожалению, - почему-то видеть, как тускнеет живое, обаятельное лицо пацана, было невыносимо. - Подождите, но вам ведь нужна бесплатная рабочая сила, я могу же все делать, необязательно журналистскую работу, я могу технарем быть, курьером, что угодно…. - С чего вы взяли, что компания заинтересована в сотрудничестве с вами? - Леон говорил эти несправедливые, злые слова, чтобы окончательно замотивировать парня, но чего это ему стоило: как выключить солнышко. - Конечно, я адекватно оцениваю свои способности. И если Вы считаете, что я не готов быть корреспондентом, то я Вам доверяю в этом вопросе и готов сколько угодно долго оставаться стажером. Однако, красный диплом журфака МГУ позволяет мне рассчитывать на получение несложной работы. Вот, сучонок! Палец в рот не клади, чуть что сразу колючки выставляет. То, как он себя держал, вел, только подхлестывало Леона, эта игра затягивала с головой и о последствиях думать совершенно не хотелось. - Хорошо. Допустим. Скажите, а на что лично Вы готовы пойти, чтобы помочь другу? - В смысле, лично я? - Чем, быть может, пожертвовать? - Всем! Я все готов сделать! Не спать, не есть, никуда не ходить и не ездить, работать сутками…. - Это я понял, похвальное самопожертвование, - Богдан рыпнулся возразить, но Леон остановил его движением руки, не сводя пристального, тяжелого взгляда. Он готовился к следующему ходу, уже не взвешивая за и против в голове, если честно, сил на это не осталось – все сожрало желание, только искал в глубине темно-серых завораживающих глаз хоть намек на ответную искру. Интерес, целеустремлённость, вопрос, любопытство – что угодно, что не даст мальчишке соскочить. Шли минуты, напряжение между ними уже можно было потрогать. Богдан не двигался, словно связанный по рукам и ногам надеждой. И Леон решился, на самом деле, выбора у него не было. Пора и будущему партнеру не оставить его. - Я дам деньги. Уже сегодня вечером переведу на счет. - Один умный человек научил меня, что не стоит слушать то, что говорят до предлога НО… - Богдана откровенно трясло. - Но… ты прав, конечно, у меня будет условие. Имею право, поскольку деньги мои личные. - Конечно, я же сказал, что угодно. - А тебе никогда не говорил твой умник, что нельзя давать подобные обещания незнакомому человеку? Вдруг он маньяк. И истолкует твои слова превратно. - Я надеюсь, что Вы не маньяк. - А вот это зря. Повторяю, я дам деньги. И возвращать мне их не надо. Все, что будет нужно – это отработать их, но, не волнуйся, без жертв в виде порушенной карьеры и серьезной траты времени. Богдан весь обратился в паузу. Видать, шестое чувство у пацана работало на пять. - Ты проведешь со мной три ночи. Мальчишка, казалось, вообще не въехал в то, что услышал. Комком вжался в кресло. И оттуда, из глубины на Леона таращились абсолютно офигевшие огромные глазища, в которых как в калейдоскопе сменялись картинки из эмоций: испуг, отчаяние, ярость, гнев, бунт. Леон по всем законам жанра должен был чувствовать себя вероломной скотиной, покушающейся на девственницу, но не чувствовал. Его, такого: взъерошенного, изумленного, распахнутого хотелось невероятно. Пусть смотрит, как на чудовище, пусть думает, что он чудовище, но согласится. А уж Леон постарается сменить набор эмоций на диаметрально противоположные. - Вы… вы, - пытался выдавить из себя Богдан. - Что я? - Вы, и в правду, маньяк. Хуже, чем Максим Павлович. - Макс делал тебе подобные предложения? - Нет! Он попросил один раз… поцеловать, я отказал. И он больше не приставал никогда. Мы даже общаемся нормально. А Вы…. Я думал… Вы же женаты, и совсем не похожи на…. - Кого? - Извращенца! - Давай ты будешь вешать ярлыки после того, как я с тобой закончу. Ты ничего не знаешь о себе, вдруг ты такой же извращенец, как я? - Вы с ума сошли?! Это мерзко, отвратительно, неправильно, нет! - То есть, ты отказываешься? Богдан вновь замолчал, будто сдувшись изнутри, как шарик. Его сильно колотило, растерянный, бегающий взгляд никак не удавалось поймать. Леон понимал, что давить жестче нельзя, но страх возможного срыва всего мероприятия не давал отступиться. - Не понимаю, почему тебя так напугало мое предложение. Что в этом такого? - Так не бывает в жизни. Правда. Не бывает. Зачем Вам это? Вы же пальцем поманите, за Вами толпа побежит. - Приятно слышать столь высокую оценку, значит, не все безнадежно. И ты прав, я не страдаю от отсутствия развлечений. Считай это круговоротом услуг в природе. Я сделал тебе доброе дело – ты мне его вернул. Все. Ничего страшного, ужасного и преступного в этом нет. - Но почему секс?! Я ведь парень, что я могу? - Вот именно потому что парень – ты мне и интересен. Так уж вышло. Я женат, твоя правда, но люблю анальный секс, и время от времени, предпочитаю заниматься им с мужчинами. Мне кажется, информации для начала сделки достаточно? - Сделки? - Да, мы заключим с тобой договор, в котором оговорим все условия нашего взаимодействия. Ты будешь вправе внести в него корректировки. И мы оба получим гарантию того, что через три встречи наш контракт будет расторгнут и благополучно забыт. Богдан нахохлившимся воробьем продолжал процесс сканирования начальника, и Леон уже всерьез засомневался, доходили ли до парня его слова. Почему вдруг такая истерика, у него что, никогда не было такого опыта? Вероятно, конечно, но в студенческие годы чего только не пробуешь. Неужели к такому красавчику никто не подкатывал? Противоречивые, но одинаковые по силе желания накрыли его с головой: обучить всему, настроить под себя и не трогать, не портить, не ломать. Пока метался туда-сюда, тратя минуты и мечтая их продлить, парень сделал свой ход. И Вышецев ни мог не восхититься силой характера мелкого, отринувшего страх и отвращение ради дорогого человека. - Я готов. Только сперва удостоверюсь, что деньги поступили на счет, и прочту договор. - Договорились. Богдан вскочил, очевидно стремясь побыстрее покинуть логово разврата. Странно, что при наблюдении сего маневра, Леон испытал некомфортное, непривычное ощущение потери, словно начало поддувать в форточку, пока еще не сильно, едва-едва. Они одновременно сделали движение навстречу друг другу. Только в случае Леона это был иррациональный порыв удержать, объяснить, что ему действительно хочется близости между ними, убрать это ранящее выражение брезгливости на красивом лице пацана. А Богдан…. Тот в свойственной себе реактивной манере вернулся почти от двери, до которой успел долететь за секунду, прямо к столу начальника. Опасно наклонился, уперев сжатые кулаки в столешницу, и уже окончательно убедил в том, что против него нельзя устоять. Если там, в паре метров от стола, наблюдая Богдана в виде комка в кресле, Леон еще мог контролировать мыслительные процессы, то сейчас в эту самую минуту остатки разума стекли-таки в ширинку. Сердце колко забухало в груди, в ушах, руки скрючились от потребности тот час же схватить жертву, разложить на этом самом столе и плевать на договоры, соглашения и прочий бред. Мальчишка нужен ему немедленно! Леон не сразу расслышал, что тот говорил ему, и только это спасло его от дальнейших излишних угрызений совести, зато разожгло азарт, тем самым стопроцентно обеспечивая Богдана местом в его постели. - Господин Вышецев, прежде чем мы с Вами станем чересчур близки, я хочу сказать, что Вы мне отвратительны. Я думал, Вы сильный, настоящий, благородный человек! Я уважал Вас, я восхищался Вами! А Вы играете на слабостях людей, Вы их ломаете и используете в собственных интересах. Вам наплевать на чувства, на принципы, на мораль. Мне это глубоко противно! - Ты изменишь свое мнение обо мне, - о, он был уверен в этом и зажегся мыслью перестроить сознание стажера, вывернуть его наизнанку – такого правильного, чистенького, измазать всего в сперме, заставить орать от удовольствия. - Ни за что! - Прелесть моя, я старше тебя на 11 лет, и давно уже играю в эти игры. Ты не только перестанешь думать всякие глупости, ты извинишься, и будешь стонать подо мной и просить еще. Богдан из бледного стал пунцовым. Он еще силился что-то сказать, хаотично открывал и закрывал рот, усиливая и без того дикое желание что-нибудь в него засунуть. - Уже меняешь хваленые принципы, в сущности, легко согласившись подставить задницу, - добил жертву Леон. - Ради Тёмы готов и по кругу пойти, - вернул мяч паршивец. Что ж там за Тёма такой, надо бы справки навести. - Я учту. Запас сил у Богдана резко закончился, и он-таки пулей вылетел из кабинета.________________________________________________________________
Прошло 20 минут, а Леон никак не мог очухаться. Что это было – никак не поддавалось логике и анализу. Как можно было опуститься до шантажа? Требовать секса в обмен на благое дело? В какой момент у него башню сорвало? С чего он взял, что это был единственный шанс? Почему нельзя было пойти другим путем, попытаться подружиться, постепенно наладить контакт? Вопросы сыпались из секретарской книжечки проснувшейся вдруг совести и создавали уже вполне реальную картинку погружения в колодец, ибо ни одного ответа не находилось. "Просто захотелось" – это звучало так по-детски, необоснованно и глупо, но удивительно емко подытоживало единственное объяснение тому, что он сотворил. И еще. Леон ни разу не жалел. Это сильно примиряло с самим собой. Хрен с ним, почему нужно было грязно затаскивать пацана в постель, главное, он окажется в ней. И все изменится. Время "ч" сильно затянулось, естественно по вине Богдана. Леон в тот же вечер перевел деньги, связался со своим личным детективом, собирающим информацию для него время от времени, и уже через сутки достоверно знал, что Артем Сергеевич Хмельнов вместе с мамой улетел в Германию, где ему сделали операцию, и в данный момент успешно проходил реабилитацию. Тот же волшебный детектив раздобыл и фото Тёмы, без необходимости светиться в его социальных сетях. Разглядывая приятное улыбчивое лицо с тонким носом и голубыми глазами, Леон с каждой минутой понимал, что поступил правильно. Убил, что невозможно даже по теории вероятности, сразу двух зайцев: спас одного замечательного пацаненка и почти заполучил другого. Почти! Добыча попалась удивительно упертая! Они составляли уже третий вариант договора, споря до хрипоты по каждому пункту. Конечно, камнем преткновения стал БДСМ. Богдан пошел всеми цветами радуги, читая первый вариант, и вполне достоверно изобразил крайнюю степень возмущения и неприятия. - Я требую исключить 3 и 4 пункты! - Нет! Я на них настаиваю. - Бля, да Вы еще больший извращенец, чем я предполагал. - Даже не сомневайся! Да, и мата я не терплю. - Вы пока мне просто начальник! Хорошо, хрен с Вами, - а сам смотрит с откровенным вызовом, нарываясь на суровые санкции. - Пусть будет порка и связывание, но не больше 10 ударов и только ладонью и ремнем, а связывать можно так, чтобы я мог освободиться и ровно до той минуты, как скажу, что все. Это нужно обязательно прописать. - Смысла нет в этом никакого, потому что ты не имеешь права командовать, и просто ничего не понимаешь в подчинении, ты должен доверять мне и разрешить мне делать так, как я считаю нужным. - Смысла нет в наших совместных тусовках, трахнули бы без затей и всех делов, а то мозги набекрень уже. - Еще немного, и я с этого и начну. Это ты тянешь время. - Вы прекрасно знаете, как я к этому отношусь, сказали договор – будет договор, только откровенные траблы уберу! - В чем проблема, не пойму. Ты боли боишься? - Не боюсь, у меня высокий порог. Я ее ненавижу. И не хочу терпеть. - Я научу. - За хрена? Мне это качество как в жизни пригодится? Работать жопой я собираюсь в первый и последний раз! - Богдан, я тебя честно предупреждаю, еще совсем чуть-чуть таких разговоров и твое предложение – трахнуть без затей будет принято к исполнению. - Да что ж такое! Так, а это что за фигня? Анальные шарики, пробки, зажимы. Бээээ. Идите вы на фиг! - Взял договор и вышел. Вычеркни все, что не нравится. Скинешь в почту, я приму к сведению. Видно, топистые нотки в тоне подействовали безотказно. Стажёра ветром сдуло из кабинета, а Леон без сил откинулся в кресле. Яйца ломило не по-детски, а еще все эти милые комментарии приводили к тому, что ширинка буквально расходилась под напором взбесившегося органа. Сколько можно ждать? К черту все!!! Мальчишка дал слово - закидывать на плечо и тащить в логово. Зверь внутри радостно поддержал сей порыв, вот только имидж и чувство собственного достоинства не позволяли удовлетворить животные инстинкты. Ну и упорное желание настоять на своем тоже имело место быть. Богдан должен разрешить ему поиграть с ним. Без этого никак! Сам же потом скулить будет и просить больше. После первой же хорошей порки в ногах будет валяться и подставлять бордовую задницу. А любимые игрушки, как можно от них отказываться? Ардо вот обожал их, едва не кончал от одного вида заветного шкафа, да и то только потому не кончал, что Леон запрещал. И Богдан таким будет. И ноги будет раскидывать в шпагат, и принимать что угодно в задницу и в рот, и …. Еле успел расстегнуть ширинку и выхватить из кармана платок. А едва перевел дух, тут и разглядел, что пара особенно резвых капель попала-таки на брючину. Чеееерт.________________________________________________________________
- То есть, я только на одну роль и гожусь – нижнего? – о, эта, н-ная по счету, встреча обещала стать не менее горячей, чем первая. - Начитался специальных сайтов? - Конечно. И у меня много вопросов. - Предваряя вопросы, вот, - Леон ткнул в распечатанные файлы на другом конце своего стола. – Это новый вариант договора с твоими правками. - Вы почти ничего не учли! – взвился стажёр сразу же, бегло просматривая страницы. - Отчего же, я скорректировал практически каждый пункт. Не думал, что ты такой трусишка. В твоем возрасте пробуют все, неужели неинтересно испытать на себе то, чего, быть может, больше никогда не будет? - Сомнительный опыт, мой ответ: точно нет. Не хочу. Я люблю учиться, но это не то, что мне хочется знать. - Понять, кто ты есть, разве не в этом смысл жизни? - А потерять себя на этом пути? Все это демагогия, Леон Арнольдович. Я твердо знаю, кто я. Краш-тест без надобности. - Удивительная трезвость ума для двадцатилетнего мальчишки. Это обычный максимализм. Пройдет. - Чтоб Вы знали, им не страдают, его переживают, с ним смиряются. Мне он помогает. Вы загнали меня в угол, не думаете же Вы при этом, что я не буду отбиваться? О, так думать было по истине невозможно. Леон восхищался им от первой до последней секунды. Просто бесподобен! Именно поэтому отступать от намеченного плана нельзя, даже если хочется уступить, принять все, что он может дать, нельзя, иначе жертва сорвется с крючка, только лишь почувствует, осознает собственную власть. - Не только не думаю, постоянно чувствую твои тычки. Богдан снова смотрел на Леона этим тянущим, испытующим взглядом. Что-то происходило в пространстве при этом. Будто плавились границы сознания, выталкивая их двоих за неведомую живым стену, где нет времени, сомнений и желаний, где непонятно чья душа перетекает в другую. Зашаманил, блин, совсем, надо чаще спать. Или заводить иную привычку, чем отсыпаться, как следует, лишь после хорошего многократного оргазма. - Ладно, я возьму это? Поправлю еще. - Бери, только учти: с 1 по 10 пункт даже не пытайся вносить правки. Не приму! Они сошлись только на пятом варианте. Богдан все пытался отжать время и способы порки, капризничал насчет всего, что в его понимании было связано с болью. В какой-то момент Леон совершенно успокоился и расслабился, как только осознал, что все равно будет трахать этого сладкого упрямца. Тот тоже уже примирился с главным фактом – ему придется лечь под мужика, и банально тянул время, выторговывая условия. Что ж, в этом была своя тягуче приятная прелесть, круто замешанная на предвкушении и ожидании. Леон знал себя, потом, как только случится все и даже больше, она пропадет, сотрется от навязчивости партнера. То, что так и будет – он ни разу не сомневался. Богдан подсядет, как и все. Парень слишком горячий и чувствительный, поплывет, только в путь. В принципе, можно подумать о продолжении. Но не сразу. Сперва получит все, что заслужил. Потом перерыв. Потом снова будет зарабатывать внимание. Только так._______________________________________________________________
Да, Леон наслаждался. Даже дрочить перестал, копя энергию. А вот Богдан неистовствовал. Никогда в жизни он так не попадал. Что, где, когда он сделал не так? То, что в мире живут геи и некоторые из них конченые извращенцы, он, естественно, знал. Однако, для него это были чисто теоретические знания и из разряда параллельной вселенной. Он толком и не видел ни одного гея. Парочка-тройка сомнительного вида полупарней, увиденных в студии однажды, иначе, как третий пол им и не воспринималась. Но чтобы вот так, прям по отношению к нему, кто-то такой брутальный, такой мужик-мужик проявлял недвусмысленный интерес? Бред! Леон Вышецев волновал Богдана. Но совершенно точно не в извращенском плане. После того памятного, дурацкого столкновения с грудью вышестоящего руководства, стажёр перестал искать с ним встреч. Он интуитивно чувствовал, что не нравится, не принимается и не искал причин в себе. Просто старался не попадаться на глаза. Такое бывает. Не всем можно нравиться. Богдан был самодостаточен в этом вопросе, хотя и впервые столкнулся с подобным восприятием себя. И все-таки наблюдать за программным директором издалека и, как правило, чужими глазами – это получалось само собой. И было так интересно! Впервые Богдан восхищался живым человеком, а не исторической личностью. Его крайне увлекали легенды, слагаемые о начальнике сотрудниками. Легко и непринужденно Богдан стал обладателем уникальной информации о добрых делах Леона, о которых тот предпочитал не распространяться. Это, а еще сугубо личные качества сделали Леона героем Богдана, причем так сказать гражданским героем, которому хочется подражать, а не героем мокрых снов. Ничего такого близко не было. Золотарёву очень импонировало то, что Леон за своих людей стоял горой, продвигал их везде и всюду, больше всего в других ценил трудолюбие и бесстрашие, потому что и сам таким был, все время придумывал что-то новое, не уставал учиться и вводил собственные, эксклюзивные программы обучения для новичков и старожилов. Да, он несомненно был героем для парня. Ровно до того момента, как стал злостным извращенюгой. Мир не рухнул, конечно, но основательно закачался. Когда Богдан отправился к программному директору просить денег для Тёмки, он уже знал достаточно про его настоящую, мужскую сущность и был уверен, что Вышецев не откажет. А наоборот, увидит в нем своего, пусть еще не опытного, но человека схожей группы крови. Он и увидел, только совсем не то, на что рассчитывал Богдан. Алея ушами и прочими частями тела, со сбитым дыханием, мыслями и заполошным сердцем Богдан тогда ворвался в туалет и сразу в кабинку. Заперся. Сидел на ледяном унитазе, тщетно пытаясь вернуть самообладание и веру в людей. Приступы паники никогда его не беспокоили, он читал об этом, но считал себя достаточно сильным для того, чтобы справиться с любыми трудностями. Наивный такой. "Никогда не говори, что черта нет", - так, кажется, бабушка его учила. Точно! И черт есть, и все, что ему полагается. И рога. И копыта. И хвост. Богдан вмиг повзрослел и почувствовал себя дедушкой на лавочке, как только отпустило маленько, и организм заработал более-менее нормально. Ведь с виду такой приличный человек, строгий, мужественный, настоящий - вертелось в голове – как он может хотеть заниматься такой невообразимой грязью?! Это что же, никому нельзя доверять? Ему казалось, в первые минуты после шока, что даже Кешка, парень абсолютно без двойного дна, открытый и бесхитростный, даже он смотрел как-то не так. А Максим Головин вообще приставал к нему! Давно было и потом ни-ни, но ведь приставал! Значит, дело в нем, в Богдане. Он какой-то неправильный. И снова вспомнилась бабушка, которая все причитала, что внук слишком хорошенький, как девочка. Богдан только отмахивался, не считая те причитания достойными беспокойства. А бабушка говорила что-то вроде: "беда может быть от такой красоты, девки с ума сходить будут". Вот и пришла беда. И кого тут винить? Или что? Ресницы с губами, ямочку, волосы длинные? Женственным он никогда не был, спортом увлекался, в качалку ходил, задницей не вилял, выпивал, как все парни, что он делал не так? Как сумел привлечь внимание извращенца?! Богдан свалился в панику. Всамделишную. Хотелось орать в голос: нет, нет, НЕТ! В какой-то момент он было совершенно точно собрался вернуться к Вышецеву в кабинет, набить ему морду от души и до кучи в полицию заявить, чтоб посадили, суку, чтоб…. А потом, как в бреду, перед глазами встал образ изможденного, лысого, родного мальчишки с прозрачными, как вода в ручье глазами. Тёмка, Тёмыч…. Никуда он не пошел, от слова совсем. Так и просидел всю ночь в кабинке. В шесть утра пришла уборщица, и Богдан поплелся в монтажку. Там у него давно уже был свой уголок. Кресло и стол со старым ноутом, его собственным. Он пользовался здесь только бесплатным вай-фаем, в остальном предпочитая на своей машинке искать инфу, писать сценарии сюжетов, в общем, работать. Таскал ноут домой. Его все устраивало. Казалось, не ночь прошла. Пару лет, по ощущениям, минуло. Богдан до 7 утра, когда офис вошел в режим улея, выпил пару больших кружек очень черного кофе и принял все необходимые решения. Тёмка, с которым росли вместе, ходили в один детский сад и сидели за партой рядом 10 лет, стоил любых жертв, даже не обсуждается. И раз так, надо только настроиться. Это как зуб пойти лечить. Ночь медитации, представления, как это будет, мысленных уговоров самого себя – и боли не чувствуешь совсем, потому что она в голове. С телом можно договориться всегда. Вышецеву нужно за каким-то хреном именно его тело? Говно вопрос, какие проблемы? Даст он ему тело, пусть делает, что хочет. Перетерпит, выдержит, забудет. Главное, деньги пусть перечислит. Деньги для Тёмки пришли быстро, почти сразу после проклятого разговора. А значит, ничего не придумалось, не приснилось – более того, происходило на самом деле. Богдан проводил друга в Мюнхен, ему тут же успешно сделали операцию. Слава Богу, успели! Все не зря. Кроме того, что надо было платить по счетам. И сделать вид, что его это не касается, не было возможности.***
Только пару дней у Богдана получалось. И держать лицо, и вести себя, как обычно, и даже не думать всякую срань. Пока программный директор не вызвал его в свой чертов кабинет и не впихнул в некстати задрожавшие руки три листка весьма занятного текста. Вся глубина бездны в тот же миг разверзлась перед бедным стажёром. Мало того, что извращенец, так еще и с особым уклоном. БДСМ! Это ж надо так попасть. Так основательно и под завязку. В голове завертелся калейдоскоп из кляпов, наручников и рассечённой кожи. Он не считал нужным положить на полочку своей памяти и подобные знания, но фантазией обладал буйной, представить всякое такое-эдакое – не составляло труда. Чем дальше читал, с усилием складывая расплывающиеся буковки в слова, тем отчетливее понимал, что не сможет это сделать. Боль – это почти единственное, что Богдан не принимал в своей жизни. Так было с детства. Дошло до того, что когда заболевал, усилием воли прогонял простуду и все такое. Просто не хотел боли. А тут ему предлагалась боль, как непременный атрибут удовольствия. Время от времени, в шоке поднимая глаза на сидящего странно неподвижно начальника, Богдан видел, что для того садо-мазо принципиально. Он четко читал свой приговор в холодных, как морозная ночь, бесстрастных глазах, в сжатых в нитку губах и выставленном вперед суровом подбородке. Вышецев не отступит. Херово. Очень-очень херово. И как выкрутиться, стажер пока не знал, но разум уже в панике искал выход. Где-то он должен быть. Зацепился за то, что имеет право потянуть время, внося правки. Дома, забившись в угол дивана, Богдан по пунктам разобрал "договор" в интернете. Это был оживший кошмар! Волоски по всему телу стали дыбом, воздуха вновь не хватало, он отчаянно пытался успокоиться и снова поймать дзен-волну. Надо сделать, надо просто это сделать и все! Много времени ушло, чтобы восстановить позиции. Когда в очередной раз отпустило, Богдан решил убрать то, что для него абсолютно неприемлемо: кляпы и наручники, потом порка. Господи, как унизительно! Хорошо, хрен с ним, пусть лупит, только не кнутом или плеткой - рукой и недолго! Для себя Богдан решил – он товар, который даже не покупают, а берут в аренду. Всего на три раза. В принципе, можно вытерпеть. Даже эти слова "доминант" и "сабмиссив" не вызывали дискомфорт, а как раз помогали думать о том, что предстоит, отстранено и трезво. Интересно, как долго господин Вышецев пребывает в Теме? Судя по внешнему виду и непрошибаемой уверенности, довольно долго, значит, чисто теоретически, ему можно доверять, что не покалечит. Никаких скандалов, грязных подробностей его тайной жизни нигде не всплывало. Любопытный Богдан давно бы уже знал об этом. Предложения Богдана Вышецева устроили с трудом, но кое-что все-таки удалось отжать. Главной целью Богдана, прежде всего, было узнать досконально, что с ним будут делать. Он должен быть ко всему готов – именно поэтому и тянул время. Читая, общаясь, думая. После нескольких правок и недели живого времени, разглядывая суровое лицо программного директора и четко понимая – больше тянуть нельзя, потому что сам струсит и попросту сбежит на край земли, Богдан решился. Но сначала нужно было еще кое-что прояснить. - Леон Арнольдович, я готов подписать прямо сейчас, скажите только, как мы это сделаем? - Ты издеваешься? Там, благодаря твоему занудству, описано все буквально по минутам. - Я про то, когда мне к вам прийти? И еще, судя по тому, что будет, наутро я вряд ли буду дееспособен. - Я освобожу тебя от работы. - Я не про это. Мы будем делать перерыв и только ночами встречаться? Или возможно и день захватить? Тогда я смогу освободиться раньше. Как же Леона взбесили эти слова. Ему бы радоваться, что мальчишка воспринимает столь разумно незнакомый ему опыт, что практически гарантирует отсутствие проблем в дальнейшем, но этот сухой, деловой тон, поджатые губки, прямой взгляд без всякого кокетства раздражали. Еще робота в постели не хватало! - Ты поживешь у меня три дня. Сессии будем проводить ночью, днем будешь отсыпаться. На работе оформлю тебе отпуск. - Хорошо. Когда приступать? - Сегодня в восемь приедешь. Адрес скину смской. - Вам дать мой номер телефона? - Я все знаю о тебе, Богдан. Это лишнее. Леон откинулся в кресле, пытаясь по-быстрому успокоиться и определить, что именно его так выбешивает. Все же складывалось даже лучше, чем он ожидал. Мальчик принял условия, подготовился в свойственной себе манере. Сколько он вопросов задал за эту неделю – невообразимо просто! И как Леон удержался при этом, не сорвавшись и не оттрахав паршивца – уму непостижимо. Все эти его: "как именно Вы будете зажимать мои соски, с какой силой, что при этом я буду чувствовать, сколько времени это длится, из чего сделаны зажимы?"…. Кто бы такое выдержал?! Леон хватал за шкирку внутреннего зверя и уговаривал себя ежеминутно: потерпи, потерпи, ожидание стоит награды. Малыш даже не отдавал себе отчет, что бессовестно дразнит и от души крутит яйца. Или отдавал? Вот именно это и бесило, пожалуй. Не было эмоций, а возбуждение было. Шквальное, безудержное, не выпариваемое. И, похоже, только он, великий программный директор, находился в оном хаосе. А мелкая, красивая до безумия зараза спокойно выверяла договор, уточняя количество будущих ударов по собственной сочной заднице и размер пробки, которую в него засунут. Последняя ремарка едва не стала крайней каплей. Леон даже вскочил, намереваясь наощупь из-за красной пелены перед глазами, схватить нахала и продемонстрировать воочию искомый предмет. В виде своего члена. Больше напоминавшего камень. А потом стало еще хуже. Казалось, все уже выяснили. Все точки расставили, только бы до вечера дожить. Но стажера же не остановить, ему контрольный подавай: - Мое стоп слово, напоминаю, "больно". И еще, я много читал и в курсе, что мне вас надо как-то по-особенному называть. Как вы предпочитаете? Мастер? Сэр? Король Лев? Леон со свистом сквозь зубы выдохнул, потряс головой, давая время не только члену, но и мозгу осознать сказанное. Сучонок мелкий, за все заплатишь! - Во-первых, во время сессии ты будешь говорить мне ты, - для него это стало буквально фетишем за последние несколько дней, так хотелось, до одури, чтобы он, наконец, сказал это "ты". – И по имени. Но обращаться ко мне будешь только, когда разрешу. - Ясно, а ты – это разве не фамильярно? Мне не трудно, могу и попресмыкаться. - Богдан! Это не игра, я запрещаю тебе в таком тоне со мной говорить. - Ладно, не надо орать, все понял. В восемь. Мне надо как-то готовиться? - Я сам тебя подготовлю. Вещей много не бери. - Я тоже так подумал. Богдан ускакал, а Вышецев схватился за голову. Все-таки удовлетворение внутреннего зверя чревато бааальшим геморроем!