Сделай мне монтаж

Только выйдя на улицу и вдохнув свежий утренний воздух, Леон понял, как долго не дышал полной грудью. Пришлось признать, эти полтора дня совершенно выбили его из колеи. Он был очень недоволен собой. Почти так же, как был впечатлен Богданом. Сил находится рядом с ним и не трахать его – совершенно не было, пришлось сбежать хоть на время. Он ушел, чтобы дать мальчику возможность восстановиться и немного поспать перед третьим, решающим заходом. О, да, у них есть в запасе еще одна ночь. И Леон впервые не мог выбрать, как именно ее провести. Желание затолкать пацана в комнату для сессий не прошло, наоборот, оно стало еще горячее. Вот только сессия сожрет все время, что у них осталось. А это значит, не будет возможности брать его раз за разом, тонуть с головой в выпаривающих выдержку стонах и невозможно притягательном медовом теле. Даже спать рядом с ним не мог, хотя пара часов сна очень бы не помешала, но присутствие Богдана, его запах слишком будоражили, и Леон решил прокатиться. Если не убраться прямо сейчас подальше от дома, ноги сами принесут обратно, к измученному, сладкому мальчишке. От чего малыш так рыдал в конце? Не сделал ли Леон больно своей ненасытностью? Мог, конечно. Только он, вроде, проверил – все было в порядке. Эта слабость, одна из многочисленных – вылизать Богдана, была необходима еще и для того, чтобы убедиться: тот не пострадал. Дырочка, куда больше, чем прежде, приманивающая, была натерта до темно-красного цвета и припухла, естественно, но не кровоточила. А когда, прорыдавшись, Богдан провалился в сон, Леон наложил обезболивающую, а затем заживляющую мазь. Значит, нервы сдали у пацана. С одной стороны, можно понять – столько всего сделал впервые. Первый анал, первый минет, первый поцелуй – с мужчиной .... Зря, очень зря Леон взялся вспоминать открытия Богдана. Как машину дальше вести? Руки отчего-то затряслись, а тело охватила теплая истома. Сопротивляясь непривычному размягчению, Леон тут же стал искать корень зла. Почему его вообще понесло экспериментировать со стажёром, какого хрена не отправил его в гостевую спальню сразу, как закончил сессию? Может, если бы действовал по плану, сейчас бы не разрывался так от сомнений и мыслей? Ошибка была совершенна уже тогда, когда он допустил далеко не единственную слабость – прервал сцену. И не жалостью к Мальчишке это было вызвано, куда там: он хотел первый раз трахнуть его именно в своей кровати. Мечтал об этом, представлял, как это будет. Почему-то в его сознании секс с пацаном был также желанен, как и наказание, тогда как с другими партнерами, с Ардо, например, акт даже не всегда становился финальным аккордом сессии. Более того, как правило, для полного удовлетворения зверя внутри хватало лишь сцены без секса. Либидо, обычно, вполне удовлетворяла жена. Да, Леон, конечно, спал с Инной. И считал это нормальным, с комфортом разделяя свою жизнь на две стороны – белую и черную. С Богданом с самого начала все было по-другому. Его, что было непривычно внове, хотелось всего, целиком и надолго. Леон уж и не помнил, когда заболел своим стажёром, по-другому не скажешь. Именно она, болезнь, и подтолкнула его совершить, в общем-то, неблаговидный поступок: пойти на шантаж парня. Я спасаю твоего друга, ты отдаешь мне тело. В целом, вполне обоснованная сделка, даже типичная в реальном мире. Сам Вышецев только так ее и воспринимал, никаких угрызений совести, ни сомнений, а тем более, понижения самооценки. А чувства Богдана? До сегодняшней ночи, пожалуй, и они его мало волновали. Все, к чему он стремился, затеяв историю с договором – это перевернуть сознание Мальчишки. Вопреки настрою, научить его быть совсем другим человеком, заставить признать чужую власть и с радостью встречать боль. И наравне с этим, обязательно, непременно трахнуть. Он и не думал, что потребность доставить удовольствие Богдану почти сразу вытеснит остальные планы и завладеет всем существом. Мальчик оказался удивительно чувствительным. И, похоже, сам не знал об этом. А вначале-то картина складывалась удручающая. Стажёр оказался не способным даже сыграть роль саба, чего уж говорить о полном отсутствии дремлющих внутри инстинкта подчинения и тяги к мазохизму. Леон использовал для их сцены самый примитивный и тысячу раз отработанный сценарий. По-настоящему истязать Богдана он и не собирался, но если бы тот, о чем невероятно мечталось, оказался сабом – подсадить покрепче на Тему не составило бы труда. На других же это действовало! Ардо, к примеру, впадал в экстаз, стоило лишь приказать лечь на скамейку. Оказалось, Богдан воспринимал боль исключительно, как боль, а не как подарок. Не возражал, не требовал прекратить – терпел и мучился, а так быть не должно вообще. Леон чего только не попробовал, сам спустил пару раз – невероятный для него случай – мальчик оставался безучастным. И только в постели откликнулся. Стал горячим и по-настоящему покорным. Леон потерялся в желаниях. Он знал, предчувствовал, что ему понравится Богдан, как любовник, но этот акт просто оглушил его. Он был искушен в сексе с мужчинами. Любил сам процесс, любил, когда член был глубоко в чьей-то тесной заднице. Но то, как это было с Богданом…. Что-то еще, более сильное, примешалось к простому и, в принципе, привычному действу. В ночь номер один, засыпая рядом с утомленным стажёром, не прикасаясь к нему, он дал себе слово завтра разобраться с непонятками. Решил начать снова с сессии, без нее и радость, не радость, и выбрать более чувственный сценарий, где главным инструментом будет секс – раз Мальчишка ведется на него. Найти все эрогенные зоны, поэкспериментировать с теплом и холодом, помучить член и соски парня. Картинка нарисовалась столь жаркая, что пришлось сбегать в ванную, лишь бы не потревожить спящего в позе зародыша Богдана. И возвращаться в собственную спальню он не решился. Провел остаток ночи в кабинете, усилием воли отогнав мысли и сжигающие все внутри желания. Успокаивало только то, что жертва была заперта с ним в клетке еще как минимум на двое суток, а там, глядишь …. После третьей ночи Мальчишка ведь не сможет тут же удрать? Отлежится у него, придет в себя. Представляя это, Леон вдруг уловил в себе отголосок еще одного странного желания – ему хотелось, чтобы пацан завис здесь подольше. Причем, сам, по собственной инициативе. Нет! Что за глупость, зачем ему это надо? Утром, позавтракав сам, решил накормить сопляка прямо в кровати, чтобы не тратить время на церемонии и сразу перейти к делу. Одновременно Леону показалась очень привлекательной картинка жующего булку Богдана на фоне черных, смятых простыней. Мммм, сплошной секс. Богдан не спал. К счастью, парень не умер от смущения, увидев своего временного господина, распечатавшего его попку, но и радости особой не проявил. Не показав, как задет, и чем сильнее – непонятно: то ли тем, что не рад, то ли потому, что не позволил увидеть себя просыпающимся, Леон брякнул неожиданно полный поднос на ноги стажёра. И когда он успел весь холодильник сюда сгрузить? Надо уйти, дать ему время, а себя взять в руки, настроиться! Леон даже шаг сделал назад, и тут же уселся рядом. Как же он мог пропустить такое зрелище. Богдан ел умильно, как котенок, по кусочку, по крошечке. Глядя на него - растрепанного, теплого со сна, испробованного – Леон вновь заметался в желаниях. Теплая волна начала расти где-то под левой подмышкой и, омыв сердце, мощно спустилась в пах. Неумолкающий внутренний зверь встал в стойку мгновенно, а когда пацан неосмотрительно набил полный рот еды, бросился прицельно на его растерянные губы. То, что отыграть назад не сможет при любом раскладе, Леон понял в ту же секунду, как расчухал, что именно ему досталось. Никогда не придавал значения поцелуям, да и целоваться, собственно, не очень любил. Слюни, зубы, полость рта – сомнительные составляющие наслаждения. Богдан даже в такой малости был другим. С ним аж думать связно не получалось, потому что неизбалованные вкусовые рецепторы враз взялись вопить, как им хорошо. Как им нравятся и вкусные слюнки, и гладкие ровные зубки, и теплая норка ротика, и нежный язычок. Парень мог бы и не отвечать, все равно Вышецев бы улетел. Но он ответил. Тотчас же и с пылким энтузиазмом, которого Леон так добивался в комнате для сессий. Это была желанная кнопочка, нажав на которую, Леон мог управлять своим непокорным сабом. Только пока получалось так, что управляли им. Оторваться от податливого и постанывающего Богдана было невозможно, он бы и не оторвался, если бы все время мира было в его распоряжении. Страстно захотелось успеть найти у стажёра еще больше отзывчивых мест. И да, отчаянно захотелось, чтобы малыш сладко выгибался в его руках, кричал и содрогался от оргазма. Про комнату для сессий Леон мгновенно забыл, переключив все внимание на стройное, красивое тело под собой, лаская каждую впадинку, целуя ребра и ключицы. Соски - маленькие, вишневые косточки, первыми записал в искомый список. Теребя их, он с успехом мог регулировать громкость Богдана. А аккуратная выемка пупка стала следующей в списке. Запускал язык туда Леон долго, это оказалось таким же приятным, как и мучить вкусные сосочки. Внутренняя, особенно нежная сторона бедер, ямочки под дрожащими коленками, поджимающиеся пальчики на ногах, шейка сзади, ямочка на щечке – Богдан был просто напичкан эрогенными зонами. Улавливая их, Леон сходил с ума и не сдерживался, впиваясь в ароматную кожу и от души расцвечивая ее засосами. И сам не осознал, в какой момент, это было так естественно, член Богдана оказался у него во рту. В ином случае, если бы на месте Богдана был другой, член тут же бы был возвращен владельцу. Да какой случай, кого тут обманывать?! Не только Богдан пробовал в тот день все новое для себя, сам Леон тоже не отставал. Минет он никогда раньше не делал. Ему – да, множество раз. А вот самому и не хотелось, да и не решался никто попросить. Еще бы он вспомнил об этом, поймав на язык полностью вставший крепенький член Мальчишки. У него встал, наконец, на него! Мысль об этом опьянила капитально. И, конечно, закрепить результат было делом обязательным. Правда, и удивительно приятным. Лизать и сосать бы его бесконечно. Как жаль, что пацан продержался так недолго! Автомобиль пришлось вести одной рукой, второй Леон резко сжал мгновенно отозвавшийся на воспоминания собственный член. Он не кончил тогда вместе с Богданом только потому, что три раза сделал это ночью – мог и потерпеть немного и словить кайф в более интересных условиях. Поэтому развел парня на ответный минет. Нет, ну устоять-то шансов не было. Раскрасневшийся, тяжело дышащий стажёр просто напрашивался быть оттраханным. Сначала в потрясающий сочный ротик, а потом уже, скорее бы, в обольстительный, тесный задик. Он не слезет сегодня с Богдана. Без вариантов. Парень отчаянно трусил. Леон бы даже смог понять это, если бы был меньше возбужден. Но тогда принять и пожалеть Мальчишку он был не в состоянии. Если бы тот не решился – непременно бы заставил! Однако все муки, полученные при созерцании сопротивляющегося, растерянного парня, компенсировались в стократном размере, когда Леон понял – стажёру чудесным образом пришелся по вкусу его член! С таким восторгом ему сосали впервые. Движения своенравного язычка были неумелыми и робкими, но безгранично волнующими. Леон держался на пределе возможного, это где это видано, кончить, когда тебе всего лишь пару раз ткнули языком в мошонку? Держался и молился про себя, чтобы малыш подольше возился с ним, изучал, трогал, увлеченно облизывал. Котенок настоящий! Тормоза слетели напрочь, когда Богдан решился измерить длину ртом, и сразу горлом, потому что не убралось, конечно. С непривычки нежное горло резко сжалось, и Леон полетел в пропасть. В каком-то страшном забытьи он оттрахал этот невозможный рот. А потом с замиранием сердца разглядывал, не порвал ли, не причинил ли боли снова? Боль превращала Богдана в очень красивую, но неживую куклу. А сейчас хотелось другого: невозможно было смириться с его холодностью. Так, молодец, возбудился дальше некуда. Пришлось тормозить перед кафе, выбираться из салона и пытаться успокоить нервы чашкой кофе. Парой-тройкой чашек. Но и за столиком калейдоскоп жарких ночных сцен не оставлял его. Ладно, здесь, а не за рулем, он хотя бы в безопасности. После минета надо бы было передохнуть и хоть отчасти подготовить попку Богдана, но сил ждать не было. Наскоро разработал, смазал и попер напролом. Малыш не сопротивлялся, и, конечно, Леона это страшно подстегивало, только вот ему снова было больно. Вышецев попал в капкан тела, которое ни в какую не желало отказываться от сумасшедшего кайфа, и мозга, фиксирующего неприемлемое состояние партнера. Ужасно, смертельно захотелось, чтобы он отвечал. Леон менял угол, выходил почти полностью, измучился в поисках этой долбанной простаты, ничего, совсем. И вот, смирившись, уже собрался прекратить, когда Богдан, кажется, что-то ощутил. Эта сладкая, непосредственная зараза вдруг так по-блядски завертела своей райской задницей, что Леона мгновенно вынесло за край сознания. Только что на его члене была шикарная, тесно, до судорог сжимающая его, но обидно безучастная попка, и вот та же роскошная задница подмахивает и втягивает в себя так, как будто нет ничего желаннее для нее, чем член Вышецева. А еще стоны! Богдан одновременно с жоповерчением стал издавать просто крышедробительные стоны. Мелодичные, доводящие возбуждение до мучительного состояния, невыносимо сексуальные. Это было великолепно. Леон, отличающийся удобной способностью тут же приходить в себя после оргазма, никак не мог вернуться из туманных далей. А желание-то не отпускало. Член стоял и стоял, как солдат у Мавзолея. Пришлось еще несколько раз попытаться придать ему более расслабленный вид, вертя пацана на яйцах в разных позах. Ноль эмоций. Зато проверил гибкость котенка, и определил, в каком положении он быстрее всего достигает пика. Кажется, пока рейтинг возглавляло и его любимое – лицом к лицу. Даже сейчас, уехав от Мальчишки, он едва не кончал от одних лишь воспоминаний. Особенно была хороша их последняя сцепка. Леон потерялся в эффективно расслабленном теле, как в море. Море эмоций захватило разум, хотелось толкаться в затягивающую глубину без конца, выбивая мутящие голову стоны, ловить губами сладкие всхлипы, всасывать в свой рот не возражающий язычок. Он был так прекрасен: абсолютно покорный, доверчивый и довольный! Чего и добивался Леон, чего жаждал, о чем мечтал. Он сделал своего малыша таким! Так, пора собраться. Допустим, скоро он вернется домой, зверь внутри тут же радостно завыл, и что? Трахнет его пять-десять раз? Легче кому от этого станет? Потом, пусть даже не сразу, малыш уйдет от него. А зная его честность и принципиальность, скорее всего тот примется переживать про себя, замкнется и перестанет иметь с ним любые общие дела. Вычеркнет из контактов. Размышления о таком поведении Богдана нервировали. Леон понимал, что это неизбежно, но очень хотел, чтобы пацан успел проникнуться им, заинтересоваться. Может быть, придумать какой-нибудь способ, чтобы оставить Богдана себе? В качестве уникальной постельной грелки. Такую днем с огнем не найдешь. Индивидуальный и такой качественный заказ! Окей, что ж, он реально думает об этом. Похоже, у меня проблема! Симпатичная такая, сероглазая, с ямочкой на щечке. Ускользающая сквозь пальцы. Что тут можно сделать? Опытный, уверенный и серьезный программный директор Вышецев внутри твердил: надо отпустить, дать уйти, пацан не вписывается в его жизненный ритм, слишком многое придется менять. Тот же Леон, который впервые получил настоящее, ослепительное удовольствие в постели, выступал за кардинально противоположное: можно попытаться вписать Мальчишку в свою жизнь, выстроить все так, чтобы успевать и поднимать свое детище, и встречаться с Ардо, и спать с Богданом. Да, тут он тоже определился. С парнем нужно много и вдумчиво спать. Кто же в разуме откажется от столь идеально подходящего тебе физически партнера? И Богдана не составит труда уговорить. Ему же нужен секс-партнер? В его возрасте обязательно! Можно даже девушку ему разрешить. <i>Вот уж вряд ли, заорало внутри чудовище благим матом! А что, пусть для видимости создаст отношения, а с ним будет трахаться. Ему понравилось! Очень! Пацан не захочет это терять. На обратном пути, резко ведя машину, Леон обдумывал тонкости предстоящего разговора. Богдан в стадии голого максимализма будет возражать, тут и гадать нечего. Надо подобрать такие аргументы, чтобы не оставалось двойного пути или разных вариантов решения. Все должно быть приемлемо для моральных принципов малыша, но одновременно выбора не должно остаться. Его гнал домой голод. Реально Леон чувствовал себя так, как будто год никого не имел. Ему очень хотелось застать Богдана пускающим слюни в подушку, перевернуть на животик, подтянуть одну стройную ножку повыше и плавно войти в незакрытую, облюбованную дырочку. Мммм. Разбудить так, целуя спутанную макушку и прижимая к себе, как самую большую драгоценность в своей жизни. Вдруг изнутри что-то толкнуло, он вспомнил укоризненный огонек, так часто отсвечивающий за это божественное время вместе, в лукавых, темно-серых глазках Богдана. Чем же порадовать его, ублажить, показать, что для Леона он не шлюшка, а человек, пусть и не жизненно важный, но жизненно необходимый? Подарок! Нужен подарок. Вышецев свернул к дорогущему ювелирному салону, уже зная, что преподнесет своему мальчику. Захотелось украсить ценным подарком его изящные запястья, оказавшиеся, к вящей радости, еще одним пунктом в списке установленных эрогенных зон. Лаская их языком и чувствуя под тонкой кожицей ток крови, Леон едва сдерживался, чтобы не вцепиться в них зубами. Браслет. Ему нужен широкий браслет из белого металла. Прошел еще час, прежде чем прекрасный платиновый браслет с серебристыми камушками и черным золотом, был заботливо уложен в красивую коробочку. Все теперь к нему. Скорее! Скорее!

********************************************

Как только Леон вошел в квартиру, он сразу понял – Богдана здесь больше нет. Внутри все тут же заледенело и подернулось коркой претензий к себе. Не успел! Прошел в спальню, в надежде, что ошибся, но лишь нашел подтверждение стремительному бегству. Истерзанная за ночь простыня валялась на полу, а скомканное полотенце, в которое он кутал Богдана после очередной помывки, брошено в кресле. Глаза на автопилоте поискали записку, глупо, конечно, ничего паршивец писать ему не стал бы. Леон провел ревизию по всей квартире. Почему-то ему казалось, что начинающийся шквал внутри могли как-то минимизировать доказательства неравнодушия Богдана. Ну испортил бы что-нибудь, разбил, разбросал. Все было в порядке. Даже слишком, так, как будто никогда здесь и не было мелкого, несносного, такого желанного засранца. Ярость в первые минуты затопило существо Леона полностью. Перед глазами полыхала кровавая пелена, а зверь внутри заходился рваными, адскими воплями. В погоню, найти его, приволочь назад за шкирку, показать раз и навсегда его место!!! За 20 минут Леон сотворил то, что так тщетно искал в доказательство не безразличия Богдана – разгромил к чертям всю квартиру. Распушил постель, по которой часами валял стажёра, разодрал простыни, прикрывавшие усеянные синяками бедра, перевернул поднос с остатками еды, расколошматил об стену все бокалы и тарелки, в чаше джакузи перебил кучу дорогих стеклянных пузырьков с пеной и маслами, которыми умащивал сбежавшее от него тело. Легче нисколько не стало, лишь слегка ослаб черный тугой узел в груди, он уже мог почти нормально дышать и мыслить более-менее ясно. Нельзя сейчас ехать к Богдану – он просто его убьет. Чтобы успокоиться и вернуться в себя, Леон судорожно налакался чачи. Хорошая чача, качественная, градусов 50, стояла сто лет уже, родственники излишки передали. Леон вообще не пил же, предпочитая расслабляться иными методами. Но сейчас – других способов не было под рукой. Хотя бы он смог отрубиться замертво. А утром наступил понедельник. Это Богдан получил отпуск на неделю, сам Вышецев от обязанностей себя не освобождал. Он прилетел на работу, как дьявольский смерч, сметая на пути все живое, рявкая и лая. Неделю, он решил, что даст ему эту гребаную неделю, для чего бы она ему не понадобилась. Но вот, когда посмеет явиться, только посмеет – ух, отработает, сучонок, каждую минуту недоданной ночи. Каждую секунду отлижет! Каждый потраченный нерв восстановит своей вертлявой задницей! Но уже через три дня зверь внутри страшно затосковал. Никакие уговоры и посулы на него не действовали, что, мол, только появится гаденыш – тут же на столе будет разложен. Зверю не хотелось крови, хотелось ласки и сопящего комочка-хозяина рядом. Леон глушил натуру на корню, развел тут сопли, понимаешь. Наказать, отлупить и выебать! И так несколько кругов! Он как с ума спятил, почему-то четко ощущая, что Богдан не зализывает раны в норе, а сознательно бежит от него, ненавидит его, боится и презирает. И это ощущение разрушало подчистую и без того полетевшую нервную систему. Вышецев вынес мозг всем за эту неделю. Посрался с партнерами, уволил пару перспективных сотрудников. Вся компания страдала от него, а он продолжал бить по каждому смертным боем, вымещая тоску и подсознательный страх, дикий страх, что не увидит больше Мальчишку. Понедельник приближался, и он не знал, как пережить его, если Богдан не появится. Конца, казалось, начальственному беспределу не было. Пока кто-то не придумал заслать гонца к разбушевавшейся Годзилле. Макса Головина. - Здорово, друже, меня не убивай с порога. Я с челобитной к тебе. Земля стонет, слух идет, разбушевался змей-горыныч, - принялся за 1000 китайских приседаний Максим, съеживаясь под тяжеленным, как могильная плита, черным взглядом, и тут же просекая, что шутка ни разу не прошла. – Ладно. Забей. Говорят, людей увольняешь, с кем работать изволишь дальше? - Стажёров возьму, у меня их, как грязи. - Ты чего, нет же ни одного. - Золотарёв остался. - Где? - У меня. - Это вряд ли. - Макс, понятнее изъясняйся. - Он уволился, Лео, три дня назад. Тут Макс на практике и на месте узнал, что означает выражение: потрогать молчание руками. Леон застыл в кресле, сверля друга пустым взглядом. - И как же он исхитрился это сделать без моего ведома? – слова падали, как булыжники в камнепад. – Какой же смертник помог ему? Не ты ли, Максимушка? Полномочия-то у тебя откуда? Без моей визы никто не может быть уволен. - Без визы зама, точнее. Я всего лишь завизировал, а гендир подписал. - Да вы охренели что ли! – Леон вскочил и бросился бы на Макса, но тот сам подлетел ближе. - А в чем проблема, Леон? Что за вдруг возникшая из ниоткуда потребность в каком-то ничтожном стажёре? Ты же его и под своим носом не замечал. Мальчику надо расти, и он может расти. Я всего лишь по-дружески помог ему. - Не потерплю, чтобы за моей спиной проворачивали свои истории. Какого дьявола ты не сказал мне сразу? - Он просил! Умолял просто не говорить тебе, - а вот это было больно. Точно, малыш возненавидел его! - И почему не сдержал слова? - А он уже нашел работу! Я устроил его к Попову. Работает два дня там. Голосок веселый. Вчера первый раз ездил на съемки. Счастья – полные штаны! - Первый канал, значит? И дорого тебе это встало? Или он заплатил за услугу натурой? - Леон, ты чего несешь?! Мальчик нравился мне всегда, но принуждать его, покупать его благосклонность – фуууу, даже для меня – это подло, - а вот Вышецев не погнушался, и снова бы это сделал, повторись оно сначала. – Попов мне звонил утром, он в восторге от парня. Взахлеб болтал и про талант, и про энергичность, и острый глаз! - Острый коготь …. - Не понял. - Ясно. Значит, буду работать с имеющимся штатом, - надо выпроводить Макса, пока не поздно, а то, как бы чего не вышло. - Скажи, Лео, - решив, что разговорил Вышецева, Макс перешел к главному. – Ты чего такой суровый стал? Проблемы какие-то? - Переработал, бывает. Успокой народ. Я в норме. Леон понял, что пришло время действовать. Мальчишка решил соскочить, но от Вышецева, мастера спорта по стрельбе, еще никто не уходил. Самому ехать вытряхивать душу засранцу пока рано. Желание придушить его еще не утихло. Решил полностью обложить, чтоб не вывернулся. Тут же позвонил знакомому детективу, нужно было выяснить, чем живет сейчас Богдан, и на что его можно приманить.

*******************************************

Месяц, целый бесконечный, невыносимый месяц Леон догонял парня, который ускользал от него с ловкостью, достойной лучшего применения. Дома мелкая зараза не появлялась. Следы от работы до места дислокации запутывал виртуозно, словно знал, что за ним идет слежка. А когда Леон решился послать ему на службу тот самый браслетик, из-за которого проворонил пацана, Богдан прислал-таки ему записку, отсутствие которой так расстроило его тогда, после побега. Естественно, прислал вместе с бандеролькой и курьером – взад. Содержание записочки было так себе, конечно, но вот экспрессия ее оставляла надежду, что зацепил парня. Что тот думает о нем, хоть и ругая, на чем свет стоит. «Пошел на хуй! А бирюльки цепляй очередной подстилке», - резким росчерком прямо по сердцу. Ну на «ты» хотя бы, н-да…. После этой записочки Леон с еще большим остервенением стал пытаться выйти на контакт со своим бывшим стажёром, а ныне восходящей звездой Первого канала. Кто бы сомневался, талантище! Детектив начал отрабатывать адреса родных и друзей Золотарёва, а на студии установил круглосуточное дежурство, и Леон чувствовал, что вон оно, еще немного и мышка попадется в мышеловку. Они просто поговорят. Нормально, без истерик. Если нужна будет точка, они ее поставят. И начнут сначала. С Максом Леон почти не общался это время, не в силах простить предательство. Поэтому весь подобрался, когда в очередной раз друг порадовал своим присутствием. И не зря. - Леон! Помнишь Богдана? Нашего стажёра? - очень смешной вопрос, да-да, кое-что припоминаю. – Прикинь, его забрали в европейский офис Первого. Вот карьера, я понимаю! Месяц на ставке и уже в Лондоне, красота. А ты в него не верил! А я тебе говорил. А сам так хитро смотрел на Леона, вываливая на него горящую лаву новостей, словно взвешивая и сверяя что-то про себя. Леон просто встал, обошел Макса и вышел из здания. Вот и все, у него ничего не вышло. Пора перевернуть эту страницу.