G.O.G.R.

Да, конечно, «миссия» Муравьёва действительно, накрылась. Он рассекречен и теперь ему даже на глаза Чесноку попадаться опасно. Но что же это за «Альфред» такой прыгучий? Уж не он ли секретаршу Сумчатого выкрал? - Они там с Чесноком говорили, что он ещё Сумчатому левый бензин поставлял, - говорил Муравьёв. И тут Пётр Иванович вспомнил про видеокассету, которую Сидорову подарил Щелкунчик. Серёгин отыскал её в ящике стола и сказал: - Пойду с Зоей Егоровной про телевизор договариваться. Зоя Егоровна вышла в магазинчик. Сейчас, она накупит сладеньких булочек, шоколадочек, мороженого порции две и будет жевать всё это часа два. В её закутке Пётр Иванович нашёл дворника Карпухина. - Слушай, Федоша, - сказал ему Пётр Иванович, - Дай-ка ключи от телевизора, я Зое Егоровне не скажу. Не бойся. Карпухин подумал минутку-другую. А потом махнул рукой: - А, берите, я на эту квочку и не смотрю давно! Пётр Иванович поблагодарил дворника, взял ключи и пошёл открывать телевизор. Муравьёву достаточно было одного взгляда на поставщика Сумчатого, чтобы узнать в нём «своего» Альфреда. Даже чёрная полоска не помешала! - Он! – выкрикнул старший лейтенант, посмотрев запись, - Точно, один в один – и лысина такая же! - Нужно распечатать! – решил Пётр Иванович. – Кажется объявился «мужик» Поливаева! Пётр Иванович остановил кадр, в котором Альфред получился лучше всего и перенёс изображение на компьютер. Распечатав его, Серёгин выключил телевизор и забрал свою кассету. - Надо ключи побыстрее вернуть, - сказал он, закрывая дверь телекомнаты. – Я их у Карпухина добыл. - О, да, - хихикнул Сидоров. – Достанется Федоту Евсеичу! - Неохота подставлять старика, - Пётр Иванович умчался вниз, на первый этаж, чтобы отдать ключ. Но не успел: Зоя Егоровна вернулась раньше. Она, правда, накупила море вкусностей. На её столе лежали три плюшки, плитка молочного шоколада, пачка печенья «Пчёлка» и порция мороженого. А в углу съёжился несчастный Карпухин. Зоя Егоровна надвинулась на дворника со шваброй наперевес, оскалившись, и почти что, рычала. - Где ключи от телезала? – вопрошала она, потрясая своей шваброй. Карпухин бормотал что-то и трясся, как осиновый листик. - Ты хочешь, чтобы опять телевизер стянули?! - Простите, Зоя Егоровна, - осторожно вмешался Серёгин. - А? – обернулась техничка, опустив швабру. - Представляете, Пётр Иванович, - захныкала она. – Карпухин снова ключ от телезала посеял… - Это я взял, - сказал Пётр Иванович, протягивая ключи техничке. - Что?! – подпрыгнула она, а потом вдруг обрадовалась: - Ой, как хорошо, что это вы… А то я думала, он опять телевизер пропьёт… - Тьфу! – буркнул Карпухин, вылезая из своего угла. – У меня уже пять лет, как язва – ни капли не можно! И потом – в милиции служу, где же мне воровать-то? Пётр Иванович поднялся обратно, в свой кабинет, где его ждали Сидоров, Муравьёв и Усачёв. - Я вот, что решил, - начал Пётр Иванович, разглядывая портрет того Альфреда, - Во-первых, нужно показать этого голубца нашему Поливаеву – может, узнает. А во-вторых нам необходимо съездить в Алексеевку к родителям Валерии, вдруг она у них? Я бы хотел узнать, кому она передавала информацию, может, с ним связаться можно. Ну и надо предупредить, всё-таки, этого Мильтона, что Чеснок ему бомбу подсунуть хочет! А сейчас, Саня, приведи-ка Сумчатого, - сказал Пётр Иванович Сидорову. Лев Львович похудел. Его щёки не висели более, как два мешка. Живот подтянулся. Сумчатый был совсем грустный, уныло смотрел перед собой. Сидоров даже наручники на него не надевал: настолько он был смирный и вялый. - Кроты, - прохныкал Сумчатый своё любимое слово. - Хорошо, кроты, - согласился Серёгин и дал Сумчатому портрет лысого Альфреда. Тот выхватил, уставился на него и фыркнул: - Крот! - Вы его знаете? – осведомился Пётр Иванович. Сумчатый шмыгнул носом и пригладил редкие бесцветные волосики на макушке. - Ага, - булькнул он. – Этот кореш мне бензин продавал за полцены. Он тоже америкашка, как и эти все «Росси – Ойлы» и так далее. Мэлмэном его звали, Альфредом. Он привозил мне бензин без налогов. И я знаю, что этот субчик как-то с Тенью связан, - заговорщицки прошептал Сумчатый, сощурив правый глаз. – Он тоже в подземелье лазил. Я случайно подсмотрел! И с Утюжарой болтал, как старый друг! Я спрятался, чтобы не заметили, и слушал. Так вот, он сказал, что даст Утюжаре бабки, чтобы он Тень замочил, вы представляете? Замочил! А Утюг не замочил! Он и снайпера подсылал. И козла какого-то на самосвале, но нет, не замочил! Тень как-то снайпера засёк и первым выстрелил, прикиньте? А самосвал ему только тачку помял. А сам он целёхонек! Муравьёв и Усачёв тихо сидели в сторонке, внимательно слушая рассказ свергнутого «короля преступности», Сидоров снова поливал цветущий кактус. - Скажите, - обратился к Сумчатому Серёгин. – А этот Мэлмэн не мог стащить вашу секретаршу? - Неа, - замотал Сумчатый своей плешивой головой. – Он бы её не стаскивал, а просто замочил. Я, вообще, думаю, что это кто-то из ваших ментов стащил. Слишком уж это по-ментовски как-то. Братки так не делают. Из «наших ментов» никто не стаскивал – это Пётр Иванович точно знал. Сейчас они с Сидоровым отправились к Поливаеву, а потом – пока светло – смотаются в Александровку. Дворники счищали с лобового стекла налипающий мокрый снег. В такую погоду обычно никто не хочет выходить из тёплой квартиры. Предпочитают валяться на диванчике с бутербродом, или с пачкой чипсов – кому что нравится (только не с эклерами!). А вот, для милиции – непозволительная роскошь валяться на диванчике! Поливаев тоже сидел дома, как и все нормальные люди в этот сырой и холодный субботний день. Поливаев лежал на диване, кусая бутерброд с колбасой, и смотрел футбольный матч. Ещё пред ним стояла на журнальном столике банка шпрот. Он, время от времени, вынимал из неё за хвостик по рыбке и отправлял в рот. «Шахтёр» играл против московского «Спартака». Пока что играли вничью «ноль – ноль». И вот, наступил «опасный» голевой момент. Джулиус Агахова отобрал мяч у москвича и уверенно повёл его к воротам соперника. Поливаев застыл на своём диване прямо со шпротой в руке, не донеся её до рта. - Агахова прорывается вперёд! Обводит защитника, приближается к воротам… - вещал с экрана комментатор. – И... бьёт мяч выше ворот! Какая досада! - Дурак! – Поливаев аж подпрыгнул на диване, задел ногой журнальный столик, вывернув на себя ту самую банку шпрот. - Чёрт! – ругнулся он, счищая масло и рыбу со своих штанов на диванную обивку. А потом зазвонил дверной звонок. «И кого это чёрт принёс?!» - удивился Поливаев и пошёл к двери, напялив на ноги очень растоптанные домашние тапочки. - Хто? – вопросил Поливаев, приблизившись к двери. Когда Поливаев услышал голос Петра Ивановича, он сразу же открыл. - Именные часы вручите? – поинтересовался он, глядя на зашедших в прихожую милиционеров. - Да, нет пока, - ответил Серёгин. – Вот, опознайте. Сидоров тихо хихикнул: он сразу заметил пятно от шпрот на штанах Поливаева. В комнате кричал телевизор: кажется, там снова кто-то пытался забить кому-то гол… - Ой, - скривился Поливаев, глянув на портрет Альфреда Мэлмэна. – Тот мужик – ух! – какой был, а вы мне всё гавриков каких-то показываете. Этот чумик – лысый, как коленка. А у того мужика волосы были. Когда милиционеры ушли, Поливаев поплёлся обратно, к своему телевизору. Он досадовал на то, что ему не подарили часы и на то, что последние шпроты вывернул на диван. К тому же, оказалось, что московский вратарь успел прозевать один мяч, и счёт теперь стал «ноль – один» в пользу «Шахтёра». - Ну, вот, как всегда, - пробурчал Поливаев. – Так и не увидел, кто забил, когда забил! Ну, что это за футбол?! - А почему к бабушке Лютченко не зашли? – спросил Сидоров, когда они с Петром Ивановичем вышли из подъезда на улицу. - А зачем? – удивился Пётр Иванович. – Я уже у неё всё узнал… - У неё такие классные эклеры! – облизнулся Сидоров. Он уже опустошил весь пакетик, который бабушка Лютченко дала тогда Петру Ивановичу. Красная служебная «Самара» притормозила на пригорке, у указателя, на котором чёрными официальными буквами было написано: «Александровка». - Большой посёлок, – заметил Сидоров, глянув вниз на расстилающиеся пред ними кварталы частных домов. - Ничего, - сказал Серёгин - Они живут в третьем доме. Будем ехать по нечётной стороне – думаю, быстро отыщем. «Самара» соскользнула с пригорка по раскисшей от таящего тут же снега грунтовой дороге и въехала в Александровку. Вместо ожидаемого первого дома на самом въезде находился почему-то стодевятнадцатый. Это был маленький домишко, с почернелым шифером на крыше и облупившимся фасадом. Ставни на его окнах оказались закрыты. И вообще, выглядел он так, словно в нём никто не жил уже лет пятнадцать. - Не с того края, наверное, въехали… - пробормотал Серёгин, направляя «Самару» в переулок между этим самым домишкой и его соседом на чётной стороне улицы – роскошным богатырём-особняком с новенькой красной крышей. - Пётр Иванович! – сказал вдруг Сидоров, тыча пальцем в раскрасивый особняк. – А на нём – четвёртый номер! - Четвёртый? – удивился Серёгин, присмотревшись к особняку – а номер и правда, четвёртый! – Ишь, ты! Новая застройка, наверное… Придётся попетлять. Александровку начинали строить самозахватом – первые домики вырастали в степи где придётся, как грибы. И нумеровались эти «шампиньоны» по мере постройки. Александровка расширяется и по сей день, то тут, то там вырастают современные «шампиньоны» - роскошные дорогие коттеджи и виллы – и так же нумеруются по мере постройки. Премерзкая погода, кажется, ещё больше ухудшилась. Мокрый снег налипал на стекло служебной «Самары», пытаясь залепить его совсем, чтобы Пётр Иванович не видел, куда едет, и сошёл с дистанции, остановленный забором. Серёгин рулил по неким кривым улочкам между низкими старыми избушками, Сидоров зорким глазом выхватывал их номера, но оставался недоволен: нужный третий он так и не зафиксировал. Колёса «Самары» часто увязали в мягкой и глинистой грязище. Машина начинала отчаянно буксовать, расшвыривая грязищу в стороны. Иногда она выбиралась сама, но случалось и так, что Сидорову приходилось вылезать наружу и толкать «грязевую пленницу» сзади. А Пётр Иванович сидел за рулём и буксовал, буксовал, силой мотора помогая Сидорову выцарапать застрявшую машину из очередной ловушки. Одежда Сидорова уже покрылась грязными плюхами, но, что поделаешь – если не толкать – загрязшую в размокшей глине «Самару» не выволочь. На этот раз машина застряла особенно прочно. Заднее колесо попало в какую-то особо глубокую яму, застопорив «Самару» посреди грязно-глинного коричневого озера-болота. Сидоров выбрался из машины, стал под грязные плюхи, летящие из-под буксующих колёс, упёр руки в крышку багажника и в который раз начал пихать. Серёгин за рулём буксовал, буксовал, ревел мотором, крутил колёсами, заляпав Сидорова с головы до ног. Но ловушка не выпускала. - Всё, - сдался Сидоров. Сержант прекратил толкать и отошёл подальше от летящих из-под прокручивающихся колёс служебной машины лепёшек глины. Пётр Иванович выпростался из кабины и сразу же угодил обеими ногами в грязную зыбь. ЧВЯК! – «сказала» грязь, и ноги Серёгина моментально утонули в ней по щиколотку. - Чёрт! – ругнулся Пётр Иванович, выковыривая из плена глины ногу за ногой и вновь увязая, набирая в туфли грязную воду. Он ещё хотел проворчать, что заляпался, но, заметив Сидорова, промолчал. Сидоров тёр одну руку о другую, размазывая грязь. Мокрый снег вылетал из серой низкой тучи и мягко налипал на плечи и на голову. Серёгин обошёл «Самару» вокруг и обнаружил предательскую ловушку. Это была не просто яма, а открытый колодец, заваленный массами мусора, но достаточно глубокий, чтобы надолго пленить машину. - Придётся вызывать эвакуатор, - заключил Пётр Иванович, узрев западню. Промокший Сидоров только топтался и бурчал: - Дыы… Может, вернёмся домой? Кажется, сегодня мы их не найдём… Серёгин уже и сам отчаялся разыскать дом Ершовых. Очень уж бесповоротно он был затерян среди других домов, да и машина обездвижена, да и погода… шепчет… - Эй, робято! – вдруг раздалось из-за ближайшего забора, разорвав мокрую тишь. Наверное, хозяин дома услышал, как они тут буксуют в грязи и выглянул в окошко. Мобильный телефон Серёгина в Александровке не находил сети и жаловался, что может дотянуться лишь до номера «112». У Сидорова наблюдалась та же история. Поэтому, по обоюдному согласию милиционеры решили отозваться на призыв «аборигена». Серёгин подошёл к воротам. Во дворе стоял пожилой человек под зонтиком и с сочувствием взирал на тонущую в грязи служебную машину. - Застряли? – осведомился он, отпирая ворота. - Застряли, - кивнул Пётр Иванович. - И чего вы здесь разыскивали в такую-то погоду? – пробурчал человек под зонтиком, выйдя со двора на раскисшую улицу. На ногах у него красовались высокие резиновые рыбацкие ботфорты. Он-то уж не наберёт воды! - Третий дом! – пискнул из-за спины Серёгина мокрый и обляпанный Сидоров. Снег лежал у него на плечах, напоминая белый воротник Деда Мороза. - Так у меня ж третий! – сообщил человек под зонтиком и тут же поинтересовался: - А зачем вам? Серёгин проверил свой карман на наличие милицейского удостоверения. Убедившись, что оно там есть, следователь извлёк его на свет и предъявил обитателю третьего дома. - Мы из милиции, - объяснил он. – Ищем Ершова Валерия Брониславовича и… - Ну, я – Ершов! – перебил обитатель третьего дома. А потом, подумав, добавил почти что шёпотом: - А, вы, наверное, насчёт дочки… - идёмте, - Ершов повернулся и повёл промокших и мёрзнущих гостей в свой сухой и тёплый дом. На пороге возникла пожилая женщина в тёплом халате – неверное, это была жена хозяина. - Валерик, кто это? – вопросила она, всплеснув руками, едва увидала перепачканных гостей. Ершов коротко объяснил, кто пожаловал, а Ершова потребовала, чтобы они оставили в сенях свои куртки и ботинки. Получив вместо ботинок тапки, Пётр Иванович и Сидоров получили пропуск в дом. Планировка дома была не совсем удачна: из сеней попадали сразу на кухню. Из огромной проходной кухни куда-то в неизвестную глубь дома вели четыре белые сплошные двери. Но хозяева не пожелали отворять ни одну из них, и оставили гостей в кухне, усадив их за обширный обеденный стол. У печки хлопотала девушка в спортивном костюме – она что-то там варила в огромной белой кастрюле. Судя по несъедобному химическому запаху, в кастрюле кипела не еда, а бельё. У ног девушки вертелась серая персидская кошка. Едва Сидоров заметил это лохматое животное, его словно током ударило – именно эту кошку он видел у дома Валерии Ершовой. А девушка, которая её унесла – была Валерия, и никто другой. Именно она стояла у плиты и вываривала в кастрюле бельё. - Лялька, - сказал Ершов дочери. – Вот, пришли к нам из милиции. Валерия Ершова обернулась, смущённо поздоровалась и присела за стол. Пётр Иванович решил сразу действовать. - Скажите пожалуйста, - начал он, доставая из внутреннего кармана распечатку с фотографией загадочного лысого Альфреда. – Вы работали у Льва Львовича Сумского? - Да, - утвердительно кивнула Валерия. – Я была его секретарём. А потом, когда вы арестовали Льва Львовича – его место занял его компаньон, Родион Робертович Чесноков. – Ершова-младшая уверенно рассказывала Серёгину и Сидорову всё, что знала. – У него есть кличка, он – Чеснок. Родион Робертович оставил меня на фирме, потому что я знала о делах Льва Львовича. А потом – ко мне каких-то этих… качков подослали, наверное, Родион Робертович заподозрил, что я с милицией связалась, – Валерия поджала под себя ноги в серых толстых носках. - Спасибо, вы спасли меня, а то бы они меня растерзали… Я звонила вашему сотруднику, Геннадию… Он мне фамилию не назвал. Слушая рассказ Валерии Ершовой, Пётр Иванович напряжённо раздумывал, кто бы у них в райотделе мог быть Геннадием. Кажется, у них нет Геннадия… По крайней мере, Серёгин не припомнил. Может быть, он в Ворошиловском работает? Надо будет у Сидорова спросить. - Этот Геннадий, - вмешался Ершов. – Предлагал нам поменяться на Кременец. Нет, не предлагал, а настаивал. К нам тоже какие-то бандюки заявились, связали нас с женой… Едва этот Геннадий нас отбил! Но я пока не нашёл обмена… Мне самому страшно, куда это дочурка моя непутёвая ввязалась-то! - Скажите, это – Геннадий? – спросил Серёгин и протянул Валерии фотографию загадочного лысого Альфреда. - Ой, нет, что вы, - отказалась Валерия, едва взглянув на этого Альфреда и сразу отодвинув его в сторону. – Это не он. Геннадий не такой был. - Не такой, - подтвердил Ершов. – Тот Геннадий был такой... солидный и представительный. Не старый, но такой, серьёзный, как следователь. А этот больше на «братана» смахивает – лысый, как яйцо. Значит, Альфред не похож на загадочного Геннадия, которого нет у них в райотделе. - Но я его видела, - продолжала Валерия. – Он заходил и ко Льву Львовичу и к Родиону Робертовичу. Они там в кабинете обсуждали поставки незаконного бензина. Этот человек был поставщиком сначала у Льва Львовича, а потом – у Родиона Робертовича. Валерия Ершова пересказала все разговоры её шефов про «левые» сделки, рассказала про тот план, который Утюг с Чесноком придумали, чтобы засыпать Сумчатого. - Кто такой Тень я не знаю, - говорила Валерия, не замечая, что съедает уже седьмое печенье. – Но они все его действительно боятся… И я боюсь, - прошептала она, и запихнула восьмое печенье в рот целиком. – Как они там про него говорят, этот Тень просто убийца и вымогатель: заправки взрывает, спускает всех в какое-то подземелье… Всё требует деньги и у Льва Львовича, и у Чеснока… - Скажите, а Лев Львович сам не спускает никого в подземелье? – спросил Сидоров и тоже от голода схватил печенье. - Нет, - Валерия не говорила, а шептала. – Они подземелья, как огня боятся – говорят, там люди пропадают… Они и сами не знают там ничего. Говорили, что там то ли клад какой-то зарыт, то ли монстры живут… Я не знаю, где подземелье, говорят, что под каким-то домом. Я всё это Геннадию рассказывала, вы у него спросите, он наверное, уже что-то узнал… Ну, да, как же – спросите. Если бы ещё найти того Геннадия! Валерия не узнала таинственного «милиционера» ни в Светленко, ни в Додике, ни в Батоне. Казалось, что этот Геннадий просто прилетел из космоса. А как же – настоящий уфонавт – и с четвертого этажа спрыгнул и бандитов всех уложил баиньки, и бегает, как Соник Икс, и исчезает, как Фантомас… А тем временем бельё в кастрюле булькало в воде, парило, издавая химический запах отбеливателя. Что-то отбеливатель как-то уже очень распахся, прямо на всю кухню. И вдруг из сеней прибежала хозяйка с визгом: - Лера! Бельё-оо! – она спринтером подлетела к кастрюле, схватила щипцы и подцепила ими простыню. Она была белая, но на белом красовалась чёрное прогоревшее пятно. Оказывается, пока Валерия рассказывала про тайны «Королей ночного Донецка», вода в кастрюле вся испарилась, а простыня прижарилась ко дну кастрюли. Хорошо ещё, что не загорелась! Валерия тоже перепугалась, глядя на эту дымящуюся простыню. - Мам… - пискнула она. - Горюшко, - протянула хозяйка. – И когда я тебя чему научу? Придётся выкидывать… - а потом она со всех сторон осмотрела непострадавшие части простыни и бросила: – Всё равно она уже посерела – вываривай, не вываривай! - Мяу! – подтвердила кошка. Она сидела, окружив себя пушистым серым хвостом, и осмысленными человечьими глазами взирала на хозяйку, как она размахивает перед собой белым флагом-простынёй. Пётр Иванович позвонил от Ершовых в автосервис и вызвал эвакуатор, чтобы спас затонувшую в грязи служебную «Самару». А Сидоров пошёл на риск и обман. Он сказал, Ершовым, что если к ним придёт человек по фамилии Зайцев и представится следователем прокуратуры, то они не должны рассказывать ему правду, а поскорее выпроводить, потому что он «оборотень в погонах».