G.O.G.R.

Пётр Иванович и Сидоров приехали в Краснянский райотдел милиции и сидели теперь в кабинете его начальника полковника Соболева. Соболев был высок и усат, он смотрел на своих «гостей» удивлённым взглядом, выглядывая из-под густых рыжих бровей. - Как? – вопрошал он, разгуливая по своему кабинету из одного угла в другой. – Неужели и у вас – черти?? Я понимаю, Зайцеву они мерещились – так у него образования – девять классов и школа милиции. Но вы-то следователь, - надвинулся он на Серёгина. – Институт, наверное, закончили. Какой чёрт, я не понимаю?! Пётр Иванович пытался объяснить Соболеву, что они с Сидоровым напали на след опасной банды, но пришлось рассказать про «мистический» выборочный гипноз. Соболев в своё время наелся мистикой – Зайцев доводил его до белого каления своим чёртом, которого, по мнению «нормального человека», не существует в природе. Однако выпроводить Петра Ивановича за дверь и попрощаться с ним ему не удалось: Серёгин защитился материалами тридцать седьмого дела и застопорился в кабинете у Соболева надолго. Полковник Соболев даже расщедрился и выделил Серегину опергруппу из семи человек, компрессор, осветительный кабель, два автогена и циркулярную пилу – чтобы устранить металлическую дверь в подвале «Хозтехника». Уже через два часа у Чёртового кургана во всю гудел и рычал компрессор, куст над холодной пещеркой был срезан циркулярной пилой, а внутрь пещерки протянут осветительный кабель. Несколько десятков ламп водворили свет в тёмный подвал. Семь человек гуськом спустились по крутой каменной лестнице в неизведанное подземелье и вскоре достигли железной двери. Двоих Серёгин оставил снаружи – наблюдать за компрессором и поддерживать связь. Двое оперов, которых выделил Соболев, несли по автогену, а Сидорову доверили циркулярную пилу. - Начинаем, - не мешкая скомандовал Серёгин, косясь на блестящую в электрическом свете дверь. Из двух автогенов с воем вырвалось пламя, заскользило по гладкому голубоватому металлу. Опера работали не меньше получаса, даже вспотели, таская тяжёлые паяльные лампы, но разрезать монолитную дверь так и не смогли. - Хватит, - сказал Пётр Иванович, остановив работу. Серёгин подошёл к двери и отметил, что на ней нет и царапинки, а когда решился дотронуться до неё – обнаружил, что дверь даже ни капельки не нагрелась! Металл оставался холодным и зеркально гладким, словно дверь только что поставили! - Черти… - раздражённо пробормотал Серёгин, а потом отдал новую команду: - Саня. Сидоров сделал большой шаг вперёд и включил циркулярную пилу. Пила засвистела и завыла, сержант приблизил её к двери и принялся распиливать. По подземелью распространился запах горелого, из-под пилы Сидорова во все стороны летели искры, но дверь всё не желала поддаваться – даже циркулярная пила не смогла оставить на ней и тоненькой царапинки! - Вот это – номер! – буркнул Серёгин, когда Сидоров, потерпев поражение, отошёл от «марсианской» неуязвимой двери и выключил пилу. – Не открывается! Что же делать, что же делать… - раздумывая, Серёгин закружился по освещённому подземелью, глядя вниз, на свои башмаки. Два милиционера из Краснянского РОВД скучали возле ревущего компрессора. Один от нечего делать обдирал на склоне холма одуванчики, а второй – просто сидел и глазел в макрокосм. Внезапно воцарилась тишина: заглох компрессор. - Эй, Толян, смотри, - пробормотал один, кивнув на затихший агрегат. – Чего это с ним? - А я знаю? – фыркнул второй и достал рацию, чтобы связаться с Серёгиным. Команда Петра Ивановича в подземелье погрузилась в полную темноту. Неожиданно погасли все лампы, которые питались от компрессора, и Серёгину пришлось нашарить в кармане фонарик и зажечь его. По серым, покрытым пыльным налётом стенкам заплясали многочисленные чёрные тени. А одна, кажется, помахала Сидорову ручкой… - Что случилось, что случилось… Да у нас тут темно, как… не буду говорить где! – ответил за Серёгина Сидоров. – Это я у вас хотел спросить, что вы с компрессором сотворили?? - Ничего… - пролепетал милиционер по имени Толян, глядя на «уснувший» по непонятной причине компрессор. – Он сам взял и заглох… И тут вдруг компрессор как-то странно запыхтел, а потом – из его мотора вырвался маленький язычок оранжево-жёлтого пламени. - Горит! – пискнул второй милиционер, по фамилии Хомякович, и подбежал к компрессору, пытаясь забросать его землёй. Сидоров услышал в микрофоне рации его голос и сразу же заволновался: - А что у вас горит? - Где горит? – это к Сидорову подбежал Серёгин и вперил фонарик прямо сержанту в лицо. - Ы… - пискнул Сидоров, отталкивая фонарик, который светил ему в глаза. – У них там, кажется… компрессор загорелся… - Быстро все наверх! – скомандовал Пётр Иванович, как настоящий адмирал, и поспешил обратно, к лестнице, чтобы вылезти из пещеры. Сидоров поспешил вслед за Серёгиным, рассекая холодный мрак подземелья лучом фонаря, а за Сидоровым потянулись и милиционеры из Краснянского РОВД, потащили свои паяльные лампы и циркулярную пилу. Сидоров, как обычно, соблюдал «правило Сидорова», но, как обычно, нарушил его и глянул в боковой ход. А из могильного мрака на него плотоядно сверкнули Горящие Глаза, и Сидоров уверен, что на этот раз они ему не померещились… Когда вылезли из подземелья – от компрессора осталась лишь чёрная кучка оплавленного металлолома, наполовину засыпанная землёй. Это Хомякович засыпал: пытался сбить пламя. - Что произошло? – осведомился Серёгин, разглядывая то, что всего полчаса назад являлось компрессором. - Сгорел… - вставил Сидоров, а его фонарик до сих пор был включен. - Сгорел, - повторил Хомякович. – Я закапывал, а он – никак, вот и сгорел… - У вас есть эксперт-механик? – осведомился у Хомяковича Пётр Иванович, желая выяснить причину возгорания компрессора. - Нету, - ответил Хомякович. – Позавчера заявление написал и в город уехал. Пётр Иванович пред сиим препятствием не отступил: он решил позвонить в Донецк, к себе в РОВД, и вызвать в Верхние Лягуши Хлебоедова. А заодно – и показать ему следы шин в подземелье. Ещё Серёгин запретил переносить куда-либо останки компрессора, а велел Сидорову обмотать жёлтым скотчем ближайшие деревья и отгородить от «внешнего мира» тот участок, где они лежали. Милиционеры из Краснянского РОВД уехали обратно в Красное, а Пётр Иванович решил ещё раз посетить Семиручко. Председатель сельсовета работал до пяти часов вечера, а часы Серёгина показывали только три, вот Серёгин и решил к нему наведаться и расспросить про Зайцева, про Свиреева, который притворялся Шубиным и про тракториста, чья фамилия из уст «свергнутого» следователя прокуратуры звучала, как «Ме-е-е-е!». В Верхнелягушинском сельсовете, который нёс на себе все признаки готического замка, то бишь, сырость, мрак и холод, путь к Семиручко Серёгину и Сидорову вновь отрезала дородная Клавдия Макаровна. На ней было надето то же самое коричневое платье, и это платье уже громко трещало по швам на объёмистых боках сей готичной дамы. - Константин Никанорович не принимает! – с механичностью робота заявила она, столкнувшись лицом к лицу с вошедшими в вестибюль милиционерами. - Что, опять? – с долей иронии поинтересовался Пётр Иванович. - Приходите в понедельник! – отрезала Клавдия Макаровна и хотела удалиться, однако Серёгин не позволил ей этого сделать. - Сообщите Константину Никаноровичу, что к нему пришли из милиции, - с несгибаемостью дерева самшита сказал ей Пётр Иванович, и Клавдия Макаровна, не успев раствориться в готическом сумраке, застряла посреди дороги. - Ну, - подогнал её Серёгин. – Скажите Константину Никаноровичу, что к нему пришли из милиции. - Ла-ладно, - выдавила Клавдия Макаровна и, потрясая подсвечником, уползла в сумрачный и сырой коридор, едва не вступив в жестяное ведёрко, в которое с потолка капала мутноватая вода. Семиручко был какой-то взвинченный: он то и дело ерошил руками свои реденькие пегие волосики и постукивал по ободранной столешнице толстой ручкой. - Я устал, вы понимаете?? – этими словами он запустил в пожаловавших в его «обитель» «пришельцев». - Понимаем, - согласился Серёгин. – Уже вечер, конец рабочего дня… Все устают, даже милиция. Но нам просто необходимо задать вам несколько вопросов. - Я ничего не знаю! – заранее отказался Семиручко, закрывшись от «агрессора» Серёгина пухлой коричневой папкой. - И про Зайцева – тоже не знаете? – не поверил Пётр Иванович, пытаясь заглянуть за пухлую папку и увидеть бегающие глазки Семиручко. - Зайцев уехал из Лягуш, и я больше ничего о нём не знаю! – пробормотал из-за папки Семиручко и снова постучал по столешнице ручкой. - И письма он вам не пишет? – задал наводящий вопрос Пётр Иванович. - Нет! – отрубил Семиручко, не покидая укрытия за папкой. - Ай-яй-яй-яй-яй! – покачал головой Серёгин и устроился на шатком стуле для посетителей, приготовившись к долгой беседе. Сидоров примостился на другом стуле и тоже приготовился к долгой беседе. - И Свиреева не знаете? – Серёгин уже привык «раскручивать» молчунов, и поэтому сохранял спокойствие бронтозавра. А вот, Семиручко, кажется, почувствовал, что подвергается допросу и начал нервничать, ёрзать в своём кресле и потеть. Поминутно он смахивал пот со лба сначала пятернёй, а потом – выпростал из кармана полосатый платок, по размеру своему похожий на простыню и начал вытираться им. - Свиреев… - пискнул Семиручко, кажется, мучительно соображая, говорить ли ему, что Свиреев – это местный комбайнёр, или – тоже соврать, что и его не знает. - Знаете человека по фамилии Свиреев? – настаивал Пётр Иванович. Семиручко, видимо, сообразил, что милиция его обман обязательно раскроет, и решил не врать, чтобы не влипнуть ещё плотнее, чем он уже влип. Константин Никанорович отворил рот, собираясь раскрыть докучливому следователю личность Свиреева, но тут что-то произошло и вместо слов Семиручко издал мычание коровы. Серёгин застыл от изумления. Сидоров вперил в «озверевшего» председателя сельсовета удивлённый взгляд и переспросил: - Что-что? Было видно, что Семиручко силиться что-то сказать человеческим голосом, но кто-то – наверное, местный чёрт – не даёт ему проронить ни слова, а заставляет тянуть «ноту Му». - Му-у-у-у! – басовито мычал Семиручко, выронив папку, и взгляд его делался всё более животным. - Выборочный гипноз, - прошептал Серёгин Сидорову. – И у него – тоже. Значит, мы с тобой на верном пути. Надо и дальше раскручивать эти Лягуши. Испуганная вырывающимися из кабинета председателя нечеловечьими звуками, из коридора материализовалась Клавдия Макаровна с подсвечником наперевес. Увидев, что Константин Никанорович стоит на четвереньках и бодает кресло, она остолбенела на пороге, ошалело хлопая «нарисованными» глазками. - Ч-что вы с ним сделали?? – вопросила она у Серёгина. - Ничего, - просто ответил Серёгин. – Войдите в кабинет и сядьте вот сюда, - Пётр Иванович показал на освободившееся кресло Семиручко. - Нет… - пискнула Клавдия Макаровна, боясь, что и её превратят в корову. Семиручко тем временем, отполз от кресла к сейфу и теперь пытался забодать его металлическую дверцу, взбрыкивая ногами, словно молодой бычок. - Зайдите, зайдите, - настоял Серёгин. - Нет… - снова отказалась Клавдия Макаровна и хотела совершить попытку к бегству. Но Сидоров вовремя пресёк эту попытку и проводил дородную особу к креслу Семиручко за локоток. Та едва не выронила свой подсвечник, однако сержант успел перехватить его и поставить на стол. - Я не хочу!.. – Клавдия Макаровна вовсю отказывалась сотрудничать со следствием. – Не надо! Я не хочу превращаться в животное… сгинь, сгинь, нечистый!... - Мы не будем вас ни в кого превращать, - пытался успокоить паникёршу Серёгин. – Мы просто хотели узнать, проживает ли у вас в Верхних Лягушах человек по фамилии Свиреев? Клавдия Макаровна застыла, заглохла и прекратила попытки прорваться к двери. - Проживает, или нет? – проявляя выдержку Штирлица, добивался своего Серёгин. - Чего ж вы раньше-то не сказали? – пришла в себя готичная Клавдия Макаровна. – Свиреев, тьфу! – презрительно плюнула она, а потом – собралась сказать, что Свиреев – это местный пьющий комбайнёр, но почему-то не смогла, а вместо этого громко провещала: - Ме-е-е-е! – и так перепугалась собственного голоса, что хлопнулась в обморок и обвисла на кресле. - Ну вот, и эту подкузьмили! – с досадой проворчал Серёгин. – Пошли, Саня, будем пушить тракториста!