G.O.G.R.

Людмила Синицына долго и внимательно изучала глуповатое, потерянное лицо «секретного узника» Гохи, стараясь разглядеть в нём какие-либо черты Григория Григорьевича. Пётр Иванович по её реакции не мог понять, узнала ли она в Гохе майора Синицына, или нет – очень уж спокойно она его разглядывала. Серёгин знал, что это лишь внешнее спокойствие, которое бывает, когда человек, как говорится, «выплакал все слёзы», перенервничал до такой степени, что у него не хватает сил на то, чтобы нервничать дальше. Гоха пел под нос некую песню. До Серёгина долетали отдельные слова: - Проснись и пой, проснись и пой!.. Пётр Иванович невольно вспомнил, что настоящий Синицын пел эту песню ещё в институте, когда участвовал в конкурсе КВН. Гоха тоже любил её напевать, особенно, когда «камлал»: сквозь плотную завесу «Гогра» прорывалось у него слово «Шотландия» и эта вот песня… Людмила Синицына странно молчала – то ли не знала, что сказать, то ли просто не находила в Гохе никакого сходства с собственным мужем. Пётр Иванович – тоже не находил никакого сходства Гохи с Синицыным и думал, что зря они с Сидоровым побеспокоили его жену, и Гоха – это просто Гоха… Хотя и Грибка – Кораблинского жизнь в качестве бомжа изменила до неузнаваемости. Его даже Сидоров не узнал, даже родная жена узнала с трудом… Кстати, с Кораблинским у врача Ивана Давыдовича до сих пор беда: Грибок то «камлает», то воет, то монотонным гласом робота цитирует УК… - Гриша пел эту песенку, - выдавила, наконец, жена Синицына. – «Проснись и пой»… Под гитару… Пётр Иванович замер на месте: она сказала: «Под гитару»! Да, настоящий Синицын неплохо играл на гитаре! Но и этот Гоха в своём переходе опять же пел под гитару! И эта его «Шотландия»… Если «в переводе» на Синицына – то Пётр Иванович мог бы подумать, что Гоха имеет в виду не страну, а ту самую скамейку в парке, на которой студенты юридического факультета «толкали» пары! Да, хотелось бы Серёгину думать «в переводе» на Синицына. Хорошо бы было, если бы пропавший Григорий Григорьевич вдруг отыскался. - Я не знаю, - всхлипнула Людмила Синицына, и Сидоров, что ёрзал на стуле за её спиной, уткнулся в монитор компьютера, делая вид, что он что-то напряжённо выискивает в базе данных. – Он так похудел, - продолжала она, едва сдерживая слёзы. – И вообще, мне позвонил кто-то и сказал, что Гришенька умер… - Кто это вам звонил?? – изумился Серёгин, невольно выкруглив глазки: он, по крайне мере, узнал эту новость впервые. - Какой-то Владимир Эдуардович… - всхлипнула Людмила Синицына. Пётр Иванович изумился ещё больше: Владимир Эдуардович Чернявский – это начальник Калининской прокуратуры. - А… а где его похоронили? – выдавил Пётр Иванович, прекрасно зная, что никаких похорон Синицына не было. - Н-нигде, - пробормотала Людмила Синицына. – Этот Владимир Эдуардович сказал, что Гриша ловил кого-то в штольне и провалился в забой… А тело поднять так и не смогли. Это было где-то на закрытой шахте… Кона, или Коха… Я не помню… «Интересное кино, - подумал Серёгин, разглядывая этого Гоху, как тот пялится на большой столетник в углу кабинета, в колючих листьях которого запутались остатки новогодней мишуры. – Тело не нашли, провалился в забой. Всё сходится, всё ясно… для женщины, которая не знакома с работой милиции. Значит, эти «черти» не собираются выпускать Синицына, раз пустили слух о его смерти. Но Гоха вырвался от них и попал к нам, в отделение… Тогда почему же этот «чёртик», или «немчик» - как Ежонков выразился – унёс одного только Объегоркина, а Гоху оставил? То ли испугался нас с Недобежкиным? Или Ежонкова? Смешно! С его этим бесконтактным боем». Да, даже «всемирный скептик» Пётр Иванович поверил теперь в бесконтактный бой после того, как этот Ярослав Семенов (или его какой-то клон? – уже неизвестно, как теперь это всё понимать) набил ему шишку с помощью одного только воздуха. - Гогр! – проронил Гоха, прервав песню. – Гогр, Гогр… - Пётр Иванович, - пошептала вдруг Людмила Синицына, быстро переведя взгляд с Серёгина на Гоху и назад. – Я убирала в квартире и нашла в Гришином ящике бумагу. Она так свёрнута была раз в шесть, или в семь. И приткнута там, за папками, будто бы Гриша прятал её. Там всё на иностранном языке, по-английски, наверное. Но мне бросилась в глаза одна вещь: прямо над заголовком большими буквами было написано это слово «GOGR». - Где сейчас этот документ? – встрепенулся Пётр Иванович, словно бы пробужденный «ГОГРом» Синицыной от тяжёлого, с кошмарами, сна. - Дома, - чуть удивлённо пролепетала Синицына, похлопав своими покрасневшими не накрашенными глазами. – Если он вам нужен, я могу привезти… - Пожалуйста, - попросил Серёгин, узрев в этом документе Синицына спасительную соломинку. – Или нет, давайте, поедем вместе: я на машине, быстрее будет! Отдав распоряжение Сидорову – водворить, пока что, Гоху обратно в камеру, Пётр Иванович оставил сержанта за старшего, а сам поехал добывать «ужасную тайну ГОГРа». Сидоров постоянно оставался за старшего. Он уже привык, что в это время, пока он вот так дежурит, обычно ничего особенного не случается. Только один раз – «призрачный» хулиган сбежал. Но Сидоров старался о нём не вспоминать… Забросив «закамлавшего» по новой Гоху в камеру, Сидоров поудобнее устроился за столом и выпростал свой любимый журнал, что носил название «Футбольное обозрение». Развернув его, Сидоров забыл обо всём и превратился в футболиста на ближайшие два часа. Пётр Иванович выдвинул показанный Людмилой Синицыной ящик и обнаружил там стопку журналов «Охота и рыболовство». - Я ничего отсюда не выбрасывала, - сказала за спиной Серёгина Людмила Синицына. – Я только пыль вытерла, а эту бумажечку туда, назад, приткнула, чтобы не потерялась. - Хорошо, - сказал Серёгин, отодвинувшись от комода Синицыной. А Людмила Синицына вытащила из ящика все журналы, и после этого Пётр Иванович увидел некую бумагу, заткнутую в щель между стенкой и донышком ящика. - Вот она, - сказала она и вытащила эту бумагу. – Возьмите, посмотрите. Пётр Иванович ухватился за эту небольшую бумагу, словно за спасательный круг, который, возможно, спасёт всех, кто завяз вот тут, в этом непроходимом болоте «Тридцать седьмого дела». Развернув свёрнутый вчетверо лист, Пётр Иванович вперил взгляд в чёрные латинские буквы. Да, действительно, тут написано «Гогр». Нет, даже не «Гогр», а «Джи Оу Джи АР», американский «Гогр», GOGR. За «Гогром» следовала такая строчка: жирным шрифтом кто-то когда-то напечатал: « The Conclusion about results of the experiment # 29A in the context of the project “Heavy Clouds”». Пётр Иванович не считал себя языковедом, однако для того, чтобы понять смысл этой фразы совсем не обязательно заканчивать филологический факультет. «Заключение о результатах эксперимента номер 29А в рамках проекта «Густые облака»». Вот оно что – следователь прокуратуры, майор Григорий Синицын тоже был завязан с «Густыми облаками»! Вот это новость… Пётр Иванович с самого института знал Григория Григорьевича, с первого курса они были друзьями. Серёгин даже на конкурсе КВН пел вместе с Синицыным песенку «Проснись и пой»… - Вы больше ничего подобного не находили? – Пётр Иванович выдавил из себя этот вопрос, а сам подумал о том, что нужно будет «показать» сию бумагу всезнающему электронному переводчику, потому что в его собственной голове не находились русские слова, которые могли бы заменить предложенные «Гогром» английские. - Нет, только это, - ответила Людмила Синицына. – Но я вообще-то не лазила так особо… Я не знаю, что там могло что-то лежать… … Сидорову так наскучил журнал «Футбольное обозрение», что он отложил его подальше и занялся подсчётом количества мух, что крутились вокруг белого абажура лампы. Сержант достаточно быстро сбился, потому что мухи летали по всему кабинету, не дожидаясь, пока он присвоит им номера. Казаченко с Усачевым при помощи Белкина возились в изоляторе: разыскивали среди хаоса битого стекла и кусков штукатурки вразумительные следы «пришельца из космоса», что «абдуцировал» Объегоркина. Сидоров бы тоже к ним пошёл – интересно, всё-таки, но Пётр Иванович велел торчать у телефона: авось кто соизволит набрать их номер? Новый телефон блестящего красного цвета молчал, как красный морской окунь. Даже по ориентировке по Интермеццо никто не позвонил – неужели, никто ни разу нигде его не заметил?? Сидоров бы заметил сразу… Вспомнив об этом юрком воришке, сержант попытался заняться работой: напряг мозги и принялся размышлять, где и каким образом мог бы скрываться его давний противник Николай Светленко? Обычно Интермеццо либо маскируется под добропорядочного старичка, либо живёт в гараже и вылезает из него только по ночам. Последний способ «король воров» использует в крайнем случае – когда над его головой уже «клацают клешни милиции». Это выражение про клешни придумал не Сидоров – так говорил сам Интермеццо… - Эй, Санчо! – это со скрипом отвалилась в сторону деревянная дверь и в кабинет к Сидорову просунулась башка Усачёва. – Слушай, брат, решётку там как динамитом вынесли… Стенка вся разворочена. Ты случайно взрыв не слышал? Ты же там в изоляторе торчал? Сидоров отложил Интермеццо в «ПЗУ» и начал усиленно вертеть мозгами, вспоминая, что же он слышал перед тем, как в изолятор ворвался этот «мутант». Стук, грохот, лязг, звон… Хорошенький наборчик громких шумов, от которых вздрогнул даже стальной Недобежкин. Но нет, взрыва, Сидоров точно не слышал. - Нет, не слышал, - отказался от динамита Сидоров, косясь одним глазом на маленькую, но отважную мушку, что с храбростью партизана уселась на лицо футболиста Рональдиньё, напечатанного на глянцевой странице журнала. - Странно, - пожал плечами Усачёв. – Машина на второй этаж не достанет… разве что, автовышка, или кран… - Звездолёт! – буркнул Сидоров. – Прямо из космоса. Скажи мне лучше, что вы там про Интермеццо накопали? Усачев в ответ состроил «бровки домиком» и пожал плечами, мол, ничего. - Ага, - буркнул Сидоров, понимая, что «король воров» милиции не по зубам. - Пойду искать этого «бомбермена», - вздохнул Усачёв, и его голова пропала за закрывшейся скрипучей дверью. Рука Сидорова машинально схватила футбольный журнал, но раскрыть его сержант не успел: в кабинете возник Пётр Иванович. Узрев Серёгина, Сидоров почти, что судорожным движением выдвинул первый попавшийся ящик стола и впихнул туда толстый журнал. В ящике уже лежало что-то, и поэтому над журналом он едва закрылся. - Синицын был завязан с «Гогром»! – выдохнул Пётр Иванович и шваркнул на стол перед вздрогнувшим от неожиданности Сидоровым добытую у Людмилы Синицыной бумагу. «GOGR», - прочитал Сидоров самые большие буквы, а всё остальное прочитать не успел, потому что Серёгин выхватил бумагу у него из-под носа, замахал ею и забегал вокруг стола. - Кажется, мы совершим прорыв! – выпалил Пётр Иванович. – Если удастся доказать, что Гоха – это Синицын… - Даже если мы и докажем – он всё равно ничего не вспомнит сам, - вздохнул Сидоров, думая о том, как бы Пётр Иванович не обнаружил запрятанный в ящике футбольный журнал. – Вчера мне Карпец звонил. - Карпе-ец?? – Пётр Иванович резко изменил курс, совершил пике и приземлился на дырявом стуле напротив Сидорова. Повторно шваркнув бумагу из «Гогра» перед носом сержанта, Серёгин уставился на него так, словно собирался пролезть в мозг и прочитать мысли. - И что же он тебе сказал? - Ныл, что к нему завалил кто-то, двое чуваков незнакомых. Представились «Горгазом», а сами усадили на стул и усыпили, что ли… «Они ничего не украли, - говорил тогда Сидорову Карпец. – Я ещё специально по тайникам у жены полазил, посмотрел, на месте ли деньги… Но деньги, им, кажется, были не нужны… - Сидорову вообще, показалось, что Карпец в истерике. – Я в сон какой-то провалился, а когда проснулся – их уже никого не было, а в голове у меня – алгебра за четвёртый класс, которую я уже и забыл давно!». Прослушивая сообщение Сидорова, Пётр Иванович сидел и невольно скрёб пальцами затылок. Алгебра за четвёртый класс… С недавних пор Серёгин узнал, что заставлять «подопытного» вспоминать школьные учебники это стандартный метод всех гипнотизёров – милицейских и не очень… - Вот что, - заключил Пётр Иванович, дослушав про Карпеца до логического завершения. – Сейчас покажем вот это Недобежкину, - он показал пальцем на бумагу из «Гогра», а потом к Карпецу съездим.