G.O.G.R.

В Красное ехали в том же «боевом порядке»: впереди «Ниссан» Ежонкова, сзади – всё больше отстаёт запыхавшийся «Запорожец» краснянских милиционеров. За рулём «Ниссана» восседал испачканный землёю Ежонков, а Недобежкин скукожился на месте пассажира и угрюмо глазел на свои коленки. Пётр Иванович на заднем сидении тоже был достаточно угрюм: ведь Сидорова они так и не нашли. Впереди маячило, искрясь на солнышке, заросшее зелёной ряской озеро Лазурное. Вот только что-то в нём было не так. Что-то странное. А подъехав поближе, Ежонков обнаружил, что нет моста. - Васёк! – воскликнул он, застопорив машину. - Чего? – рыкнул Недобежкин, дёрнув головой. - Мост разбурили! – пояснил Ежонков. – А у меня – не амфибия! - Да? – Недобежкин поднял голову, глянул вперёд и увидел, что да, мост разрушен и утоплен. А, кроме того – среди обломков моста – посреди этого мелкого озерца тонущим теплоходом возвышается некий микроавтобус. - Да это же Самохвалов застрял! – Пётр Иванович тоже посмотрел и узнал в «тонущем теплоходе» «Газель» спецназа. - Тоже мне, спецназ! – пробормотал Синицын. – Машину вывезти не могут… - Э-эй, помогите! – со стороны озера Лазурного к ним бежал мокрый человек и размахивал руками. - А вот и сам Самохвалов! – проворчал Недобежкин, поняв, что этот «купальщик» и есть командир группы захвата. Вытаскивать из озера затонувший микроавтобус решили так: привязать тросом к «Ниссану» Ежонкова. Ежонков, конечно же, сопротивлялся, не желая получить царапину на блестящий капот. - Эй, у меня не трактор! – «суперагент» даже руками замахал, когда Недобежкин объявил ему о необходимости свернуть с дороги и подъехать ближе к озеру по кочкам и грязи. - Едь давай, «трактор»! – Недобежкин железною рукою пихнул Ежонкова к рулю. - Но она не вытащит такую громадину! – отнекивался Ежонков. – Этот «халк» затянет мою красавицу в болото! - Брррум! – разозлился Недобежкин, двинулся на водительское кресло и своей массой выпихнул Ежонкова из машины на улицу. – Не хочешь – я сам! – рявкнул он и захлопнул дверцу у носа «суперагента». Милицейский начальник решительно съехал с грунтовой дороги в буераки и повёл красивенький гламурный «Ниссан» напролом по топкой болотной грязище. - Стой! Стой! Моя машинааа! – истерично вопил Ежонков и бежал сзади, хлюпая туфлями по коричневой жиже. Недобежкин затормозил на берегу озера, у самой воды, где по соседству с камышами и лягушками сидели и бурчали промокшие бойцы Самохвалова. Они даже не курили, потому что промочили свои сигареты в озёрной воде. Пётр Иванович выскочил из салона и отыскал в багажнике верёвку. Один её конец он привязал к специальному крюку около выхлопной трубы «Ниссана», а второй – швырнул Самохвалову, который уже слез с крутого берега вниз и слонялся около терпящего бедствие микроавтобуса. - Лови! – крикнул ему Серёгин. Самохвалов подхватил верёвку и быстро привязал к своей «Газели», которая, между прочим, уже начала погружаться в трясину. - Выезжай! – воззвал он к Недобежкину и сел за руль «Газели», чтобы направлять её движение. - Осторожнее, Васёк, - умолял на берегу Ежонков, молитвенно сложив свои ручки. Милицейский начальник надавил на педаль газа, и дорогой джип взревел своим дорогим мотором. Колёса закрутились, пытаясь вывезти и сам «Ниссан» и застрявшую «Газель» на сухую дорогу. Недобежкин всё прибавлял и прибавлял скорость – один рывок, второй, третий… Роскошный автомобиль буксовал, отбрасывая назад смачные грязные плюхи и ошмётки камышей, однако двигаться с места не спешил. - Эй, да ты меня обляпаешь! – обиделся «суперагент» Ежонков, когда одна такая плюха едва не залепила ему в лицо. – И не жги бензин, я тебя умоляю! Недобежкин почувствовал, что лошадиных сил джипа «Ниссан Патруль 4Х» не хватает для того, чтобы спасти из трясины микроавтобус. Чертыхнувшись, он заглушил мотор и опустил стекло. Высунувшись, Недобежкин отыскал глазами краснянский «Запорожец». - Эй, Пёстриков, съезжай сюда! – гаркнул он, набрав побольше воздуха. – Поможешь! - Сейчас! – раздался голос Пёстрикова, и «Запорожец», кашлянув, скатился с дороги. Подпрыгивая на кочках и выпуская клубящиеся выхлопы, он подобрался к «Ниссану» и остановился. - Привязывай! – скомандовал Недобежкин Пёстрикову. Вскоре и краснянский «Запорожец» присоединился к тонущей «Газели» посредством толстой колодезной верёвки. - Раз! Два! Три! Давай! – отдал команду Недобежкин. Пёстриков привёл «Запорожец» в движение, его старый моторчик в десятитысячный раз кашлянул, издал резкий хлопок, похожий на мини-взрыв, и создал солидное выхлопное облако. Стоявший рядом с «Запорожцем» Ежонков закашлялся в этом облаке и плаксиво буркнул: - Чёрт, на чём ты ездишь?? Когда к «Ниссану» присоединился ещё и «Запорожец» - Недобежкин уже закрыл глаза на то, что последний бесчеловечно газует и хрипато кашляет – дело пошло. «Газель» спецназа шевельнулась, и начала медленно выползать из трясины на крутой илистый берег. Из её кабины и салона изливались тонны грязной воды, вместе с которой выплывали рыбы и лягушки. Самохвалов сидел за рулём, наполовину в воде и направлял движение микроавтобуса, стараясь не зацепить его ни за валяющиеся повсюду обломки моста, ни за торчащие над поверхностью озера коряги. Да, мост разрушился как раз в тот интересный момент, когда «Газель» спецназа, на всех парах мчась в Верхние Лягуши, оказалась на его середине. Хрясь! – и всё, «Газель» упала в воду. Однако всё это произошло не случайно: мост подпилили. Пилильщиком мостов был ни кто иной, как председатель Верхнелягушинского сельсовета Константин Никанорович Семиручко. Это был уже не первый мост, который он подпилил, и даже не второй. Вообще, Семиручко не знал, что в Верхние Лягуши едет спецназ. Семиручко охотился на «Ниссан» Ежонкова. Справившись с мостом, председатель сельсовета вернулся назад, в свой любимый насиженный кабинет чинуши. И сразу же получил телефонный звонок. Звонил ему Альфред Мэлмэн, который, сидя в обезьяннике у Соболева, какими-то неправдами выбил для себя телефонный звонок. Мэлмэн говорил шёпотом, но даже его шёпот был исполнен звериной злобы. - Слушай сюда, жирный слизняк, - зашипел он, как ядовитая змея эфа. – Хватай ноги в руки и дуй в ментуру в Красное! Меня в обезьянник захлопнули. Дашь Соболеву хабаря. Сколько попросит – столько и дашь, усёк? - Усёк, - булькнул Семиручко, который вообще не хотел куда-либо «дуть». – Еду… - Не едь! – скрипнула под ухо Клавдия Макаровна. – Ты, вообще, с ними скоро доиграешься – места лишишься и в тюрьму сядешь! Семиручко всё это прекрасно понимал: да, они бандиты, да, он лишится места и сядет в тюрьму! Но если он не будет с ними – он будет против них – и тогда ему несдобровать. Так как эта толстая и безвкусная Клавдия Макаровна мешала ему спасать свою жизнь, Семиручко в сердцах обозвал её «крысой» и покинул кабинет, потрясая вторым подбородком и жировым фартуком. У председателя сельсовета имелось транспортное средство. Нет, это была не телега и не лошадь, и даже не мопед. «ОНИ» выделили Семиручке добротную «Шкоду Октавию», кузов которой не был ни битым, ни ржавым, ни гнилым. Семиручко держал эту добротную машину в сарае за сельсоветом, и теперь – пришло время выкатить её на свет. А в то же самое время в Красное ехала отважная команда в составе Недобежкина, Ежонкова, Серёгина и Синицына. С «Запорожцем» на хвосте, они мчались по пыльной грунтовке, желая посетить обезьянник Соболева и побеседовать с изловленными Маргаритой Садальской и лысым Мэлмэном. «Газель» Самохвалова Недобежкин пока оставил у озера, а самого Самохвалова и его команду милицейский начальник послал в рейд по «местам боевой славы» - то есть туда, где лежал в руинах особняк Гопникова, а так же – на Чёртов курган. Пускай, прогуляются, поищут «осликов» и «чёртиков». Недобежкин ещё пока не знал, как объяснить Соболеву про Хомяковича. Всю дорогу милицейский начальник подбирал слова, но нужных так и не нашёл. Ладно, потом найдёт, ведь Хомякович уже никуда не убежит… - Моя машиночка… - канючил ему под руку Ежонков, отвоевав для себя место за рулём. – Вся грязненькая, бедняжечка… Первым делом Недобежкин постановил, что необходимо наведаться к Маргарите Садальской. Её отсадили в отдельную камеру, потому что в общей она вела себя, как разъярённая гадюка, и едва не выдрала соседке глаз. Садальская сидела на нарах, скорчившись в комочек, и кажется, плакала. Заслышав, что в её сторону кто-то шагает, она подняла растрёпанную голову и увидела, что тяжеленная дверь её узилища распахнулась, и из пыльного тёмного коридора вдвигается милицейский начальник Недобежкин и его компания. - Я всё скажу! – обречённо пискнула Садальская, вперив в Недобежкина умоляющий затравленный взгляд. – Пожалуйста… - Так-так, - сразу же заинтересовался Недобежкин и уселся на её нары, потеснив Садальскую на край. – Ну-ка, поделись соображениями! - Если сама не расколется – я её вспушу! – пообещал гипнотизёр Ежонков, расположившись на соседних нарах около Серёгина и Синицына. - Не надо меня пушить… - заревела Садальская и пустила крокодиловую слезу. – Я… я не виновата… Меня заставили… Меня подставили… - И кто же тебя заставил-то? – проворчал Синицын. – Ты же ещё в Америке на кого-то пахала? - Точно, - подхватил Пётр Иванович. – Влезла ко мне в сейф, там пошустрила, потом дело своё из архива свистнула – тоже подставили и заставили? - Сколько можно водить нас за нос? – напёр Недобежкин. – Кто это там тобой руководит – «ГОГР»? - Это не просто «ГОГР», - промямлила Садальская и отодвинулась от Недобежкина ещё дальше, чтобы не быть раздавленной. – Меня зовут не Маргарита Садальская. Меня зовут Эмма. Свою фамилию я не могу вам сказать, потому что они найдут меня… Я работала с ними, я была ассистенткой и лаборанткой у профессора Артеррана, который занимался «Густыми облаками». Вот это номерок! Пётр Иванович раскрыл рот, Синицын – тоже и, кроме того ещё и выпучил глаза. А Ежонков – тот вообще, едва не свалился с нар на пол. - Не брешешь? – подскочил он к «Маргарите Садальской», которую, оказывается, звали Эммой. - Нет, зачем мне врать? – всплакнула она и смахнула слезу, подавив охоту сделать этому Ежонкову едкое замечание: «Зубила-то почисть!». – Я и так уже стою на пороге смерти – они меня схватили, а вы помогли мне убежать, но это ненадолго. Я слишком много знаю. Я работала с Артерраном… Я очень гордилась этой работой… Я гордилась тем, что они взяли меня туда сразу после института, - она лепетала так жалостливо, что доброму Петру Ивановичу даже стало жаль её. – Но потом – случилось несчастье. У нас в лаборатории была подопытная горилла по кличке Тарзан. Она… она была смирная, я кормила её с рук, она рисовала картинки. А Артерран – вы знаете, какой он был? Он считал себя гением и никого вокруг себя не замечал. Артерран был авантюристом – считал, что сможет вывести «Гомо Дивизуса »… - Кого?? – перебил милицейский начальник, который не понимал по-латыни и никогда не слышал такого сочетания: «Гомо Дивизус». - Гомо Дивизуса, - повторила Садальская – Эмма, размазывая по худым щекам слёзы. – Уберменша , сверхчеловека. Он проводил над Тарзаном эксперименты – хотел, чтобы он поднялся по эволюционной лестнице… Однажды к нему в руки попал этот проклятый триста седьмой образец. Ему приказали испытать его, и Артерран решил испытать эту дрянь на Тарзане. А я в тот день… я покормила его и забыла закрыть клетку на замок… Я уже говорила, что Тарзан всегда был мирным… А тогда – Артерран подошёл к нему с пробиркой, и Тарзан вырвался из клетки… - И разорвал Артеррана в меленькие кусочки! За это они тебе и мстят? – закончил за Эммочку «суперагент» Ежонков и вскочил с нар. – Я же говорил? Говорил? – пристал он к Недобежкину, выражая на пухленьком личике щенячий восторг. – Америкашку Артеррана сожрала горилла! В архиве Синицына так и сказано! Я – гений, гений! – и запрыгал от радости, как пацан, которому подарили компьютер исключительно для игр. - Эй, это не мой архив! – вмешался Синицын. – Я не знаю, откуда ты всё это выцарапал! - Нет, - неожиданно слабым голоском возразила Садальская – Эмма. – Они так написали, что Тарзан убил Артеррана, но это неправда. Артерран жив, и теперь охотится за мной. Артерран разбил пробирку с препаратом, они захотели скрыть всё это, потому что «Образец 307» стоил очень дорого. Они написали, что его убил Тарзан, а меня уволили на следующий день и лишили всего: дома, имущества, гражданства. Я слонялась по бывшим школьным подругам, по квартирам, работала, где попало. А Артерран – он стал какой-то странный после всего этого. Он убивает всех, и он не остановится, пока не убьёт меня. Он где-то здесь, в Верхних Лягушах, он не покинул «Наташеньку»… Он сумасшедший, спасите меня от него! Садальская – Эмма начала впадать в истерику, рыдать, застучала кулачками по жёстким нарам. Услыхав сие сногсшибательное признание, Ежонков остановил восторженное вращение на одной ножке и едва не повалился на спину. Синицын, молча, хлопал глазами. Даже сам прагматичный милицейский начальник застыл на время, огорошенный сенсационным заявлением этой странной особы. Только Пётр Иванович, имевший трезвый ум настоящего следователя, не растерялся, а схватил истеричную Садальскую – Эмму за плечи, встряхнул, чтобы сбить истерику и задал ей один-единственный вопрос: - Как звали профессора Артеррана? - Его звали Генрих, - пролепетала та чуть слышно. – Он не американец, а австриец, или немец. Гражданство у него было американское, но приехал он откуда-то оттуда, из Европы… Он всегда был похож на верволка… «Да, у страха глаза велики, - отметил про себя Серёгин. – Ей теперь хоть что покажи… И слизняк станет похож на верволка!». Но всё-таки, одно большое рациональное зерно Серёгин всё же выудил из этого сумбурного рассказа. Фальшивомонетчик по кличке Троица говорил, что Светленко рассказывал ему про какого-то Генриха. И теперь Пётр Иванович, кажется, понял, про какого – про Артеррана! Вот кому служил «король воров»! Недобежкин и Ежонков подумали то же самое, но распространяться об этом вслух при этой Эмме не спешили. - У него ещё поговорка была… - начала Эмма, желая рассказать всё, что знает. – Я хорошо запомнила её… Он говорил так… Внезапно со стороны двери послышались два тихих хлопка. Оба глаза Эммы вмиг превратились в две страшные дыры, из которых потекла кровь. Кровь брызнула на стену за спиной несчастной, и заляпала её. Эмма дёрнулась и молча, повалилась на нары. Ежонков при виде крови упал в обморок. Недобежкин, Серёгин и Синицын, все вместе, они рывком повернулись к двери. Они успели увидеть, как в щёлку между этой тяжёлой стальной дверью и полом скользнула ничья тень. - Стоять! – Недобежкин сорвался с места, подскочил к этой двери, собрался рывком распахнуть её, но она оказалась заперта снаружи. – Откройте, откройте! – завопил милицейский начальник и забарабанил по металлу двери кулаками, сотрясая её. Серёгин и Синицын тоже вскочили и мигом оказались у двери. Флегматичный охранник изолятора не спеша отомкнул замок, приоткрыл дверь и вставился в образовавшуюся щель. - Что? – сонно осведомился он. - Брысь! – Недобежкин отшвырнул его, как куклу, и понёсся по длинному пустому коридору, оглашая всё вокруг могучим рыком: - Стоя-ааа-ять!!!! «Мэлмэн!» - вдруг стукнуло в голову Серёгину, и он выкрикнул это слово, заглушив рык Недобежкина. - Точно! – милицейский начальник затормозил и стукнул себя по лбу. – К Мэлмэну, чёрт! Чёрт!!! Серёгин и Недобежкин во всю прыть поскакали к Мэлмэну, а Синицын обнаружил флегматичного охранника в камере убитой Эммы – он стоял и обалдело глазел на её несчастное тело, растеряв флегматичность. Синицын схватил его за воротник и потребовал: - Ключи!!! - Ой-вой-вой-вой! – заблеял охранник, перепуганный всем происходящим. – Я я я я я сам открою… - Быстрее! – Синицын потащил его к той камере, куда был посажен лысый бандит Альфред Мэлмэн. Недобежкин и Серёгин уже топтались у этой самой двери, и милицейский начальник с нездоровым остервенением тянул на себя ручку, надеясь открыть эту запертую дверь. - Да, разойдитесь вы! – охранник протолкался к замку и быстро отомкнул его ключом. Недобежкин наконец-то распахнул эту дверь и ворвался в камеру. Альфред Мэлмэн лежал на полу с простреленным лбом, а его сокамерники сидели на нарах с отупевшими лицами и с животными глазами. - Чёрт! – выплюнул Пётр Иванович, поняв, что они лишились и этого важного свидетеля. Недобежкин схватил за мятый ворот первого попавшегося обитателя камеры – отпетого и отпитого тощего мужичка – притянул его к себе и заревел ему в лицо: - Кто это сделал???!! Кто здесь был??!! Мужичок заплескал «ложноножками», раскрыл рот, наполненный жёлтыми и коричневыми зубами, и заревел в лицо Недобежкину: - Бе-е-е-е-е! - Чёрт! – Недобежкин отшвырнул этого «лжесвидетеля» в сторону и вопросил сразу у всех: - Ну, кто??? «Сельские бандиты» хлопали безумными глазами, раскрывали рты и все наперебой кричали: - Ме-е-е-е-е! - Бе-е-е-е-е! - Му-у-у-у! - Бесполезно, - констатировал Пётр Иванович. – «Звериная порча». - Как он сюда попал?? – не унимался Недобежкин, топая ногами и перекрикивая весь ревущий «зверинец». - Фашистские агенты… - это Ежонков пришёл в себя и притащился сюда на ватных ногах. - Идёмте к Соболеву, - заключил Синицын, тоже понимая, что допрашивать этих «козлов» и «баранов» бесполезно.