G.O.G.R.

Согласно новому плану Недобежкина, поездка в Красное откладывалась на неопределённый срок, а вместо неё назначался новый спуск в подземелье. Только на этот раз милицейский начальник решил бросить на «чертей» (или фашистских агентов?) тяжёлую артиллерию: взять с собой под землю группу Самохвалова. Эти ребятки уж точно всех «чертей» зачистят! Несдобровать будет и фашистским агентам, и «осликам» достанется, и привидения пускай подставляют бока! Где-то там, у них, томится бедный Сидоров. Вот его-то и решил спасти Недобежкин. - Милиция мы, в конце-то концов, или кто? – бурчал милицейский начальник. – Они нас портят своей порчей, а мы глотаем?? Нетушки, фигушки! Ежонков! – призвал он «наследника Мессинга». - Чего? – пробурчал тот, скосив на Недобежкина один обиженный глаз. - Насколько я понял, - начал Недобежкин. – Тракторист этот тоже оттуда выцарапался! Ты, Ежонков, и его настрой на пеленг! Пускай у нас будет две ищейки! - Хорошо, - согласился Ежонков. – Только, чур, не насмехаться, а то точно, внушу тебе, что ты бык! - Да ладно тебе, - примирительно сказал Недобежкин, который подспудно испугался того, что Ежонков дискредитирует и опозорит его своим «быком». Для начала «суперагент» Ежонков решил поколдовать над трактористом, посчитав, что тот знает больше, чем Хомякович. Тракторист не хотел, чтобы Ежонков считывал у него какую-либо память, пищал про свои «кирпичи» и «лисицу». Он успокоился только тогда, когда увидел над собою чёрное дуло автомата Самохвалова. Однако даже после этого тракторист наотрез отказался что-либо показывать. Будучи загипнотизированным, он шлёпнулся наземь, вытянул конечности, подкатил глазки и начал неистово, неукротимо блеять: - Ме-е-е-е! Бе-е-е-е! Ме-е-е-е! Бе-е-е-е! Он даже не шевелился, а только разевал рот и испускал крики мелкого рогатого скота. - Он очень запущен! – поспешил оправдать свою некомпетентность гипнотизёр Ежонков. – Он слишком долго находится под влиянием! Давайте, лучше, Хомяковича! - Ага, - кивнул Недобежкин с достаточной долей иронии и даже сарказма. – Давай, Хомяковича! Хомякович оставался в трансе. Ежонков не приводил его в чувство, опасаясь того, что переживший некий сильный стресс Хомякович снова разнюнится, распустит слёзы и испортит всё на свете своей моральной неустойчивостью. Хомякович сидел, не двигался и бестолково глазел в небо своими глазками, которые сделались просто младенческими. - А теперь ты покажешь дорогу туда, откуда пришёл! – вкрадчивым голосом контрразведчика потребовал Ежонков. – Давай, сейчас ты поднимешься и пойдёшь туда, где ты только что был. Хомякович дёрнул плечами, повращал глазами, выплюнул своё любимое: - Бык-бык! – а потом – поднялся и уверенно откочевал в тот куст, где обнаружил его Синицын, и там засел. Все думали, что он посидит недолго, и вскоре двинется туда, в подземелье. Но Хомякович даже и не подумал никуда двигаться. Он засел в кусте настолько прочно, что Пётр Иванович и Синицын вдвоём его едва вытащили. - Ну? – осведомился у Ежонкова Недобежкин. - Эврика! – выдохнул вдруг Ежонков, заморгав глазами Архимеда и подняв вверх указательный палец. – Кажется, я знаю… - Да? – не поверил Недобежкин. - Да! – настоял Ежонков. – Сознание и подсознание ему заблокировали – ну и ладно! Я ему и то, и другое отключу. Я оставлю ему только двигательную память, которую нельзя заблокировать. Вот он и поведёт нас, как робот! - Ну, действуй… - разрешил Недобежкин. – Чего уж теперь… Ежонков придвинулся к бедному Хомяковичу и снова взялся за его многострадальные мозги. Лишившись и подсознания, Хомякович встал с травы и прямой наводкой последовал куда-то в те же заросли кустов. Недобежкин собрался хохотнуть: всё, сейчас он снова застопорится в этих кустах, и его оттуда и силком не вытащишь, и на буксире не вытянешь. Но – нет. Потоптавшись в кустах, Хомякович быстро и уверенно оттолкнул от себя ветки и направился куда-то ещё, глубже в эти заросли. - Самохвалов! – позвал Недобежкин. – Поднимай ребят! - Эй, а мне обязательно идти? – осведомился Ежонков. – Я же не амбал, я – психиатр! - Топай! – буркнул Недобежкин, продираясь сквозь колючки вслед за Хомяковичем. У Хомяковича проснулась неожиданная проворность. Он с ловкостью какой-то серны преодолел все густые кусты и оказался перед пещерой. Впрочем, это была не совсем пещера, а так – узкая тёмная дырка в земле, которая тянулась на неизвестное расстояние и заканчивалась неизвестно, где. Сколько раз они сюда не приезжали – ни Серёгин, ни Недобежкин, ни Синицын, ни тем более, Ежонков – никогда не замечали эту дырку. А теперь – Хомякович сделал широкий твёрдый шаг и оказался в её холодной сырой тени. - Включаем фонари! – отдал приказ Недобежкин и засветил свой фонарик. Мощные лучи прорезали мрак, вырвав из него земляные стенки, которые вдалеке переходили в замшелую кирпичную кладку. Всё, теперь «черти» не отвертятся от справедливой кары, потому что за Хомяковичем попятам идёт группа Самохвалова, которую уже никто и ничто не остановит. Погрузившись в холод пещеры, Пётр Иванович не испугался: во-первых, он уже не раз погружался в стынь пещер. А во-вторых – у него уже была «в анамнезе» «звериная порча» - что тут теперь терять? Вот и двигался Серёгин за исхудавшей спиной Синицына, следя только за тем, чтобы не споткнуться. Дойдя до определённой точки – Серёгин заметил, что там из стены торчит некий крюк – Хомякович вдруг застрял на месте и опустился на четвереньки. Недобежкин тоже застопорил ход и удивился: куда же это он поползёт? Хомякович немного поползал по кругу, а потом – невозмутимо пополз вперёд, высоко подняв нос и вздёрнув «корму», словно дрессированный пудель. Пётр Иванович невольно хихикнул, видя, как Хомякович «марширует» на четвереньках. Не удержался от смешка и Синицын, а вот Ежонков – протолкался вперёд и уверенно заявил: - Это психодиалитическое проявление! – и эхо повторило за ним: «Ие! Ие! Ие!». - Что? – не понял Недобежкин. - Если бы я был шаманом, - прогудел Ежонков. – Я бы сказал, что это – знак. Но, так как я – учёный, я привык выражаться научным языком. И поэтому я сказал: «Психодиалитическое проявление», и это значит, что он вспомнил, что шёл именно здесь! - Мог бы сказать в двух словах! – заметил Недобежкин. - А я и сказал: «Психодиалитическое проявление»! – обиделся Ежонков. – Всё, Васёк, как выберемся отсюда и приедем в Донецк – внушу тебе, что ты – бык! Надоел ты мне – не веришь в силу науки – хоть ты тресни! А куда же направлялся Хомякович? Он быстро двигался на четвереньках туда, где ни Серёгин, ни Синицын, ни Недобежкин, ни Ежонков, ни разу ещё не бывали. Он обогнул заброшенный цех с висящей машиной каким-то неизвестным прежде окольным путём и пополз туда, где ровный ход начинал полого уходить вниз. «В ад тащит, к чёрту» - такая ненаучная мысль посетила голову психиатра Ежонкова, но он не выразил её словами, чтобы не портить свою репутацию учёного. Подземный коридор был наполнен громкими звуками: шорохом, скрежетом, гомоном. Все эти звуки издавали бойцы Самохвалова: шагали, звенели амуницией, переговаривались вполголоса. На улице, может быть, никто ничего бы и не услышал, но безжалостное эхо подземелья отражало каждый тихий звук и усиливало его до грохота паровоза. Недобежкину не понравилось, что группа захвата так шумит, и он фыркнул на Самохвалова: - Прикрути звук! Никто из них не знал, что «заколдованный» в робота Хомякович ведёт их туда, где глубоко под землёй скрывалась единственная полностью уцелевшая и отремонтированная лаборатория базы «Наташенька». Лишившись мыслительной деятельности, Хомякович на «автопилоте» лихо раскрутил весь немыслимый лабиринт переходов и уже вышел «на финишную прямую». Ещё немного и он окажется у той новой двери, что скрывает за собой лабораторию Генриха Артеррана. - Обалдеть! – то и дело выдыхал Недобежкин, рассматривая в свете фонарика чистый сухой и тёплый коридор, которым сменилась холодная пещера. В стенах коридора, обшитых серыми металлическими листами, то тут, то там торчали нетронутые временем, а может быть, даже и новые двери. Пётр Иванович бы сейчас зашёл во все эти двери: а вдруг там, за ними – Сидоров?? Но Хомякович не останавливался, а быстро на четверых полз куда-то ещё, дальше. - Ежонков, ты можешь его остановить? – осведомился Недобежкин, который тоже хотел исследовать здесь всё, что видел. - Нет, - отказался Ежонков. – Может сбиться настройка. И тогда мы, во-первых, никуда не придём, а во-вторых – никогда отсюда не выберемся. На потолке длинным монотонным рядом висели лампы дневного света, но, ни одна из них не горела, и коридор оставался тёмным. Бойцы Самохвалова прекратили «разговорчики в строю» и теперь, крадучись, пробирались у самых стен, стараясь не выдать себя шумом. Странно – Недобежкин ожидал, что они наткнуться на солидную бандитскую группировку, столкнуться с жёстким военным сопротивлением, с перестрелками, драками, массовым арестом. Но, кажется, ничего этого не предвидится, потому что никакой ужасной «банды Тени», или «чёртовой банды», скорее всего, не существует в природе… Либо учуяли, что запахло жареным, и смылись… Хомякович подполз к одной из дверей, которая ничем не отличалась от всех остальных, и заскрёб под ней, словно собачка. - Стоп! – скомандовал Недобежкин, притаившись около этой двери. Слушаясь этой команды, все замерли, сотворив гробовую тишину. Недобежкин оценил крепость двери: обычная офисная дверь, сокрушить такую ничего не стоит. - Оттащить Хомяковича! – шёпотом распорядился Недобежкин, скосив глаз на Хомяковича, который продолжал скрестись в дверь правой рукой. Серёгин и Синицын бесшумно выделились из мглы, подхватили Хомяковича под мышки и отнесли в стороночку. Хомякович предпринял попытку вернуться к двери, но тут в процесс включился гипнотизёр Ежонков и остановил попытку конкретным требованием: - Спать! Хомякович, как стоял на четвереньках – так и обмяк, улегшись животом на прохладный пол. - Заходим! – этот приказ милицейского начальника прозвучал в адрес Самохвалова и его бойцов. Слабосильная тонкая дверь не продержалась и секунды. С громким треском она вылетела, и бойцы Самохвалова ворвались в то помещение, которое за ней скрывалось. Там было темно, хоть выколи глаз, и, кажется, безлюдно. Но когда лучи специальных фонарей, прикреплённых к автоматам бойцов, рассеяли мглу, в комнате нашёлся один человек. Сейчас, когда настала очередь Недобежкина заходить в «зачищенное» помещение в роли победителя – этот неизвестный человек сиротливо стоял в кругу яркого света, удерживаемый на девяти мушках. Одет он был странно: белый докторский халат поверх тёмного костюма с галстуком, а на глазах – тёмные очки. Да, действительно, странно – сидит в полной темноте, да ещё и в тёмных очках. - Ага, попался аномальный археолог! – этот страшный клич издал «суперагент» Ежонков, перепрыгнув невысокий порожек. Человек никак не отреагировал на «аномального археолога», как, впрочем, и на автоматные стволы у собственного носа. Он продолжал неподвижно стоять и даже не поднял руки вверх. - Смит! – прошептал над ухом Серёгина Синицын. - Смит? – переспросил Серёгин, внимательно разглядывая этого диковинного человека, который стоял тут, пойманный, и считай, уже арестованный, однако не проявлял и тени испуга, страха… вообще, никаких эмоций! - Так значит, вы – Смит? – осведомился Недобежкин, не спуская глаз с пойманного «диггера». - Я понял, что вы от меня не отстанете, - произнёс пойманный «Смит» с той железной интонацией робота, с которой он когда-то разговаривал с Синицыным, с которой страшный бандит Тень требовал у Кашалота подписать «филькину грамоту». – И поэтому я остался здесь. Я мог бы уже сто раз сбежать, и вы никогда бы не нашли меня. Вы не знаете, насколько далеко вы зашли, и куда именно вы зашли. - Так, демагог, вяжи! – прикрикнул на него Недобежкин и достал наручники. – Ручки сюда, и пойдём! Ты арестован! Недобежкин ликовал: наконец-то ему удалось поймать того, кто скрывается в подземельях. Возможно, это он наводит «звериную порчу», он связан с этим дурацким «ГОГРом», и вообще, всё, что тут произошло – его рук дело. И теперь эти «очумелые ручки» окажутся в наручниках. - Простите, господа, - произнёс пойманный «Смит», не теряя дьявольского спокойствия, и поправил свой галстук. – Но боюсь, что мне с вами не по пути. Вы разозлили меня своими постоянными визитами. Пора бы уже избавиться от вас. Вы думаете, что поймали меня, а я тут стою и думаю, что мне с вами делать. Раньше я просто пугал. Но теперь – я прихожу к выводу, что пора вас уничтожить. Бросив эти слова с хорошей долей цинизма, пойманный «Смит» вдруг резко вскинул руки раскрытыми ладонями вперёд. Воздух вокруг как-то странно шевельнулся, и в ту же секунду всех девятерых бойцов, что держали «Смита» на прицеле, словно бы с силой швырнуло в стороны. Каждый из них пролетел по воздуху, выронив оружие, по нескольку метров до стены, и обрушился на пол. Пётр Иванович едва успел пригнуться, как над его головой просвистел чей-то тяжёлый ботинок. - Чёрт! – пискнул милицейский начальник и поспешил к спасительному выходу. Он не успел и порог переступить, как прямо у него перед носом неизвестно, откуда возник этот ужасный «Смит». «Смит» схватил Недобежкина за воротник стальной рукой бульдозера и, размахнувшись, шваркнул вглубь проклятой комнатки, подсвеченной зловещим светом валяющихся повсюду, уроненных фонариков. Недобежкин упал на кого-то, это был Синицын, и они оба повалились на твёрдый пол. - Серёгин, убегаем! – Ежонков тянул Петра Ивановича за воротник и потащил в коридор. - У тебя оружие есть? – гаркнул в ухо Ежонкову Серёгин, желая спасти товарищей от этого страшного человека. «Техника бесконтактного боя!» - прилетели с чёрного адского неба слова Гопникова. Однако этот «Смит», кажется, ещё хуже, чем тот Гопников! Ежонков молча тащил Серёгина за собой, но Серёгин жёстко застопорился и снова потребовал у Ежонкова оружие. - Так есть, или нет?? – Пётр Иванович даже тряхнул Ежонкова за плечо. - Ты их уже не спасёшь! – дрожащим голоском залепетал «суперагент» Ежонков, всё дёргая и дёргая Серёгина за воротник. – Это и есть Артерран! Ты от него не убежишь! - Да по мне – хоть сам дьявол! – Пётр Иванович выхватил из-за пояса Ежонкова новенький «Кольт Анаконду» и решительно бросился на помощь погибающим в неравной схватке с человекоподобным монстром товарищам. Совершив прыжок, Пётр Иванович оказался на пороге этой «комнаты страха», где чудовищный Генрих Артерран расправлялся с его неосмотрительными товарищами. А вот и он, Артерран, высокий и в белом халате, стоит к Серёгину спиной и швыряет людей, словно пустые бутылки. Вскинув кольт Ежонкова, Пётр Иванович несколько раз, не целясь, потому что на это не было времени, нажал на курок, выпуская обойму в эту ужасную спину. Артерран выпустил того, кого держал за горло и мгновенно метнулся в угол, под защиту его темноты. А спустя ещё миг – внезапно появился за спиной Серёгина, схватил его за шиворот и запустил в полёт метра на три. Пётр Иванович жёстко приземлился на твёрдый пол и покатился кубарем, а потом – около него врубился Ежонков. - Он – фашистский агент… - простонал Ежонков, вяло собирая в кучку ручки и ножки. – Артерран… Генрих Фердинанд… Так было написано в архиве Синицына… - Ну, что, черви, допрыгались? – осведомился Генрих Артерран, встав в дверном проёме и глядя сверху вниз на поверженных противников. – Нашли всё, что искали? Охотились всё, лазали… «Панцер-хетцер» им понадобился… Я вас не трогал, но теперь вам пора обратиться к высшим силам. Не знаю, к кому именно вы обратитесь – я не верю в бога. Я не могу больше оставлять вас в живых. Вопросы есть? Секунда сейчас казалась Серёгину вечностью. Около него плакал Ежонков, сзади ворочался Недобежкин, а слева – молча лежал Синицын. Пётр Иванович слышал, как охают и ахают в полумраке побитые бойцы группы захвата. Да, они нашли то, что искали: база «Наташенька», Управление по генетическим исследованием из Вашингтона, результат экспериментов с этими «Густыми облаками», и наконец – профессор Артерран, руководитель проекта… Вот он, стоит сейчас в дверном проёме, и даже не снял свои очки и вертит в длинных руках автомат… То ли он видит в темноте, потому что сожрал свой дурацкий образец? Нет, им уже не суждено до конца разобраться, кто он такой. Но, скорее всего, это и не нужно. Все, кто сунулся в этот «ГОГР», либо зарабатывали «порчу» на всю оставшуюся жизнь, либо – самые любопытные – умирали… Да, они нашли всё. Вот только Сидорова не нашли… Ну что ж, прости, брат… Пётр Иванович уже приготовился умирать – куда им всем против «верхнелягушинского чёрта» с его техникой бесконтактного боя?? И тут Серёгин почувствовал, как кто-то дёргает его за правый рукав. Пётр Иванович медленно повернул голову и в тускнеющем свете карманных фонариков увидел Самохвалова, чей левый глаз был подбит и начинал заплывать. - Пётр Иванович, - прокряхтел Самохвалов. – У меня в кармане – граната… Достаньте её – у меня, кажется, рука сломана… - Вопросов нет! – выплюнул в этот миг Генрих Артерран, поигрывая чужим оружием. – Я не буду стрелять – мне это ни к чему. Я просто на уровне подсознания настрою ваши организмы на естественную смерть. Всё. Надо действовать, пока этот «Кашпировский» не начал гипнотизировать. Не раздумывая ни секунды, Пётр Иванович залез в первый попавшийся карман Самохвалова и – БИНГО! – нашёл в нём гранату. Сжав эту последнюю надежду на спасение в кулак, Серёгин начал медленно – незаметно для постороннего глаза – вытаскивать её из кармана. - Стоп! – голос Артеррана прозвучал, как выстрел. Всё, он заметил движение Серёгина. Пётр Иванович попался. Ну, теперь ему нечего терять, пускай стреляет очередью! Серёгин вскочил на шаткие ноги, выдернул из гранаты чеку и запустил её в этого чудовищного псевдоучёного. И сразу же рухнул наземь, закрыв голову руками. В грохоте взрыва до него донёсся перепуганный визг «суперагента» Ежонкова: - ЧТО?? ОПЯТЬ ГРАНАТА??? А ещё – Серёгин услышал нечеловеческий, леденящий кровь вскрик – всё, он прикончил монстра, это он кричит, Артерран. Серёгин ждал, что с секунды на секунду последует обвал, спастись от которого не хватит ни времени, ни сил. Однако обвала не было, и вокруг повисла тишина. Когда Пётр Иванович открыл глаза – на том месте, где стоял Генрих Артерран, зияла чёрная дырка. Стена была грубо сломана: огромный кусок её вынесен и валяется на полу каменными кусками. А посередине рваной дыры поднимается уцелевшая крепкая дверная лутка. - Эй, есть кто живой? – осведомился Серёгин дрожащим голосом, больше всего боясь не услышать ответа. - О-ой! - А-ай! - Ох, и вспушат меня! – застонали вокруг знакомые голоса. Недобежкин, Ежонков, Синицын – они были все живы. Они поворочались, покряхтели, потирая намятые бока, поднялись на нетвёрдые ноги. А от группы захвата Самохвалова осталось только три человека: сам Самохвалов, Коваленко и ещё один их соратник по фамилии Бобриков. Бобриков стащил с головы бесполезную маску, которая мешала ему и видеть, и дышать, и отбросил её куда подальше, в угол. Рука у Самохвалова оказалась цела, только ушиблена. И теперь он тёр её и шевелил пальцами. - Выбираемся, ребята, - уныло вздохнул Недобежкин, стараясь не смотреть на тех, кто остался лежать на этом тёмном, жутком поле неравной брани с самим дьяволом. Сделав несколько семенящих шагов, милицейский начальник подцепил с пола единственный горящий фонарик. А потом – не оглядываясь, зашагал к выходу – к той некрасивой дыре в стене, посреди которой нелепо торчала уцелевшая лутка. Ежонков быстренько засеменил за Недобежкиным – не желал ни минуты оставаться здесь, среди отрицательной энергетики смерти и чёрных аур «верхнелягушинских чертей». А вот, Пётр Иванович вдруг что-то услышал. Он остановился и прислушался. Нет, вроде бы, всё тихо… Показалось, наверное… Серёгин часто теперь ловил себя на том, что везде разыскивает следы Сидорова. А может быть, это ему не показалось? Может быть, это Сидоров где-то зовёт на помощь? Очень уж знакомый голос… Но нет, скорее всего, этот «чёрт» Артерран давно пустил беднягу Сидорова «на мыло»… - Э-э-э-эй! – этот голос прозвучал до того отчётливо, что заставил Серёгина затормозить движение аккурат под уцелевшей луткой и прислушаться. - Ну, чего стоишь под «чёртовыми воротами»? – прилетел из мглистого коридора резкий вопрос Ежонкова. - Кричит кто-то, - прошептал Пётр Иванович. – Прислушайся-ка. Ежонкову стало не по себе: кто тут может кричать? Призраки? К «верхнелягушинскому чёрту» пришла подмога? - Э-э-эй! Кто-нибудь! Я зде-есь! Нет, голос явно, человеческий. И он явно просит о помощи! - Васёк! – заверещал Ежонков. – Ползи сюда! Тут у нас живой! - Кто – живой? – изумился из коридора Недобежкин, который хотел только на поверхность, к настоящим живым. - Кричит кто-то, - Синицын тоже услышал этот призывный вопль. – Только в коридоре лучше слышно. Идёмте! Синицын обладал превосходным слухом: закончил в своё время музыкальную школу по классу скрипки. Правда, играл больше на гитаре… Вот он и определил, откуда исходит этот жалобный призыв кого-то пленного. - Эй! Я здесь! – раздавалось всё ближе. А вот, фонарик светил всё тусклее. Недобежкин нервно крутил его в руках и, наверное, в мыслях умолял не тухнуть, ведь если он потухнет – им никогда отсюда не выбраться во мраке. - Эй! Я здесь! Кто-нибудь! – голос слышался именно из-за той двери, мимо которой они сейчас проходили. - Сидоров! – подпрыгнул Пётр Иванович, потому что узнал этот голос – голос Сидорова! - Пётр Иванович! – крикнул голос Сидорова. – Я тут! - Это Сидоров, - констатировал Недобежкин. – Нашли! Самохвалов, ломай дверь! Самохвалов сначала подошёл к этой деревянной, но по виду, монолитной и толстой двери и подёргал её за блестящую металлическую ручку. Заперта, даже не шевелится. - Сидоров! – крикнул Самохвалов и вскинул автомат. – Отойди-ка назад, я сейчас отстрелю замок! За дверью послышались удаляющиеся частые шаги: это Сидоров отбежал от двери. - Спрячься где-нибудь! – посоветовал Самохвалов. – Стреляю! - Стреляй! – разрешил Сидоров. Самохвалов выпустил короткую очередь по замку, и он, выплёвывая искры и детали, разлетелся вдребезги. Дверь медленно отъехала назад, освобождённый из «фашистского плена» Сидоров выпорхнул на волю. - Пётр Иванович! Василий Николаевич! – сержант на радостях лез ко всем обниматься. – Григорий Григорьевич! – узнал он Синицына. – Ура, наконец-то! А то, я думал, что состарюсь тут, у них… Ой, - вдруг замялся Сидоров. – У меня тут сосед есть. Его куда-то в соседнюю кутузку забили. Мы с ним через стенку перестукиваемся. Надо бы и его вытащить, пока они не пришли, а то загнётся тут. - А кто это – «они»? – серьёзно переспросил милицейский начальник, а фонарик у него в руке потухал, потухал… - Да черти эти полосатые! – пробормотал Сидоров. – Всё грозились над нами эксперименты провести. «ГОГР», наверное, тут поселился – не иначе! - Нету чертей! – постановил Недобежкин. – И «ГОГРа» больше нету. Давай соседа выручать, а то фонарик этот скоро – ёк! - Они арестованы? – удивился Сидоров. - Убиты! – развеял все сомнения Недобежкин и вступил в эту тесную клетушку без мебели, что служила временным пристанищем сержанту Сидорову. – Давай, Сидоров, стучи ему в стенку! Сидоров постучал в стенку кулаком, и тут же раздался ответный стук: сосед не спал и не умер, а сразу же ответил на призыв, который бросил ему Сидоров. - Тут вот, вентиляционная шахта есть, - Сидоров показал на большую решётку, что была привинчена к стенке там, ближе к углу. – Только решётка припаяна. Я пытался её отодрать, но не смог. - Скажи соседу, чтобы пока от решётки отошёл, - предупредил Самохвалов, собравшись отстрелить и решётку. Сидоров опять забарабанил в стенку и, услышав ответный стук, закричал: - Эй, от решётки отползи пока! Мы сейчас её снимем! - Отошёл! – послышался очень тихий, заглушённый толстой стеной голос. Самохвалов начал стрелять в решётку. С решётки летели искры, она лязгала, тряслась, но не отваливалась. - Чёрт! – буркнул Самохвалов, опустив грозное оружие. – Ребята, помогите! Коваленко и Бобриков широкими богатырскими шагами приблизились к злополучной решётке и принялись вместе с Самохваловым сбивать её своими крепкими ботинками. БАХ! БАХ! БАХ! ХРЯСЬ! Наконец-то решётка была устранена, сорвалась с насиженного места и с лязгом рухнула на пол, помятая и никому не нужная. - Иди сюда! – крикнул в темноту образовавшегося лаза Сидоров. – Сейчас, переползёшь ко мне, а у меня дверь открыта! - С моей стороны тоже решётка! – заканючил с другой стороны стенки сосед Сидорова. – И тоже запаяна. - Ничего! – не унывал Самохвалов и зачем-то полез в этот лаз между одной «кутузкой» и второй со своим автоматом наперевес. Его замысел прояснился только тогда, когда из лаза послышались гулкие удары: Самохвалов прикладом автомата пытался вышибить вторую решётку. После нескольких таких геркулесовских затрещин сломалась и вторая решётка. Даже слышно было, как она вылетела и врезалась в непокрытый бетон пола. - Вылезай! – крикнул Самохвалов соседу Сидорова, и вылез сам. Сосед Сидорова вылезал долго – то ли он был так неуклюж, то ли так непроходимо толст. Нет, не толст, даже наоборот, отощавший. Однако, когда этот субъект наконец-то выпростался и поднял голову, чтобы увидеть своих освободителей – то сразу же полез назад. - Стой! – Пётр Иванович поймал его за руку. Незнакомец начал вырываться, и тогда Серёгину на помощь пришёл Самохвалов. Незнакомец сопротивляться уже не смог: двое на одного, силы не равны. Он был быстренько выковырян из лаза, усажен на пол и узнан. Это был Грегор Филлипс, известный под нелестным псевдонимом «Кашалотова креветка». - Подорвался! – буркнул ему Недобежкин, а фонарик несколько раз мигнул, грозя затуханием. Филлипс нехотя встал на ноги и проныл: - Ммммии! - Пошёл! – пихнул его Сидоров. – Я думал, что ты мне друг, а ты бандит! Филлипс был выведен из узилища Генриха Артеррана под милицейским конвоем и поведен по мглистому пустынному коридору. - Упс! Ребята! – это подал испуганный и взволнованный голосок помятый и ушибленный «суперагент» Ежонков. - Ну, чего у тебя там, Калеостро? – недовольно проворчал Недобежкин, ускоряя шаг, чтобы успеть выйти на свет дня до окончательного потухания фонарика. - Мы забыли Хомяковича! – взвизгнул Ежонков и поскакал назад. Да, точно, забыли Хомяковича! Как можно было про него забыть?? Скакать назад пришлось всем – даже Недобежкин поскакал. Хомяковича нашли быстро: он оставался там, где оставил его Ежонков – в одной из ниш в стене. Хомякович спокойно себе спал, посапывал и в ус не дул. - Он покажет нам обратную дорогу! – обрадовался Ежонков. – Сейчас, я его включу! «Включённый», Хомякович бодро опустился на четвереньки и резвым галопчиком поскакал в ту сторону, которую его мозжечок запомнил, как «назад». Бежать за ним пришлось вприпрыжку, а фонарик светил всё тусклее. Сидоров почему-то ни разу за всю длинную дорогу не почувствовал сверлящего взгляда на своей спине. Неужели ужасный «верхнелягушинский чёрт» и, правда, убит Недобежкиным?? Хотелось бы так думать… Фонарик погас, но «подземные робинзоны» уже видели свет в конце туннеля. Летний ветер уже задувал сюда и приносил живое тепло и запахи живых цветов. Всё, они залезли сюда и вылезли отсюда в последний раз. Выбравшись наконец-то из гигантской могилы, каждый давал себе слово, никогда, никогда, больше не впутываться в подземные тайны и не спускаться в подземелья. Слишком уж дорога оказалась отгадка – целых семь человеческих жизней загубил этот подземный монстр Артерран. Нет, всё-таки, в подземелье слазить ещё придётся – нужно будет забрать тела убитых товарищей. Но только это потом – когда в Верхние Лягуши приедет группа экспертов и медиков. Ежонков расколдовал Хомяковича, добавив к «базовой конфигурации» из двигательных рефлексов ещё и сознание с подсознанием. Обретя связь с ноосферой, Хомякович бухнулся в траву и возобновил «плач Ярославны», уткнув голову в коленки, засунутые в грязные и драные милицейские брюки. «Кашалотова креветка» получила наручники, и Синицын усадил этого горе-киллера на заднее сиденье джипа «Ниссан». - Весь салон изгадил! – сокрушался Ежонков, видя, как перепачканный грязюкой киллер лезет на кожаное кресло. - Поехали в Красное, - отдал приказ Недобежкин и, вздохнув, залез не за руль, а на место пассажира. – Рули, Ежонков, - разрешил он. - Эй, Васёк, а тракторист? – напомнил Ежонков, плохо скрывая радость того, что воссоединится, наконец, с рулём свей машины. - Пускай, чапает, куда хочет! – буркнул Недобежкин, отвернувшись ото всех и бесцельно глазея на бескрайнюю степь. – Зачем нам какой-то тракторист, когда Артерран убит? Синицын поднял рыдающего Хомяковича с травы на нетвёрдые ноги и подвёл к машине, собираясь усадить в салон. - Эй, Хомякович не влезет! – заметил он, подсчитав количество посадочных мест. – Этого в багажник? – он кивнул на киллера, и тот вздрогнул. - Не надо никого в багажник, - пробормотал Недобежкин. – Этот гаврик, - то есть, Филлипс, - с Самохваловым поедет.