G.O.G.R.

Никанор Семёнов получил от некомпетентного в глобальных проблемах начальника Калининского РОВД бесценные материалы по проекту «Густые облака» и в целом был собой доволен. Всё, теперь не осталось никого, кто бы знал о том, где находится секретная лаборатория – только он, Никанор Семёнов. Единственное, чего хотел сейчас Никанор Семёнов – это вывезти прототип и все образцы подальше от цивилизации, чтобы они не попали ни в чьи руки и не превратились в непобедимое смертоносное оружие. Спрятав образцы, Никанор Семёнов спрячется сам и сделает противоядие, которое бы смогло вывести ДНК прототипа из его организма и вернуть ему человеческую сущность. Никанор Семёнов уже порядком устал от этой бесконечной жизни и бесконечной секретной службы – тяжело всё это и бессмысленно, как катить на Эверест Пизанскую башню. Устал Никанор Семёнов, как триста ездовых собак. Пора на покой… Только осталось одно противное «НО». Дурацкий и ненужный свидетель майор Кораблинский. Этот «бесстрашный и героический следак» на поверку оказался трусоват, бестолков и болтлив. Язык без костей, да ещё и эта болезненная честность. Настоящая находка для врага и шпиона. Помощник из него, как из мочалки – парашют. Легче устранить его, чем возиться с ним! Сейчас Никанор Семёнов сидел в своей машине во дворе дома, в котором жил Кораблинский, и поджидал, когда майор будет возвращаться с работы. Кораблинский ничего и никого не заметит в ночи, он будет озабочен тем, как бы ему поскорее вернуться к жене и ребёнку, съесть свой ужин и усесться на диван перед примитивным отупляющим телевизором. А Никанор Семёнов выстрелит в него только один разочек – точно, в глаз – и всё, растворится в неизвестности, забрав с собой пистолет. Пистолет у Никанора Семёнова был отличный: «Кольт-анаконда» с оптическим прицелом и с глушителем. К тому же – адаптирован для стрельбы любыми патронами – от макаровских и тэтэшных до вальтеровских сороковых годов и «болванок» для охотничьей двустволки. Убийство Кораблинского, так или иначе, повиснет в «глухарях» навечно, как повисли все эти воротилы вроде Рыжего и Короткого. Никанор Семёнов вытащил этот свой супер пистолет из кобуры и снял его с предохранителя. Кораблинский точен, как Биг-Бен – вот-вот, и его машина покажется из-за во-он того поворота, над которым шумит тёмными листами высокий раскидистый клён. Он припаркуется под своим окном возле фонаря, вокруг которого клубится тучка ночной мошкары, выйдет из машины, пойдёт к подъезду и всё… - Здравствуй, Никанор! – на заднем сиденье внезапно раздался вкрадчивый мягкий голос. Услышав приветствие, Никанор Семёнов вздрогнул, словно бы у него на заднем сиденье вдруг возник волк, или тигр, и выронил пистолет. - Ну, не пугайся, Никанор, - добродушно произнёс вкрадчивый голос, и чья-то рука миролюбиво похлопала Никанора Семёнова по плечу. Никанор Семёнов сидел неподвижно, и по его виску медленно сползала неприятная капелька холодного пота. Он медленно повернул голову и посмотрел назад. Все его страхи оправдались и расцвели пышным цветом: на заднем сиденье его автомобиля расположился живой и здоровый Генрих Артерран. - Аб-ба… - буркнул Никанор Семёнов и замолчал с разинутым ртом, потому что заметил на правом виске Артеррана тёмное пулевое отверстие. Генрих Артерран проследил его взгляд и хохотнул: - Раздражает, да? – он потрогал это отверстие так, как человек мог бы дотронуться до болезненного ушиба. – Меня тоже. Надо было пластырь налепить… - Ба-ба… - изрёк Никанор Семёнов и услышал, как его кольт стукнулся, завалившись под сиденье. - Вот, что я хочу сказать, Никанор, - продолжал между тем Генрих Артерран, как ни в чём не бывало. – Кораблинский этот, конечно, комар на мягком месте, но отстреливать его вовсе не обязательно. Слишком уж это пещерно, примитивно, негуманно… Тупые фашисты боролись с неугодными и неудобными путём глупого регрессивного отстрела. Но мы же с тобой не такие, верно, Никанор? - Ты – фашист! – выплюнул Никанор Семёнов, собрав в кулак всю свою смелость и волю. – Ты пичкал людей своей отравой. Сотни людей, ни в чём не повинных, между прочим, уже отравил! И ещё брешешь о гуманизме? - Считаешь себя отравленным? – в лоб осведомился Генрих Артерран, разглядывая лицо собеседника. – Можешь не отвечать: я знаю, что считаешь. Ты ведь хочешь прибрать к рукам мой прототип и мои образцы, чтобы извести ДНК прототипа, не так ли? - Откуда ты узнал?? – ошарашено выдохнул Никанор Семенов, жалея о том, что упустил кольт. - Ты слишком громко думаешь, - снова хохотнул Генрих Артерран. – И в Верхних Лягушах ты ничего не найдёшь, потому что я всё уже спрятал от тебя. Но вернёмся к нашему «барану» Кораблинскому. Он скоро возвращается домой, и мы с тобой должны успеть наведаться к нему до того, как он придёт… …Эвелина Кораблинская уже начинала волноваться: муж задерживался на работе на целых двадцать минут и не звонил. Сама Эвелина никогда ему не звонила: боялась вклиниться во время экстренного совещания или отвлечь от срочной работы. У Кораблинского часто такое случалось: вдруг где-то кого-то прикончили, и он оставался на работе на всю ночь, а то и на весь следующий день. Только раньше он всегда звонил и предупреждал жену о том, что задерживается, а тут – от него ни слуху, ни духу… Вдруг в подъезде раздались шаги. Эвелина Кораблинская отложила в сторонку ложку, которой помешивала суп, и пошла в прихожую, прислушиваясь на ходу. Нет, это не муж: шаги какие-то чужие, тяжёлые и частые, словно там, за дверью, топчется человек пять. Эвелина Кораблинская почувствовала страх: когда Эдуард якобы взорвался в машине – двое его коллег точно так же топтались, собираясь с силами, чтобы сообщить ей о его гибели. ДЗЗЫННЬ! – запел звонок, и Эвелина Кораблинская начала погружаться в панику: да, точно, с её мужем случилась беда, только теперь уже – по-настоящему, и он действительно, больше не вернётся… - Кто там? – перепуганным полушёпотом пролепетала она, прильнув к дверному глазку. Эвелина Кораблинская ожидала увидеть людей в милицейской форме, возможно, даже знакомых ей, с грустными лицами, скорбно опущенными плечами… Но нет – в подъезде не оказалось ни души. Яркая лампочка освещала лишь аккуратные чистые бело-зелёные стены и железную дверь соседней квартиры. Шаги затихли, и вокруг испуганной Эвелины Кораблинской воцарилась гробовая тишина. - Кто там? – ещё более робко повторила Эвелина Кораблинская сквозь собравшийся в горле душный комок, вцепившись похолодевшими пальцами в кожаную обивку внутренней двери. - Откройте! – отчётливо произнёс чей-то громкий и резкий голос, показавшийся неприятным в страшной тишине. Эвелина Кораблинская отпрянула, было, от двери, но спустя минуту подошла опять. Некто произнёс лишь одно слово, однако, слабенькое подсознание Эвелины Кораблинской восприняло это слово, как неоспоримое руководство к действию. Эвелина Кораблинская была как зачарованная, её руки принялись отпирать замки. Отперев последний замок, Эвелина Кораблинская попятилась вглубь прихожей, а дверь медленно отворилась, и из подъезда возникли два незнакомых человека. Один – пожилой, совершенно седой и не очень высокий, одет в серый костюм. Второй же оказался повыше ростом и молодой, но какой-то странный, можно сказать даже – жуткий: мертвенно-бледное лицо, с пугающе заострившимися чертами, неестественные для человека скованные движения… Может быть, он чем-то болен, или как?.. Вдвинувшись в прихожую, этот пугающий тип пропустил вперёд пожилого товарища и закрыл дверь. Нет, он даже и не дотронулся до двери – дверь захлопнулась сама собой, лишь его длинная рука, затянутая в чёрную кожаную перчатку, шевельнула пальцами. - В-вы кто? – заплетающимся языком простонала Эвелина Кораблинская, чувствуя, как подкашиваются её ноги. - Это не важно, - ответил бледный субъект, поправив чёрные непрозрачные очки. – Присядьте. Эвелина Кораблинская, словно бы потеряла сознание. Она ничего не видела и не слышала, и «присела» прямо на пол… Майор Эдуард Кораблинский задержался на работе по простой и банальной причине: очередной банкет в честь его фантастического возвращения. Нет, Кораблинский не был пьян, потому что он принципиально не пил. Он не позвонил жене лишь из-за того, что на его мобильном счету предательски закончились деньги, и теперь галопом спешил домой, чтобы она за него не волновалась. Кораблинский никогда не звонил и не стучал в собственную дверь: он всегда открывал её своим ключом. Вот и сейчас – открыл своим ключом, зашёл в прихожую и замер. Обычно, стоило ему показаться на пороге – жена выходила его встречать и с радостным смехом выбегала из комнаты дочка. Но в этот вечер в квартире установилась странная тишина, будто бы никого не было дома. Кораблинский не знал, что и думать: за всё то время, пока у него была семья, такое случилось впервые. Майор тихонько прошёл на кухню и обомлел. Жена сидела на полу с выражением бездушной тупости на лице, а вокруг обеденного стола расположились двое: Никанор Семёнов и Генрих Артерран, который должен был быть вообще, мёртв! - Что вам нужно? – выдохнул майор Кораблинский и попятился назад. - Ничего особенного, - дружелюбно произнёс Никанор Семёнов – Мы уезжаем, и я надеюсь, что мы с вами останемся друзьями. - Ведь вы никому не скажете о нас! – добавил Генрих Артерран, растянув дружескую улыбку. - Я… а-а-а… - промямлил Кораблинский, не зная, что вообще следует отвечать этим двум чудовищам. Пообщавшись с Недобежкиным из Калининского РОВД, Кораблинский проникся суеверным страхом и уверился в том, что эти двое – именно, чудовища. - Вы согласны, - Генрих Артерран не спросил, он констатировал и неоспоримо согласился за Кораблинского. - А-а-а-а… - пискнул Кораблинский, всё отходя назад. В конце концов, он натолкнулся на жену, и та мягко легла на бок, как мешок муки, который нечаянно толкнули. - Вы очень устали, - Генрих Артерран снова не спросил, а констатировал, и майор Кораблинский действительно, почувствовал себя усталым, смертельно усталым, словно бы в одиночку разгрузил целый эшелон тяжёлых камней. - Присядьте, - разрешил Генрих Артерран, и ноги сами собой опустили Кораблинского на кожаный диванчик кухонного уголка. - Вы будете для нас добрым другом и никогда никому не скажете, что мы были у вас в гостях, - напомнил Генрих Артерран и многозначительно добавил вкрадчивым демоническим голосом: - Вопросы есть? На Кораблинского навалился тяжёлый нездоровый сон. Веки словно бы, налились свинцом и начали сами по себе опускаться. Первую минуту Кораблинский пытался бороться с собой, не засыпать, как-то действовать. Ему казалось, что его семье грозит смертельная опасность, что надо срочно от чего-то спасать жену и дочь… Но потом и это всё исчезло куда-то, отошло в какие-то клубы серого тумана, провалилось в глубины сознания. Кораблинский заснул, и его голова плавно опустилась на стол. Майор Эдуард Кораблинский проснулся в своей кровати ровно в шесть часов утра, как просыпался уже многие годы. Тоненько пищал будильник, сквозь занавески пробивался солнечный луч. Кораблинский пошевелил ногами под одеялом, а потом – сел, свесив ноги на пол. Жена уже встала: она всегда раньше встаёт, чтобы приготовить ему завтрак. Она включила радиоприёмник, и Кораблинский слышал, как чирикает из кухни некая попсовая песенка. Всё, для Эдуарда Кораблинского не существовало более ни Никанора Семёнова, ни Генриха Артеррана, ни террористов, ни проекта «Густые облака». Была только его семья, дом и обыденная следственная работа. Сейчас, он умоется, оденется, позавтракает и поедет по проторённому маршруту в Ворошиловское РОВД, где работал, работает и будет работать до пенсии.