Глава 125. Смирнянский и тайны Интерпола.
29 сентября 2016 г. в 11:52
На следующий день Мурзик прислал Смирнянскому по электронной почте длинное письмо. Смирнянский довольно сказал сам себе: «Хы-хы», потёр ручки, поудобнее устроился на табурете и погрузился в чтение. В начале письма Мурзик на два с половиной абзаца растянул душещипательные жалобы на то, что «после всего этого» его «попрут с работы, отутюжат дубиной все почки и печень, натащат «бетонные сапоги» и отправят на ПМЖ в речку Кальмиус». Смирнянского абсолютно не интересовала дальнейшая судьба Мурзика – если он такой растяпа, что даст себя застукать – то речка Кальмиус для него наилучшее ПМЖ. Поэтому Смирнянский сие сверхэмоциональное вступление благополучно пропустил. А вот про Никанора Семёнова Мурзик написал следующее:
Никанор Семёнов, действительно, служил в Интерполе, но официально был на пенсии с самого далёкого тысяча девятьсот семьдесят четвёртого года. Но несмотря ни на отставку, ни на фантастически почтенный возраст он продолжал работать – только теперь в секретном отделе – вплоть до самого девяносто пятого. А в девяносто восьмом году Никанор Семёнов отошёл в мир иной, то бишь, умер. Читая «откровения» Мурзика, Смирнянский до такой степени изумился, что случайно, не заметив даже как, поглотил львиную долю продовольственного запаса, который хранился у него в доме. Да, Смирнянский знал, что Никанор Семёнов служит в СБУ – он сам с ним вместе служил. Но то, что этот хитрющий старикан подвизается ещё и в Интерполе – повергло Смирнянского в шок средней тяжести. Хотя, быть двойным агентом медленно, но верно входит в моду – Смирнянского самого когда-то звали прихалтурить на Интерпол, однако он поджал хвост и отказался…
Смирнянский продолжил читать письмо. Дальше вообще, пошла некая фантастическая сага. Если верить Мурзику, Никанор Семёнов умер, однако лишь на бумаге. А Интерпол знал о существовании проекта «Густые облака» и обо всех его результатах едва ли не с самых сороковых годов – когда закончилась война, кто-то слил в Америку секрет «Наташеньки». Но и это ещё ничего – утечка информации это нормально, когда кто-то изо всех сил пытается сохранить секрет. Поглотить запас продовольствия Смирнянского заставила вот какая строчка из письма Мурзика: «Никанор Семёнов в «кроликах» мучился ещё у настоящего Генриха Артеррана в сороковых. За это его и держат в Интерполе до сих пор». Смирнянский едва не подавился котлетой. Если Мурзик прав – то Никанор Семенов, так, или иначе, скушал какой-нибудь дьявольский препарат, ведь Генрих Артерран всех своих «кроликов» ими пичкал. И теперь – они там, в своём Интерполе, держат его, болезненно нестареющего, на секретной работе, которая не отмечена ни в одном документе. Стоп, что-то Смирнянский ударился в какой-то декаданс, а между тем, в обязанности Никанора Семёнова как раз и входило найти и обезвредить все образцы до того, как те попали бы в чёрные щупальца мафии, или гнилые лапы террористов. Значит, Никанор Семёнов – действительно, агент Интерпола, а Недобежкин его в обезьяннике держит вместе с отморозками, отбросами и мандригалами… Сказать ему об этом, что ли?..
Смирнянский никогда не хранил никаких данных в памяти ноутбука. Уши и глаза есть у стен, у мебели, у воздуха – ноутбук обязательно взломают и утащат всё, что на нём найдут. Поэтому Смирнянский быстро распечатал письмецо Мурзика на бумагу, а память ноутбука просто очистил. Он не стал убирать после себя объедки – это очень долго, а Смирнянский ужасно спешит. Одевшись по-быстрому, он покинул свой дом и рванул в райотдел к Недобежкину.
Воскресенье, а Недобежкин был на работе – он сидел у себя за столом и проваливался в сонную яму. Вчера они «пушили порченых» до двух ночи, домой Недобежкин приплёлся в три часа, а спать залёг лишь в четвёртом часу. Смирнянский позвонил ему и попросил впустить свою персону через пожарный выход, и получил следующий ответ:
- Грру-у-бу-бу!
- Васёк, ты что, ма́кнул? – Смирнянский крайне удивился, услыхав сие бормотание от непьющего Недобежкина.
- Хто это? – ответил Недобежкин вопросом на вопрос.
- Дед Пихто и Конь в Пальто! – беззлобно фыркнул Смирнянский, ковыряя от нечего делать серую замазку на стене, у которой стоял. – Это я, Смирнянский! Или не узнал?
- Блин! – Недобежкин выбрался из сонной ямы и вытряхнул из ушей всю виртуальную вату.
Вспомнив о том, что он работает на работе, а не прозябает дома, милицейский начальник собрал в пучок взлохмаченные мысли и отдал распоряжение Смирнянскому:
- Подожди, Игорёша, сейчас спущусь!
Когда Недобежкин «отдраил люк» и впустил Смирнянского в мглистый коридор – тот вперил в него насмешливый взор и осведомился:
- Что отмечали, и почему не пригласили меня?
- Забью в обезьянник! – пробурчал Недобежкин и развернулся спиной к Смирнянскому. – Если считаешь себя Задорновым – ты ошибся. Пошли, покажешь, что нарыл!
- Скоро мне придётся взимать с тебя плату за информацию, - хохотнул Смирнянский, следуя по бетонным ступенькам вслед за широкой спиной Недобежкина. – А что, неплохой бизнес сколочу: информация нынче дорого стоит!
- Не только в обезьянник, а ещё и в слоник! – не оборачиваясь, рыкнул Недобежкин.
- Ну, вот, а я ему помогаю… - обиделся Смирнянский. – Баобаб!
Письмо от Мурзика занимало целых три печатных листа двенадцатым шрифтом. Увидав эти листы, Недобежкин похлопал заспанными глазами и возмутился:
- Ну, и что ты мне тут выгрузил петицию? Ты, давай, коротко и ясно: что, кто и как!
- А коротко не получится! – отказался Смирнянский и водрузил свои кости в кресло Недобежкина. – Мурзик мне целый роман подкинул. Сам читал и балдел. Короче, Никанор наш тоже образцов накушался, и к тому же – кроме СБУ ещё подхалтуривает на Интерпол. А ты, Васёк, его в обезьянник забил… в слоник не забивал ещё? А то ты это любишь – чуть что, сразу в слоник!
- Слезь! – Недобежкин схватил кресло за спинку и стряхнул с него Смирнянского. – А то, точно, до слоника доиграешься! Ты ещё скажи, что это Никанор всех уделывает «звериной порчей»! – пробормотал милицейский начальник, усевшись на нагретое Смирнянским место. — Кавардак какой-то получается, чесслово!
Вообще, прагматичный начальник Калининского РОВД не особо-то и верил в существование этих «волшебных образцов». Даже после того, как он столкнулся со «звериной порчей» и таинственными исчезновениями из изолятора – упрямый Недобежкин продолжал считать все сделанные на базе «Наташенька» открытия выдумкой и дутой уткой советских и немецких авантюристов, а точнее – аферистов.
- Для кого – кавардак, а для кого – всё оки-доки! – буркнул Смирнянский и кротко занял свободный стул для посетителей. – Ты петицию-то прочти!
- Прочту, не переживай! – пробормотал Недобежкин и в свою очередь, протянул Смирнянскому другую петицию. – Зацени-ка!
- Чего это? – не понял Смирнянский, взяв у Недобежкина две картонные папки.
- Дактилоскопия, - вздохнул Недобежкин и поскрёб макушку левой пятернёй. – Полный кавардак, чесслово…
- Ты это уже говорил, - подметил Смирнянский и раскрыл первую папку.
В папке оказались какие-то экспертные заключения, заверенные подписями, скреплённые печатями и фотографии отпечатков пальцев. Под одними отпечатками стояла подпись: «Никанор Семёнов», под вторыми: «Генрих Артерран», под третьими: «Николай Светленко», а под последними четвёртыми: «Сергей Зайцев».
- Васёк, - сказал Смирнянский, дойдя до отпечатков Зайцева. – Ты хочешь сказать, что во всей этой каше замешан Зайцев?
- Нет! – обречённо прохныкал Недобежкин и дёрнул себя за правый ус. – Ты почитай, почитай! В том-то и дело, что пальчиков Зайцева нет нигде вообще!
- А Светленко? – осведомился Смирнянский, и Недобежкин заметил в его тоне сарказм.
- Ты тут не язви, а то вышибу! – пригрозил милицейский начальник, сдвинув брови. – Из этой банды осталось только два субчика, которые могут представлять опасность: Светленко и Зайцев. По логике вещей – либо они вдвоём, либо кто-то из них устроили похищение тела Артеррана из морга…
- Так, стоп, стоп, стоп! – Смирнянский отложил папку в сторону и выставил вперёд раскрытые ладони, словно бы останавливал что-либо. – Если они разыграли весь этот спектакль – то на кой чёрт им оставлять свои отпечатки? Они хотели, чтобы ты, Васёк, уверовал в то, что этот Генрих – некий бес, или мессия. То есть, собрались убедить тебя, что он сам собой воскрес. На кой чёрт Зайцеву оставлять свои отпечатки? Чтобы «кино» провалилось? Это же специально так сделано, врубон?
- Чёрт! – буркнул Недобежкин и выдрал из настольного календаря целых шесть листов.
Настольный календарь Недобежкина был и так потрёпан донельзя: листы засалены, ободраны, загнуты, да и дата, которую показывал сейчас верхний лист, наступит лишь в конце следующего месяца.
- Ты свидетелей нашёл? – спросил Смирнянский. – Кто-нибудь видел, как его из морга уносили?
- Чёрт! – повторил Недобежкин. – Свидетелей тебе! Свидетели те такую пургу порят, хоть кричи: «Караул!». Серёгин всю пургу на диктофон записал – можешь послушать и сказать, что это бред.
- Нет, не бред! Не бред! – это к Недобежкину ураганом и, не постучав, ворвался Ежонков. – Ты разве забыл, что мы выделили пароль, Васёк?
Громко топая, гипнотизёр в три прыжка пересёк кабинет, установился напротив стола Недобежкина и опёрся обеими руками о столешницу.
- Да, кстати, Игорёша, - сказал Ежонков Смирнянскому. – Ты же у нас тоже подпорчен. Давай, садись, и я тебя избавлю от «порчи»!
- Ещё чего! – отмахнулся Смирнянский и даже отодвинулся от Ежонкова вместе со стулом. – Ты мне вконец мозги отбацаешь гипнозом своим!
- Цыц! – вмешался Недобежкин. – Кстати, ты, Игорёша, блеял, я помню. Припёрся ко мне в отделение только для того, чтобы поблеять!
- Кто – я? – поддельно, или неподдельно, удивился Смирнянский. – Васёк, я тебе письмецо от Мурзика притарабанил, а ты меня к этому мозгоеду пихаешь! Он же меня зомбирует!
- Поправочка: не зомбирует, а РАЗзомбирует! – съехидничал Ежонков. – Ты, Игорёша уже зомбирован. А ещё – у тебя стресс, это я, как психиатр говорю!
Смирнянский уже собрался взвиться и поколотить наглого психиатра кулаками, а может быть, и ногами, но Недобежкин поднялся из-за стола и силой усадил его назад.
- Давай, Ежонков, работай! – милицейский начальник разрешил Ежонкову вмешаться в сознание Смирнянского и сел обратно в своё кресло. – А я пока петицию про Никанора почитаю.
Смирнянский, хоть и рычал, но согласился с Недобежкиным и поступил «на приём» к Ежонкову. А Недобежкин начал читать послание Мурзика. Читая, он вспоминал, каким же был Никанор Семёнов, когда работал с ним в СБУ. Да, этот Никанор Семёнов, который появился сейчас, внешне похож на того Никанора Семёнова. Он даже не постарел с тех пор, как ушёл из СБУ в начале девяностых… Но какой у него был характер? Скрытный. Да, Никанор Семёнов не распространялся о своих делах, и свои проблемы всегда держал в себе. Никто не знал, какая у него семья, где он живёт, куда ездит в отпуск… Хотя Недобежкин и сам не стал бы хвастать семьёй, будь у него такой сыночек, как Кашалот. Кстати, Никанор Семёнов для своего возраста очень строен и подтянут, а вот Кашалот – обрюзг, разъелся, стал вообще, поперёк себя шире… Да, Недобежкин не знал, что кроме СБУ, Никанор Семёнов ещё работает на Интерпол. Наверное, они вместе с Авениром Харитоновым на Интерпол халтурили, только Авенир Харитонов попался, потому что торговал информацией, а Никанор Семёнов как-то отбоярился, хотя, наверное, тоже торговал…
Когда Недобежкин ещё служил в СБУ – к ним в архив кто-то влез и стащил какие-то документы. По этому поводу было расследование, но оно как-то очень быстро заглохло. А потом – Недобежкин увидел видеозапись из архива, видеозапись похитителя, на которой отобразилась только лишь ничья тень на стене. Уж, не к Никанору ли Семёнову приходил этот призрачный гость? Или сам Никанор Семёнов позаботился о том, чтобы гость стал «призрачным»? Да, сам забрал то, что ему понадобилось забрать, а может быть, и продать, а видеозапись – испортил и задал следствию неразгадываемый ребус… Недобежкина со Смирнянским попёрли с работы, когда они сунули нос в это дельце. Скорее всего, с подачи Никанора Семёнова… А вот, сообщение Мурзика насчёт «подопытного кролика» у настоящего Генриха Артеррана – скорее всего, брехня, или подстава. Сколько на свете Никаноров Семёновых? Тысячи! ЭТОМУ Никанору Семёнову нужна была база «Наташенька» и результаты экспериментов – вот он и выдавал себя за ТОГО Никанора Семёнова, который, скорее всего, даже не вернулся с войны, потому что фашисты замучили его в своих катакомбах… Да и вообще, кто такой этот Мурзик??
- Васёк! Васё-ок! – Ежонков теребил Недобежкина за плечо и заставил отвлечься от раздумий. – Не спи – замёрзнешь и пропустишь самое интересное!
- А что там пропускать? – огрызнулся Недобежкин. – Как Смирнянский брешет?
- Он не может брехать под гипнозом! – настаивал Ежонков на непогрешимости гипноза. – Я же говорил, что брехня – процесс осознанный!..
- Разбуди его! – перебил Недобежкин.
- Зачем? – удивился Ежонков. – Мне только удалось усыпить его…
- Я из него кулаками вышибу, кто такой его дурацкий Мурзик! – зарычал милицейский начальник, комкая в руках электронное послание.
- И он тебе набрешет! – торжествуя победу, заключил Ежонков. – Васёк, его совсем не нужно будить. Под гипнозом он неосознанно расскажет тебе чистую правду. Его память уже готова к считыванию. Давай, спрашивай про Мурзика!
- М-да? – Недобежкин остудил гнев, встал с кресла и схватил себя за подбородок, задумавшись над словами Ежонкова. – Ну, ладно, - «амбал» сдался «психиатру». – Давай, попробуем… Но, если набрешет – я тогда побью тебя!
- Амбал и есть! – тихонечко оценил Ежонков умственные способности Недобежкина и задал Смирнянскому громкий вопрос:
- Кто такой Мурзик?
Недобежкин упёр руки в боки и ждал от Смирнянского ответа, а Смирнянский…
Смирнянский вдруг вывалился из кабинета Недобежкина и оказался лежащим лицом в асфальт. Было холодно и сыро, кожаная куртка Смирнянского оказалась прорвана в нескольких местах насквозь, и по телу гулял противный озноб. Смирнянский пошевелился и тут же выяснил, что его руки скованы за спиной прохладными стальными браслетами наручников. «Чёрт, как я сюда попал??» - перепугался Смирнянский и попытался перевернуться с живота на спину, но не смог, из-за скованных рук. Пока Смирнянский лихорадочно соображал, как очутился он в незнакомом месте, на асфальте, да ещё и в луже – чьи-то неизвестные граблевидные ручищи ухватили его за бока, оторвали от асфальта и подтолкнули к багажнику чёрного автомобиля, который зиял разинутой львиной пастью.
- Да вы чего, ребята?? – выдохнул Смирнянский, стараясь рассмотреть лица тех, кто его поймал.
Он не смог различить ни единого лица, потому что их скрывала ночная мгла и дождевая дымка – Смирнянский видел только силуэты, прямоугольные, широкие и бандитские.
- Шагай! – приказал сиплый голос, и о щеку Смирнянского затушили сигарету.
Смирнянский взвизгнул от боли – сигарета была горяча, словно адский уголёк – и попытался пнуть того, кто стоял ближе всего к нему. Пинок попал в цель: нога врезалась в твёрдый мускулистый бок, и противник, не ожидавший нападения, согнулся пополам. Смирнянский выиграл время и побежал в первый попавшийся тёмный переулок. Он бежал, шлёпая по лужам промокшими туфлями, разбрызгивая грязную воду, в лицо летела дождевая пыль и мешала дышать. Смирнянский оставлял позади себя незнакомые пятиэтажные дома, переполненные мусорные баки и разбитые тёмные фонари. Где-то недалеко, за спиной, слышались частые шаги, которые тяжело шлёпали по мокрому асфальту – это погоня, они решили не выпускать его живым.
- Поймайте ментовскую крысу! – зарычали где-то справа, и наперерез Смирнянскому, откуда ни возьмись, выпрыгнули три промокших типа боксёрской наружности. Да, можно было бы сказать, что они и есть боксёры, если бы их не отличала одна важная черта: каждый из них оказался снабжён пистолетом. Они окружили его полукругом, наставили стволы ему в лоб, и один крикнул неожиданно тонким голоском:
- Поймал!
И тогда Смирнянский узнал их: люди Короткого, а тот, с тоненьким голоском – самый опасный из его «жуков» со смешной кликухой Птичка. Смирнянский приготовился к отчаянной драке не на жизнь, на смерть: попасть в плен к Короткому означало медленную бесславную кончину от голода и жажды в подвале заброшенного дома. А потом – из переулка под свет единственного фонаря, избежавшего побития камнями, не спеша, выдвинулся сам Короткий – кургузый такой, но в длинном плаще, белом «авторитетном» шарфике и в глупой широкополой шляпе. Один из его шестёрочных рабов удерживал зонт над царственно вскинутой головой повелителя.
- Ну, мент, говори, будешь ещё рыть? – осведомился Короткий, горделиво подбоченившись.
Смирнянский бы заехал этому противному гаду в ехидную морду, если бы у него были свободны руки. А так – он просто стоял под дождём и взирал на Короткого, изловленный, но не покорённый.
- Ты детей наркотиками травишь! – процедил Смирнянский и плюнул так, чтобы наверняка попасть в Короткого.
Плевок не долетел до цели где-то четверть метра, а Короткий лишь злобно хохотнул:
- Хочешь жить – умей вертеться!
Смирнянский был быстро схвачен, и запихнут-таки в тёмное чрево бандитского джипа. Он ехал в багажнике по чрезвычайно тряской дороге и набил немалое количество синяков, пока джип, наконец, остановился. Багажник разинулся, впустив неприятный свет карманного фонарика, Смирнянского выхватили грубые руки и потащили к тёмному кривобокому строению в два неказистых этажа, что сиротливо торчало посреди пустыря. Так и есть – бесславная кончина в сыром подвале и похороны через съедение крысами.
Смирнянского перевели через заваленный кирпичными осколками и окурками двор и впихнули в сырую и холодную мглу. А потом – стали спускать по крутым и скользким ступенькам – ведут в тот самый крысиный подвал. Сколько душ уже наркобарон Короткий загубил тут, в подвале – не перечесть…
Кругом клубилась кромешная тьма, и прямоугольные бандиты ощупывали путь лучами фонарей, чтобы не споткнуться и не загреметь с крутой лестницы кубарем. Потом лестнице пришёл конец, и один бандит отвалил тяжёлую металлическую дверь. Какой, однако, огромный тут подвал! Смирнянский даже удивился, несмотря на побои и на то, что его жизнь подходит к страшному мучительному концу. Он ожидал, что подвал будет похож на куцый вонючий карцер, но ошибся: подвал тянулся чёрной пещерой куда-то в необъятную даль. Бандиты пошли как-то медленно и опасливо, словно бы там, в невидимом конце, их поджидал крокодил или терминатор.
- Э, Грозный, волыну достань! – приказал Птичка одному из прямоугольных бандитов, и сам выцарапал пистолет из наплечной кобуры.
Да, происходит что-то странное: эти страховитые отморозки сами дрожат, как шавкин хвост, и озираются по сторонам, точно ждут нападения чудовищ. А потом – случилась и вовсе странная вещь: Птичка залепил Смирнянскому зуботычину, поверг его на сырой земляной пол, и, пока Смирнянский приходил в себя – все бандюги задали стремительного стрекача, словно мыши – от хищной кошки. Смирнянский поднялся на ноги и ничего вокруг себя не увидел, потому что тьма вокруг него была непроницаема. Откуда-то тянуло промозглым сквозняком, и Смирнянский решил идти в ту сторону, откуда дует – авось, там какой-то выход? Неудобно только, что руки скованы – равновесие в темноте теряется, и нельзя за стенку уцепиться. Да и если кто-то нагрянет – драться невозможно… А потом – вдруг появился свет. Нет, не дневной – да и не мог быть дневным, потому что была ночь. Кто-то идёт ему на встречу и светит фонарём. Неужели – то чудовище, которого испугались бандиты Короткого? Смирнянский застопорил ход – если помирать, то какая разница, идёт он, или стоит? Свет приближался: да, у них яркий фонарь… Нет, не фонарь – фары! Они не идут, а едут на какой-то машине… Вот и рокот мотора уже слышен…
И тут кто-то схватил Смирнянского за рукав и потащил куда-то в сторону, в темноту. Там оказался боковой ход, в который Смирнянский едва протиснулся. Потом ход расширился, и оказалось, что Смирнянский топает за неким невысоким человеком, который светит неярким фонариком и со всех ног мчится куда-то.
- Быстрее! – отдуваясь, фыркал этот человек. – Шевели батонами, если хочешь выжить в катаклизме!
Да, Смирнянский хотел «выжить в катаклизме», и поэтому – не отставал от незнакомца, несмотря на закованные в неудобные наручники руки. Вскоре он почувствовал, что их путь уходит в гору, а потом – глотнул свежего воздуха. Они выбрались из подземелья где-то на свалке, среди возвышающихся Эверестами и Монбланами мусорных куч. Смирнянский огляделся и заметил невдалеке неуклюжий силуэт отечественной машины.
- Вы кто? – ошарашено осведомился Смирнянский у незнакомца, который копался с его наручниками.
Тот не ответил, а только раскурочил наручники, отбросил их в сторону и растворился в мириадах отходов, всунув Смирнянскому в кулак некую бумажку. Смирнянский остался стоять под дождём в гордом одиночестве и развернул подаренную незнакомцем бумажку. Это была странная записка, и выглядела она вот, как:
Погоняло у меня – Мурзик 95-44-44. Не боись, все чистенько, как в Интерполе. $ - и все в твоих руках.
Смирнянский пожал плечами и решил отправиться домой, но тут с грозных фиолетово-чёрных небес громыхнул гром:
- Проснись! – Смирнянский даже с ног свалился – так сильно громыхнуло.
Когда он открыл глаза – не было ни свалки, ни дождя, ни грязи, ни грома, ни записки – он сидел на полу кабинета Недобежкина, и на него сверху вниз взирал толстощёкий Ежонков.
- Васёк! – гаркнул Ежонков Недобежкину, который тоже навис над Смирнянским. – Ты понял?
- Понял, - пробормотал Недобежкин. – А ты понял? Короткий тот был завязан с проклятыми «Облаками» и «чертями»! Они нашего Смирнянского в катакомбы забили!
- И там его на «Панцер-хетцер» чуть не заграбастали! – подхватил Ежонков и тут же насел на Смирнянского:
- Так не честно, Игорёша! Чего раньше нам не рассказывал?
Смирнянский сидел на полу и не мог переварить того, что с ним случилось. Какое странное путешествие: тут тебе – ночь, дождь, бандиты и подвалы, а тут – сразу на тебе – тёплый, уютный кабинет и день!
- Игорёша, ты заснул? – Ежонков пихнул Смирнянского в бок.
- Ты меня заморишь своим гипнозом! – огрызнулся Смирнянский, разобравшись, наконец, что благодаря гипнозу возвратился к приключению пятнадцатилетней давности, и неуклюже переместился с пола на стул. – Не рассказывал, потому что Мурзика не хотел светить – неужели, не понятно! Он мне жизнь спас и информацией снабжает до сих пор. А я – тебе скажи! Ещё чего, я не предатель!
- Ты помнишь, где этот дом? – надвинулся на Смирнянского Недобежкин.
- А зачем тебе? – вопросил Смирнянский, не желая распространять свои страшные тайны.
- Я подумал вот, о чём, - начал Недобежкин. – Все донецкие подземелья, куда мы лазали, они засыпали. Но должны же они оставить и для себя лазейку, о которой мы не знаем? Должны. И она, наверное, там, в твоём домишке, Игорь. Так ты помнишь, где он?
- Как я могу помнить, когда я в багажнике ехал и ночью?? – взвился Смирнянский. – Я пока что сквозь стены не вижу! Да и когда то было – в лихих девяностых!
- Ничего! – Ежонков совсем не огорчился, а даже натянул улыбку. – Я загипнотизирую тебя, и ты приведёшь нас туда под гипнозом!
Недобежкин постоял, поразмышлял, поскрипел начальственными извилинами, а потом выдал авторитетное заключение:
- Давай, Ежонков, действуй!
- Ну, вот ещё! – горестно вздохнул Смирнянский, который не терпел никакие вмешательства в свой мозг.