***
Чимин ожидал, что проснется в объятиях старшего, они вместе заварят кофе и насладятся этим… мрачным утром вдвоем. Но Пак проснулся в пустой и одинокой постели, рядом не было никого, и в этот момент появилась надежда, что Мин проснулся просто раньше и решил принять душ, или он уже вовсю летает по кухне как хозяюшка и лепит вкусные блинчики. Но ничего из этого не было, а после оказалось, что и дверь еще закрыта с иной стороны. Да и ключи как назло затерялись. Все. Закрыв ладонями лицо, Чимин осел на пол возле двери в гостиной и еще пока сдерживал слезы, веря до последнего в обещание, данное Юнги. Блондин клялся, что не натворит глупостей, значит бояться нечего, ведь его слово непоколебимо. И в это хотелось верить, даже верилось! Чимин собрался с силами, тяжело вздохнул и дрожащими руками сварил себе кофе, заставляя думать о том, что все лучше некуда и если бы не утреннее радио, по которому крутили музыку вперемешку с новостями, все продолжалось бы до неизвестной бесконечности. Пак сидел за столом родной кухни, в сопровождении мелодичной музыки попивал кофе и наблюдал за тем, что тучи сгущаются — скоро будет дождь. Как песню оборвали лишь на начале и женский голос диктора объявил о катастрофе: «Сегодня в шесть утра в городе Сеул был совершен взрыв в здании главного офиса „Зэ Портал — Сенхаль“. Такого масштаба катастрофы не ожидал никто, и это бедствие забрало жизни сотен людей. На данный момент нет точного числа погибших, но источники выдвинули страшную весть, что в момент взрыва в здании находился молодой наследник, Ким Тэхен, компания JSS и президент компании „Витэ“, Мин Юнги…» Выстрел. Маленькая чашка с кофе выпала из дрожащих рук парня, разбиваясь о темный кафель вдребезги. Юнги обещал, что не натворит глупостей, а на деле, если верить новостям, уже как два часа его нет в живых. Не бьется сердце, не крутятся мысли о своем скором возвращение в дом к Чимину. Но что самое страшное — Пак за один миг потерял всех и сразу. Были все так близко заложены в сердце, а теперь исчезли с одним несчастным взрывом, превратились в пепел и осели на мокрых дорогах Сеула. Чимин думал, что рядом с Юнги отныне будет счастлив. Оно может быть так бы и было, но Мина нет рядом, нет его холодных рук, ласковых слов и нежных поцелуев. Чимин толком-то не успел насладиться этой эйфорией, что дарил ему старший, и теперь уже никогда не поймет, что значит быть любимым и кому-то нужным. Пак поселил в своем сердце Мин Юнги, но тот и не собирался входить в него по приглашению. Старший прекрасно знал, что не задержится на этом свете долго, вот только Пака забыл предупредить. — Ты обещал! — завопил Чимин сквозь поток собственных горючих слез. — Ты обещал, чертов Мин Юнги. Обещал, что не бросишь меня! Обещал! Ты… обещал мне. Чимин не выстоял на ногах и секунды больше, повалился на пол, на разбитую вдребезги керамику, которая адски пронзила нежную кожу на коленях Пака и осталась там надолго, на столько, что кровь уже успела застыть, а рана немного затянуться. Будни летели, а Чимин, кажется, исполняет обещание Юнги за него, убивая себя, чтобы навсегда быть вместе с Мином. /end flashback/ У Тэхена наследственное заболевание, которым страдал и Хичоль, будучи живым, теперь же доля мучений и страданий досталась и Тэхену. С медицинской точки зрения болезнь называют «Эссенциальный тремор», а для Кима это «ебучая трясучка», сопровождающаяся нервным дрожанием рук, бывает и губ, но обычно давлению поддавались лишь запястья. Сейчас парень уже более-менее отошел от местного наркоза, и врачи поспешили сообщить ему, что «жить будешь», после чего вновь чесали языками что-то на своем, на медицинском, с чего понять было мало что возможно, но одно лишь «со всем покончено, Тэхен-а, скоро придут твои близкие». И в этот момент Тэхен искренне улыбнулся. Этот кошмар закончился. То, чего он так сильно боялся, больше не тревожит его, и вот он смотрит на свою спокойную конечность и радуется, как ребенок леденцу, потому что все позади. В палату первым делом вошел Чонгук, хотя, в принципе, вошел лишь он единственный, никто за ним не подтянулся даже спустя полчаса. Кажись, Чимин бросил друга ради того, кто признан был мертвым вот уже как пять лет. На такое не обижаются, поэтому Тэхен лежал и принимал весь такой комочек грусти и обиды у себя в палате. — Чонгук, раз ты пришел, то хотя бы поговори со мной, — допытывает того старший, но в ответ получает лишь нахмуренные брови и немое «заткнись, предатель», на что Тэхен злится и закрывает глаза, на большее пока он не способен. — Ну, и вали тогда, откуда пришел! Вышел из себя Ким, пытаясь повернуться на бочок, но вовремя вспоминает, что после операции нежелательно вертеться и крутиться в разные стороны. Боль в висках дала о себе знать, заставляя Тэ сощуриться и накрыть лицо ладонями. — Да, давай, попляши тут еще, попрыгай, что уж там. Швы ведь резиновые, не порвутся, а мозги если выползут, да это сущий пустяк, затолкаем на место, — первое, что вымолвил Чонгук и тут же подался вперед, накрывая руки родного человека своими и медленно разводя их в стороны. — Придурок! Чонгук злится, оно и понятно. Услышать от Чимина «он просил не говорить, но операция начнется через полчаса, ты должен знать» было не совсем из приятных, и хорошо еще, что Чон не пил в это время, а работал, спасая жизнь грязному размазне, который вновь приволок Чонгука в светский ресторан на переговоры. Наверное, придется искать после ухода Чону новую работу, так как без телохранителя этого мужичка убили, понимая, что тот остался совершенно один. А раз так, то еще не поздно начать новую жизнь, посвящая себе не дешевой выпивке и опасной работе, а любимому и единственному Тэхену. — Смотри, — как дитя улыбнулся Тэхен и показал Чонгуку свою спокойную руку, что больше не тревожила своего обладателя нервным дрожанием. Чонгук хоть и злится, но видеть счастливого Тэ, а главное здорового, было неким подарком судьбы, на который не улыбнуться было невозможно. Младший улыбнулся по-доброму, искренне, после чего нежно покрыл изящные пальцы Кима своими поцелуями, говоря безмолвно, что любит до чертиков, что плохо было в одиночестве и что сильно скучал. А Тэхен будто понимает, покусывает свою губу и свободной рукой поглаживает Чона. — Чон Чонгук, ты ублюдок! — сквозь улыбку процедил старший. — Я люблю тебя. — Ты ведь знаешь, что если ты не оправишься после операции и станешь каким-нибудь инвалидом, то я брошу тебя тут же? Мне как бы свою жизнь тоже устраивать надо, а не за инвалидами всякими следить, — соврал сквозь улыбку Чонгук и приблизился к лицу старшего катастрофически близко, что горячее дыхание обоих сталкивалось в кровавом бою, опаляя нежную кожу каждого. — Знаю, — выдохнул Тэхен, первым поддавшись искушениям судьбы и касаясь нежных губ напротив. — Я люблю тебя, мой инвалид, — наконец признался вслух Чонгук и поддался соблазну манящих губ старшего.***
У Чимина крышу сорвало, да и проветрило заодно, раз он, не упаковав свои вещи, уже заказал билет на первый же рейс до Сеула и больше того — уже прилетел на родину. Он давно это хотел сделать, но знал, что в пустоту в одиночку ехать бессмысленно, что в Корее его никто не ждет. Здесь слишком холодно и полно больных воспоминаний, воспаленных и, кажется, хронических. От такого нужно избавляться, но одно лишь «он жив» развеяло все сомнения, и теперь Пак держит путь в неизвестность. Он не уверен, что Юнги в Сеуле, парень вообще ни в чем не уверен, но почему-то смело едет в пентхаус, где раньше жил блондин, в надежде, что ему откроет дверь знакомое лицо. На деле же его даже не пустили на нужный этаж. У входа его остановила охрана, спрашивая разрешение, но его у Чимина не было, так же как и «мне нужен Мин Юнги», ведь с такими словами его, скорее всего, направят в психушку, нежели пропустят дальше порога. — Вы не знаете, куда… отвезли собаку мистера Мина после его смерти? — первое что взбрело в голову черноволосого. Но ответ не заставил себя долго ждать, охранник закатил глаза и выдвинул «его забрал какой-то парень слащавый, сказал, что брат погибшего Мина и что собаку оставит у себя». — А Вы не могли бы сказать мне адрес брата? — спросил Чимин, понимая, что никакого брата и нет, нужно копать до последнего. — Да откуда же я знаю? Пришел, забрал и исчез, — начал выходить из себя мужчина и плеваться своей непослушной слюной. — Давай проваливай отсюда, раз только за этим пришел. Ишь, собака. — Простите, что побеспокоил, — разочаровываясь в собственных догадках, Чим медленно покинул здание, нагнетающее море воспоминаний и, честно признаться, поник от той мысли, что город слишком большой и на поиски такого маленького человечка уйдет слишком много времени. А если окажется, что Мин вовсе не в Корее, то, считай, пропала и надежда. Чимин в такси достал телефон, но перед тем, чтобы сделать звонок на скорей всего не существующий номер, Пак назвал адрес своего бывшего дома и расслабился на жестком потертом сидении. Набрав номер Мина, Чим услышал ожидаемое «набранный вами номер не существует, набранный вами номер не существует…» и так до бесконечности. Дом Чимина всегда находился слишком далеко от центра города, можно было сказать, что даже за его пределами. И потребовалось не меньше часа, чтобы подъехать к больно знакомому подъезду и ощутить на собственной шкуре все то дерьмо, что творилось с ним здесь, о хорошем даже не вспоминая. — Спасибо, — высказал вежливое Пак и протянул заветную купюру мужчине за его работу. — Не могли бы Вы дождаться меня здесь, я всего на пару секунд? — Я подожду Вас, — согласился мужчина и сложил деньги в свой кошелечек. Пак был не уверен в своих действиях, и подыматься на родной этаж квартиры было самой роковой ошибкой, ведь не хочется смотреть, как в его маленькой уютной квартирке поселились люди, скорей всего алкаши или наркоманы, которые запустили свое жилье, испортили украшенные стены, на другое Пак не был готов, и уже было хотел развернуться у знакомой двери третьего этажа, но вой громадной собаки раздался за ней, заставляя Чимина остановиться и прислушаться. Брат. Собака. Лай. Рука сама потянулась на дверной звонок, и в эту же секунду раздался звонкий трель, заставляя собаку лаять еще громче и агрессивнее, а вместе с этим сопровождались и пугающие поскрябывания по дереву. «Да тихо тебе, бестолочь, сколько можно орать?» — раздавалось еле уловимое по ту сторону двери, а после дребезжания звонка замок щелкнул и дверь открылась перед лицом Пака. — О-о, — удивился Пак, но не успел больше и слова сказать, так как Пунь, скучающая сучка, повалила знакомого парня на пол и, не давая возможности шевелиться, начала облизывать парня, покусывать и пищать, словно роднее Чимина нет никого не свете. — Пунь, прекрати! Пунь, перестань! — кричал на собаку хозяин, не зная, куда себя девать и какую речь парировать перед Чимином. Этот маленький рыжий комочек счастья явился к нему уже черной, но все еще счастливой тучкой. Собака не собиралась слушаться Юнги, и сучку пришлось оттаскивать за кожаный ошейник, единственный оставшийся из той обширной коллекции. Протянув Чимину руку, Юнги впустил в дом незваного гостя и даже заварил две чашечки кофе, не говоря ни слова. — Наверное, оно и к лучшему, правда? — первый подал голос Чимин, не теряя зрительного контакта с тем, кого признали мертвым и всеми силами пытались заставить Пака верить в эту горькую ложь. — Я не смог оставить Пунь одну, — будто не понимая, о чем идет речь, Юнги перевел все стрелки на доброе животное, что сидело подле ног Чимина и обнюхивала своего старого знакомого. Чим на ответ старшего лишь усмехнулся и сделал вид, что все лучше некуда, но на деле понимал, о чем тем самым хочет сказать Мин, но принимать отказывается душа и поломанное сердце. — А меня смог, — констатировал Чимин, параллельно убирая выбившуюся прядь черных, как смоль, волос с глаз. — Наверное, это и к лучшему, правда? — вторил Пак. — Я рад видеть тебя, — ответил тихое Юнги, не спрашивая ничего и не выжидая слишком долго, подался вперед, заключая уже совсем взрослого парня напротив в свои по-прежнему холодные объятия. — Прости, что не сдержал обещание, Чиминни. А Пак не уверен, должен ли он терпеть все это, разрешать себя обнимать и не кричать на всю квартиру «да как ты мог? Ты не только не сдержал обещание, ты оставил меня одного, сделал слишком больно, оставив совсем одного!», но молчит, слишком долго. В конечном итоге сдался и обнял Юнги взаимно, скребя его спину своими маленькими пальчиками, впитывая такой знакомый и в то же время чужой запах. — Мне было страшно, — поскулил Пак, — было страшно, что тебе было больно. Я так боялся за тебя. Эта катастрофа…эта… — Шшш, — прошипел Мин, — но я не мог поступить иначе. — Ты предал меня, — оскалился Пак, отпуская старшего из объятий и заглядывая в сверкающие очи напротив. — Если бы не Тэхен, которого я считал тоже умершим, то я бы уже давно воссоединился с якобы мертвым тобой. Ты предал меня! — Да, называй это как хочешь. Но я не хотел обманывать тебя, я сделал решение и меня все устраивает, Чиминни, ты должен жить своей жизнью, завести друзей, свою любовь. Я на эту роль, увы, не подхожу. — Почему? — сквозь накопившиеся слезы протянул Пак и поспешил вытереть их рукавом пиджака. — Потому что предать Его я, как оказалось, не могу, — выдавил из себя Мин и сжал руки в кулак, дабы уменьшить свою злобу на самого себя и утихомирить ураган, что вновь начал бушевать внутри. — Оказывается, я его слишком любил, люблю и буду любить, Чимин. Я думал, что смогу отвлечься на тебя, но с тобой мне хоть и было хорошо, но тебя я никогда не любил и не смогу полюбить. Потому что природа-мать родила меня однолюбом. Я сплю и вижу Хосока, бодрствую и представляю его рядом, как в такой ситуации я мог оставаться с тобой? Я бы обманывал тебя каждый день, а ты кроме боли и печали ничего другого бы и не чувствовал. Чимин все слова впитывал, словно губка, не пропуская мимо ушей ни капли. Все мы боимся правды, Пак от человека ничем не отличается, сидит сейчас и кровью сердце обливается. Ему в лицо высказали то, о чем Пак и не догадывался все это время. Все оказалось проще простого — Хосок. Умерший паренек, что подарил Мину себя, научил любить и даровал надежду, которую в итоге осуществить они не смогли вместе. И теперь уже никогда не исполнят, ведь одного из них нет, а это, как правило, конец игры в счастливую и распрекрасную жизнь. — Знаешь, что я хотел сделать, когда услышал по новостям о вашей с Тэхеном кончине? — и тут же, не дождавшись ответа, добавил: — лечь на эвтаназию. Искусственная смерть казалась мне единственным нормальным решением, но черт возьми, компания взорвалась вместе с вами. У меня отняли шанс даже на это. Но потом появляется такой весь живой Тэхен, побитый только весь и на коленях стоит, прощение просит. Я так и не понял за что, честно говоря, но Ким зачем-то возился со мной долгое время, боялся, что я под колеса машины брошусь, в ванне утоплюсь и прочее. И в одну ночь мне приснился твой возлюбленный, я не видел его лица, просто знал, что это точно он. Он сказал мне, что Юнги, ты, не хочешь, чтобы я уходил по своей воле из этого мира. После той ночи я окончательно похоронил тебя. — И послушался его? — Нет, — сквозь слезы усмехнулся Пак, — в ту же ночь я решил, что должен. Вот только Тэхен, выблядок, успел вовремя из воды вытащить. Но перед собой видел я не Кима, нет, я видел брюнета, с широкой улыбкой и острым носом. О-о-о, его улыбку я до сих помню. Он очень красивый, Юнги. Поэтому… я не обижаюсь на тебя за правду. Самое страшное для Мина — «простил» тогда, когда нужно было сказать «прощай». Юнги бьет словами, ранит и, наверное, совсем терзает парня, а тот лишь терпит и соглашается, терпит и принимает все, что творится. Юнги не вытерпел и разозлился на себя, на Чимина, а пострадала в итоге чашка из белой глины, когда разбивалась о кафель в кухне. — Ты должен ненавидеть меня, Чимин! — закричал старший, дергая парня напротив за грудки, пытаясь привести того в чувства, а тот лишь льет горючие слезы и выдвигает такое тихое «я не хочу терять тебя». Убило. Юнги осел на пол, схватился за голову и стал винить себя. Он не должен был вот так палиться, нужно было уезжать на край света, а лучше всего — умереть тогда, когда все думали, что он умер. Потому что видеть, как Чимин унижает себя — невозможно. Юнги тоже не стальной и понимает, что вся вина на его плечах, что всю ответственность несет он. Но это тяжко, до хруста ребер тяжко и невыносимо. — Как мне сказать еще, Чимин, что я не люблю тебя? — Мне не нужно повторять дважды, хён, просто не вычеркивай меня из своей жизни, прошу. Я уже давно подавил свои чувства к тебе, но из памяти вычеркнуть не получилось. Я не хочу забывать про тебя, вот и все, — признался Пак, утаивая частично правду, говоря, что не любит вовсе, но лучше так, нежели больно для Мина. — Где ты остановился? — перевел тему Юнги, поднимаясь на ноги и поглаживая Пунь заодно. — Кажется, у тебя, — сквозь слезы улыбнулся Пак и снял верхнюю одежду, не дожидаясь приглашения. — У себя ты остался, дурачина. — Ну я здесь уже как пять лет не живу, как ты мог догадаться. — А твой запах не выветрился даже за эти года! — Да тут собачиной несет за километр! Стоп, ты хочешь сказать, что от меня собачиной пахнет…