О чём молчат леса.

      Стоит плите закрыть проём — в схроне наступает абсолютная тишина без малейшего проблеска света. И пусть Чимин с Тэхёном могут неплохо видеть в темноте, здесь их зрения хватает лишь на ближайшие два-три метра вокруг. И либо это из-за гигантских размеров пещеры, в которую они попали, либо и здесь работают какие-то особые чары схрона.       Тэхён делает несколько шагов вперёд на пробу и тут же отшатывается назад, судорожно выдыхая.       — Что там? — спрашивает Чимин, не отходя от стены. Он всё так же держит на руках нагого Юнги, который, как только обратился, потерял сознание, становясь абсолютно беззащитным.       — Не поверишь, но там обрыв... а дна и не видно... И что нам теперь делать? Как вообще выбираться отсюда? — Тэхён растерянно оглядывается по сторонам, но тьма так и остаётся непроглядной, что совершенно не способствует нахождению ответа. — Ладно, будем решать проблемы по мере из поступления, — он быстро берёт себя в руки, понимая, что паника — это последнее, что они могут себе позволить. — С чего начнём?       — Начнём с моего истинного, — отвечает Чимин, устало поводя плечами. Всё-таки надолго его не хватит.       — О! Так это легко решить. Сбрось его вниз — и одной проблемой меньше, — с энтузиазмом прищёлкивает пальцами Тэхён и улыбается, будто перекусить предложил.       — Ха-ха, очень смешно, ТэТэ. Помочь не хочешь?       — Тебе честно ответить?       — Нет, оставь свою честность при себе и просто помоги. Желательно молча, — начинает закипать Чимин. — Расстели один плед на полу, остальное я сам сделаю, так уж и быть, — ворчит он и ждёт, когда брат перестанет валять дурака. Тот не заставляет себя долго ждать и выполняет просьбу. Даже обе — не проронив ни слова. Чимин тут же опускает Юнги на расстеленное покрывало и трясёт уставшими руками. Затем достаёт из чужого мешка одежду, которую Мин туда сложил перед превращением, и принимается одевать истинного. Сначала честно пытается справиться с этим в одиночку, но одеть человека (да, конечно, оборотня), который находится без сознания — та ещё задачка.       Чимин вполне успешно натягивает на Юнги брюки, правда, только до бёдер, потому что его нужно и приподнять, и надеть вещь до конца одновременно, с чем справиться крайне тяжело, учитывая, что в человеческом облике они примерно одной комплекции. Он бросает взгляд на Тэхёна, который расположился на втором покрывале и с нескрываемым скепсисом наблюдает за чиминовыми мучениями, даже не пытаясь сдержать ухмылку. Чим недовольно фыркает и честно пытается продолжить, но быстро сдаётся, когда еле надевает на Юнги один рукав его рубашки, потому что расслабленная кисть руки постоянно сгибалась и затрудняла процесс. Как теперь надеть и второй рукав, Чимин не имеет представления.       — Тэхён, может, прекратишь хотя бы эти свои глумливые взгляды бросать, раз уж не помогаешь? Или я тоже впал в немилость? — не выдерживает лис и укоризненно смотрит на брата. Пусть видно и плохо, но Тэ, наконец, тушуется под этим взглядом и, всем своим видом показывая недовольство, поднимается и подходит к Чимину, чтобы помочь. Чим действительно ни в чём не виноват, просто это его неожиданно быстрое единение с предавшим его истинным и то, как он, не задумываясь, кинулся на помощь... да, конечно, Тэ всё понимает, — он бы и сам кинулся на помощь Чонгуку без оглядки, — но брат дороже этого странного волка, поэтому Тэ очень переживает. А ещё его гложет неприятное чувство, будто у него навсегда отнимают самого близкого человека (оборотня), и для Чима появляется кто-то если не дороже, но стоящий по значимости наравне с Тэхёном. Наверное, так чувствуют себя родители, когда дети становятся самостоятельными, создают собственные семьи. Наверное, в Тэхёне просто взыграла братская ревность...       — Что мне делать? — Тэ присаживается на корточки рядом с братом.       — Приподними его, а я надену рубашку, — Чимин помогает усадить Юнги, чтобы Тэ было удобнее его удерживать. Тот недовольно кривит лицо, показывая, насколько ему неприятна такая близость с этим оборотнем, но молчит. Чимину же наконец удаётся справиться со вторым рукавом и надеть на Мина злополучную рубашку. Он быстро усаживается у Юнги за спиной так, что тот оказывается меж его согнутых разведённых ног, и говорит Тэхёну, что можно отпускать, встречаясь со вновь недоумевающим взглядом.       — Так будет теплее, — спокойно поясняет Чим, сосредоточенно застёгивая пуговицы на рубашке: для этого пришлось подсесть ещё ближе и подтянуть Юнги повыше, уложив подбородок ему на плечо. Странно, но неловкости Чимин не чувствует. Возможно, дело в принятии истинности, а может, и в том, что истинный его сейчас без сознания, и смущать, по сути, некому. И Чим вспоминает, что и с Юнги в волчьем обличье ему было так же комфортно, а ещё приятно и умиротворённо... поэтому пусть он лучше быстрее очнётся. — Да чтоб тебя... — тихо ворчит он, только на последней пуговице понимая, что подол перекошен. Приходится всё расстёгивать и начинать сначала.       — А любимый брат пусть мёрзнет? — не унимается Тэхён. Не сказать, что он отличался вредным характером или эгоизмом (хотя кто этим не грешит?), но в очень редкие моменты недовольства остановить его было крайне сложно, потому что и причины были весьма обоснованными, чтобы пытаться это опровергнуть. Но своим скверным настроением и поведением Тэхён до победного доставал всех окружающих, число которых на данный момент ограничивалось лишь Чимином, нервы которого точно не железные.       — А любимому брату я бы предложил сесть рядом, но боюсь, что твоя тонкая душевная организация не выдержит такой близости с моим истинным, — Чимин разочарованно вздыхает, разводя руками, насколько может себе позволить, чтобы не потревожить Юнги. А затем и вовсе отворачивается, нащупывая одной рукой край пледа, на котором они сидят, у себя за спиной, чтобы плотнее укутать им себя и истинного. Пусть воздух здесь и тёплый на удивление, но камень породы просто ледяной. Чимин обнимает Юнги, и да, так действительно намного теплее.       — Ничего, переживу, — Тэ подхватывает второе покрывало и, завернувшись в него по голову, садится за братом, спина к спине. Чим откидывает голову назад и удобнее устраивается на тэхёновом плече. Тэ поступает аналогично и прикрывает глаза, готовый провалиться в сон. День был слишком насыщенным, и организм требовал отдыха, не давая разуму воззвать к инстинкту самосохранения. Ведь оказались они в неведомом схроне, запечатанном так, что не каждый откроет, и кто знает, какие ещё задачи или опасности подкинет им это место. И этот обрыв, ведущий незнамо на какую глубину, совсем не успокаивал. Конечно, следовало бы исследовать всю площадку и выяснить её размеры, возможности спуститься вниз. либо обойти этот провал. Но истощение силы накладывалось и усталостью физической, поэтому на первом месте стоял отдых, тем более, что впервые за очень долгое время братья могли спокойно уснуть, не просыпаясь от устрашающего воя в страхе быть разорванными в клочья. Да, темнота и неизвестность пугали, но, будь они опасны, братья бы это почувствовали. И неприятные сюрпризы, грозящие им непосредственно на этом участке схрона, обнаружили бы себя сразу, потревоженные чужаками.       Чимин почти проваливается в сон, но слышит, как Тэхён глубоко вздыхает. Это тут же вырывает из приятной неги и неминуемо оседает в мыслях, потому что хочется проигнорировать и поговорить потом, но теперь беспокойство не отпустит.       — Тебя что-то тревожит? — всё же спрашивает Чим. Он прекрасно знает, что ответ на его вопрос утвердительный, и прекрасно знает, что именно тревожит брата, но лучше услышать это от него, и самому всё объяснить. И сделать это сейчас, пока они относительно наедине, без третьих ушей, ведь так? Чимин украдкой тянется к сознанию истинного, чтобы проверить, не очнулся ли он, но, видимо, Юнги переоценил свои силы и на восстановление потребуется немало времени.       — Ты же знаешь, что да, — наконец отвечает Тэ и снова тяжело вздыхает. А Чимин ждёт, не упрощает ему задачу, пусть всё скажет сам. — Твой истинный... ты уверен, что можешь ему доверять после всего произошедшего? Чимин, просто... — голос начинает сипеть от волнения, и Тэхён прокашливается, чтобы продолжить монолог. — ... просто я помню, я уловил отголоски твоих чувств... Боже, и это были лишь отголоски! Твоё... твоё сознание словно исчезло, я перестал тебя чувствовать, понимаешь?.. и даже подумал, что Чонгук может не успеть... а я оцепенел и совершенно не мог пошевелиться... — он еле слышно всхлипывает, но в застывшей тишине схрона и этот звук разносится дальше, чем полагается. Тэхён вновь замолкает, борясь с эмоциями, и Чимин не вытягивает их, чтобы успокоить, потому что брат точно был бы против. Хотя, он может. Невероятно, но из всей тройки он единственный остался полон сил. Магических. Истощило его скорее эмоциональное потрясение.       — Но он же успел, — приободряет Чим, улыбаясь. — И за что я всегда буду ему безмерно благодарен.       — Да, успел. Но это последствие. А причина — вот она, здесь, в твоих объятиях. Я слышал, что люди имеют обыкновение искать связи на стороне — из любопытства ли, или не в состоянии справиться со своим вожделением, не знаю, — даже после появления метки. Но у нас всё иначе, ты же знаешь... отвратно даже думать о сближении или, тем паче, близости с кем-либо. А он... — Тэхёна накрывает возмущением.       — Он не мог иначе, ТэТэ, — спокойно произносит Чимин. И это не показное спокойствие, сейчас он действительно чувствует умиротворение. Брат хочет вновь возмутиться, но Чим не даёт. — Это был его долг перед стаей и перед своим кланом. Будущему вожаку нужен наследник, и лучше для нас обоих, что это произошло до нашей встречи. Он не мог иначе...       — ... — Тэхён молчит, понимая, что любое возражение покажется детскими капризами. Но промолчать не может. — Неужели нельзя было закрыться от тебя? — еле слышно произносит он.       — Не мог, я сам нашёл его, и эту связь было уже не оборвать, — Чимин ворочается, удобнее устраивая Юнги в своих руках и посильнее запахивая покрывало. — А теперь представь, каково было в тот момент ему: вступая в близость не с истинным, что само по себе невозможно вообразить после появления метки, ещё и знать, что я тоже могу всё это видеть?.. Это не жалость, и тебя я о жалости к нему не прошу, потому что это унизительно, а для волков и подавно, просто представь.       — Я не смогу поменять своё отношение к нему так сразу...       — Как знаешь. Главное, что я принял его, и ты с этим уже ничего не поделаешь, — усмехается Чим.       — ... но я постараюсь. Если доверяешь ты, доверюсь и я, Минни.       — Вот и хорошо, — зевает Чимин, не в силах бороться со сном, а решённая проблема только ещё больше погружает в умиротворение. — Доброй ночи, ТэТэ...       — Доброй ночи, Минни... — Тэхён закрывает глаза, и последнее, что успевает сделать перед тем, как уснуть, — послать Чонгуку мысленный сигнал, что с ним всё в порядке, он концентрируется на своём спокойствии и засыпает. И снится ему что-то кричащий, взволнованный Чонгук и стремительно удаляющиеся костры на стене.

***

      Юнги просыпается с трудом и чувствует ужасную головную боль, как после ментальной связи ещё тогда, в детстве. Сейчас последствия тоже каждый раз довольно неприятны, но такого отката не было давно. И Джин со своими склянками далеко. Хотя, он вроде что-то бросал в заплечный мешок Мина, пока тот взволнованно мерил шагами поляну, на которой они расположились. Аккурат перед встречей с Чимином на помосте. Да-да, когда Юнги стушевался и обратился волком. На войне все средства хороши? Да, результат был неплохим, но ему до сих пор от стыда выть хочется.       Так, что там положил Джин? Вспомнить бы. Юнги напрягает память, и тут же морщится от новой вспышки боли. Но вспомнить нужно. Так: в глиняном горшочке какая-то мазь, в зелёной бутыли отвар от головной боли и головокружения как раз после связи, "он скорее понадобится Чимину, поэтому возьмите". Ага, отлично, осталось добраться до заплечного мешка. Но отчего-то так тепло и уютно, что, если бы не голова, желание понежиться ещё долго брало бы верх над всеми остальными мыслями.       Мин открывает глаза в кромешной темноте, но, как и Чимин с Тэхёном, отлично различает очертания окружающих предметов, только видит дальше и лучше. Например, контур того небольшого выступа, на котором они находятся, высокий сводчатый потолок, спускающуюся вниз вдоль стены широкую лестницу слева от прохода. Только спутников своих не видит. Юнги пытается сохранять спокойствие и для начала на пробу шевелится, понимая, что находится в полусидячем положении. Сзади что-то тёплое и мягкое, точно не стена. Он пробует приподняться, но его что-то ощутимо удерживает. Чуть поворачивает голову, поднимает взгляд, и тут же ошарашенно отворачивается, глядя перед собой. Невероятно... Так вот в чём дело! Пока он, как немощный, валялся без сознания, Чимин позаботился о нём, устроив удобный ночлег. Юнги вдруг понимает, что тем, что ограничивало движения и не давало завалиться набок, были чиминовы руки, крепко обнимающие его даже во сне. После осознания всего этого выбираться из этого удобного кокона из тепла, заботы и пледа хотелось ещё меньше. Но тупая пульсирующая боль в голове всё не унималась и становилась всё сильнее, поэтому приходится осторожно, чтобы не потревожить чужой сон, расцепить чиминовы руки и как можно быстрее выпутаться из покрывала, сохраняя как можно больше тепла. К удивлению Юнги, он оказывается ещё и одетым. Забота истинного, конечно, греет душу, но собственное абсолютное бессилие, пусть и кратковременное, совсем не радует. Выходит, что он пробыл без сознания довольно долго, и совершенно ничего не чувствовал. И почему они не спустились вниз?       "Ладно, об этом позже, сначала отвар," — оборотень оглядывается в поисках своего мешка, и обнаруживает его в паре шагов от себя развязанным, но составленным вместе с остальными. Значит, его одели, и братья сразу легли спать. Да уж, открытие прохода, видимо, было не менее утомительным, чем драка с дикими. Юнги быстро находит бутыль, предусмотрительно замотанную Джином в небольшой обрез холщовой ткани, чтобы не разбилась в случае чего, не без труда достаёт пробку и припадает к горлышку, делая пару больших глотков. Результат не заставляет себя ждать, и волк облегчённо выдыхает, чувствуя, как тиски боли постепенно разжимаются, давая ясно мыслить.       Во-первых, где брат Чимина? Юнги, конечно, сразу почувствовал его неприязнь к себе, пришлось даже немного приструнить его, но не мог же этот строптивый лис далеко отойти от своего обожаемого брата? Слишком обожаемого. Похоже, с этой его гиперопекой Юнги придётся побороться. Мин обводит взглядом пространство вокруг Чимина и пропажи не обнаруживает. Но слабое шевеление позади истинного сперва заставляет напрячься, а затем облегчённо выдохнуть, потому что посторонних запахов, по крайней мере, на этой площадке не улавливается — выходит, это Тэхён? Волк всё же подходит тихой поступью, не теряя бдительности, с волнением смотрит на Чимина, за спиной которого опять что-то шевелится. Заглядывает Чимину за спину, готовый в любой момент дёрнуть лиса на себя и прикрыть от возможной опасности — мало ли, какую защиту поставили на этот схрон. Но чутьё его не подводит и на этот раз, потому что позади истинного действительно оказывается его брат, медленно сползающий головой по его спине. Тэхён снова ворочается, стараясь принять позу поудобнее, и сползает всё ниже и ниже, норовя неслабо приложиться о скалистую породу. Но от столкновения с каменным полом его голову спасает Юнги, вовремя подложивший подушку, прихваченную Чимином из пещеры. Пусть Тэ и неприятно его общество, но пакостить в отместку для Мина — ниже его достоинства.       Юнги снова смотрит на Чимина, который будто застыл в той позе, в которой его оставил Мин, выбравшись из объятий: широко расставленные, согнутые в коленях ноги, на которых покоятся руки, сейчас обнимающие лишь укрывающий парня плед, и свесившаяся вперёд голова, потерявшая какую-либо опору, на которую можно было облокотиться. Юнги берёт вторую подушку и, сжимая её обеими руками, присаживается на корточки, продолжая неотрывно разглядывать истинного. И сейчас почему-то верх берут не чувства, а интерес, с которым Мин пристально изучает лицо, шею, руки Чимина. Если описать его мысли в тот момент, вышло бы что-то наподобие: "А-а-а, так вот ты какой." Нет волнения или того будоражащего трепета, что накрыли обоих в пещере, но есть желание прикоснуться, прочувствовать, узнать эти ощущения. Но он не поддаётся желанию, боясь потревожить чужой сон. Будь сейчас рядом мама Юнги, она бы совершенно точно умилилась и сказала, что в такие редкие моменты сын очень напоминает ей себя в детстве: его по-детски невинная любознательность и тяга к новому, неизведанному, с возрастом проявлялась всё менее явно, сдерживаемая напускным равнодушием и манерами; да и характер, ответственность и небывалой силы дар наложили свой отпечаток так, что большую часть эмоций Юнги скрывал, порой вдвойне переживая их внутри, пряча за напускной завесой спокойствия.       Мин всё же осторожно прикасается к Чимину, запахивая полы покрывала, потому что лис уже неосознанно обнял себя руками, чтобы согреться. Затем он кладёт подушку рядом с тэхёновой и медленно, поддерживая, укладывает Чимина рядом с братом. Похоже, он действительно порядком устал и вымотался, раз никак не отреагировал на все манипуляции. Знал бы Юнги, что несколькими часами раньше и сам Чим столкнулся с похожей ситуацией. Они будто затеяли игру в прятки, пока лишь однажды открывшись друг другу.       и Юнги мог бы ещё долго просидеть рядом с истинным, поправляя ему выбившиеся пряди, что спадали на чиминово лицо и неприятно щекотали, заставляя забавно морщиться. Или, всё же решившись, невесомо изучать подушечками пальцев его черты. Прикасаясь даже не к коже, а к еле заметному пушку на ней, чтобы не обнаружить себя, провести по спинке небольшого аккуратного носа с еле заметной горбинкой, очертить скулы, спуститься к гладкому подбородку, который никогда не тронет жёсткая щетина, как это бывает у мужчин человеческой расы. Несмело притронуться к невероятно пухлым губам, при этом по инерции облизывая свои...       Но Мин здесь не только для встречи с истинным. К сожалению, нет, если брать в учёт и официальную версию посещения этих мест. Да, у отца, прежде чем отпустить своего преемника за истинным, было лишь одно условие — официальный брак с девушкой из их клана и зачатие наследника, но и просьба разобраться со странным явлением, вновь охватившим юго-восток предгорья, не оставляла иного выбора. Потому что это тоже долг, потому что Юнги уже ответственен за происходящее здесь и больше не по указке, но по обязанности, должен дознаться, что послужило причиной появления дикой стаи. Откуда она взялась и как это остановить. Поэтому он и искал схрон, о котором упомянул отец, давая наставления и доставая из тайника несколько свитков и книг, которые, возможно, помогут быстрее разобраться с этим делом; поэтому и не был удивлён тому, что нашёлся схрон именно в пещере братьев — в одном из свитков был довольно очевидный намёк на место: "к пещере путь непрост, как его преодоление, так и обнаружение, но ниспадающие воды великой реки помогут найти искомое". Так что, вот вам и ниспадающие воды — единственные на много километров вокруг. По правде сказать, Юнги больше удивлён тому, как лисам удалось найти это место, да и как они здесь оказались? Ведь у них наверняка есть свой клан, не живут же они отщепенцами? Или... Мин, конечно, догадывался по застигнутым им обрывкам разговоров ещё тогда, при посещении Чимина в своей эфемерной форме, но спросить и поговорить об этом стоит.       Юнги поднимается и оглядывается ещё раз. Вновь находит взглядом уходящие вниз ступени и уверенно идёт к ним, чтобы, наконец, увидеть, что скрывает данный схрон. Пока спускается, осматривает пещеру и понимает, что дно её находится достаточно глубоко, потому что пока не просматривается. Он опирается рукой о стену, так так перила отсутствуют, а во время спуска вдруг накатывает лёгкое головокружение, и нащупывает тонкие, еле заметные желобки, уходящие вертикально вверх, наверняка куда-то к самому чертогу. Ясно, значит, с освещением проблем не возникнет.       — И почему они не спустились вниз? — тихо бормочет себе под нос Юнги, потому что действительно недоумевает с того самого момента, как понял, что братья остались, так сказать, у самого порога. Ведь внизу должно быть тепло, и должны иметься некоторые запасы, да и освещение тоже не проблема. Разве что... они не знали? Неужели вожаки кочевых кланов умалчивают о подобном? Но для чего? Чтобы молодая кровь не отбивалась от стаи? Ладно, к чему гадать, ответы на эти вопросы он сможет получить позже, просто их озвучив.       Юнги насчитал шестьдесят пять ступеней — значит, если высота их была выверена, площадка входа находится над ним на высоте без малого десяти метров*. Впечатляет. Высота, но не размер самого схрона, потому что даже без освещения он прекрасно видит стены помещения, вырубленного по окружности, но что находится на полу помещения, разобрать пока не удаётся, будто там зияет провал. Нужно найти руну, питающую освещение, и потратить немного сил, чтобы свет не погас. Только вот Чимин с братом ещё не проснулись, а тревожить их сон не хочется. Что ж, тогда лучше подняться наверх и дождаться их пробуждения, чтобы заняться обследованием пещеры вместе.       Путь наверх оказывается не таким простым — силы никак не восстановятся: дыхание сбивается, а на ноги будто железные колодки надели. Но, тяжело дыша и цепляясь за стену, Юнги всё же преодолевает последнюю ступень и грузно опускается на неё же. Собственная немощность злит ужасно.       Позади слышится чьё-то тихое шевеление. И волк прекрасно слышит, что у подавшего звук дыхание уже не такое мерное — значит, кто-то из братьев проснулся. Стоит прислушаться, не к звукам, а к внутренним изменениям, и Юнги утверждается в мысли, что это Чимин. То, как крепнет их связь, и радует, и пугает одновременно. И если, зная свой дар и его силу, Мин предполагал, к чему стоит готовиться при встрече с истинным, как только его метка начала проявляться, то Чимин, должно быть, в полном смятении, если не в ужасе. Поэтому Юнги прекрасно поймёт подобную реакцию и возможные её последствия, что точно будут поначалу: любое разумное живое существо нуждается в личном пространстве, и если физическое не всегда удаётся сохранить и отгородиться, то в защищённости собственных мыслей каждый хочет быть уверен наверняка. С Мином же такой фокус не пройдёт. Он не пройдёт ни у кого в принципе, но в случае с их истинностью дела обстоят иначе: будто Юнги круглые сутки находится в чужом сознании и знает о любых пришедших в голову мыслях и перемене чувств, которые порой будет хотеться скрыть.       Никаких тайн и недомолвок.       Но есть один важный смягчающий фактор — связь эта не односторонняя. Поначалу да, волк будет чувствовать и понимать больше, но со временем и Чимин научится открывать сознание, чтобы взамен проникнуться и чужому. Никакой свободы, никакого личного пространства, никаких тайн, увиливаний и уловок.       Никакого одиночества.       Правда, как-то загоревшись идеей разузнать о своём даре побольше, Юнги облазил чуть ли не всю их обширную клановую библиотеку. Да, такие силы были крайне редкими, и явлений подобного дара в летописях зафиксировано крайне мало. Мало настолько, что сосчитать их хватит пальцев одной руки. И хорошо. Пусть каждая такая личность и была выдающейся в истории оборотней, но почти все они были малоприятными особами, если судить по их жизнеописаниям, деяниям и личным записям, которые собирались в дневники, отдельные от основных хроник. Хотя, как можно осуждать тех, кто использовал любые методы для сохранения собственной расы? Как раз в одном из таких дневников Юнги и наткнулся на запись о так называемом блоке — защите от чужого вторжения. Если Юнги понял правильно, то истинная пара этого оборотня не разделяла его убеждений, желания прекратить кровопролитные стычки, что, будто проклятие, неостановимая чума, распространялись на весть ареал обитания оборотней и людей. И вспыхивала вражда не только между оборотнями и людьми, но и между кланами, все будто стояли на краю безумия. Нет, истинная пара не была жадна до крови и мнимой мести, но упорно отгоняла решение, по мере ухудшения обстановки становящееся навязчивой идеей. Решение, видимое единственно возможным для спасения многих жизней, но неминуемо ведущее к пожертвованию собственной. Тогда-то тот оборотень и открыл для себя технику, согласно которой часть мыслей становилась надёжно спрятана от истинной. Да, возможно, оба они были по-своему эгоистичны: она — желанием сохранить их личное счастье ценой многих жизней, он — не сумев закрыть глаза на долг перед всеми расами, но пожертвовавший собственным благополучием и сохранностью своей пары, потому что прекрасно знал, что после его смерти её жизнь оборвётся либо окончательно, либо превратится в бесчувственное существование, и тут можно поспорить, какая участь будет более жестокой. О её судьбе, кстати, в летописи не было упомянуто ни слова. Все в этом мире в какой-то степени эгоисты, и кто Юнги, чтобы судить эту пару за совершённые поступки...       Погрузившись в мысли, Юнги совершенно не замечает тихих шагов, наверное, сказывается и усталость. Он приходит в себя только когда Чимину остаётся сделать до него пару шагов. Он и делает, а затем присаживается рядом и молчит, как и Юнги. Тишина не давит, рядом друг с другом приятно даже просто вот так молча посидеть, не говоря ни слова. Неловкость, правда, ещё присутствует, и вот её бы хорошо разбавить.       — Я... — пытается начать Мин, но его тут же прерывают.       — Не надо. Я ведь и так всё знаю... и понимаю, почему ты это сделал, — тихо произносит Чимин чуть охрипшим после сна голосом.       — Но обида всё же не прошла, — без труда определяет волк.       — Это не обида, это осадок, — Чим ухмыляется, чуть поворачивая голову к своему собеседнику. Но всё же на него не смотрит. — М-м-м... некоторым чувствам нужно время, чтобы осознать их. Их появление, или же наоборот то, что они исчезли. Сердце и наше сознание... они редко живут в согласии и частенько одно не поспевает за другим, — парень неловко улыбается и несмело переводит взгляд на волка. Тот сидит, опустив голову и потупив взгляд. Казалось бы, кто, как не он, давно осознал, что некоторые слова не нуждаются в озвучивании, но всё же упрямо полагает, что если озвучено, то овеществлено, закреплено действием и преодолением неловкости. Одна из сторон зачастую желает закрепления того, о чём знаешь или догадываешься, на словах. Например, в моменты таких откровенных разговоров. И в этот раз слова нужны им обоим. Как подтверждение: для одного — того, что искренность не поддельная, для другого — того, что грех отпущен, искуплен, для обоих — того, что они могут двигаться дальше.       — Прости, — сдавленно выдаёт Мин, так и не поднимая головы. — Если бы была хоть единая возможность этого избежать или обойти, я бы ею воспользовался, — Юнги бросает на Чимина быстрый взгляд, но тут же вновь отводит, потому что лис продолжает смотреть на него всё так же пристально. И когда Мин Юнги успел стать таким нерешительным? Будущий вожак стаи называется... Пф.       Чим улавливает эти мысли и еле сдерживается, чтобы не прыснуть от смеха: а его пара, оказывается, с гордостью выше небес! Юнги чувствует ответную реакцию и пронёсшиеся мысли и тоже усмехается.       — Волчья гордость, что поде...       — Я прощаю тебя, — улыбка слетает с чиминовых губ, взгляд его серьёзен, а в мыслях так и звучит просьба наконец повернуться. Что Юнги и делает. Поворачивается и не может отвести взгляда. И не только взгляда, но и сам весь тянется навстречу, открывая сознание и не желая таиться. Сам же остаётся неподвижен, позволяя Чимину читать себя, словно раскрытую книгу. И он прекрасно знает, что не всё, до чего истинный дотянется, ему понравится. И может неправильно так резко взваливать на него всё, но это в любом случае неминуемо, поэтому не лучше ли сделать это сейчас, в момент их короткой передышки, когда они могут быть предоставлены только друг другу?       Чимин удивлённо распахивает глаза ещё шире, сразу понимая, что делает Юнги, и сначала, ведомый любопытством, порывается воспользоваться предоставленной возможностью. Но останавливается. Огонёк азарта в глазах гаснет и сменяется на тёплое умиротворение, передаваясь и Мину. Потому что Чимин понимает. Понимает, что чуть не испортил всё, чуть не завалил проверку и не разочаровал в первую очередь себя. Потому что, получая что-то безвозмездно, нужно уметь и отдавать. Не взамен, не навязанными совестью терзаниями, а просто так. Открываться взаимно. И открывается. И тянется не только сознанием, но и телом. Робко, но целенаправленно. Возможно, это заслуга Тэхёна, а может, это просто заложено в их характере и подпитано тёплыми братскими чувствами, но Чимину необходимо почувствовать чужое тепло, прикоснуться, потрогать, понять, что образ перед ним вполне осязаем. А ещё подарить всю свою доброту, нежность и заботу. Любовь? Но разве она не многогранна, чтобы выделять её, собирая множество совокупностей чувств?       Поэтому он протягивает ладонь и касается пальцами сперва лба, прикрытого густой чёлкой, затем спускается к носу, с любопытством глядя на то, как пальцы скользят по бледной коже. Чимин смотрит, чтобы лучше запомнить не только тактильно, но и визуально. Он переходит к ложбинке над губой и видит, как губы под ней изгибаются в ухмылке, а затем и улавливает чужие мысли, отшатываясь назад с непривычки. Это так неожиданно. Будто это твои мысли, но при этом ты имеешь чёткое представление, что пришли они извне.       — Осторожнее! — Юнги, до этого не шелохнувшийся, чтобы не спугнуть Чимина, реагирует мгновенно и хватает парня за руку, пока тот даже не осознаёт происходящего и начинает заваливаться назад, неловко взмахнув руками. Мин подтягивает его ближе и усаживает на прежнее место, но ладонь из своей так и не выпускает, не ослабляя хватки. — Здесь нет ограждения, балда, ты мог упасть. Похоже, это твоё излюбленное занятие, — начинает тихо ворчать волк.       — Какое? — смотрит Чим непонимающим взглядом. Он чуть не свалился с неизвестно какой высоты, поэтому думать получается с трудом. И тёплая ладонь, сжимающая его руку, как-то ненавязчиво приковывает к себе внимание. Ощущение новое, но словно привычное, поэтому неловкость отсутствует начисто.       — Падать, — поясняет Юнги, бросая на истинного укоряющий взгляд. Как будто Чимин специально, ну в самом деле!       Лис смотрит сперва ошарашенно, а затем не выдерживает и приглушённо прыскает с свободную ладонь, начиная тихо хихикать над нелепостью такого осуждения. И Юнги бы обидеться, захлебнуться неусыпной гордостью, только такой Чимин заставляет забыть обо всей подобной ерунде напрочь. Такого Чимина Юнги ещё не видел. Точнее, видел, но не так близко, не вживую и не держа его за руку. На такого Чимина хочется смотреть, отвечая широкой улыбкой, обнимать и верить, что всё будет хорошо и им нипочём любые невзгоды. Юнги снова проигрывает самому себе и, засмотревшись, упускает тот момент, когда Чимин перестаёт смеяться, подаётся вперёд и оставляет на его щеке лёгкое касание губ.       — Тэхён проснулся, — говорит он с озорной улыбкой на лице, без труда достаёт ладонь из чужих ослабевших пальцев и поднимается, направляясь к брату. Нужно ещё собрать поклажу и наконец исследовать этот таинственный схрон.       А Юнги сидит, совершенно по-детски приоткрыв рот и приложив ладонь к поцелованной щеке.       Соберись, Мин Юнги... Соберись! ~•~ Примечание: * — вообще по нормативам высота ступени (то бишь подступёнок) должна быть 150мм, и этого расчёта высота и указана. И по тем же нормативам стандартными и наиболее оптимальными, удобными и безопасными для человека размерами ступени считаются 300х150мм, 300 — проступь (—), 150 — подступёнок(|).