О чём молчат леса.

      По ощущениям проходит несколько часов (идти по уже пройденному и однообразному пути во второй раз оказывается не так увлекательно), прежде чем братья Чон добираются до оборотней. Чимин к этому моменту всё пытался связаться с братом, то и дело натыкаясь лишь на обрывки его сознания на границе леса — там, откуда он был похищен. Юнги же наконец связался с отцом и вкратце поведал о случившемся и полученной информации. Вожак выслушал его спокойно, но был довольно резок, прося (не приказывая) не соваться к горе и сперва разобраться, как лучше поступить. Вся необходимая информация — большее, что может быть в принципе, — как оказалось, есть у Юнги в тех летописях, которые ему дали с собой, поэтому нужно лишь чуть больше времени и, возможно, волков, которые отправились бы на Юг вместе с ним, чтобы справиться с незнакомой стаей. Но Юнги, будучи преемником, в своём решении оказался непреклонен, правда, успокоив отца тем, что время их пути значительно растянется из-за некоторых обстоятельств. Информация о человеке вожака нисколько не утешила.       После Юнги держит разговор и с Чимином, не утаивая того, что поведали братья Ким. Да, это был Тэхён. Да, стая не разодрала его на части, где каждый пытается ухватить кусок побольше да посочнее, не отступая от своей добычи. Но потрепали его знатно. И сложно даже предположить , как долго ему осталось.       Ворота в пещеру открываются почти бесшумно, но оборотни тут же замечают движение и то, как поменялись потоки силы в этом месте — резко поутихли, будто затаившись при появлении непрошенных гостей. Мгновенно исчезли и змейки магического света, погружая их в темноту.       — Чимин? — раздаётся ото входа голос Чонгука, чьё местоположение легко определить по отсвету тоннеля, из которого появилось два силуэта. Темнота не длится долго — тут же освещение вспыхивает вновь.       — Мы здесь! — отвечает лис, вскакивая со скамьи и устремляясь к пришедшим. Юнги следует за ним, излучая всё же некую настороженность. Чонгук останавливается в проёме и ждёт, когда оборотни подойдут сами, а то неровен час и ноги переломать в такой темноте. Ловит взгляд Чимина, и в глазах (а для Юнги — и в чувствах) обоих читается их общая скорбь, что без промедления сменяется на непреступную решимость и надежду.       — Простите, что пришлось долго ждать, старик Ли прицепился к отцу и никак не хотел уходить с главной площади, пришлось ждать, чтобы проникнуть в Дом собраний, там вход в подземелье, — едва завидев их, начинает объяснять парень причину их с братом задержки.       И как только оборотни ступают в тоннель, он чуть кланяется в приветствии, пробегаясь взглядом по Чимину, который выглядит вполне невредимым, и по незнакомому беловолосому молодому мужчине, задерживаясь на нём ощутимо дольше и не тая любопытства. Тот хоть и ниже самого Чонгука как минимум на полголовы и ростом едва превышает невысокого Чимина, но даже не имея никаких магических способностей, парень уверен, что чувствует исходящую от оборотня силу. Хотя, возможно, виной всему то, как мужчина держится: его осанка, пронзительный взгляд карих глаз и безоговорочная уверенность. Ни намёка на слабость. Пусть Чонгук никогда и не встречал вожаков кланов оборотней, но сейчас он уверен, что перед ним лидер. Незнакомец кивает в ответ и смотрит на Чонгука не менее заинтересованно и так пытливо, будто пытается проникнуть этим взглядом в сознание и разложить на составляющие — так, что дрожь берёт. Чонгук под этим взглядом быстро тушуется и глаза отводит, но чувствует, что за ним наблюдать продолжают.       — Я Чимин, — разрывает лис неловкую тишину, кажется, больше обращаясь к Хосоку, переминающемуся позади брата и чувствующему себя очевидно некомфортнее всех остальных. Хотя Чонгук бы с таким заявлением поспорил, потому что уж лучше быть лишённым пристального внимания этих карих глаз — парень буквально чувствует, как всё его сознание выворачивают наизнанку и тщательно перебирают. Чимин кланяется старшему Чону, который зеркалит его жест и тоже представляется. — А это мой истинный...       — Мин Юнги, — произносит блондин, прищуриваясь и вновь встречаясь взглядом с Чонгуком. На миг глаза Юнги открываются шире в немом удивлении, но он быстро берёт себя в руки, спокойно кивая каким-то своим мыслям, будто пусть и неожиданно, но догадки оправдались и ещё одна деталь в головоломке встала на место. Чимин же рядом с ним удивлённо охает, переводя взгляд с одного на другого, и явно желает что-то озвучить... — Нет, не сейчас, я не уверен, — шелестит голос Юнги у Чимина в сознании, и он наконец прикрывает рот, неловко улыбаясь парню.       — Ах да, ничего страшного, Чонгук, — Чимин вновь берёт на себя роль того, кто справится с этой неловкостью. — В этом месте было довольно занимательно, так что нам не в тягость, — улыбается он братьям. — Но, я полагаю, сейчас нам лучше поторопиться, ведь вернуться нужно до восхода?       — Вы правы. Если заметят нас с Чонгуком, вопросов будет гораздо меньше, нежели о двух довольно заметных чужеземцах, пытающихся скрыться в ночных тенях, — усмехается Хосок, понимая, что новые знакомые настроены вполне дружелюбно. Хотя, этот беловолосый жутковатый — вон как зыркнул опять, бр-р. ~       Задерживаются они по пути к неприметной дверке в подвале Дома собраний ещё не один раз, потому что ни Юнги, ни Чимин не могут пропустить зала с теми самыми воротами со сценой, как подумали ранее люди, изображающей жертвоприношение.       — Это не жертва, — глухо произносит волк, осматривая уже закрытые створки. Братья переглядываются в недоумении — никто из них и рта не раскрывал, каждый вновь думая о том, насколько жестока эта сцена. — Вам и нет нужды произносить это вслух, — вновь подаёт голос Юнги, не отрывая взгляда от фигур у алтаря. — Это не жертва, — повторяет он. — Хотя, как посмотреть.       Чимин же смотрит с пониманием, давая улечься в голове всей озвученной информации и понимая, что догадки действительно сводят всё к единственно верному выводу.       Второй раз происходит, когда они, уже неся факелы для освещения, попадают в последний участок тоннеля. Оборотни вежливо отказались от предметов искусственного освещения, идя чуть позади. Они останавливаются ненадолго, вновь ведя мысленный диалог после того, как Юнги, увидев то, как "обработан" камень, вскинул брови и провёл по неровной гладкой поверхности. Камень определённо плавился, всевышние силы!       — Что-то случилось? — оборачивается Чонгук, не слыша шагов за собой и останавливаясь. Хосок следует его примеру.       — Всё в порядке, — отвечает Юнги, мягко подталкивая Чимина идти вперёд. — Лишь увидел кое-что любопытное, — пожимает он плечами и следует за истинным. Чонгук с пониманием кивает и вновь отворачивается, продолжая путь.       — Похоже, это и для вас необычно, — подаёт голос молчавший доселе Хосок. — Такая обработка камня. Такое чувство, что тоннель этот проплавили, да и такое высокое залегание горных пород настораживает, — озвучивает он мысли, пришедшие в голову каждому члену их небольшого отряда.       — Ты прав, человек... Хосок, — после мысленного чиминова тычка поправляет себя Юнги. — Подобное под силу сотворить представителям нашего вида, что обладают даром власти над огненной стихией, но настолько сильных я не встречал, поэтому и в замешательстве.       — Управление стихией? — Хосок даже слегка притормаживает на месте, пытаясь усвоить информацию. Да, и среди людей были те, что называли себя магами, но, судя по событиям и рассказам последних дней, их силы — лишь осколки, отголоски того, что имеют оборотни. И знал бы он, как прав в своих суждениях.       — Да, — отзывается Юнги. Голос его звучит приглушённо, долетая из самого конца их вереницы, но хорошо слышен и впереди идущему — в любопытстве притихают все. — Те, что могут повелевать какой-либо из стихий, очень сильны. И горе тем, кто встанет у них на пути, — он замолкает, и тоннель вновь заполняют только звуки их шагов.       До подвала они так и добираются — каждый погружённый в свои мысли. Но, оказавшись на цокольном этаже Дома Советов, Чимин не может сдержать своего удивления, рассматривая собранные в этом месте предметы. Юнги же мысленно отмечает, что каких-то разительных отличий с тем, что можно увидеть в хранилищах их стаи, не видит. Разве что в их замке всё намного масштабнее. Но Чимин... Чимин, когда-то ведущий в какой-то степени кочевой образ жизни, вряд ли сталкивался с подобным. Но деревянные идолы, принявшие формы животных, среди которых можно увидеть и лиса, и волка, заставляют и Юнги вскинуть брови в удивлении. Конечно, он знал о том, что люди поклонялись забытым ими ныне силам, от которых в своё время добровольно отказались. Было это давно, многие столетия назад, и подобные напоминания можно увидеть лишь у поселений, оторванных от мира и придерживающихся своих болезненных обычаев. Видимо, как это, например?       — Зачем они здесь? Вы поклоняетесь идолам? — озвучивает Чимин их обоюдное любопытство, указывая на деревянные жутковатые фигуры.       — Да, но не этим, — отвечает подошедший Хосок, которому и самому было любопытно рассмотреть фигуры повнимательнее. Резьба была искусной, но во многом уступала работе мастеров, что корпели над теми воротами в подземелье, да и техника выполнения совершенно другая. — В нашем селении нет навязывания главенства какого-либо из божество. И на главной площади идола вы тоже не увидите — каждый волен поклоняться тому божественному покровителю, которого выберет сам, устанавливая его образ в своём доме. Но таких — нет, таких мы не знаем. Наши обычно изображаются в образе, близком к человеческому — так, как мы видим нимф и других детей природы, её божественные воплощения. Здесь же изображены животные, могу лишь предположить, что это как-то связано с вами и вашими необычными особенностями.       — Думаю, ты очень близок к истине, хён, — отзывается Чонгук, успевший протиснуться между стеллажами и статуями и обойти их. Он берёт одну из фигур, что высотой немного больше его самого, и начинает осторожно, чтобы ничего не задеть, поворачивать. — Потому что на обратной стороне... — и он замолкает, давая остальным наконец увидеть то, что поразило его несколькими минутами ранее.       Лица оборотней и Хосока вытягиваются в удивлении, потому что на обратной стороне высечен никто иной, как человек, и сложить картину воедино и сделать очевидные выводы не так сложно.       — Вот так да! — восклицает Хосок. — Но почему? Я никогда раньше не слышал о подобном, ни в одной летописи не было упоминания. И как они здесь оказались?       — Вопрос, скорее, в том, почему они не были уничтожены, — подаёт голос Юнги, уже взявший себя в руки и вновь нацепивший на лицо маску беспристрастности.       — Неужели есть люди, поклоняющиеся оборотням? — озвучивает свои мысли Чимин.       — А это могут быть идолы вашего народа? — спрашивает Чонгук.       — Нет, — отрезает Юнги, чуть раздражаясь, что вопросов, требующих разгадки, становится всё больше. — Наша вера несколько... иная, — в мыслях его проносятся образы Древних, и следующие слова слышит лишь Чимин. — Я бы действительно удивился, если бы были изображены Прародители.       — Это, конечно, интересно, но у нас ещё будет время об этом подумать, вряд ли они отсюда убегу, — машет рукой в сторону деревянных изваяний Чонгук. — Нам пора выбираться отсюда, предстоит ещё пройти через селение.       До дома Чонов они добираются быстро и незамеченными. Неплохо по пути им помогло обоняние оборотней, которые задолго до того, как могли отреагировать люди, чуяли запах и слышали приближение патрульных. Калитка заднего двора, как и прежде, не была запрета на щеколду, поэтому четыре быстрые тени, проскользнувшие внутрь незадолго до предрассветного зарева, остались незамеченными.       Госпожа Чон снова осталась дожидаться сыновей с новыми гостями на кухне, сглаживая беспокойство уборкой и приготовлением лёгкого супа из зелени и яиц, который легко дойдёт до готовности и на шаящих углях. Для этого не нужно было растапливать печь, что могло привлечь излишнее внимание, но чуть отрешиться от дум о скором вряд ли светлом будущем с трудом, но удалось. Женщина понимала, что младшему её сыну, несмотря на недюжинную надежду и уверенность, предстоит немало отчаяния и боли, даже если тому мальчику и удалось как-то выжить. Но её Чонгуки упрямый — весь в отца, — поэтому перечить ему и переубеждать уже смысла не имеет. Утешает лишь то, что в это опасное путешествие он отправится не один, и спутники его будут ой как непросты и сильны. Только это и помогает не думать о том, чтобы связать и запереть этого глупого мальчишку в подполе, пока пылу не поубавится. А Хосок... остаётся лишь молиться богам, что списки не оправдывают ожиданий его, да и всей семьи, лишь потому, что истинная пара пока не вступила в возраст проявления метки. Да, лишь молиться. Женщина бросает взгляд на дверь, ведущую из их с мужем комнаты в молебную и тихо вздыхает — скоро ей придётся просить богов о многом.       Она слышит скрип в сенях, тут же подрывается с кровати, откладывая вязание, и спешит к двери встречать вернувшихся и вновь прибывших. Ранний завтрак давно готов, лишь томится в печи, осталось лишь подать на стол. Женщина выходит навстречу и видит их. Да, она уже знакома с одним оборотнем, но Тэхён то ли в силу своего ранения, то ли из-за связи с человеком — её сыном, — воспринимался ею более... по-человечески? Конечно, если оценивать именно его не животную форму, лишённую животных атрибутов.       Эти же двое неизвестных, пришедших с Чонгуком и Хосоком, даже на первый взгляд чем-то неуловимо отличались от тех же сыновей, стоящих рядом. Да, внешне они ничем не выдавали своей принадлежности к расе оборотней (даже хвосты были не видны), но во взглядах, чертах лиц и движениях сквозила странная чужеродность и подсознательная угроза. И госпожа Чон, как никогда в своей жизни, почувствовала себя жертвой перед превосходящим её хищником. Это был не страх... но опасение. Явное и непреодолимое.       Парнишка с солнечно-яркими рыжими волосами, которые почему-то перемежаются парой белоснежных прядей, видимо, является братом Тэхёна и страха почти не вызывает, но второй, — от него мурашки по спине бегут. Невысокий, довольно субтильный, пусть и широк в плечах для своего роста, но неестественно-белый цвет волос, в которых видны огненные всполохи, и тяжёлый, буквально пригвождающий к месту взгляд той ещё жути наводят.       — Д-добро пожаловать, — она берёт себя в руки, но голос всё же срывается, выдавая нервозность.       — Матушка? — Чонгук делает ей навстречу пару шагов, но замирает, остановленный тут же взметнувшейся ладонью — женщина понимает, что её сын не мог привести в их дом врагов. С трудом, но это удаётся. — Матушка, это Чимин, брат Тэхёна, и Юнги, его истинный. Он м-м… волк, — зачем-то добавляет парень.       — Да, ты говорил, сынок, — кивает женщина и кланяется гостям, что благодарственно опустились на колени в глубоком поклоне. Даже этот пугающий парень. — Ах, право, не стоило...       — Стоило, матушка, конечно стоило, — отзывается Чимин, поднимаясь на ноги. — Простите, могу я вас так называть? — женщина кивает ему с доброй, располагающей улыбкой, и лис чувствует, как помимо воли на глазах его наворачиваются слёзы. Наверняка Тэхён отреагировал так же на безграничную доброту этой прекрасной женщины. Их мать... лучше и не вспоминать об этом — болью в груди до сих пор отзывается остро и пронзительно.       Юнги не отводит от истинного понимающего взгляда, но произнести что-либо или оказать иную поддержку не спешит, сперва улавливая мысленный порыв, а затем и наблюдая за тем, как женщина подходит к Чимину и берёт его ладони в свои, успокаивающе поглаживая.       — Идём на кухню, дети, я накрою на стол. Завтрак ваш давно готов, поедите, выспитесь, а там и силы появятся, — она в последний раз пожимает чужие ладони и отворачивается, приглашая пройти за ней следом.       Но Чимин не двигается с места, уставившись полными ужаса глазами на женщину. В этот раз Юнги подходит, гладит сперва по лопаткам и слегка подталкивает в спину, призывая не привлекать лишнего внимания.       — Не сейчас, Чимини, обсудим это позже, — убеждает он истинного и следует за ним, из раза в раз успокаивая и откладывая множество адресованных ему вопросов на потом. Чимин поникает ещё больше, но изо всех сил старается не показывать этого невозможного смятения. Пусть Юнги и слишком немногословен, но его энергии хватает на то, чтобы успокоить, справиться с собой.       — Садитесь, вы наверное устали, — предлагает женщина, хлопоча то у плиты, то у шкафчиков. На столе быстро появляются четыре плошки с ещё горячим супом, немного зелени, хлеб, соленья и сыр с на удивление холодным молоком.       — Матушка, не стоило так много, — Чимин не может сдержать в себе заботы об этой женщине, в груди вновь щемит. — Вы, наверное, и не спали всю ночь, не нужно было...       — Ах, дорогой, не переживай так об этом, мне только в радость принимать таких важных для Чонгука и для всей нашей семьи гостей, — она заливается краской, смущённо улыбаясь. Ну что за милое дитя этот мальчик — и первая её реакция на Чимина кажетс сейчас чем-то невероятно глупым. Вот он снова мило смущается и опускает взгляд, бормоча "важных, скажете тоже". — Вот эти оболтусы бы и хлебом с молоком обошлись, сами бы всё нашли, два проглота, — госпожа Чон шутливо даёт сыновьям еле ощутимые подзатыльники и треплет их непослушные волосы. Хосок с Чонгуком (который, пусть аппетит его и поумерился из-за случившегося, но понимает, как важно запастись силами перед походом) лишь кривятся недовольно, не отрываясь от еды, на которую налетели, стоило ей появиться перед ними. Чем лишь подтвердили слова своей матери и вызвали тихий смех не только у Чимина, но даже у Юнги. Отсмеявшись, оборотни тоже приступают к трапезе, тут же произнося комплименты кулинарным способностям хозяйки.       — Не думаю, что нам стоит задерживаться, — гнёт свою линию Чонгук, как только они заканчивают с завтраком и с патруля возвращается его отец. Чимин кивает, поддерживая, Юнги же мысленно соглашается с выбором своего истинного — затягивать не имеет смысла, да и следующие аргументы он с лёгкостью опровергнет.       И один из них госпожа Чон тут же озвучивает:       — Но ты не спал всю ночь, да и в прошлые дни не высыпался, дорогой, ты конечно силён духом и телом, но и оно может потребовать от тебя законного отдыха, — обращается она к Чонгуку, умоляя образумиться. Конечно, она хочет сказать это — хочет попросить остаться, потому что затея его безнадёжна, но никогда не произнесёт этого вслух. — Посмотри на себя — выглядишь ужасно.       И с этим сложно поспорить: под глазами парня залегли тени, скулы стали резче проступать, да и в целом лицо его имело довольно болезненный, осунувшийся вид. Чонгук на это лишь упрямо губы в тонкую полоску сжимает и молчит.       — И Дикие, вы о них думали? Вряд ли вы отправитесь в обход их земель, если вообще успеете выйти за их пределы, — справедливо закипает отец, вполне логично рассудив, что их путешествие может закончиться, не начавшись. — В первую же ночь вы отправитель к праотцам вслед за... — тут он резко замолкает, понимая, что чуть не сморозил то, за что Чонгук бы его точно не простил.       — Юнги может их... — начинает Чонгук, вскакивая со своего места не в силах усидеть.       — Исключено, — отзывается Мин, приковывая к себе все взгляды. — Да, я имею способность останавливать этих животных, но тебе, Чонгук, стоило сменить тон хотя бы на вопросительный, — он бросает взгляд на младшего, укоризненно поднимая бровь. — Да, силы я восстановил, но то, что от меня требуется, нуждается в слишком большом её выбросе, и Дикие с каждым разом могут проявлять всё больше признаков сопротивления, а мы не знаем, что ждёт нас в конце пути, чтобы в его начале мне становиться абсолютно бесполезным.       — И какой у нас выход? Есть ли он? — спрашивает Хосок, ловя на себе недоумевающие взгляды родителей.       — Не будь его, я бы не ввязывался в это дело — слишком необдуманные поступки не по моей части, — уверенно отвечает Юнги. — Мне нужны некоторые травы которые собьют запах и отвадят от нас Диких, — Юнги озвучивает список, который ему поведал Джин, и получает уверенный кивок от госпожи Чон — благо, оборотни попали в дом главной травницы поселения, иначе немало времени ушло бы на поиски нужного. — Отлично. Ещё несколько склянок масла — возможно, я нашёл ещё один способ защиты, но его нужно проверить. По времени пути могу сказать лишь примерно, потому что не привык передвигаться на такие расстояния в человеческом обличье, понадобится дня два-три, не меньше.       — Но эти твари оказываются у нас едва сядет солнце, я полагал, что и логово их не так далеко, — Чонгук взволнован не на шутку такими прогнозами.       — О, человек, — усмехается Юнги беззлобно, но взгляд его выдаёт превосходство, — ты ещё многого не знаешь о ваших "соседях". Вкратце могу лишь сказать, что имеют они иные тропы, как и мы, но людям они неведомы и неподвластны.       Люди смотрят на него в немом изумлении, понимая, что даже представить не могут той скорости, с которой могут передвигаться Дикие на большие расстояния. Они переводят всё ещё недоверчивые взгляды на Чимина, словно лишь подтверждение с его стороны способно развеять любые сомнения, и тот незамедлительно кивает.       Ещё около часа проходит за сборами и обсуждением того, как лучше выбраться из селения с наименьшим привлечением внимания и подозрений. Если с Чимином ещё можно было попробовать провернуть фокус, подобный тому, что был с Тэхёном, или же и вовсе спрятать его в заплечном мешке, с волком дела обстояли иначе. Будь на улице осенняя непроходимая слякоть или зимняя вьюга, когда жители селения стараются разобраться со всеми уличными делами как можно скорее и вернуться в тепло и сухость своих изб, покидая их лишь по крайней нужде, тогда можно было попробовать улучить момент и пробраться к одному из потайных выходов из Стана. Но не в разгар лета, когда каждая минута на вес золота. Поэтому, если внутри селения им и удастся провести Юнги до стены, то люди в полях, пусть и занятые, вряд ли не заметят огромного белого волка или незнакомца рядом с Чонгуком.       — Кстати, о вопросах, — усмехается Хосок. — Чонгук, тебя совсем потеряли на вырубках. Если ты пропадёшь ещё на несколько дней, отговорками о недомогании не отделаться.       — Не думаю, что это проблема, хён. Можно воспользоваться главной отговоркой, которой давно грезил отец, — Чонгук смотрит на родителя и улыбается, пытаясь не выдать своей грусти. Потому что главного он не озвучит. Не сейчас. — Я решил вернуться к семейному ремеслу, нельзя такому таланту пропадать.       Если я и вернусь, то вряд ли останусь с вами. Простите...       Чонгук ловит чиминов взгляд, полный смятения, и отводит глаза, — на то мгновение возникает неприятное ощущение полной открытости перед лисом, будто тот может прочитать все его мысли. Но это бред, разве кто-то способен на подобное, да?       — Надеюсь, ты говоришь всерьёз, сын, — отец заметно воодушевляется, будто эта новость в состоянии прогнать тревогу за сына. Он бы и сам без колебаний стал частью этого похода, чтобы стоять плечом к плечу с сыном и защищать его до последнего, но в таком случае за ним последует жена (он знает её безграничную любовь как к нему, так и к детям) и старший сын. И тогда старики точно станут лишь балластом, защита которого может обернуться ещё большей трагедией. Потому что в этом деле количеством врагов они точно не возьмут.       Чонгук в ответ на слова родителя лишь смущённо улыбается и отводит взгляд. Все здесь находящиеся прекрасно понимают, что загадывать так далеко — обрекать себя и остальных на надежды, которые могут пойти прахом и развеяться в безызвестности.       — Конечно. Когда было иначе? — сипло выдавливает-таки из себя Чонгук и прокашливается в попытке вернуть уверенность в голос. — Тогда на том и порешим? Я выйду раньше и сделаю крюк, буду ждать вас у опушки у края просеки. Единственный вариант, который поможет нам вывести из Стана Юнги и Чимина — повозка, других я не вижу, — пожимает плечами парень. — Но нам понадобится помощь отца или хёна.       — Я поеду, — без промедления выпаливает Хосок, стараясь не смотреть на родителей. И как он скажет им о том, что всё же решил быть с братом до самого конца — не знает. Но свой скромный скарб для предстоящего похода уже собрал, и тот лежит под крыльцом, заготовленный ещё перед их с младшим выходом в подземелье. Матушка тогда до последнего выхаживала отнекивающегося Чонгука, а отец уже заступил в дозор, так что собраться незамеченным труда не составило. — Я поеду с Чонгуком, — уже тише добавляет он, надеясь, что донёс нужный смысл этими словами и повторять не придётся — малодушное желание, которое, возможно, хоть немного заглушит его чувство вины. Он слышит судорожный вздох матери и тихое проклятье из уст отца. Но ни одного возражения. Родители любят их обоих в равной степени сильно, и им совершенно чужда и противна мысль о том, чтобы в случае потери младшего сына, всеми правдами и неправдами сохранить старшего — родного по крови, продолжателя рода. Сердца болят об обоих. Но и вера в силу их единства и здравомыслия не покинет стариков до последнего. Как бы ни было больно, как бы ни разрывалось сердце от одной мысли о том, что дети могут пострадать, препятствовать они не вправе. Пусть и придётся глушить слёзы, да тоску и волнение в глазах, чтобы не снискать ненужных вопросов от односельчан. Они будут верить и ждать, пока будет оставаться хоть малейший шанс. ~       — Думаю, моя помощь тебе не помешает, — Чимин подходит бесшумно к приторачивающему сбрую Чонгуку, отчего тот вздрагивает и настороженно оборачивается, пока не понимает, что бояться нечего, и не без облегчения выдыхает, отворачиваясь и возвращаясь к своему делу. В конюшне тепло — их пегие конь и кобылка буквально пышут энергией, нетерпеливо топчась на месте, и Чонгук невольно улыбается и треплет животных по холкам, давая понять, что и он с нетерпением ждёт этой поездки. Лошади довольно фырчат и тычутся в бедро парня, где приторочен небольшой мешочек со сладкой морковкой.       — Вот паршивцы, об этом вы никогда не забудете, — усмехается парень, но за угощением тянется и даёт каждому питомцу по кусочку, погладив по мягким носам. — Ты о чём, Чимин? — не понимает Чонгук. Вряд ли оборотень предлагает ему помочь с лошадьми.       — Уверен, люди любят задавать вопросы, — спокойно произносит обортень пожимая плечами. Он отталкивается от жердины косяка и неспеша идёт к человеку, хитро ухмыляясь. И именно в этот момент Чонгук никак не может усомниться в родстве Тэхёна и этого парня. — И судачить да слушать о том, о сём — вряд ли в этом вы отличаетесь от нас. Там, где есть речь — есть и разговоры, а где есть разговоры — есть и сплетни, — Чимин разрывает зрительный контакт и протягивает руку к лошади, чтобы провести ладонью по тёплой мускулистой шее. Животное чуть дёргается, чувствуя в парне хищника, но тут же успокаивается, когда Чонгук чешет скакуна за ухом и тихо произносит успокаивающие слова. — Жаль, что они избрали лишь животную форму. Думаю, из них бы вышли достойные и благородные оборотни, — вздыхает Чимин, продолжая неспеша гладить.       — Прости, но я не понял, что ты хотел донести своими словами...       — Люди не все так уж плохи, но в любом обществе встречаются те, чьи намеренные, или же нет, поступки приводят к самому худшему раскладу. Наши миры ещё не готовы открыться друг другу, и тем паче — принять. Мы и ваша семья — исключение. Тебя не было несколько дней, Чонгук. Я уверен, у тех лесников уже появились вопросы, а поселение ваше не такое большое, чтобы утаить абсолютно всё от окружающих. Которые видели твои исчезновения в лесу, возможно, как и то, что случилось с Тэтэ, — взгляд его застывает, но Чимин тут же смаргивает эту поволоку боли. — Вряд ли возможные свидетели видели всё, но шепотки пошли, я уверен. "Сын кузнец так кричал, будто обезумел от боли... Мне показалось, я видел, как Дикие на кого-то напали..." — озвучивает он возможные шепотки. — Поэтому, — лис вскидывает руку с оттопыренным указательным пальцем, — предлагаю свою помощь: ты ведь не забыл, что я лис, и какими способностями обладает каждый из нас?       — Но какой смысл в наведении морока сейчас? — никак не возьмёт в толк парень.       — А кто сказал, что мы влияем на разум лишь насылая видения? — улыбается Чимин и вновь смотрит на Чонгука, отвлекаясь от притихшей кобылы. — Память тоже нам подвластна. Если управлять ею с умом. И, Чонгук, с Тэхёном...       — Нам пора отправляться, госпожа Чон помогла со сборами, медлить не стоит, — раздаётся ото входа в хлев хриплый голос, и поглощённые беседой парни разом оборачиваются, замечая в проёме Юнги.       — Да, мы тоже всё, — кивает Чонгук, ещё раз для очистки совести проверяя все крепления сбруи. Он берёт лошадей под уздцы и тянет к выходу. Те не сопротивляются, с охотой идут за хозяином в желании размять ноги после долгой ночи. Шуршит соломенный настил под колёсами телеги, ещё пустой, но вскоре она будет нагружена вполне ощутимо. — Да, Чимин, ты прав, спасибо за волнение и помощь, — наконец отвечает Чонгук идущему рядом оборотню и дарит слабую улыбку. Тот кивает в ответ и хлопает его пару раз по плечу и хмыкает каким-то своим мыслям.       — Мы теперь семья, Чон Чонгук, навсегда, — тихо произносит Чимин и уходит вперёд, помогать своему истинному и остальному семейству Чон погрузить их скромную поклажу.       "Мы теперь семья," — отдаётся эхом в мыслях, и Чонгук наконец осознаёт, что с появлением Тэхёна в своей жизни обрёл куда больше судьбоносных и нерушимых связей.

~•~

      Боль.       Всё его сознание заполняет одна лишь боль во всех её проявлениях. И тянущая, не отпускающая ни на мгновение, будто единственный близкий друг и соратник. И тупая, рвано пульсирующая, не дающая сознанию вновь погрузиться в спасительное небытие. И резкая, пронзающая всё естество, заставляющая биться в агонии. Её так много, что найти, почувствовать себя в ней кажется невозможным. Но он не так силён, хвала Древним, и, возможно, в который уже раз теряет сознание...       ...хоть бы этот раз был последним...       ...пожалуйста, пусть будет так...