En Orifanna evall a straede.

Знаешь, я такая девочка… такая девочка… в стог сена посади, именно моя жопа иголку найдет. © Аника о себе

Авалак’х стоял у входа в палатку, о чем-то отвлеченно беседуя с ведьмаком. Его лицо, красивое, точеное, будто бы сделанное из фарфоровой крошки, не выражало абсолютно никаких эмоций, и догадаться, о чем же желал поговорить ведун, было сложно. Увидев нас, мужчины замолчали. Геральт уставился на эльфа в упор, немигающим, тяжелым взглядом, в котором сложно было увидеть то благодушное настроение, царившее на душе ведьмака еще час назад. Видимо, уловив в моем выражении лица что-то подозрительное, Белый Волк немного растерялся и попробовал изобразить на лице добродушную улыбку. Станиславский, увидев такую актёрскую игру, даже не стал бы выдавать своё коронное: «Не верю» и просто ударил бы друга по лицу учебником по драматическому искусству. — Разбудили тебя, а? — слишком бодро спросил Геральт. Я отрицательно помотала головой, приподнимая ремень сумки со шмотками для Цири, которые таскала за собой весь день. — Она была с каким-то некрасивым одноглазым эльфом, — тут же наябедничала противным тонюсеньким голосом Цири. — Он такой весь бродяга, прям фу! Они целовались у всех на виду! — Геральт снова изменился в лице, но на этот раз беспокойство было неподдельным: — Он… нормально все? Ничего не случилось? — я пожала плечами, буркнув себе под нос, что всё просто замечательно, вокруг царят мир, любовь и процветание. Давайте-ка еще всему лагерю расскажем, что у меня любовный треугольник с одним тупым углом и проблемы, ага. Авалак’х хитро усмехнулся, а Цири с любопытством посмотрела на то, как мрачнею на глазах и теряю хорошее настроение со скоростью сверхзвукового истребителя. — Аника. Я правильно помню? — уточнил ведун. — Прости, ведьмак, но мне нужно поговорить с этой милой девушкой с глазу на глаз. А поэтому… — Замечательно. Значит, проводишь её до Асгардского лагеря, — ставил Белый Волк ведуна перед неоспоримым фактом. — Собаки, говорят, совсем оборзели и кидаются на одиноких путников, а Анечка у нас такая впечатлительная и ранимая, — Креван требовательно посмотрел на меня, ожидая ответа. Я кивнула: — Я, собственно, не против. Только учти, что в случае опасности я буду просить собак грызть тебя первым, — выбора-то у меня не было. Судя по тону, спорить с ведьмаком мог только самоубийца. Авалак’х тепло улыбнулся Цири, потрепал её по волосам и первым направился по дороге к выходу из лагеря. Я уныло поплелась за ним, чувствуя, что скоро на мне поставят крест абсолютно все население Аэдирна и почетный титул «Свихнувшейся на эльфах» мадемуазель обеспечен вашей покорной слуге окончательно и ловила взгляды, полные любопытства, слетающиеся изо всех углов лагеря на друга Цири. Креван сильно выделялся из местных представителей остроухого населения, создавая рядом с неухоженными, в сравнении с ним, и не изысканными представителями Старших Народов сильный контраст. Сколько бы местные эльфы не кричали о своей возвышенности на каждом углу, не доказывали с пеной у рта свою богоизбранность, и не били себя пяткой в грудь с криком: «Людей в море!», Авалак’х и Дикая Охота, как ни крути, по всем пунктам оставлял далеко позади потомков общих праотцов. Ведуну не требовалось приводить железную аргументацию, чтобы показать, насколько находится высоко «над» окружающим его быдлом, он просто существовал и уже этим бросал тень на всех Aen Seidhe, рядом с которыми случайно оказывался. Он двигался плавно, смотрел прямо, не отводя взгляда, говорил приторным, но очевидно естественным для него голосом, в котором сочетались изысканность и мудрость, а интонация всегда оставалась подчеркнуто снисходительной. Его собратья, ставшие аборигенами, в процессе кровосмешения с людьми потеряли ту «эльфячность», которой он дышал и жил, и приобрести её вновь для них будет куда как более тяжким испытанием. Мир, в котором жил Авалак’х, кардинально отличался от Ведьминленда и теперь, если местным действительно захочется выжить, придется отказаться от большей части своего наследия и адаптировать себя под проклятую действительность, в которой им предстоит жить. Всё это, кстати, не отменяет элементарных манер, которые говорят мужчине, что дама всегда хрупкое и слабое создание, которое без него убьётся или покалечится. Мне неожиданно захотелось ударить Кревана сумкой по хребту. Нет, я, конечно, всё понимаю, люди в Тир на Лиа, преимущественно, рабы, но мы-то сейчас находимся в глухих лесах совершенно иного мира, находящегося от столицы Народа Ольх за сотни миллиардов световых лет. Поэтому, сумку, которая предназначалась обожаемой цинтрийской принцессе, можно было и помочь донести. Ведун же галантность проявлять не порывался, и спокойно шел впереди, наслаждаясь аккомпанементом моего пыхтения. Ах да, простите, мы же мега-специалист по магии, работники умственного труда и даже если мы понесем пустую дамскую косметичку, то это глубокое оскорбление. Тьфу! Мы шли молча, долго и неспешно, наслаждаясь свежим запахом осеннего леса. Даже когда лагерь остался позади, и скрылись последние дозоры Аэдирна, ведун продолжал упорно хранить молчание, изредка тяжко вздыхая. Я наблюдала только спину его темного одеяния, сидевшего тютелька в тютельку по фигуре, чувствуя себя собачкой, бегущей за могущественным хозяином. Любая попытка нарушить дистанцию останавливалась на корню. Если я ускорялась, то и мой спутник легко и незаметно прибавлял шагу, но стоило мне устать и идти в меньшей скоростью, то и он замедлялся, будто бы делая мне одолжение. Странный такой дядя, с непонятной придурью, разгадать которую будет точно не просто. Ровно посередине дороги, когда огни одного лагеря скрылись, а другие еще не появились, Креван замер, подождал, пока я его догоню и, схватив меня за локоть, резко потащил в сторону. Ногти, отращённые и наманикюренные, не хуже, чем у знойной гламурной женщины из поселка городского типа, больно впивались в сустав, заставляя шевелиться в два, а то и в три раза, быстрее. В свете луны аквамариновые глаза вновь сжались до узких щелочек, а сам ведун стал похож на хищника, опасного, но еще не решившего, сожрать добычу или, поигравшись, отпустить. Что-то мне подсказывало, что все это неспроста, но на любую попытку громкоголосо возмущаться и вытащить руку из болезненного плена, Креван шипел, одной только интонацией требуя закрыть рот с внутренней стороны. Углубившись в заметно поредевший с обоснования асгардцев придорожный лес, ведун почти оттолкнул меня и ткнул крючковатым пальцем на здоровенный валун. Поняв, что он хочет, чтобы ваша покорная слуга послушно присела, я устало плюхнулась пятой точкой на жесткую прохладную поверхность. Отвернувшись, мужчина зашептал себе под нос заклятье, и раскинул руки, описав полу круг. Магия ведуна расползалась ветками по пространству, начинаясь прямо по центрам маленьких ладоней, создавая интересные узоры, и оплетая весь воздух плотной сферой вокруг нас на расстоянии пары метров. Окружив себя и меня куполом, эльф, хлопнул в ладоши, приводя чародейство к конечной точке, и ограниченная область зажглась причудливыми сплетениями красного, постепенно исчезая, будто бы прогорая углями насквозь. — Убивать меня будешь? — меланхолично уточнила я, чувствуя, что лично для меня Креван не представляет опасности. Сейчас. А заклинание явно предназначено для чего-то другого. — Это необходимость. Я не желаю, чтобы нас подслушали, — пояснил ведун терпеливо. — Ни твои друзья, ни асгардцы. — Ага… Ты хочешь рассказать мне какую-то военную тайну? — понимающе покачала я головой. — Или поведать душещипательную историю про какую-нибудь Лару Доррен? — Пожалуйста, будь любезна и не говори при мне её имя своими устами, — устало, но, в какой-то степени, с омерзением, попросил Креван. — Боюсь, я могу разозлиться. — Прошу прощения, — совершенно не извиняющимся тоном сказала я. — Давай не будем тянуть кота за все подробности. Скажи, чего тебе нужно и разойдемся, как в море корабли. Креван, до этого разглядывающий свои ботинки, поднял на меня свои аквамариновые глаза. Усталые, стариковские, многое повидавшие и еще больше хотевшие повидать это самое «многое». Подошел ближе, будто бы оценивал меня на предмет купли-продажи, осматривал так же, как и тогда, в палатке, сразу после снятия проклятия. Колючий взгляд спокойно, без сопротивления забирался под кожу, вгрызался в мышцы и органы, проглядывал мою подноготную чуть ли не с лупой, перебирая по запчастям. Под таким взглядом я чувствовала себя голой, и даже хуже — прозрачной, как медуза, которую выбросило на берег и теперь солнце просвечивает насквозь, высушивая желеобразное тело. — Забавно. Я не думала, что вы с ней знакомы, — наугад бумкнула я, пробуя выбить ведуна из колеи. — Ну, с Ларой, то бишь. Чародей встрепенулся, сбрасывая с себя всю свою ковырятельную сущность, как будто распушив перья перед дракой. Становясь кем-то более опасным, чем можно было предположить секунду назад, Креван походил на распоясавшегося дракона, который собирался с мыслями, чтобы прицельно плюнуть огнем и сжечь дотла того, кто осмелился вякнуть нечто неприятное против его озлобленной, избитой и отвергнутой воли. Поняв, что я тоже смогла подглядеть что-то в его душе крайне интересное, эльф-таки спохватился и сменил выражение лица на спокойное:  — Я хотел поговорить с тобой о крайне важной вещи, — начал мирным голосом ведун. — К сожалению, твой друг, этот полу-йотун Локи, и слушать меня не стал. Он отказал мне еще до того, как я озвучил просьбу до конца. И я решил, что стоит обратиться к тебе. Ты смогла бы, я уверен, повлиять на принца или же разрешить всё сама. Думаю, ты все же не настолько глупа, какой хочешь казаться. — Возможно. Именно поэтому я думаю, что, если Локи тебе отказал, значит, на это были достаточные причины. — Отказал он из собственного эгоизма, и не более того, — ответил ведун. — Ты же ещё и не слышала предмета разговора, а уже торопишься делать выводы. Хотя, уверен, именно тебя заинтересует мое предложение. — Ну, валяй, — я сняла очки и принялась протирать их тканью рубашки, — но я ничего не обещаю. Видишь ли, меня стабильно пытаются настраивать против кого-нибудь, а уж сколько раз через меня хотели повлиять на принца… Ну, и на авантюры, бессмысленные и тупые, меня тоже пытаются подбивать достаточно часто. Так что учти, на убеждение рисковать своей задницей у меня иммунитет. — Искренне верю, учитывая твое положение, — с ухмылкой согласился ведун. — Давай немного углубимся в теорию чародейских процессов. Полагаю, ты не знакома с законами магии? Фундаментальные постулаты и прикладные магические науки вряд ли были доступны простой человеческой девочке с Мидгарда, — лучась своим образованием, заявил ведун, едва ли не кидая мне в лицо дипломом о высшем магическом образовании. — Итак, ты знаешь, как работает время? — Оно… идет? Мы его проживаем, что-то типа того, да? — удивленно выгнула я бровь. Это разве не не из физики? — Или ты имеешь ввиду, что оно — четвертое измерение, теория мульти-вселенных и…– старый пердун ведун поднял руку, указывая, что с него достаточно слушать мою чушь. — Время — пространственная материя, такая же, как ширина, длинна, высота или магическая плоскость, — начал Креван лекторским тоном вдохновенного зануды, который не допускает даже мысли о собственном занудстве. — Соответственно, оно имеет объем, вес и физические свойства. Например, изменчивость, которую мы ощущаем с самого рождения. Но, как и другие пространственные единицы, время можно разрушить, закольцевать или переделать на свой лад. Однако, измениться на сто процентов оно не может, такова его особенность. — Да, вроде я слышала что-то подобное, — я задумчиво почесала нос. — Ты имеешь ввиду то, что мы не выбираем сами события, а только путь, который нас приведет к ним? — Упрощенно говоря, да, — согласился Авалак’х. — Если кто-то переписывает время, то он надеется, что уже произошедшие события будут изменены, поскольку и обстоятельства, приведшие к ним, стали иными. Естественно, все надеяться, что время пойдет по-новому с учётом предпочтений того, кто его меняет, но это не всегда так. К сожалению, первый закон времени гласит, что оно постоянно и не подлежит глобальной переменчивости. Трансформациям подвергаются только мелкие детали и лишь при условии, что изначально параметры точки отчета нового времени соблюдены идентично. Ой, не нравится мне его лекция. Совсем. Меня начинают терзать такие смутные сомнения, что я правильно поняла эту путанную схему работы времени. И вот если это так, то, боюсь, скоро случится смерть одного из Асгардских богов, правда, с рождения являющихся вполовину йотунами. — Давай я поясню еще проще, — ведун взял длинный уголок своего красного пояса. — Смотри. Это — твое время. Оно течет, меняется, имеет свои изгибы и повороты. Когда кто-то смещает его, — он сложил отрезок ткани четко вместе, идеально прикладывая две половинки и создавая красивый изгиб, — то при прочих одинаковых параметрах время, конечно, искривляется, но не настолько, чтобы сколько-нибудь серьезно повлиять на события мирового масштаба. Войны оно не аннулирует, да и в твоей судьбе ничего серьезного не поменяется, сколько бы ты не старалась. Максимум, один-два разговора будут проговорены другими словами, но их суть будет стабильна. Это и есть первый закон времени. — Все предопределено, — вздохнула я. Знаю, что он имеет ввиду. Так, с научной точки зрения и выглядит то самое Предназначение, от которого не убежать и не скрыться. Креван продолжил: — Для того, чтобы действительно поменять судьбу и вынудить историю идти другой дорогой, необходимо изменение заданных начальных условий, — он сдвинул одну половинку, она вылезла вверх и вместо идеального изгиба образовалась петля с пустым местом. — Заметь, я переместил время на самую малость, но этого хватило, чтобы создать серьезный сдвиг. — Допустим, — кивнула я, с трудом шевеля языком. — И что? — Такие эксперименты запрещены и Асгардом, и Ванахеймом, и другими серьезными магическими сообществами. Понимаешь? Петля пространства-времени влияет на все материи. Ход истории рушится, эпоха искривляется, нити судеб — рвутся и путаются, — Креван словно и не замечал, что я тут немножечко провалилась в шок: — Однако, есть такие храбрецы, которых не смущают столь серьезные проблемы. При идеальном расчете множества параметров никто и не заметит, что время немного пошло не так, как предполагалось изначально. Особенно, если его сместили целенаправленно, зацикливая на одном человеке. Общее движение продолжилось, поменялся только один вектор из миллиардов. — Подожди… говоришь, параметры должны измениться, чтобы время действительно пошло по-другому, так? — стала медленно вкуривать я наркоманскую лекцию. — Как это сделать можно? Авалак’х отпустил пояс, удовлетворенный, что я поняла его. — Когда ты перемещаешь в материи пространства-времени кого-то одного, и хочешь, чтобы судьба его потекла по новому руслу, то самое простое — заставить его потерять часть этого вектора. Согни, как мой пояс. Он сместится, казалось бы, в одно место, то это будет уже другая точка. Соседняя. И отсчет пойдет с нее. Изменится координатный ноль, тот момент, откуда начинается новая история. — Вот сука! — зашипела я себе под нос. Кажется, я впервые жалею о том, что Локи выжил при падении с Радужного моста. — Не понимаю только, почему себя твой принц перенес в идентичный момент времени, а тебя из вектора твоей судьбы целых три минуты, — вздохнул ведун. — Одной было бы достаточно. Не знаю, зачем он вообще пожелал поставить новую точку именно два года назад. — Потому что он мудак зашуганый, вот почему, — критично возвестила я. — Кажется, мне нужно срочно нанести ему визит. Мужчина удивленно сверкнул на меня аквамаринами, с трудом успевая за моей мыслью. Ему, видимо, в светлую, одаренную чародейством голову, не приходило простой и понятной мысли, что всю эту канитель трикстер провернул тайно, не желая делиться со мной данной информацией. Поняв, что от всей своей огромной эльфийской души подгадил Лафейсону, Креван удовлетворенно хмыкнул. Ловя момент, пока я не помчалась вершить возмездие во имя Луны и своих детей, ведун быстро констатировал: — И раз Локи, переместившись, себя поставил в нулевую точку, не смещая собственное время, с ним проблем нет. А три минуты, которые он вырвал из твоего времени, продолжают свободно блуждать в пространстве, — я, уже понимая, что вляпалась в самую глобальную, пожалуй, из всех возможных жоп, обреченно слушала ведуна, мысленно накручивая кишки трикстера на вилку. — И именно этот выброс энергии спровоцировал Сопряжение Сфер, которое позволило моим собратьям прорваться в этот мир. Ты понимаешь, что я хочу сказать? — Да, — кивнула я мстительно. — Локи срочно требуется новая поведенческая терапия без права амнистии. — К сожалению, это сегодняшнему положению дел это не поможет. Но всегда можно убить тебя, — подвел черту под своими мыслями Креван, с таким видом, будто придумал решение всех проблем, от проблем с пьянством до лекарства от рака. — С твоей смертью время прекратит искривляться. Его маленький узел выровняется. Пространственный тоннель стабилизируется. — И Aen Elle придут сюда, размахивая оружием и с Карантиром вместо чародейского вай-фай? — с подозрением спросила я. Креван покачал головой. — Пока тоннель нестабилен, закрыть его невозможно. Но когда его энергия станет постоянной константой, Эредина можно будет изгнать обратно в Тир на Лиа. Я не враг своему народу, Аника, и не желаю смертей своих товарищей. Но Ястреб не питает ко мне особого доверия. Он считает, что мои знания и возможности перебороть Белый Хлад, это чушь и старческая блажь. Когда же выбора, как спасти свой народ, у него не остается, я смогу завершить начатое. — Распотрошишь Цири и достанешь из её тела пресловутый Ген Старшей Крови? — поинтересовалась я. — Знаешь, а мне начинает нравиться эта идея. — Нет, — отрезал Креван строго. — Я не позволю никому и пальцем коснуться дочери Лары. Но без её помощи не обойтись, тут ты права. — У вас там чего с ней было такого? — вдруг разозлилась я, срываясь на эльфа за все свои неприятности. — Сестра она тебе, что ли, что ты так носишься? «Не смей говорить ее имя своими устами», «не дам обидеть потомка» … Тьфу. Задолбал! — Невеста, — наступательно ответил Креван. — Что «невеста»? — буркнула я с раздражением. — Лара Доррен была моей невестой до того, как Крегеннан из Леда украл ее. — А… ну… прости. День у меня трудный был, — тут же остыла я, представив насколько для чистокровного Aen Elle это болезненная мозоль. — Кстати, в Асгарде есть подробное описание ее странствий, поскольку Крегеннан был их лазутчиком. У меня где-то записи остались даже, — заискивающим тоном предложила я. Авалак’х раздраженно выдохнул и отрицательно покачал головой. — В этом нет необходимости. Она выбрала человека. Такого как ты. Несдержанного, неотесанного, не понимающего ничего в высоких материях. — Ага, — я вздохнула. — Слушай, а мне принципиально умирать сейчас? Или можно подождать, пока я Локи убью? — Я думаю, целесообразно убить тебя, когда портал будет открыт достаточно широко, чтобы Aen Elle ворвались в мир. Дадим им еще немного времени помучиться. Тебя, я так понимаю, совершенно ничего не смущает? — Как бы тебе сказать… Я привыкла, что у меня ничего не получается, даже жить-то нормально… Моя жизнь чаще всего напоминает иллюстрацию к пословице: «Сгорел сарай-гори и хата», — говорить, что существуют пока проблемы посущественней, я не хотела. — К тому же, когда у меня все начинает катиться в пиздень, я сначала расстраиваюсь, а потом вспоминаю одного немецкого мальчика, у которого тоже как-то один раз не получилось стать художником и сразу успокаиваюсь. — В любом случае, — продолжил маг, — тебе нужно еще немного пожить, дать свое время на стабилизацию… — Не многовато будет? Времени-то моего? — подозрительно посмотрела на ведуна я. — А ну как они меня украдут? И сами убьют? Карантир прям жаждет меня придушить своими руками. Теперь понятно, чего он так взъелся. — Не думаю, что Карантир, как и все остальные, знает, что точка перехода завязана на тебе, — с сомнением ответил Авалак’х. — Сам я узнал это только от Локи, когда предложил ему найти того, кто искривил время. Понимаю, почему он отказывается тебя убить, но думаю, что это — наилучший выход в сложившейся ситуации. — А другого пути, разумеется, нет? — Это наилучший, но не единственный, выход. Остальные не будут и в треть также эффективны и требуют больших трудозатрат. И, скорее всего, приведут к разрухе. Умерев, ты дашь мне шанс управлять Сопряжением Сфер и насильно отправить домой народ Ольх, избегая кровопролитных битв. Ты можешь спасти многие миллионы жизней. — Смерть одного — трагедия. Смерть большинства — статистика. Я думаю, что дела-то мне можно закончить, правда? — я вздохнула. И лампа не горит, и врут календари, и волки сыты, и овцы целы, и вновь продолжается бой, и сердцу тревожно в груди, и Ленин такой молодой, и бутылка рома…