Collegato

Но Вам среди зыбких ночных миражей Увидеть придется когда-то И солнечный отблеск на гранях ножей, И кровь на ступенях Сената, И то, как сорвется последний вопрос С немеющих губ в изумленьи... Пока всё спокойно средь пиний и роз,  В дождя неживом обрамленьи. Виденья проверьте улыбкою смерти - Ведь Вы ей в глаза заглянули. И мысли в полете, но вы не умрете, Ведь боги бессмертны, ведь так, Божественный Юлий? Канцлер Ги "Юлий Цезарь" Она смотрит на процессию, идущую по тропинке, с некоторой усталостью и безразличием. Человек умер. Такое случается, никто не вечен в этом мире под луной. Смерть – нормальный процесс. Пускай даже не естественная, а вызванная с помощью чего-то. Или кого-то. Последнее, впрочем, волновало Адриану куда больше. Девушка знала, кто убил праведника. Мотив был не столь важен. Имел значение лишь сам факт действия, его последствия. И наличие свидетелей. – Адриана, ты знаешь, что я всегда рада видеть тебя. Но зачем ты сюда пришла именно сейчас, в столь печальный и трагичный день? Рафаэль был тебе другом. Неужели ты не проведёшь его до черты? – взгляд у королевы какой-то странный, словно она в последние дни не спала. Процессию возглавляет лирик. У него в руках – бледные гиацинты. Самого юношу тоже можно сравнить с этими цветами. Красивый и нежный снаружи, а внутри лицемерный, ядовитый. – Я знаю, кто убил священника, – спокойно заявляет девушка. Всё. Пути назад уже нет. Остаётся либо идти до самого конца, либо бросить всё и умереть, осознавая, что не выполнила свой долг, свои обязанности. – Это Алан. У меня есть свидетели. Королева хмурится. Лирик. Весёлый, мечтательный, прощающий всё и всем. Убил человека. Своего близкого товарища. Что за бред несёт эта строгая, совершенно опрятная и очень высокая женщина? Алан невиновен. Так считает королева, так решит народ. – Не говори ерунды, Дри. Наш поэт и мухи не обидит. Добрее его, разве что, Берта. Но на неё так влияют цветы, я уверена, – Аделаида улыбается, потягиваясь на троне. Рафаэля она никогда не любила, считала его тёмной и действительно премерзкой личностью. Поэтому смерть святоши действительно не трогала сердце королевы. И она не собиралась обвинять хоть в чём-то Алана. По крайней мере, без весомых доказательств. Которые всё равно потом будут опровергнуты, по любой причине. Лирикам иногда полезно посидеть в заточении и поволноваться. Может, после этого он напишет оду о свободе и справедливости власти. – Зенон, входи. Мы расскажем, как всё происходило на самом деле, – громко провозглашает Адриана, победно щурясь, нагло улыбаясь. У неё всегда были весьма натянутые отношения с поэтом. И она, конечно же, не упустила повода поставить несчастного в затруднительное положение. – Добрый день, – учитель черчения как всегда учтив, вежлив, холоден. В руках у него линейка, глаза ледяные, но, в то же время, прожигающие в самом сознании сквозные окружности. Идеально ровные, конечно же. Адриана и Зенон были невероятно похожи. Одного роста(высокие, как столбы), с убранными длинными волосами чёрного цвета и невероятно строгим выражением лица. Отличались они лишь полом и подходом к делу: учителя черчения легко было представить с плёткой в руках, хореографу же больше подходила указка. – Итак, я слушаю вас внимательно, уважаемые. Расскажите обо всём, – в подтверждение своих слов Аделаида зевает, закатив глаза и закинув ноги на подлокотник трона. – Я видел, как Алан задушил Рафаэля. Мы видели. Тогда мы были в комнате Адрианы... – начинает говорить Зенон, с обычным каменным лицом, но королева его перебивает: – Вдвоём? В одной комнате? По какой причине? – У нас был физический контакт, – вмешивается строгая девушка в платье балерины. Она злобно щурится и, кажется, уже готовит очередную мораль. Ей не стыдно. – Как интересно! И вы в это время смотрели на то, что происходит в окне напротив? Удивительная наблюдательность и бдительность! – весело смеётся королева. Эти люди кажутся ей забавными. Они живут в мире правил и систем, не догадываясь, что здесь возможности безграничны. И это хорошо для власти. Потому что любое осознание подрывает правление на корню. – Позвольте рассказать до самого конца. Мы видели, как Алан убил Рафаэля. Это точно был человек с кудрявыми волосами. И он был одет в мантию лирика. Из этого можно сделать вывод о том, что... – мужчина говорит немного злобно, шутку Аделаиды он явно не оценил. – О том, что Алана могли подставить. Поэтому будет суд. На нём всё решится. А пока... Можете приказать взять его под стражу, если это для вас так важно, – королеве становится скучно, она махает рукой, отпуская своих служащих. Но они не уходят. Какая наглость, право, какая наглость! – Вы добились многого, Ваше Величество. Но падать всегда больно. Чего вы желаете? О чём жалеете и мечтаете? Кого любите? Настанет момент, когда вы падёте. Ведь вы не бессмертны, Аделаида. Никто не может жить вечно, – слова Адрианы звучат почти как угроза, но её глаза полны волнения. – Для вас важен лирик. Вы любите своего золотого соловья. И не видите, что у него от прутьев клетки обломались крылья и заточился клюв. Он передаст и вас. Пока поэт прославляет мудрость правителя. Но стоит вам встать к нему спиной, отвернуться – вы получите ужасного врага. Врага, способного одним только словом поднять восстание, – усмехается Зенон. А потом эти негодяи уходят, явно затем, чтобы разбудить стражу и бросить несчастного лирика в темницу. Королева же осталась со своими печальными мыслями. Она перешла Рубикон, потеряла всё, вновь обрела. Ей нечего больше желать. Она ни к чему не стремится. И медленно угасает в рутине. "Ведь вы не бессмертны, Аделаида". Да. Она не бессмертна. Она уже мертва.