Кукловод

Капля за каплей, штришок за штришком — Новая кукла украсит твой дом. Сердце от зависти жестче литого — Нет в его куклах ни грамма живого.

Модель. Мастер почти закончил её. Сначала он на бумаге тщательно продумал все шарниры и сочленения, продел тонкие карандашные верёвки внутри куклы, оценил получившийся результат, затем взялся за пластилин, коего дома, в его тускло освещённой каморке, было навалом. В умелых руках неподатливый холодный материал набирал тепло и становился пластичным и мягким, и Мастер лепил из него кукольное тело, выстраивая его тонким слоем на деревянную прокладку. Только лишь основа. На столе его уже лежали готовые детали, он брал стеки и доводил эти детали до совершенства, вычерчивая из пластилина мышечный каркас, резкие ключицы, выступающие косточки и впадинки. Деталь за деталью, рука, ступня, кисть — тщательно проработанные куски обретали структуру, форму. Он никогда не лепил мужчин. Кропотливая работа двигалась к завершению. Оставалось только лицо. Мастер глубоко вздохнул, взял новый кусок пластилина и, сравнив его с эскизом, принялся вылепливать и вытачивать очерченные карандашом штрихи. Медленно, но верно из бесформенной массы появлялся загадочный органист. Мастер вырезал его тонкие ноздри, большой нос с горбинкой, пухлые губы. Под его руками рождалось волшебство. И вот он собрал детали, разложив их в нужном порядке на столе, продел резинку, тщательно натянув её, и поставил куклу на стол. Его творение было совершенным даже сейчас, слепленное только лишь из тёмного модельного пластилина, смотрящее на него пустыми глазами, недоделанное и столь желанное. «Даже думать не хочу, какой ты красивый будешь в фарфоре…» — улыбнулся своим мыслям Мастер. Он провёл по плечу куклы рукой, глубоко вздохнул. Фарфор нужно было покупать. Последний он потратил на не очень удачную девушку. Фарфор. Он продавался в лавке у соседа, стоящей через три квартала ближе к богатым районам, такого же кукольника, как и Мастер. Его дела шли значительно лучше, чем у Мастера, кукол, больше похожих на проституток, охотно покупали богатые клиенты. Хотя цены в лавке были не низкие. Лавка из-за его немалых доходов была починена и выглядела значительно лучше. Цветная вывеска колыхалась со скрипом под порывами резкого холодного ветра. — А, пришёл, — ехидно начал Генрих, невысокий и полный мужчина с узким крысиным лицом и длинным носом, больше похожим на носик зверька, когда Мастер скрипнул входной дверью. — А у меня нет для тебя ничего. — Он развёл руками в притворном сожалении. Бернд лишь скрипнул зубами с досады — вечно у его соседа ничего не было для него, особенно по доступным ценам. Хотя на прилавках лежало множество видов и сортов кукольного материала. Ему они были не по карману. Особенно сейчас. Торговаться было бесполезно — сосед редко скидывал ему даже четверть стоимости. Однако для самоудовлетворения Мастер всё же прошел по лавке, разглядывая наборы стеков, кистей, мотки резинок, пушистые локоны и разноцветные глазки. Всё, что угодно душе кукольника. Он долго торговался, покупая самый дешевый материал из предложенных, и всё равно вышло безбожно дорого. Он скрепя сердцем согласился уменьшить кусок, понимая, что и этого мало на его новое творение. Он хотел слепить куклу с избытком. Генрих ехидно улыбался, отмеряя ему нужное. По его лицу было видно, что он искренне желает своему соседу всего «хорошего», особенно в области кукольного мастерства. — Эй, ты не доложил мне, — Бернд даже на глаз видел, что Генрих отрезал на порядок меньше запрошенного материала. — Ты не доплатил мне, так что каковы деньги, таков и товар, — злорадно произнес Генрих. Мастер хмуро посмотрел на него — толку тратить на соседа нервы — и резко сгрёб с прилавка фарфор. Хлопнула дверь лавки. Генрих расплылся в улыбке — он действительно слукавил и отрезал меньше, а цену задрал больше. Простофиля! Он даже ничего не понял. Генрих завидовал Бернду. Как бы бедно тот ни жил, но его куклы были настоящими произведениями искусства. Их не покупали теперь, но раньше в их лавке постоянно толпились пышно разодетые дамы и строгие господа, а маленькие дети полными восторга глазами рассматривали и обсуждали живописных красавиц. Сейчас дела Генриха шли как нельзя лучше, он бессовестно обманывал клиентов, но в душе Генрих прекрасно знал, что он слишком посредственный мастер. В его куклах не было ничего привлекательного, в них не было души.