Проповедники тени

Когда Ингрид приходит в себя, то первым делом шарит рукой вокруг — письма в ладони больше нет. Она жмурится, ведёт бровями, стонет, садится на кушетку с кряхтением. Под левым коленом белеет пластырь. Нос заложен, горло дерёт, а голова пухнет. Крис сидит у двери, прямо на полу, и держит в руках письмо. Он вскакивает, когда видит шатающуюся мать сидящей под слепящим светом. Парень перенёс её из онкологии на этаж ниже, по приказу врачей, и попросил вколоть ещё одну дозу успокоительного. Ингрид порывается спросить, какого чёрта, но осекается — осознание произошедшего накрывает лавиной. Дышать снова больно. Женщина переводит взгляд на сына. Думать тяжело. Говорить тоже. Становится разом тяжело делать абсолютно всё. Крис ждёт, что скажет мать. Подходит к ней ближе, протягивает письмо. — Я не читал, — честно говорит он. Ингрид рассеянно кивает, вытирая со щёк новые слёзы. Мия сидит в коридоре и вертит в руках продолговатый клатч, который лишь чудом не остался в такси. Справа от неё, у двери, устраивается Старк, а Роджерс подпирает стену напротив. — Твой первый раз? — сухо спрашивает Тони, общаясь к соседке. Мия запоздало качает головой. — И не последний, — заключает Старк и мгновенно ловит на себе укоризненный взгляд Роджерса. — А у вас? — тихо произносит она, потупив взгляд. — Почти юбилейный, — машет рукой Тони, оттягивая и без того болтающийся галстук, — но вот, в чём штука: чем чаще ходишь на похороны, тем легче должен принимать смерть. — Но с каждым разом всё повторяется, — подаёт голос Роджерс, — паршиво даже в юбилейные похороны. Старк согласно кивает, сжимает холодными пальцами переносицу. У них вся жизнь — вереница похорон. С началом, но без конца. Как запой. Мия фыркает — этим двоим только утешать. Она и без них в свои семнадцать знает, что похороны — чушь, никому, кроме живых, не нужная. Ингрид чувствует себя мешком с костями, когда опускается на ноги. Крис прячет письмо во внутренний карман куртки и поддерживает мать за талию, помогая ей идти. Они выходят в коридор бесшумно. Тони поднимается, заметив боковым зрением зелёное рябящее пятно. Стив отрывается от стены, но подойти не решается. Мия остаётся сидеть. У неё весь день так мерзко тянет живот, что хочется сменить пол прямо сейчас. Взгляд у Ингрид вязкий, бессмысленный, а лицо потерянное. Ей удаётся разлепить губы и задать вопрос. — Что вы здесь забыли? — У Роджерса появились мысли по нашему делу, — берёт на себя инициативу Тони. — Вовремя, — гудит Ингрид, прижимаясь к сыну, — нет, правда. Дайте мне час. Тогда обсудим. Она потирает лоб, пытаясь хоть как-то ослабить боль, но тщетно. Почти бессонная ночь, сильнейший стресс, недавнее ранение — всё смешалось в кучу и теперь нещадно бьёт поддых. — Ингрид, — возражает Стив, дёрнувшись. Женщина вскидывает руку. — Иначе не справлюсь, — убеждает она. В последний раз истерика обошлась ей дорого — экскурсией по городу в карете неотложки на последнем сроке беременности. Ингрид тогда думала почти всю ночь: если она так легко подписывает смертные приговоры, то какого чёрта до сих пор не смирилась с неизбежным концом для каждого? — Мы с Роджерсом будем ждать тебя в башне, — соглашается Тони, внутренне радуясь — работа ему сейчас тоже не помешает. Вкупе с полной бутылкой из неизведанной части бара. — Капитан Роджерс, — серьёзно говорит Крис, — можно вас? Мистер Старк, не поможете? Стив согласно кивает, Тони сгибает руку в локте и подставляет помощнице. Та цепляется за него, как за единственную надежду, и медленно следует за боссом, позволив Мие взять её за свободную руку. — Присмотрите за ней, — шепчет Крис Капитану, умоляюще заглядывая в глаза, — пожалуйста. Парень никогда не считал себя дураком. Впрочем, окружающие придерживались того же мнения. Он заметил, что между Роджерсом и матерью так искрит — поднеси спичку и попрощайся с жизнью. — Обещаю, — отвечает Стив, крепко сжимая плечо парня. Он обещал бы в любом случае, ведь долг превыше. Крис благодарно кивает. На улице темно. Ингрид кажется, будто она свалилась под лёд и теперь пытается вылезть из полыньи, ломая ногти о холодную корку. Ветер лижет бока размашисто и нагло, не спрашивая разрешения и не извиняясь, языком лезет под колени и между ног, достаёт до рёбер. Женщина глубоко вдыхает и задирает голову. Небо матовое, в грязевых разводах. По щеке катится слеза. В голову приходит идиотская мысль: слёзные каналы ещё удалять не научились? — Не хочешь подать в суд? — внезапно спрашивает Тони, оборачиваясь. — У тебя косметика, кажется, намертво въелась, даже не потекла. В составе сплошная дрянь, это не экологично. — Зато практично, — мрачно возражает Ингрид, забывая поёжиться от холода. Становится плевать на всё: стойкую косметику, разбитое колено, тонкое шёлковое платье. Безразлично до глубины души. Мия жмётся к ней, словно осиротела она. Ингрид переводит на неё колотый взгляд. Тепла от неё никакого не чувствует. Старк тянет помощницу вниз по ступеням — костюм-тройка от холода не спасает. Крис и Роджерс догоняют их, когда рядом тормозит такси. — Сделаешь ирландский кофе? — спрашивает Ингрид у босса прежде, чем сесть в тёплый салон. — И желательно без кофе, — соглашается Старк, зябко ёжась и пряча руки в карманы. Женщина кивает и переводит красноречивый взгляд на Роджерса. Грудь опадает от резкого выдоха, и Ингрид скрывается за автомобильной дверью. Уже дома, перед зеркалом в ванной, она морщится — на ресницах даже тушь не склеилась, а вечерний макияж держался намертво. Женщина вынимает из волос заколку, а с каждой шпилькой перед глазами всплывает очередное воспоминание о матери. Укрощение велосипеда, убийство отца, первая драка, первая любовь, первый секс, первое дело, первая и последняя беременность. И каждый раз рядом стояла Патриция и просила господа хранить её несуразную дочь. Хотя мать ни разу в жизни не была в церкви и в Христа не верила. Лишь гортанно смеялась и грациозно закуривала сигарету, вставляя тубус в мундштук. Ингрид стягивает волосы на затылке, наблюдая за ползучей слезой, будто бы это едва ли не самое интересное зрелище в мире. Патриция никогда не запрещала ей плакать. При любом удобном случае садилась плакать вместе с ней, хотя впечатление производила прямо противоположное — непробиваемая, взгляд надменный, а язык острее копья. Её первый и последний муж пробил в ней дыру, которая с каждым годом превращалась в чёрную. Патриция никогда не говорила, но в смерти Виктора заслуженно, как она считала, винила себя. В том, что её дочь пристрастилась к винтовке, она тоже видела свою вину. Ингрид жмурится, резко выдыхая. Она понимает, что сама тянет себя в болото, но остановиться не может. Это ведь так увлекательно и на удивление просто. — Ингрид, — Мия дежурит под дверью, напряжённо вслушиваясь. Женщина долго сверлит взглядом дверное полотно. Заторможенность в движении даже не бесит. До неё всё доходит запоздало, как сквозь толщу воды над головой. Она открывает дверь и смотрит на девушку сына выжидательно, но без интереса. — Просто хотела убедиться, что.., — Мия запинается, шмыгает носом. — Это мои не первые похороны, девочка, — женщина треплет её по щеке и проходит мимо. — Неважно, — жмёт плечами она, — всё равно ведь паршиво. — Что есть, — флегматично бросает Ингрид, шлёпая босыми ногами к шкафу. Она зависает у раскрытых створок и буравит кучу старого шмотья на дне, где кровавой жемчужиной прячется блокнот. Видимо, генерал захотел резни, раз отправил это ей. — Мам? — Крис выходит из кухни, когда Ингрид сидит на диване и пытается натянуть чёрные джинсы. Пластырь каждый раз скатывается. Вместо того, чтобы психануть и содрать его, женщина лишь расправляет его вновь и вновь и продолжает одеваться. Сын поворачивается спиной. — Вернись домой, ладно? — мягко просит он, а в голосе сквозит непонятно откуда взявшееся отчаяние. Мать плюётся, натягивает штаны на скатывающийся пластырь, поднимается, оправляет свободный свитер и плетётся к нему, едва перебирая ногами, будто её контузило. Она утыкается лбом ему между лопаток и громко сопит. Проклятые слёзы всё никак не высохнут, а ком в горле так и пухнет, как на дрожжах. Крис разворачивается, подставляет ей грудь и обхватывает руками. Мия решается подойти и обнять Ингрид со спины. Они стоят так в гробовой тишине, пока женщина не начинает дёргаться, находясь на грани разреветься белугой. Лестница в лабораторию кажется бесконечной, а каблуки как назло отбивают похоронный марш. За стеклянной дверью Старк и Роджерс привычно спорят. Стив скрещивает руки на груди, качает головой и прячет лицо за широкой ладонью. Ингрид входит внутрь, вешает длинное пальто прямо на Дубину. — Давно хотел утопить материнку и сделать вешалкой, — замечает Тони, прижимаясь крестцом к столу. — Лучшее твоё решение, — соглашается Ингрид. Она останавливается на безопасном расстоянии от Стива, внутренне сжимаясь, и прячет часто вздымающуюся грудь за скрещенными руками. Роджерс хмурится, когда замечает, что женщина не смыла макияж, не сняла наверняка тяжёлых серёг, не сменила утреннюю повязку. Горе привычно деморализует своих клиентов. — Выкладывайте, — просит Ингрид. Старк вытягивает руку в приглашающем жесте в сторону Стива. — Мы просмотрели все записи с камер, — начинает он, — но даже не проверили их подлинность. Женщина запоздало кивает. Тони соглашается — настоящего стрелка не вычислить. Даже если исходя из результатов баллистики найти единственно верный ствол, а потом — его покупателя, то никто не даст гарантий, что этот покупатель не свалил за кордон или вообще является настоящим владельцем оружия. — Пятница, организуй, — просит Старк, хлопнув в ладоши и поболтав рукой в воздухе. Лаборатория синеет. В воздухе виснут изображения с камер и мёртвая тишина. — Это монтаж, сэр, — выдаёт Пятница спустя какое-то время. — Не хватает записи вот в этом промежутке времени. Голограмма высвечивает лживую дату и время, ловко меняя на настоящую. — Время смерти, — говорит Ингрид. — Нужны исходники, — хмурится Старк и нагло лезет в систему безопасности клиники без разрешения. После задержки в несколько минут он выводит на экран подлинную запись с недостающим промежутком: в палату Хэппи входит мужчина в халате и выходит несколько мгновений спустя. Тони ставит на паузу, отматывает и снова останавливает, прося пятницу увеличить лицо и прогнать по базе персонала. — Я знаю его, — внезапно хрипло произносит Ингрид, незамедлительно получая удивлённые и заинтересованные взгляды. — Он перевязывал меня после знакомства с Капитаном. Хорошенький. — Хорошенький? — переспрашивает Старк, думая, что оглох. — Ты предвзят, — отвечает Ингрид. — Адрес? — По которому он уже давно не живёт, — резонно замечает Капитан, замечая в личном деле строчку с улицей и домом. — Плевать, — резко бросает Тони, — я найду его даже в соседней галактике. — Давайте не сегодня, — просит женщина и смотрит на босса, — кофе? Старк отбрасывает планшет на стол позади себя, лаборатория тонет в полумраке. Он погружает технику в сон двойным хлопком и идёт к двери. Ингрид протягивает Роджерсу руку. Сейчас от этого зависит так много. Стив приближается, берёт её ладонь в свою, мажет губами в висок по касательной. Женщина вздрагивает — руками за оголённые провода держаться так опрометчиво. Она тянет его за собой, свободной рукой цепляет пальто, и они выходят следом за Тони на свет. — Я каждое утро хочу позвонить ему и сказать, чтобы готовил машину, — сипло произносит Старк, открывая бутылку виски. Он бросает крышку куда-то в стену, делает щедрый глоток. — Пеппс каждое воскресенье просит позвать его на ужин. А потом до нас доходит. Мы как будто долго кричим в горах, как идиоты, а потом неожиданно сходит лавина и становится нечем дышать. Он обессилено опускается на пол, прижимаясь спиной к шкафчикам. Тони тянет бутылку подошедшему Стиву. Ингрид опускается рядом с боссом, подтянув колени к груди. Роджерс садится напротив с тяжёлым выдохом, делает глоток. — Каждый вечер жду, когда в замке повернётся ключ, — делится он, опуская ресницы, — а утром заработает кофемолка. В больницах постоянно спрашивают: «По шкале от одного до десяти, как сильно болит?» Это одиннадцать. Ингрид принимает бутылку, делает два предварительных глотка. — Пока ехала сюда, думала, что завтра нужно поговорить с доктором о замене иммуностимуляторов, — она отпивает ещё, — это как пытаться научиться плавать, но вместо этого тонуть. Снова и снова. И дышать так больно. — На одиннадцать, — соглашается Тони, принимая бутылку. Стив горько усмехается, Ингрид вытирает слёзы. Старк отводит руку в сторону и сливает немного виски. По полу ползёт янтарная клякса. — В смерти есть урок, — произносит Роджерс, поднимая глаза. — Пока ты жив — никогда не поздно. Тони бросает на него пронзительный взгляд влажных глаз, взбалтывает алкоголь в бутылке. Ему не хватает Стива. Отчаянно не хватает, но он обладает слишком хорошей памятью всем на зло. Старку тяжело простить то, как упрямый Роджерс постоянно выбирает прошлое, о чём бы ни шла речь. Ингрид задумчиво смотрит поверх своих коленей. Капитан прав — ещё не поздно всё исправить. Жаль, правда, что мёртвых не воскресить. — Я не могу, Роджерс, — отвечает босс после долго молчания. — Это были мои родители. — Он не знал, — возражает Капитан, насупившись. — Зато отлично помнил. — Ты торговал оружием, — Ингрид толкает Старка в плечо. — Ты наверняка чьих-то родителей тоже убил. Стив и Тони сразу вспоминают о Ванде и Пьетро. Старк болезненно морщится. — Я уже поплатился, — кривится он, делая спасительный глоток. — Как и Баки, — продолжает гнуть Стив. — Что между вами произошло? — Ингрид забирает бутылку, отпивает и предлагает Роджерсу. Тот отказывается — побочный эффект сыворотки иногда выходил ему боком. — Его дружок Барнс убил моих родителей, когда работал на русских, — делится Старк надтреснуто. — Его контролировали, — сопротивляется Стив. Старк фыркает, забирает у помощницы ополовиненную бутылку. Ингрид чувствует тепло прямо в горле, где противных ком из слёз всё равно набухает. — Ты можешь злиться сколько угодно, — скрипит она, а слёзы всё-таки выползают, — только мёртвых уже не вернёшь. Единственная стабильность в этом мире. Женщина неуклюже поднимается, тянет виски. Крупные камни в серьгах тускло блестят. Слёзы горят ярче. — Дашь отгул на завтра? — спрашивает она у Старка. Стив поднимается следом. — По адресу поедем без тебя, — соглашается босс. — Один день ничего не решает, — возражает Ингрид, — подожди, не будь свиньёй. Старк закатывает глаза и снова пьёт. — Спокойной ночи, босс, — бросает женщина. — Знай меру, — просит Стив, а Тони морщится от его заботы скорее из вредности. — Ингрид, — окликает он, задерживая помощницу на выходе. Та оборачивается. — Мои соболезнования, — Старк салютует бутылкой и вновь льёт виски на пол. Ингрид кивает, перекидывает волосы за спину и уходит из башни под руку с Капитаном. Она ждёт такси у него на груди, а ресницы цепляются за шерсть свитера раздражающе. — Позволь себе скорбеть, — говорит он в её рыжую макушку, обхватив руками. Женщина молча размазывает слёзы по щекам. Этого что, недостаточно? Она чувствует себя оголённым проводом. Ей будто физически больно. Когда такси подъезжает, Ингрид не хочет в него садиться. Хочет стоять вот прямо под этим уставшим небом и сопеть Роджерсу в грудь в надежде, что боль хоть немного утихнет. — Позвони, когда будешь дома, — просит он, когда женщина всё-таки отстраняется. — А если я уже? — выдаёт она, целует его в щёку совсем отчаявшись и прячется в коробке на колёсах. Ингрид вываливается из такси и садится на холодную ступень, запахнув пальто. Она ледяными пальцами достаёт из кармана телефон, пишет Роджерсу СМС, а после набирает номер. — Роха? — сонный Колдуэлл хорошим расположением духа не отличается. — Надеюсь, ты не в горячей точке, — гудит женщина, наблюдая за жухлым листком на своём носке. — Моя горячая точка это ты, — колется мужчина, усаживаясь в кровати. — Одолжишь мне своих ребят на завтра, а казарму на неопределённый срок? Колдуэлл вздыхает. Старые шрамы начинают протяжно ныть. Он растирает шею, а к неприятным ощущениям прибавляется зуд. — В дерьме? — догадывается он. — Ничего нового.