Проповедники тени

Колдуэлл всегда был жизненно важной частью всей Ингрид. Жить без него было невыполнимой задачей. Женщина поняла это, когда впервые увидела его: парень тряхнул блестящими кудрями, расплылся в улыбке и нарёк её Рохой. Отныне и на века. Они были неразлучными, творили чёрт знает что и получали за это вместе. Полковник Данеску был доволен — Ингрид прекрасно вписалась в коллектив. Этой ночью, стоящей на пороге ранней зимы и поздней осени, Колдуэлл слезает с кровати, громко матерясь, наскоро принимает душ и втискивает мокрое тело в первые попавшиеся вещи. В молодости Ингрид всегда поражалась его умению выглядеть великолепно в любом ширпотребе. Мужчина заходит в неприметный бар со сломанной, погасшей вывеской и напрягает глаза, пытаясь разглядеть в красноватом полумраке рыжую макушку. Он находит подругу у бара, где ей сегодня самое место. — Женский алкоголизм, Роха, — говорит Колдуэлл, возвышаясь над ней. Ингрид отрывает глаза от стакана и поднимается, обнимая его из последних сил. Мужчина прикрывает глаза, прижимаясь щекой к рыжей голове. — Не хуже мужского, — гудит женщина и отпускает друга. Тот садится рядом, просит бармена о втором стакане. Пока Ингрид наливает, Колдуэллу удаётся заметить, что глаза у неё красные, как свет в помещении, а руки дрожат. Он аккуратно оплетает её запястье пальцами и заглядывает глубоко в глаза. — Рассказывай, — просит мужчина, но почти приказывает. Музыка закладывает уши ватой. Колдуэлл не слышит тихий всхлип, будто Ингрид уже прилично надралась. Но она, как назло, даже слабости в ногах не чувствует, а в желудке по-прежнему холодно. — Моя мать умерла несколько часов назад, — бесцветно говорит Ингрид и поднимает стакан. — Соболезную, — тушуется Колдуэлл, выпивает следом и морщится — на голодный желудок он пить перестал, когда вернулся из горячей точки. Женщина кивает, держит алкоголь в полости, раздувая щёки, мгновение спустя глотает. Она слышит где-то вдалеке Knockin' On Heaven's Door и морщится: интересно, а куда попадают атеисты? И попадают ли вообще? Ингрид тянется за бутылкой, но Колдуэлл прижимает её руку к стойке. — Я жду, — настаивает он, зная свою Роху, как облупленную. Нельзя позволить ей напиться, тем более от горя. Женщина вздыхает, собираясь с мыслями, берёт Колдуэлла за руку и начинает исповедь длиной в бутылку. Ингрид спотыкается на каждом эмоциональном моменте, дрожжевой ком приходится проталкивать новым глотком виски, который значительно проигрывает запасам её босса в букете вкуса. Она выкладывает всё, как на духу, начиная убийством отца и заканчивая сегодняшним днём. Колдуэлл, до этого молчавший, становится мрачнее и просит вторую бутылку. Его Роха флегматично грызёт орешки, заправляя за уши ржавчину волос. Фальшивые изумруды в ушах наливаются кровью. — Ты должна убить Мстителей? — уточняет мужчина, прокашлявшись и обретя твёрдый голос. — Не совсем, — отзывается Ингрид, ведя пальцем по кромке стакана. — Лучше бы ты в жизни за винтовку не бралась, — сокрушается он, делая внушительный глоток. Ему жарко, душно и тошно. Всё, чему полковник научил Ингрид, стало для неё проклятьем. Непосильной ношей. — Лучше бы, — монотонно соглашается Ингрид, не решаясь поднять глаза. Ей по-прежнему паршиво. Колдуэлл молчит, методично пережёвывает услышанное. Дело не в том, что Роха по сути своей стала убийцей — их учили убивать и каждый об этом знал. Если разобраться, убийцей она стала ещё до тренировок с ними. Ингрид не следовало возвращаться, но она на спине нарисовала себе две мишени, количество которых теперь сократилось вдвое. Колдуэлл осознанно решил не заводить семью именно поэтому — за годы службы он густо оброс врагами. — Я хотела столкнуть их лбами, — глухо произносит Ингрид, возя стаканом по стойке, — как это сделало правительство совсем недавно. Но потом что-то пошло не так. Убеждения, которым я следовала раньше, внезапно оказались дерьмом. Мне больше не во что было верить. Я посмотрела на них под другим углом и поняла, что они — такие же люди, как и все. Только они, кроме своих задниц, прикрывают задницу целой планете. На это способны либо герои, либо сумасшедшие. У них каждый день — война, не с миром, так с самим собой. А Росс просто бросил меня им в ноги куском кости, чтобы встала поперёк. Я не уверена, что смогу вылезти из этого живой, если продолжу играть по его правилам. — Поэтому ты их нарушила, — кивает Колдуэлл, осушая стакан, — впрочем, ничего нового, — заключает он, кидает несколько сотенных на стойку и тянет Ингрид за руку к выходу. Воздух на улице по-ночному свежий, приятный и щекочущий. Ингрид плотнее запахивает пальто и берёт друга под руку. Колдуэлл ведёт её по сырому асфальту, где в редких лужах отражаются неоновые вывески и тусклые городские огни. — Чем я могу помочь? — спрашивает он, сжимая женскую ладонь на своём плече. Ногти у Ингрид белеют от холода. — Недавно генерал внезапно изменил директивы — вместо убийства просил доставлять их по определённому адресу. Дальнейших указаний не было. Я уже отдала ему Сэма Уилсона, друга Капитана. Его нужно вытащить оттуда и спрятать в твоей казарме на всякий случай. — Если Росс узнает, что ты ведёшь подковёрные игры? — Для этого мне нужен персонально ты. — Ингрид, — сокрушённо качает головой Колдуэлл. Он бы прямо сейчас забрал бы её и Криса на другой конец света, вот только сначала придётся обрубить все хвосты. — Как дела у Криса? По дороге в клинику Ингрид цепляется за ручку двери и друга, издавая сдавленные стоны. Она дышит, считает перерывы между схватками, снова дышит, не забывая проклинать почившего отца ребёнка. Как только женщины на вторых детей соглашаются? Адски больно. Колдуэлл останавливается у клиники, вытаскивает тяжёлую Ингрид из машины, а в приёмной кричит не своим голосом. Он, почему-то, страшно перепугался. Женщину увозят на каталке, а он спешит следом. Следующие пять часов он проводит в компании голых стен и невкусного кофе из автомата. Медсёстры снуют туда-сюда, успевая строить ему глазки. Колдуэлл и в тридцать не утратил своего шарма, даже с седыми висками и шрамом на щеке. Когда в мусорное ведро летит совсем полный стаканчик, в коридоре появляется улыбчивый доктор со свёртком в руках. — У вас сын, поздравляю, — говорит он, протягивая копошащегося новорождённого. Колдуэлл отшатывается, теряя осанку. Но доктор настойчиво суёт ему ребёнка, невзирая на слабые возражения. Мужчина поддаётся. У него в руках теплеет тёмненький мальчик с материнским носом. — К ней можно? — спрашивает Колдуэлл. Доктор кивает. На входе в палату Ингрид награждает друга усталым и безразличным взглядом. Улыбка мужчины затухает. — Хочешь подержать его? — спрашивает он, переходя на шёпот. Ребёнок в его руках дует губы и дёргает руками. Ингрид смотрит едва ли не затравленно, качает головой. Голубой свёрток не вызывает в ней ничего светлого. Следом за Колдуэллом появляется запыхавшаяся Патриция. — Покажи мне его, Хоакин, — просит она, принимая долгожданного внука. Она убирает складки одеяльца от его лица, пальцем оглаживая гладкую щёчку. В глазах блестят слёзы. — Ты должна подержать его, Ингрид, это очень важно, — говорит она, приближаясь к дочери. — Я не хочу, — упрямится новоиспечённая мать, а красноречивый взгляд матери дырявит её насквозь. Женщина зажмуривается, по влажной от пота щеке течёт слеза. — Покажи, как брать, — выдавливает она. Патриция с хрустальной осторожностью передаёт внука головой вперёд, наказав согнуть одну руку в локте. Когда на грудь ложится тяжесть, Ингрид замирает. У неё всё тело на куски разваливает, а тут ещё это. Она заставляет себя хотя бы взглянуть в глаза сыну. Женщина отодвигает одеяло подальше от лица, чтобы лучше рассмотреть его. Крошечные пальчики обхватывают её дрожащий указательный. — Нам с тобой придётся несладко, — произносит она, — и не говори потом, что не предупреждала. Колдуэлл стал для Криса чем-то вроде воскресного папы на несколько раз в месяц. Он приезжал к Ингрид, если не был занят очередной войной. Но этого парню было недостаточно — отца, настоящего, постоянного, заменить сложно. — Скоро будут плохи, — вздыхает женщина. — А я так хотела, чтобы он поступил в академию. — Что-нибудь придумаем, — успокаивает Колдуэлл, похлопывая Ингрид по ладони. Крис кривится, когда мать заявляется под утро в облаке перегара. — Где же вы так надрались, мэм? — спрашивает он, вздёргивая сползающую по двери женщину на ноги. Ингрид лишь протяжно выдыхает, устраивая отяжелевшую голову у него на плече. Мия, спешно запивая анальгетики, появляется в прихожей. Она стягивает с Ингрид сапоги, пока Крис снимает пальто. — Умеешь менять повязки? — спрашивает парень, подхватывая мать на руки. — Разберусь, — машет рукой Мия, заправляя за уши волосы, — клади в ванну, там раздену. Крис сажает мать в керамику и уходит за банным халатом. — Мисс Ингрид, немножко помощи, — просит девушка, хватаясь за края свитера. — Я не настолько пьяна, — возражает Ингрид, а в тепле всё-таки чувствует слабость. Совсем не потому, что две ночи подряд проводит на ногах. Она вынимает надоевшие серьги из ушей и складывает их в подставленную ладошку. Крис вешает на крючок тёплый халат, на всякий случай заходя в ванную вслепую. Ингрид вытягивает руки, Мия стягивает с неё свитер, затем штаны. Она снимает бинты, пристально вглядывается в зашитую дыру под ключицей, отклеивает скатавшийся пластырь под коленкой. — Не мочи, — говорит женщина, скрючившись, чтобы расстегнуть бюстгальтер. Девушка кивает, не представляя, как можно так исхитриться. Первым делом она изводит кучу ватных дисков, чтобы снять макияж. Мия решает сначала вымыть женщине тело, а затем голову. Это стоит ей огромного труда. Хорошо, что Ингрид в состоянии и послушно поднимает или двигает указанные конечности. Когда водные процедуры окончены, а все раны перевязаны, Мия сажает Ингрид на унитаз и принимается растирать влажные волосы банным полотенцем. — Крис! — зовёт она, когда дело сделано. Парень появляется в пороге, скрестив руки на груди. — Не тошнит? — спрашивает он. Получив отрицательное покачивание головой, Крис разворачивается. — Лезь. Ингрид встаёт на унитаз с помощью Мии и виснет на спине у сына. Тот легко подхватывает её под коленями и доносит до своей спальни. В детстве Крис постоянно катался на спине Ингрид, а она называла его лемуром — мальчишку было невозможно отодрать. Пока он совсем не вырос. Парень опускает мать в свою постель, накрывает одеялом и присаживается на корточки, с беспокойством вглядываясь в глаза. — Позвонить Старку? — Он отпустил, — отчитывается Ингрид, вытаскивая волосы из-под спины. Крис вздыхает, подтыкает одеяло со всех сторон и выходит, напоследок оставив на материнской щеке поцелуй. Как только дверь в комнату закрывается, Мия, стягивая волосы на затылке, ползёт по стене вниз, оседая на пол. — Она вся в шрамах, Крис, — делится она проникновенно, — живого места нет. Парень устраивается рядом, подставляет плечо под склонённую голову. Он сдавливает пальцами переносицу, а по щеке медленно катится слеза. Почему его никто не предупредил, что с матерью придётся несладко? — Всё готово? — спрашивает Ингрид в коммуникатор. Солнце было на полпути к кромке горизонта. Женщина проснулась во второй половине дня отёкшая и мрачная. Алкогольные сны — то ещё испытание для психики. — Это плохая идея, ты в курсе? — отвечает Колдуэлл, получая утвердительный ответ от ребят из фургона с техникой. — Плохая идея — мешать пиво с водкой, — кривится женщина, поправляя причёску, — а это полная задница. Телефон на соседнем сидении дребезжит. Лесополоса почти заканчивается, Ингрид немного сбрасывает скорость, вынимает гарнитуру из уха и поднимает трубку, включив громкую связь. — Грэг? — Рэд, выручай, — сразу начинает тараторить мужчина, — сын заболел, а у Лилы ночное дежурство. Двадцать твои, как всегда. Ингрид мажет свободной рукой по лицу. Состояние до сих пор отвратительное. — С кем сегодня? — бросает она недовольно. — Какой-то залётный. Дерётся просто потому, что дерётся. — Договорились. Планов на вечер всё равно не было. С похоронным бюро она уже договорилась, Старк выписал отгул, а тонуть дома в собственной скорби не хотелось. Ингрид возвращает коммуникатор в ухо. — Мы остановимся на повороте, — предупреждает Колдуэлл. — Принято. Ингрид в сопровождении двух машин и пустого медицинского фургона подъезжает к огромному ангару, которого даже нет на карте. Они с Колдуэллом попытались просчитать все варианты. В каком состоянии держат Сэма никто не знал. Женщина выходит из машины, одёргивая костюм, четверо солдат в гражданском выходят следом. — Я из Госдепартамента, от генерала Росса, — говорит Ингрид, поравнявшись с двумя вооружёнными охранниками у дверей. — У меня приказ о переводе Уилсона в другое место. Высокий мужчина с грубыми чертами лица обводит процессию ленивым взглядом и сминает губы, хмыкнув. — Нас не предупреждали, — чеканит он. — Хочешь поболтать с ним? Он как раз на заседании Совета Безопасности ООН, — Ингрид вытаскивает из кармана пальто телефон, но охранник останавливает её жестом руки. — У меня свой, — говорит он, снимая блокировку и тыча пальцами по экрану. Ингрид невозмутимо ждёт, пока техники Колдуэлла перехватят сигнал и направят на его телефон. Когда лицо охранника вытягивается, а глаза начинают бегать, она понимает, что шалость удалась. Бледный караульный прячет телефон в карман, машет напарнику. Тот набирает код на панели, и тяжёлые двери разъезжаются в стороны. Внутри ангара кипит работа. Люди в белых халатах взлетают по лестницам, снуют по коридорам, а в руках у каждого по планшету. Почему-то пахнет металлом, чистыми простынями и медикаментами. — До конца коридора и направо, — инструктирует до сих пор молчавший охранник. Ингрид входит первая и заставляет себя не озираться вокруг. У неё есть четыре пары глаз, эта задача лежит на них. Они преодолевают указанное расстояние, заворачивают направо и входят в лабораторию, обустроенную по последнему слову техники. Внутри стерильно и светло до рези в глазах. Сэма, укутанного проводами, поворачивают в кровати двое мужчин в халатах — профилактика пролежней. Перед Ингрид вырастает невысокая женщина с горящими глазами. — Вам сюда нельзя, — предупреждает она, выставив руку вперёд. — Генерал отдал приказ о транспортировке Уилсона в другую лабораторию, — отвечает Ингрид, продолжая рассматривать Сэма. Она понимает, что он в коме — и это единственное, что она сейчас способна понять. — Зачем? — спрашивает женщина, сведя брови, и утыкается в планшет. — Руководство на то и руководство — ничего кроме, приказов, — жмёт плечами Ингрид и огибает доктора. Она тянется к коммуникатору в ухе. — Готовьте машину. — Лучше с чёрного входа, — советует доктор, — пусть ваши люди мне помогут. Оборудование, врач — всё готово? — Проследите за погрузкой, а наш врач примет его уже в лаборатории, — распоряжается Ингрид. Она замечает у Сэма в висках датчики, похожие на те, что были у Старка. Помещение наполняется людьми. Ингрид выходит в коридор, наблюдая через стекло, как ребята Колдуэлла аккуратно перекладывают Сэма на каталку животом вниз, фиксируют в выбранном врачом положении и вывозят. Она следует за каталкой и бойкой женщиной к чёрному выходу, по дороге осматривая помещение. Большая двухэтажная лаборатория с кучей людей и техники. Росс, кажется, играет по-крупному, а Ингрид давно решил сделать пушечным мясом. Погрузка происходит успешно. Дежурившие в фургоне медики принимают пациента, мужественно скрывая неподдельное удивление — к такому они были не готовы. Ингрид прощается с врачом, и они с ребятами возвращаются к машинам. Женщина останавливается на повороте, ждёт, когда Кодуэлл пересядет к ней, а затем трогает. Она смотрит пустыми глазами на дорогу, пытаясь осмыслить увиденное. — Это огромная лаборатория, — произносит она, когда терпение друга иссякает. — Там куча людей. Уилсон в коме. На голове какие-то датчики. Ни черта не понимаю. Колдуэлл привычно трясёт головой. На этот раз они хуже, чем по уши. Всё гораздо серьёзнее. Ингрид завязывает волосы в хвост и разминает шею. За всё то время, пока она колотила грушу, лучше не стало. Годных мыслей не прибавилось, идиотских — не убавилось. Женщина растягивает руки, наблюдая за текучим потоком людей. У неё в голове каша, а в позвоночнике неприятно свербит. На арене разгораются нешуточные страсти: двое ветеранов выбивают друг из друга дурь уже минут двадцать. Ингрид следующая. Она рассматривает толпу, пытаясь угадать, кто достанется ей сегодня. Когда рефери бьёт в гонг и ветераны помогают друг другу спуститься, на арену удивительно легко для своей комплекции взлетает высокий здоровяк. Ингрид ненавидела здоровяков на ринге. Пусть они не такие ловкие, но удары у них отшибают память разом. Роджерс успевает вовремя. К самому началу. Он замечает рыжую макушку в толпе и продирается к рефери, прося замену. Тот соглашается. Стив успевает поймать Ингрид у самой сетки. — Не сегодня, — говорит он скидывая с себя куртку и передавая ей. У женщины на лице смятение: драться хочется, но не с этим бугаем. Толпа возмущённо гудит, и Ингрид уступает. Она принимает куртку и клеймит Капитану щёку на победу. Роджерс выходит на ринг с горящей щекой, разминает плечи. Толпа восторженно ревёт. Здоровяк напротив него теряется. — Капитан Америка? — запинаясь, уточняет он. — Ничего личного, — предупреждает Стив, пожимая широкими плечами. Ингрид зябко ёжится в душной толпе. Оказывается, рыцари не перевелись. Она с удовольствием наблюдает за работой Роджерса, пальцами перебирая скрипящую кожу его куртки. Удары чёткие, выверенные, отточенные. Толпа с ней солидарна. Люди приходят в неописуемый восторг. Такого давно не было. Здоровяк падает уже на первой минуте, а после трёх остаётся лежать. Капитан помогает ему подняться под бурный рёв, спускает его вниз, недовольно морщась — он бы предпочёл уйти без оваций.