***
- Мы должны были встретиться вот тут в четыре, - Еж карандашом ведет по карте, грифельный хвост едва просматривается в сумерках. У стареющего неба цвет размытых чернил. Грановский фонариком скользит по карте, напряженно о чем-то думает. Кира Ежин давит кроссовком хрустящие шишки, Каракин затягивается сигаретой. Едкий дым разлетается по ветру - перепуганные и ничего не понимающие А'шки молча греются у костра. - Игорь Аркадьевич, это я, бл...ин, ее подбил на хрень эту, - с Пашкиных губ дымовые кольца летят вместе со словами. - Хотел, чтобы вас уволили за эту...как её? За халатность, в общем. Но я не хотел, чтобы с ней... чтобы она... Там же десять минут до нас было идти! Черт! Роняет сигарету и руки прячет в волосах. А Еж впервые думает о том, какие они все ещё дети. - Она могла перепутать вот эти два поворота, - Грановский тычет в змейки на карте, жестом подзывает Ежа. - Если не вернусь через сорок минут, выведешь весь "А" класс... и тебя, Каракин, тоже, да! К электричке. Потом позвонишь в МЧС. Понятно? - Да, но... Мы с Каракиным гребаные идиоты. - Надеюсь, понятно тебе не только это.***
Грановский находит Ритку через полчаса. Замерзшую и заплаканную. С размазанной по щекам тушью и коленкой, разодранной в кровь. Сосны верхушками поддевают чернильное небо. - Савёлова, ты... Рит, ты в порядке? Садится перед ней на корточки, смотрит внимательно на то, как она жмурится на свет фонаря и... улыбается?! Улыбается, мать её, сквозь слёзы. - Я? Ужасно. Смотрите - джинсы порвала. Выдыхает. - Господи, Савёлова, ну какая же ты дура! И Ритка не помнит, в какой именно момент он резко впечатывает ее в резную кору лопатками и собственнически целует слезами полустёртые губы. Не помнит, почему вдруг целует его в ответ и прогибается в спине навстречу крепким рукам, выдавливающим содержимое ребер. Помнит, что колючий. И то, как пальцы путаются в коротких волосах, сырых насквозь. Помнит его безумные глаза и глухой голос: - Нас ждут, Савёлова. Идём. И то, как он крепко держит за руку за секунду до того, как Пашка сжимает ее в объятиях и шепчет на ухо... Ритка не помнит что. Помнит, как Пшеничная Лиза на Грановского смотрит внимательно: - Игорь Аркадьевич, у вас кровь на губе? Помнит, как он отвечает: - Царапина. Ерунда. И стирает с лица её помаду. Не помнит, что говорит ей Кира и во что кутают все вокруг. Помнит зеленую куртку от Пумы на своих плечах. Помнит, что слизанная на четверть луна сегодня особенно яркая и что А'шки еще успевают на последнюю электричку.***
В электричке тихо. Желтые лампы масляными пятнами стынут на грязных стеклах. Ритку по-братски обнимает Еж, Пашка сидит напротив, смотрит на осыпающиеся с кроссовок комки грязи и ни разу - на неё. В начале вагона Тёма пытается маме объяснить, почему он до сих пор не дома. Голинюк лихорадочно листает учебник по биологии, Лиза смотрит в окно. Грановский сидит с А'шками, забирает у Тёмы телефон и что-то долго говорит его маме, устало потирает левый глаз. А затем на Ритку смотрит. Долго и не мигая. Савёлова кутается в зеленую куртку от Пумы и пытается не плакать. На Казанский приезжают в одиннадцать.***
Еж рассказывает о случившемся тихо, чтобы Ритку в соседней комнате не будить, ага. На маленькой кухне тепло и пахнет корицей. Катя ставит чайник, слушает Киру внимательно. Узнает о существовании Пашки и о том, что Грановский директор в Риткиной, внимание, школе и много чего еще. И, разливая заварку по чашкам, думает о том, что Савёлова - просто соседка года. - А есть что-нибудь покрепче чая? - Да. Крепкий чай. Кира улыбается в ответ. У него кадык как острая бритва и теплое море недоверия в глазах. - Ладно, сейчас. И, спустя бутылку красного сухого, Катя в свои девятнадцать впервые думает о том, что зря, возможно, вот так запросто сбросила всех школьников со счетов.***
Грановский к Риткиному дому подъезжает в третьем часу ночи. Бежит взглядом по слепым окнам, а потом видит на лавочке у дома Каракина. Пашка курит, стряхивает пепел на простуженный асфальт. И машину, конечно же, узнаёт. - Не пускает? - Не пытался. - Понятно. В Пашкиных шоколадных - отчаянное сожаление и беспокойство, страх даже. Всё тем же кроссовком пепел раскатывает по асфальту. - А вы че приехали? - Не спится. - Понятно. Молчат. Луна на московском беззвездном небе отдает минималистическим шиком. - Вы... Вы это... Если исключите - пойму. Но ребят моих не трогайте, ладно? Грановский молчит в ответ, руки прячет в карманах пальто. - А за Ритку... Спасибо, в общем. О, знал бы ты, мальчик. - Не за что. Обмениваются рукопожатиями. До конца апреля восемь дней.