Есть ли что дороже / What she's worth

Так чего же он боялся? Этот вопрос преследовал Бена до самой ночи. Свет был потушен, комнату освещала только луна за окном. Бен вытянул руку со свеженаложенными пластырями и сжал пальцы в воздухе, будто хотел поймать серебряный луч. Сколько он так пролежал в постели, лениво делая то одно, то другое, пока обдумывал дядин вопрос? Очень долго. Столько, чтобы найти не один, а несколько ответов. Он боялся, что окажется недостойным носить имя Скайуокера. Боялся стать изгоем. Боялся того, на что был способен. И на что не способен. Что ему не хватает самообладания. Вытянутые пальцы сжались в кулак, он опустил руку и накрыл ею глаза. Столько страхов. Слишком много. И это существо. Призрак из детства. Монстр, про которого мама говорила, что его нет. Бен перестал рассказывать ей про него, едва уяснил, что для матери оно — плод разыгравшегося воображения напуганного ребёнка и что никаких других объяснений она не примет. Но Рей слышала голоса... Он убрал руку с глаз и уставился в потолок. Рей. Он не подоткнул ей одеяло. Не рассказал сказку на ночь. Не убедился, что она выпила на ночь стакан тёплого голубого молока. Вот и к лучшему, решил он. Вряд ли сегодня он в настроении как следует о ней позаботиться. Ещё через час его веки наконец отяжелели и закрылись, и он погрузился в глубокий сон. Вот ещё чего он боялся. Спать. Во сне он был беззащитен. Во сне к нему подбиралось оно. Вот и в этот раз он очутился в полутёмном, похожем на пещеру зале. Обезображенное шрамами существо возвышалось перед ним на троне. Чего ты боишься больше всего? Вопрос дяди вновь раздался в голове. Вот чего, подумал он, с дрожью окидывая взглядом гигантского монстра. Он боялся этой... этой... твари. Этого урода, который водил глазами-бусинками, оценивая Бена, как хищник жертву. Бен набрал воздуха. Нельзя бояться. Надо перестать бояться. — Кто ты? — выдавил он наконец и удивился своему громкому и ровному голосу, который гулко отдался по всей пещере, как далёкий раскат грома. — А, понятно.... — проскрежетало существо, покивав; судя по тону, ему было... забавно? — Значит... наконец набрался храбрости поспорить со мной, дорогой мальчик? Бен постарался сдержать дрожь в коленях, которые норовили подогнуться. — Кто ты? Существо криво улыбнулось, выражение его лица, такое обманчиво ласковое, стало только неприятней от натянувшегося шрама. — Тот, кто принимает тебя таким, какой ты есть. — Откуда тебе знать, какой я? — Я наблюдал за тобой. Из тени. Я всегда был рядом. Существо на троне слегка подалось вперёд. Волоски на руках у Бена встали дыбом, но он не сдвинулся с места. — Всё ещё не понимаешь, дорогой мальчик? Это же ты позвал меня. Бен сморгнул. — Что? — Тьма в тебе... — Существо на миг запнулось. — И свет. Ты, в котором обе стороны Силы равны. Ты даже не представляешь наполняющую тебя мощь... и её притягательность. Оно протянуло руку и провело длинными пальцами по воздуху рядом со щекой Бена; тот отшатнулся и испытал вдруг острое желание отмыться. — Я мог бы научить тебя, как взнуздать эту мощь, — проскрежетало существо, сжало пальцы в кулак и потрясло им для убедительности, — и ты превзойдёшь величием дядю и даже деда. Низкий гул отдался эхом в пещере, в которой вдруг ожил образ Анакина Скайуокера. Это картины дедовых подвигов во время Войн клонов, сообразил Бен. Их величие. Их ужас. Радость победы. Боль поражения. Но мощь... какая же была у Анакина мощь. Хоть перед Беном мелькали лишь бесплотные образы, он всё равно ощутил её. Ощутил её ток в собственных жилах. Абсолютную мощь в самом себе. И её притягательность. — Твой дед, как бы велик он ни был, так и не смог полностью раскрыть свои возможности. Картины прошлого растаяли по взмаху иссохшей руки, и перед Беном развернулись образы недавнего времени — более мучительные. Отец с его постоянным отсутствием дома. Мать с её поспешными суждениями. Дядя с его недоверием. Вся его семья... страх всего мира перед ним. — Они не понимают и не ценят тебя так, как я. Они помешают тебе идти вперёд... — Голос существа раздавался совсем рядом; подняв взгляд, Бен увидел, что оно склонилось к нему так низко, что можно было разглядеть каждую впадину, каждое пятно, каждую складку, каждую искажённую черту на сероватой коже. — Так магистры джедаи со своей недальновидностью мешали идти вперёд твоему деду. Мощь... абсолютную мощь можно обрести, лишь перестав бояться тьмы. Позволь мне... обучать тебя... Бен внимал каждому слову. Цеплялся за них, сам того не желая. Как бы тошно ему ни было признать, но часть его готова была открыться навстречу новой правде. И всё же... — Что, если мне не нужна эта мощь? Губы существа разомкнула улыбка, на этот раз ещё более жуткая. — Тогда из-за твоего эгоизма галактику ждёт хаос. Ещё один взмах иссохшей руки, и Бена вновь окружили кошмары его детства: межпланетная война, охваченные огнём города, изуродованные трупы на улицах; разумные существа с разных планет бьются насмерть, не считаясь с потерями, ради своих корыстных интересов. Вонь опалённой и гниющей плоти наполнила ноздри. Он поперхнулся и отвёл взгляд. Откуда взялся этот запах? Как он мог чувствовать жар огня? Испытывать ужас? Разве это не сон? — Загляни в себя, Скайуокер. В глубине души ты знаешь: так всё и будет, — проскрежетало существо со своего трона. — В галактике разлад, понадобится кто-то сильный, кто остановит эту анархию. Вернёт порядок. Только я могу провести тебя этим путём... сделать достаточно могучим, чтобы ты мог исполнить своё предназначение. Если бы ты только впустил меня... Острые, как скальпель, щупальца царапнули край его разума. Они пронзили его, проникли внутрь и двинулись дальше. Бен вскинул руки к голове и закричал; скрежет в его голове перерос в рёв. Боль... боль... откуда могла взяться такая чистая, такая реальная боль? Неужели... неужели это происходило на самом деле? Нет, нет. Он решительно тряхнул головой. Всё это сон. Его сон. Он сможет им управлять. Сможет его изменить. Он крепко зажмурил глаза, сосредоточился и попытался защититься от нападения монстра всеми средствами, какие у него были. Воспоминания о дяде Чуи, который катает его на закорках, подкидывает высоко в небо и всегда ловит. О маме, которая поёт ему "Свет луны" — колыбельную с её давно погибшей родной планеты Альдераана. Об отце... Тот сажал Бена на колени, и они вместе летели на "Тысячелетнем соколе", и отец довольно улыбался, когда сын широко распахивал от изумления глаза при виде потоков звёзд вокруг в момент гиперпрыжка. Боль начала стихать, и лицо Бена расслабилось. Жгучий жар спал и стал теплом, напоминающим материнские объятия. Вдали послышался смех отца. Пение мамы. Добродушное подвывание дяди Чуи, которое становилось всё громче, и громче, и... Вопль. Мучительный вопль вуки. Бен поднял глаза и с ужасом увидел, как Чубакка катается по земле, пытаясь сбить охватившее его пламя; вонь опалённых волос и горелой плоти разнеслась в раскалённом воздухе. Он увидел, как к Чубакке бежит мать. Раздался выстрел; зияющая обугленная дыра в её груди обожгла Бену взгляд; раскрыв в немом крике рот, Лея, не смыкая век, упала на землю. Затем появился его отец, Хан Соло. Он подбежал слишком поздно и опустился на колени, чтобы обнять мертвую жену. Рядом огонь всё ещё терзал тело его лучшего друга. — Твой дядя вуки не спасёт тебя... — прошипело существо из-за спины. Бен не обернулся. Не мог пошевелиться. Не мог оторвать взгляд от ужасного зрелища, которое разворачивалось перед ним; горячие слёзы туманили взор и скатывались по щекам. — Твоя мать не спасёт тебя. И твой отец, Хан Соло... — В голосе существа явно послышалось презрение. — Он тоже тебя не спасёт. Да и мог бы он? Он такой заурядный и недостойный; всего лишь средство, благодаря которому ты появился на свет. Но именно из-за него ты чувствовал себя выродком; он больше всех боялся тебя; он не подпускал тебя к себе и сам держался от тебя подальше. Образы растаяли в клочках дыма, которые закрутились, завертелись и наконец приняли облик существа; на этот раз оно оказалось ростом с человека. Его тёмные длинные одежды скользили по гладкому полу. — Дорогое дитя... — Оно подошло к нему. — Я единственный, кто действительно понимает и принимает тебя таким, какой ты есть... единственный, кто всегда был рядом, кто ждал в тени, пока ты осознаешь, в чем состоит твоё предназначение... Бен не двигался. Не мог. Он дрожал всем телом и едва не терял сознание. Мысли путались под впечатлением от охваченного пламенем дяди Чуи; очертаний безжизненного тела матери; казнящего взгляда отца. Щупальца вновь царапнули его разум, и он не стал от них отбиваться. Не видел смысла. Он низко повесил голову перед лицом своего кошмара и сцепил зубы, пока длинные пальцы ощупывали ему голову, насылая волнами боль. Существо право. Никто и ничто не сможет его спасти. Даже несколько чудесных воспоминаний, связанных с семьёй. Какой же он дурак, если думает, что сможет отбиться. Да и есть ли смысл? Его родные уже и так видят в нём слишком много тьмы. Боятся её. Так зачем бороться? Зачем бороться, если гораздо проще уступить, гораздо проще сдаться и покончить с болью? — Бен... Он распахнул зажмуренные глаза. Существо оторвало от него взгляд и принялось оглядываться по сторонам. Оно... растерялось? — БЕН! Бен сделал глубокий вдох; лёгкие горели; пришлось сесть и отдышаться. В голове пульсировала кровь; от непрестанного стука в дверь было только хуже. Дверь. Он в своей комнате. В академии. Снова настойчивый стук. Как дубиной с ржавыми шипами по голове. Бен зарычал, ринулся к двери и ударил кулаком по пульту управления. Мускулы сжались, плечи напряглись, голову когтями терзали ярость и боль. Он прикончит того, кто стучит. Голову оторвёт, руки повыдергает... Дверь отъехала в сторону и он заорал: — КАКОГО ХРЕНА ТЕБЕ НАДО?! — Б... Бен... Словно тёмная пелена спала с его глаз при звуках этого голоса, но он ещё несколько раз сморгнул, прежде чем разглядел черты мертвенно-бледного лица Рей; непослушные пряди её каштановых волос упали на подрагивающие плечи; руки крепко сжимают Куклу Папу. Он почти слышал, как под длинной ночнушкой стучат её коленки. — Р-Рей... — проговорил он сквозь сцепленные зубы неожиданно злобным тоном. Он был зол. Сильно зол... на Рей. С чего?! — Чу-чудище... Он вперил в неё взгляд, сузил глаза, сжал кулаки. — Как ты меня назвала? Но Рей глядела мимо. Она медленно подняла руку и указала... Ему за спину. Он крутанулся на месте. Показалось, что на миг он успел углядеть клок дыма, в котором расплылись покрытые шрамами черты и кривая усмешка, но взмах ресниц — и всё пропало. Вместе с головной болью. И злобой. Всё прошло. Выдох облегчения был таким долгим и глубоким, что закружилась голова и пришлось ухватиться за стену. Неужели только что... он в самом деле ненавидел Рей? Настолько, что ему... ему хотелось... ударить её? Он затряс головой, но от того, что ему могло прийти в голову обидеть Рей, стало ещё более тошно. Он не мог... он бы не стал... В желудке что-то перевернулось, Бен бросился назад в комнату и успел добежать до ванной, где его стошнило остатками ужина. Даже когда в желудке уже ничего не осталось, тело продолжали сотрясать спазмы; и тут маленькая ручка принялась похлопывать и поглаживать его по спине. — Бен, ты заболел? Позвать медицинских дроидов? — Нет, нет. Сейчас пройдёт. Тяжело дыша, он поднялся на нетвёрдых ногах и спустил воду. Не смея взглянуть на Рей, он перебрался к раковине, чтобы умыться холодной водой. — Это всё из-за чудища? Бен, который в эту секунду вытирал губы, так и замер. Затем он повернулся и посмотрел на неё. — Чудище? Она кивнула. — Оно было позади тебя. Со шрамами. Бен упал на колени. — Погоди... погоди... ты видела... каким оно было?.. Голый череп, перекошенное лицо и длинный тёмный балахон? Рей снова кивнула. Бен похолодел, а потом его бросило в жар. Существо. Монстр, про которого мама говорила, что это только сон. Монстр, про которого отец говорил, что всё это только у него в голове. Рей его видела. Он раскрыл рот, но никак не мог собраться с мыслями. От потрясения. Как Рей могла видеть то, что все считали лишь плодом его воображения? Олицетворением его страхов? Неужели... его сны... его кошмары... происходят наяву? Бен осел по стенке; его накрыл ужас, последние силы оставили. Всё это было наяву. А видения?.. Война... смерть... его судьба... то, о чём говорило существо... всё это тоже было явью? Он с трудом сглотнул и осторожно спросил: — Рей... чудище... ещё здесь? — Нет. — Она помотала головой. — Теперь мы одни. Он хотел снова сглотнуть, но захлебнулся всхлипом. Сделал вид, что закашлялся, но чем дальше, тем больше это походило на сдавленный крик, а потом он почувствовал знакомое жжение в глазах. Послышалось быстрое топанье ножек по кафелю, затем Рей обхватила его руками за шею, и он почувствовал тепло её щеки на своей холодной коже. — Не бойся, Бен, — прошептала она. — Я чувствую то же самое. При этих словах Бен только шире раскрыл глаза. От чувства, которое поднялось в груди. Он так давно не испытывал его, что не сразу узнал это чувство. Он был в покое и безопасности. Именно тогда его и поразило: он вдруг понял, что существо не могло до него добраться, пока Рей была рядом. Голоса пропадали. Тёмные тучи отступали перед светом. С Рей не было грусти; не было боли. С Рей он чувствовал себя... под защитой. Самообладание покинуло его, и, прижав Рей к себе, он разрыдался ей в плечо. Бен не был больше пятнадцатилетним юношей — он вновь стал маленьким мальчиком, который плачет на руках у мамы, а она его укачивает. Когда крохотные пальчики Рей погладили его по голове, совсем как когда-то мама, его пронзила жестокая ирония этого: не взрослые в его жизни, а пятилетняя кроха была единственной, кто понимал и защищал его, кто стал ему семьёй даже без кровного родства.

***

Лея Органа поднялась с постели и выглянула в окно; на Хосниан Прайм начинался новый полный событий день. Она поморщилась. Этим утром восход солнца над городскими небоскрёбами не показался ей прекрасным. К её досаде, он лишь напомнил, что борьбу за драгоценные часы сна она проиграла. С глубоким вздохом она накинула халат и пошла на кухню. Эхо шагов отозвалось по всей просторной квартире, в которой она жила когда-то вместе с Ханом и Беном. Теперь она здесь одна, и ей вдруг захотелось крепко обхватить себя руками. Лея налила себе кафа, отнесла дышащую паром кружку в домашний кабинет и взялась просматривать на датападе отчёты и списки дел. Никак не получалось сосредоточиться — и не из-за нехватки сна. Мыслями она была далеко; в другой системе, если быть точной. Она отложила планшет и потёрла переносицу. Бен. В какой же момент у неё с ним не заладилось? Много лет она старалась поступать, как будет лучше для него, но ожидания не оправдались. Старалась быть матерью, женой и сенатором одновременно — и, как показал прошлый вечер, это ей тоже не удалось. Вышло скверно. Да ещё эта тень — дурное предчувствие, знакомое ей с того дня, когда она впервые благодаря Силе ощутила сына — ещё у себя в утробе. С тех пор оно посещало её много раз: когда у него случались вспышки гнева, когда из-за кошмаров он просыпался среди ночи, когда орал на них с Ханом. Ещё когда Бен был совсем маленьким, ей часто приходило в голову отослать его на обучение к Люку. Тот изгнал бы из него то, что Дарт Вейдер — её отец и его дед — мог передать ему. Однако материнская интуиция всегда останавливала её. Она не могла отпустить сына. Даже мысль об этом была для неё невыносима. Быть может, она совершила ошибку, отослав его к Люку слишком поздно? Голограмм-проектор на столе запищал и замигал. Она повернулась посмотреть, кто вызывает: Хан или кто-то из подчинённых? — и замерла. Вызов был из академии Люка. Не может быть... или? Она нажала кнопку приёма и с изумлением увидела в голубоватой туманной проекции своего единственного сына. — Ммм... доброе утро, мам. — Доброе утро, — только и вымолвила Лея. Этого она не ожидала. В предыдущий раз, когда разговор с Беном закончился далеко не на дружеской ноте, им вновь довелось поговорить лишь спустя несколько месяцев — да и то вызывал не он. Она молча разглядывала его. Затем сдержанно отметила: — Судя по твоему виду, ты хорошо выспался. — М-м-м... да. Выспался. — Он смущался и сутулил плечи, словно норовил сложиться внутрь себя, и у Леи зазвенела в душе струнка; Бен — её малыш Бен — всё такой же нескладный. — Я... м-м-м... давно так хорошо не спал. Вчера... м-м-м... не было кошмаров. То есть один был... — Он вздрогнул и продолжал: — Но потом приснился хороший сон. — Так у тебя... продолжаются кошмары? — У Леи оборвалось сердце. Она знала об этих кошмарах. Когда Бен был маленьким, он описывал ей монстра со шрамами, в длинных одеждах, но они с Ханом приписывали это стадии, через которую проходят все дети. Так им говорили врачи. С тех пор она особо об этом и не вспоминала: когда Бену исполнилось лет девять-десять, он перестал рассказывать о монстре. Если подумать, как раз примерно в это время он и начал бунтовать... — Что ты в них видел? — Об этом не волнуйся, мам. — Он покачал головой и впервые широко улыбнулся. — Теперь у меня всё хорошо. И, думаю, так теперь и будет. Я просто... я просто позвонил, потому что... — Улыбка сошла с его лица, и Лея затаила дыхание. — Прости, мам. Я... неуважительно и грубо себя вёл и был к тебе несправедлив. Наговорил тебе всего... Прости. Лея попыталась сохранить невозмутимый вид, но было поздно: глаза расширились от удивления. Сюрприз нельзя было назвать неприятным, но немедленно придумать ответ не получалось. Тогда она сделала два глотка кафа, не сводя с сына взгляда. Тому с каждой секундой явно становилось всё больше не по себе. Наконец она вздохнула и опустила кружку. — Признаюсь... могло показаться, будто для меня есть вещи поважнее собственного сына. И за это... прости. — Я понимаю, — быстро ответил Бен. — Ну... сенаторские обязанности и всё такое. — Бен... — Лея наклонилась вперёд и сама не заметила, как вцепилась пальцами в подлокотники кресла. — Ты правда не рад, что мы отправили тебя туда? — Я... был не рад, — признался он. — Но всё не так уж плохо. Здесь есть с кем подраться. — Бен. — Да шучу, мам. — Он улыбнулся, и, глядя на его лицо, Лея вспомнила, как сын, бывало, возвращался с прогулок с мальчишками и хвастался победами, а Хан похлопывал его по плечу. Она, конечно, ругала его за драки, но в глубине души была довольна. Хорошие были времена... Дверь её кабинета отъехала в сторону, и размышления Леи прервало знакомое громыхание металлических ног. Она мысленно застонала. Судя по виду Бена, он не меньше её был раздосадован вторжением. — Доброе утро, принцесса Лея, — послышалась за спиной болтовня Си-Трипио. — Разбираетесь с делами, как вижу? Неужели это юный мастер Бен? — Трипио встал рядом с Леей и ткнул пальцем в проекцию Бена. — Доброе утро, мастер Бен! Это я, Си-Трипио. Вижу, вы уже отрастили падаванскую косичку, но должен сказать, она вам не очень... — Трипио, зачем ты пришёл? — вмешалась Лея. Если его не остановить, дроид мог кого угодно заболтать насмерть. — О, да, да. — Трипио развернулся всем туловищем к ней. — Я пришёл напомнить вам о деловом завтраке в резиденции сенатора Вариш Викли, который состоится ровно через час. Вам пора готовиться, нельзя заставлять сенатора ждать. Деловой завтрак. Точно. Лея уже собиралась вставать, как вдруг остановилась и посмотрела на Бена. — Ничего, мам. — Его улыбка стала чуть более натянутой, но лицо выражало понимание, на которое, она думала, сын был не способен. Теперь он не был похож на сердитого подростка, с которым трудно найти общий язык. В эту минуту он выглядел молодым взрослым. — Иди, готовься. Я и сам скоро пойду завтракать. — А знаешь что, Трипио? — Лея повернулась в своём вращающемся кресле — том самом, на котором много лет назад любил крутиться Бен, — и с улыбкой посмотрела на дроида-секретаря. — Позвони Вариш и передай ей мои извинения. Скажи, что я решила позавтракать с сыном. Она вновь развернулась к Бену и по его широкой улыбке поняла: сколько бы ошибок в отношениях с сыном она ни совершила в прошлом, сегодня она сделала правильный выбор.