Малфой

Любовь не может быть ни счастливой, ни несчастливой. Она невыносима в любом случае. Евгений Гришковец

      Как бы иронично, избито и неправдоподобно оно не звучало, но Люциус Малфой любил свою жену. Иначе бы ни за что не женился на девице из рода Блэк. И не по причине дурной репутации двух её старших сестёр, а потому что в комплекте с этой фамилией всегда шел какой-нибудь заскок. Вопрос был лишь в том какой и в чём он будет выражаться. Сомнений в том, что все Блэки – сумасшедшие не было.       Зная об этом, Люциус сознательно и старательно держался подальше от этой семейки. Но нет же, угораздило!       Называется, влип, так влип, и ничего уже не поможет. Нарцисса поселилась в его сердце, душе, доме, спальне – везде. И деваться от этого было некуда. Вариант с самоубийством Малфоя не устраивал, поэтому оставалось мириться и обороняться. Потому что единственное, что в Нарциссе не соответствовало её семейству – это цвет волос. Ну, ещё умение вести себя на людях прилично, немного. Всё остальное…. Лучше не говорить, чтобы не расстраиваться лишний раз.       Утешало лишь то, что в отличие от той же Беллы придурь у Нарциссы была безвредной. Максимумом её кровожадности были вредители в саду, с уничтожением которых Люциус был согласен.       Ко всем остальным формам жизни она относилась с сочувствием. Как-то раз Люциус даже застал её за дилеммой не отобрать ли у замкового кота честно пойманную мышь! От того, что та видете ли «такая симпотяжка» и «жалко, живая же». Закончилось рассуждение всё же тем, что так как их интересы слишком пересекаются, мышке придется умереть. Ничего не поделаешь, так что кушай, Лори, кушай, приятного аппетита.       Бедняга Лори аж чихнул от их вздохов, а Люциус поспешил увести жену вон, дабы закончить этот фарс.       Страдал от чудачеств Нарциссы в основном сам Люциус. Лори как он догадывался, жена любила больше, а в Драко так и вовсе души не чаяла.       Каждый раз, когда Люциусу казалось, что он ко всему готов и его больше нечем удивить и вывести из себя, Нарцисса находила способ внести разнообразие в их семейную жизнь. То выпрыгивала из-за кресла и хватаясь за его волосы творила с ними нечто невообразимое, отвлекая от работы. То подсовывала что-нибудь «особенное» и «очень полезное» в чай. То ещё что-нибудь.       Люциус неизменно вздыхал, мысленно считал до десяти(или до ста, если жене удавалось нечто всех «удачное»), после чего поворачивался к ней, получал свои объятия и поцелуй, проникался нежностью к этой дурехе и прощал ей всё и ещё чуть-чуть. В конце концов, он её любил, и Нарцисса отвечала ему взаимностью, пусть от этого и не становилось легче с ней жить.