〄〄〄
Именно Зейн принимает решение оставить транспорт в нескольких милях от порта. Безжалостно отрезает попытки Гарри протестовать острым взглядом и глушит мотор мотоцикла. Пока Луи тяжело выбирается наружу, измождённый пережитой болезнью, Гарри наблюдает за новым лидером. Вдвойне тяжелее видеть Зейна во главе их отряда именно потому, что это напрямую связано с состоянием его парня. Будь Томлинсон собой он бы ни за что не позволил чужаку командовать. Но Луи подобен осеннему листу на тонкой ветке дерева: он дрожит от поднявшегося ветра и цепляется изо всех сил, лишь бы не быть унесённым прочь. Гарри старается скрыть трепет и жалость, которые вызывает у него вид пары, но Луи чувствует. Это видно в слегка отсутствующем взгляде, в сильной хватке пальцев. Он сжимает протянутую Гарри ладонь с отчаянием, замешанном на надежде. Зейн ставит мотоцикл на подножку. Почти механическое, доведённое до автоматизма действие так подходит выражению его лица. Холодно красивый, безупречный, словно камень. Вереница заражённых, тянущихся вслед автомобилю настигает. Звук проезжающей машины собрал с полей и прилегающих редких домов тех, кто пытался укрыться от инфекции в более безлюдной местности, но безрезультатно. Первые человекоподобные монстры показываются из-за угла здания в конце улицы. Гарри обхватывает Луи за талию и сквозь ткань и кожу чувствует биение его сердца. Оно родное и такое близкое. В этот момент, когда они выходят на финишную прямую в этой гонке со смертью, когда она больше не прячется в темноте, а открыто преследует, Гарри отбрасывает всю шелуху, все лишние сомнения. — Мы справимся с этим, — тихо говорит он. Родной запах Луи, а также вся грязь, пот и кровь, осевшие на его коже наполняют лёгкие. Гарри чувствует уверенность в каждом их действии и действительно верит в то, что говорит. — С этим и всем, что ещё готова подкинуть нам жизнь. Луи только кивает, но в голубых глазах больше нет той мутной тоски — взгляд вновь горит непокорством. Медленно, но его любимый возвращается к нему. — Не нужно, не выключай, — Зейн кладёт свою руку поверх руки Лиама на ключе, совершенно не смущаясь и не опасаясь, что тот оттолкнёт. — Оставь машину на холостом ходу. — Зачем? — удивляется Лиам, но ключ не поворачивает. — Она остановит тех, кто преследует звук мотора последнии мили. Так что нам не нужно будет беспокоиться о хвосте. — Но останутся те, кто впереди, — замечает Саманта, поправляя сумку через плечо. И правда, из-за зданий впереди, похоже офисных или складских помещений, привлечённые шумом ковыляют изломанные фигуры. Гарри оглядывается, чтобы убедиться — их действительно становится всё больше вокруг. — Нужно торопиться. Рюкзак Зейна самый огромный, набитый до упора полезными вещами и едой. Где-то в недрах этого рюкзака, а может в одном из карманов куртки, которую он не снимает, хранятся ключи от яхты. Гарри поддерживает Луи и старается не сбиваться с шага. Лишь то, что Лиам идёт позади, успокаивает. Давший понять вчера, что готов бросить любого, Зейн не может бросить свою пару. Только несколько инфицированных оказываются достаточно близко, чтобы разглядеть их фигуры в мутном сумраке рассвета. Они увязываются следом, но кровоточащие, израненные ноги не в силах соперничать с человеческой выносливостью. Медленно, но верно, они отстают всё сильнее. Основная толпа облепляет работающий мотором автомобиль, как мошкара бы облепила светящий в парке фонарь в середине лета. Гарри не оборачивается, не хочет смотреть на количество инфицированных людей, которые никогда не смогут спастись. Их ждёт только смерть и разложение, и судя по отголоскам чувств, которые Луи пытается запихнуть в самый тёмный угол своей души, смерть для них — милосердие. — Пристань, на которой стоит яхта одного из моих клиентов, находится в нескольких милях в сторону города, — снисходит до объяснений Зейн. — Элитный клуб располагается поодаль от жилых домой, но вокруг полно ресторанов и дорогих магазинов — там может быть скопление инфекции. — Твой клиент ждёт нас на борту или встретит недалеко от яхты? — зачем-то спрашивает Найл. Гарри мысленно проклинает его за недогадливость, когда Зейн отвечает: — Я выполнил работу, данную мне заказчиком, — последнее слово он выделяет голосом, и уже ни у кого не остаётся сомнений, в том, что Зейн имеет ввиду, — поэтому клиент мёртв. Резкий стук сердца в ушах, короткий встревоженный взгляд от Луи заставляют Гарри чувствовать себя виноватым в том, что он не в силах исправить. Он не комментирует ситуацию, не пытается успокоить своего парня, только всё так же поддерживает за талию, помогая идти. Сейчас им этот разговор ни к чему — Зейн останется профессиональным убийцей, сколько бы Гарри и Луи не спорили по этому поводу. А так же останется парой Лиама, что автоматически исключает возможность бросить его и следовать дальше самим. Да и какие у них варианты без него? Совсем скоро опустевшие склады остаются позади. Гарри отмечает, что удача определённо на их стороне — за всё время пути им не встречается заражённых или обезумевших выживших. Солнце поднимается медленно, почти лениво, словно не желает бросать свои позолоченные лучи на творимое в этой части света безобразие. Впереди открывается асфальтированная стоянка для дорогих автомобилей — самих машин не насчитать и десятка на открытой, размеченной указателями местности. Позади — фешенебельное здание клуба, как понимает Гарри по красноречивой надписи на фасаде кипельно-белого дома в три этажа. — Золотой парус, — читает Найл. — Нам туда? Кивок Зейна служит ему ответом. Лиам подтягивает лямку сумки, Гарри удобнее перехватывает Луи за талию. Сперва осторожно, потом всё увереннее, они тащатся по прохладному после ночи асфальту по парковке, но не в сторону яхт-клуба, а к пристани, не отводя взгляда от чёрных створчатых окон, как нельзя больше походящих на ряд разинутых при виде восходящего солнца ртов. Тягуче медленно течёт время, запертое между прохладой ночи и жаром поднимающегося солнца. На продуваемой солёным бризом открытой местности Гарри чувствует тысячи глаз, глядящих в его спину. Он крутит головой, в попытках увидеть эту неясную угрозу, от которой ледяные мурашки бегут по спине, но на парковке кроме них никого. — Мне тоже не по себе, — признаётся Луи. — Не может быть всё так просто. — Всё, что мы пережили, добираясь сюда, было далеко не просто, — сварливо напоминает Найл. Плеск воды приближается. Мерно покачиваются на волнах несколько красивых яхт, все остальные места пусты. Один из белых бортов, с витиеватыми надписями названий, терпеливо дожидается именно их. Твёрдое серое покрытие парковки меняется на чуть слышно скрипящие доски пристани, и именно в этот момент, когда спасение оказывается так близко, на расстоянии пары футов — Зейн оборачивается. Он смотрит Гарри в глаза мгновение, будто решает не сложную задачу на смекалку, а потом рушит своими словами только найденное спокойствие. — Закидывай своего парня в лодку и пойдём со мной. Всколыхнувшаяся паника ледяными брызгами остужает загоревшееся чувство радости. Свобода от страха, маячавшая так близко, что рукой подать, вновь растворяется в тумане неопределённости. Гарри медленно снимает руку Луи со своих плеч, но продолжает бережно поддерживать его уставшую, едва стоящую на ногах фигуру. — Ты ведь не собираешься подчиниться? — с надеждой спрашивает он. Пальцы переплетаются с пальцами Гарри в какой-то мёртвой хватке, с отчаянием и остервенением. — Он не пойдёт! — протестует Лиам. Так они и замирают на покрытых светлой краской досках причала. Ветер треплет волосы, и они то и дело, попадают Гарри в глаза. Он часто моргает — от этого мир вокруг теряет контуры и плывёт. Паника Луи дрожью ползёт от кончиков пальцев Гарри и выше. Он боится, что когда она достигнет груди и смешается с его собственным беспокойством, он не сможет держать себя в руках. Слабость не то, что они могут позволить себе сейчас, когда от спасения отделяет лишь приказ Зейна. — Нам нужна питьевая вода, иначе мы умрём от жажды. Я не пойду один, потому что не доверяю никому из вас, — поясняет Зейн, указывая на Гарри пальцем в кожаной перчатке. — Поэтому я возьму его. — Возьми меня! Пальцы впиваются в отворот куртки, Лиам тянет Зейна на себя. Тот спотыкается от резкого движения, поднимает взгляд, полный неконтролируемой ярости. Гарри боится за друга, их новый знакомый — огонь в своём самом первобытном и естественном состоянии. Он сожжёт их всех без разбора, ярко вспыхнув, и выгорит сам до конца. — Ты, мой возлюбленный, — тихо, но от этого ещё более жутко и внушительно произносит Зейн, — останешься на лодке с Луи и девушками. С силой сжав запястье Лиама, он убирает руки от своей одежды, толкает друга Гарри назад. — Я не могу растрачивать своё внимание на беспокойство о тебе. Я должен быть собран. В его словах есть логика: Гарри видит холодный расчёт, выверенное решение. Зейн продумал эту последнюю вылазку, выбрал наиболее подходящего партнёра. Где-то внутри, слишком глубоко, чтобы действительно серьёзно отнестись к этой мысли, но всё же есть удовлетворение и гордость — запертый в тени решительного и смелого Луи, сейчас Гарри может стать тем, кто готов на подвиги, чтобы спасти близких. — Всё правильно, — медленно и с расстановкой произносит он, но голос не дрожит, и с каждым словом Гарри продолжает всё увереннее. — Мы ненадолго. Туда и обратно. Ладонь замирает на щеке, когда Гарри приближает своё лицо к лицу Луи. Поцелуй поверхностный. Лёгкое касание губ, и мгновение останавливается. Сердце Гарри отсчитывает секунды ударами, пока он вдыхает солёный морской воздух в лёгкие, пропитываясь близостью своей пары. — Позволь мне защитить тебя, — не открывая глаз Гарри прижимается лбом ко лбу Луи и шепчет, горячо умоляет. Он действительно желает, чтобы Луи принял его решение. Когда Гарри отстраняется, он видит поджатые в неуверенности губы и грустные, полные блестящего беспокойства глаза. Но слова, что произносит Луи, благословляют: — Будь очень осторожен и вернись ко мне. — Тогда и я пойду, — встревает Найл. Зейн лишь раздражённо фыркает, не отказывая, но и не соглашаясь. Подошвы обуви глухо стучат по доскам пристани, когда они покидают её, возвращаясь вновь к твёрдому асфальтированному пространству парковки. Гарри не волнуется о друзьях, уже оказавшихся в безопасности; он видел, как Зейн вложил в ладонь Лиама брелок с ключами. С едва заметного возвышения, на которое они поднимаются, чтобы достичь здания яхт-клуба, открывается вид на прибрежный городишко, такой сонный в лучах восходящего солнца, что он едва ли заметил их приезд. Вдалеке Гарри видит прямые стрелки улиц, уходящие вдаль вереницы фонарных столбов. К его радости и спокойствию, он не видит мельтешения или любых признаков жизни, грозящих им смертью. Зейн молча даёт сигнал ждать и удаляется в сторону открытых нараспашку дверей здания. Утро разгорается в небе, предвещает ещё один летний день, который, как Гарри надеется, станет последним на сожранной инфекцией земле. — Я тут что подумал, — прерывает молчаливое созерцание Найл. — Ну уплывём мы с этого берега, а как до другого то добраться? Как ни крути мы все подохнем: не окажемся в пасти зомби, так утонем в океане. В своей ворчливой манере он хмурится, пророчит худшее. Но внутри Гарри каменная уверенность. Возможно этим чувством он обязан безопасности Луи — знание, что его пара больше вне смертельной опасности прибавляет сил. — Океан пересекать не придётся. — Как это не придётся? А как же Англия? Как же дом? Найл волнуется, и от его опасений по поводу далёкого плавания нет и следа. Глядя на такое знакомое, возмущённо недовольное выражение лица Хорана, когда в голубых глазах сверкает лишь негодование, а не ледянящий душу ужас, Гарри улыбается. Может и не так сильно они изменились, пройдя через ад. — Я спросил вчера у Зейна как без нужной подготовки и знаний мы можем переплыть океан. — Ну и? — подгоняет Найл. На его щеках румянец волнения, а на коже появляется первая испарина. Солнце уже достаточно высоко, чтобы они вновь почувствовали, что лето в этой части Америки жаркое. — Он поднял меня на смех, — отрешённо улыбается Гарри. Ему не обидно из-за злости и пренебрежения Зейна. — Сказал, что мы просто идиоты. А потом всё-таки объяснил по-человечески: мы поплывём на Кубу. Довольно громкий звук нарушает тишину мягкого, солнечного утра в опустевшем прибрежном городе. Оба друга вздрагивают от неожиданности, но это всего лишь их предприимчивый тёмный попутчик. Он возвращается и тащит за собой подъёмник, заставленный пластиковыми ящиками с водой. Солнце затевает игру с металлическими крышками дорогой минералки тут же, и блики разлетаются по чёрной куртке Зейна, словно дискотечные блёстки. — Теперь и мне кажется безрассудством мысль, что мы можем попасть в Англию прямо отсюда, — признаётся Гарри. — Зейн говорит, у него есть связи в Гаване. Нас переправят в Европу. — Ты веришь ему? — Найл оборачивается и с нечитаемым выражение лица наблюдает за приближающимся Зейном. — У нас нет причин сомневаться в нём. — Их миллионы, вообще-то, — возражает Найл. — Ну ладно, я перефразирую, — не сдаётся Гарри. — У него нет повода бросить или подвести свою пару. Возможности продолжить спор нет — Зейн уже совсем рядом. Бутылки чуть заметно звенят, соприкасаясь стеклянными боками в такт его шагам. Когда он останавливается рядом с ними звон затихает, и на территорию яхт клуба вновь опускается густая, удушливая тишина. Никто не желает её нарушать, и не сговариваясь, не обменявшись ни словом, они просто направляются обратно в сторону пристани. Воздух пропитан едкой солью и тяжёлым запахом асфальта. Сами по себе ароматы нейтральны, не вызывают отвращения. Но они маскируют другой запах. Лёгкую вонь гнильцы, долетающую с ветерком из города. Гарри зябко передёргивает плечами, когда понимает, что чувствует запах тысяч заражённых и ещё более огромного числа мёртвых. — Зейн, слушай… Найл оказывается безжалостно прерван. — Нет, слушай ты! Слушайте оба! Едва заметное гудение, на грани слышимости человеческим ухом распространяется по небу. Гарри оборачивается к городу, поднимает взгляд вверх. Пока всего лишь точка в лазури неба, но грохот нарастает. Точка быстро увеличивается в размерах, и уже спустя минуту с небольшим Гарри может различить металлические бока вертолёта. — Мы спасены? — неверяще спрашивает Найл и тут же кричит. — Спасены! Внезапная надежда, яркая и горячая, разрастается в груди, заполняет тело лёгкостью и силой. Смех щекотит горло, и Гарри позволяет ему вырваться наружу. Звук теряется в приближающемся шелесте вертолётных лопастей. Но стоит ему ступить на зыбкую почву необоснованного счастья, как от Луи приходит отклик — густые, тягучии эмоции беспокойства. Они вытесняют лёгкость. Луи в ужасе, в панике, и Гарри не сразу понимает почему. — Хватайте по ящику и бежим, — командует Зейн и сам же спешит выполнить собственный приказ. Всё ещё ничего не понимающий Хоран, с застывшей восковой улыбкой на лице берёт высунутый ему в руки ящик и следует за сорвавшимся с места Зейном. Гарри медлит, но лишь доли секунды. Он слышит вой, слышит, как клацают челюсти друг о друга, слышит горловые хрипы целой толпы. Целой армии заражённых. Тянущиеся руки, словно в молитве, направлены в небо, когда они выходят на спящие улицы. Толпа будит город, сгоняет сонный сумрак с площадей, наполняет жидким металлом тело Гарри. Страх тянет его к земле, делает конечности слишком тяжёлыми для бега. Луи оказывается прозорливее, как и всегда. Пока Гарри видит в вертолёте надежду, возможную помощь, его парень сразу понимает, какой роковой угрозой становится этот прилёт. Неизвестные пилоты не замечают копощащихся внизу людей, возможно не ищут. Они следуют своим, лишь им одним известным планам и проносятся мимо. С рокотом и шумом, за которым следует разбуженный город. И эта волна смерти направляется на холм, к снежно-белому зданию яхт-клуба.〄〄〄
Уговаривающий, жалобный голос ещё звучит эхом среди покрытых деревянными панелями стен, пока Луи спускается вниз по лестнице в каюту. Внутри него борются раздражение и лёгкое угрызение совести за то, как резко он ответил Элизабет, за то, как скинул руку Лиама со своего плеча. Друзья пытаются помочь, заботятся о нём. Но сквозь все их действия проходит яркая гнилостная нить жалости. Из-за этого чувства Луи кажется, что он ещё более беспомощный и никчёмный, чем есть на самом деле. Он терпит, терпит, но приходит момент, и бомба, почти неслышно тикающая так долго, взрывается. Как пять минут назад, когда на уговоры Бетси прилечь на кровать в каюте, Луи огрызнулся и отвернулся. Не потому что не мог смотреть на неё, а потому что прятал собственную слабость, показавшуюся из под маски, что он так упорно носит, не снимая. Гнев отступает мгновенно, но слов извиниться не находится. И единственное, что Луи в силах сделать, это поступить так, как они просили — он тяжело выдыхает солёный воздух из лёгких и отправляется вниз. В уют и комфорт, которого был лишён каждый из них на протяжении недель. Пыль здесь смешалась с едким пряным запахом; дерево на полу и стенах борется за первенство ароматов с острым запахом кондиционера для шёлкового белья. Когда Луи буквально падает на широкую кровать, всё синяки и ссадины на его теле вопят в голос. — Давай, Гарри, возвращайся, — шепчет он в низкий потолок, отдаваясь мерным покачиваниям лодки. По палубе наверху ходят его друзья, тихо переговариваются. Сквозь открытую дверь до Луи доносятся их голоса. Но ни разговоры, ни плеск воды не могут сморить его. Рядом с кроватью на деревянной лакированной полке Луи находит приёмник. Не глядя нашаривает кнопку включения на гладком пластиковом боку. Вместо ожидаемых помех к его приятному удивлению он слышит голос радиоведущего. Совершенно не важно то, о чём он болтает в эфире, но звук его гортанного ливерпульского акцента усыпляет. Просыпается Луи резко. Его будит всплеск эндорфинов в крови Гарри — яркая радость, неприкрытая сильная эмоция. Вслед этому ощущению приходит звук. Всё ближе и ближе, нарастает, пока до мутного спросонья сознания не доходит — вертолёт! Зыбкая иллюзия безопасности рассеивается, словно и не было этих минут него и отдыха. Луи вскакивает на ноги и, грозя переломать себе кости при падении с узкой, скользкой лестницы, несётся вверх. Каждая клетка его тела источает яростную волну страха и беспокойства, и он надеется, что сквозь истончившуюся, ослабевшую связь Гарри получит его эмоции. Потому что Луи не верит, что это спасение. Напротив, ему кажется летящий над городом в их сторону вертолёт принесёт только проблемы. Поборов внезапно сильный порыв ветра, он выходит на палубу и во все глаза смотрит туда, где за пологим холмом распростёрся город. К сожалению, огромному и уничтожающему остатки выдержки, Луи оказывается прав. Городское население, заражённое страшным, непонятным вирусом бездумно движется за звуком. Движется в их сторону.〄〄〄
Жизнь на грани смерти научила его тело быстрой реакции. Пока он был помладше бег являлся единственным способом сохранить себя в целости — Зейн нёсся со всех ног, спасая свою шкуру, оставляя позади тех, кто слабее. Закон в их мире был всего один — выживает сильнейший. Сейчас этот закон вновь вступает в силу, возвращает в те далёкие времена, когда он не был хищником, когда каждая тень казалась сильнее и страшнее. Опасность такого масштаба вновь делает из Зейна не хладнокровного натренированного убийцу, а мальчишку с камнем за пазухой, вместо оружия. Поэтому Зейн бежит. Бутылки, сталкивающиеся стеклянными боками, звонко перекликаются с отголосками страха в его крови. Адреналин закладывает уши монотонным гулом. Он достигает яхты за минуты, гасит скорость, но не останавливается. Прыжок через невысокий бортик да ещё и с ящиком в руках, должно быть выглядит эффектно, но визуальная составляющая — последнее, что волнует Зейна сейчас. Он вручает воду растерявшемуся Лиаму, и мимо испуганных девушек, мимо бледного, не находящего в себе силы даже дышать Луи, проходит к мостику. Она урчит мягко, заводится с пол оборота ключа, как вышколенная, покладистая любовница. Зейн кладёт руки на штурвал, сжимает его пальцами. Рыкнув мотором яхта отчаливает, и кажется что вот оно, спасение, но резкий толчок стирает расплывающуюся было по лицу улыбку. — Твою мать! — взрывается Зейн, мгновенно осознав свою ошибку. Несмотря на жуткий вой заражённых он холодно спокоен. Секундный выплеск бешенства лишил его горячих эмоций, оставив внутри только ледяной расчёт. Поэтому вернувшись на палубу, Зейн подобно вычислительной машине, без эмоций и пристрастий сканирует обстановку. Он видит узел каната, натянутого между пристанью и яхтой. Каната, который он, по неопытности своей не отвязал. И пока руки автоматически расправляются с замысловатыми морскими узлами, он вдруг понимает, что есть ещё одна, более важная проблема. Инфицированные жители города, вытянув руки, падают с пирса в воду, поднимая высокие брызги. Бездумная толпа руководствуется лишь одним желанием — добраться до тёплой плоти. К счастью для выживших, полоска открытого пространства в несколько футов не позволяют им перебраться на борт. Пластиковый ящик с бутылками лежит на боку у самого края, очевидно брошенный. Или выроненный из рук. Зейн оглядывается на присутствующих: видит смертельно бледного Найла, вцепившегося в тёмный пластик грязными пальцами, но не Гарри. Гарри нет. Его ноша в лодке, но сам он… Зейну не нужно спрашивать где ещё один. Лиам, оставив девушкам вырывающегося Луи, уже направляется к краю, туда, где вода бугрится тонущими заражёнными. Они сыпятся щедро, как конфеты в вечер Хэллоуина, и кажется, что внизу уже больше человеческих тел, чем жидкости. Стук кулаков о металл сотрясает лодку. В короткое мгновение между тем, как ступня Лиама отрывается от досок палубы и вновь опускается на неё, Зейн осознаёт истину своих изменений. То, как потеплела его холодная душа с появлением этих карих глаз и упрямо поджатого рта. Лиам, с его несгибаемой волей к честности и нравственными устоями оказался совсем другим, противоположным, но таким нужным и естественным для потерянного в мире жестокости и смерти Зейна. Но так или иначе, вместо гнева и разочарования его наполняет уверенность в том, что с Лиамом его чувства в надёжных руках. Зейн понимает, что собственное выживание превращается в жизнь, которую стоит прожить. Инстинкты или пресловутая связь вовсе не причём. Решение прыгнуть вниз, в бездну, рискуя собой, как никогда прежде осмысленное и добровольное. Он отдёргивает Лиама назад и, оттолкнувшись, прыгает. Надрывный крик Луи, сопровождавший его на палубе, растворяется в жидкой плотности, когда Зейн гладко входит в воду. Мельтешение тел вокруг, открытые рты и нити волос мешают ему разглядеть Гарри. Он ныряет чуть глубже, оглядывается вокруг: заражённые идут по дну словно добровольно — не борятся за спасение, не агонизируют без заканчивающегося воздуха. Вверху происходит движение: только попавшие в воду они ещё пытаются схватить, но чем ниже опускаются тела в подсоленной океанской воде, тем медленнее двигаются конечности. Зейн замечает как покорно и тихо они умирают, лишаясь воздуха, и первый раз за долгую жизнь убийцы боится чужой смерти. Чудо, провидение, судьба помогают ему найти Гарри в аду из тонущих человеческих тел. Когда воздуха в лёгких остаётся на последний рывок к поверхности, Зейн замечает краем глаза отличающиеся от остальных движения, больше подходящие на борьбу, чем кроткую смерть. Гарри пытается разомкнуть сжавшиеся на его штанине пальцы смерти: инфицированный больше не тянется, чтобы укусить, лишённый вместе с кислородом и дикого инстинкта сожрать, но руку не разжимает. Тянет Гарри ко дну, со всеми остальными, наполненными проказой и безумием. Два гребка отделяют Зейна от друга Лиама. Он достаёт верный нож и втыкает в сочленение шеи и затылка твари. Пальцы разжимаются, Гарри оказывается на свободе, но всплыть уже не хватает сил. Словно котёнка, Зейн тащит его зашкирку вверх, мимо опускающихся людей. Их глаза открыты и от выражения пустых глаз, Зейн словно умирает и рождается заново. Он не станет прежним после случившегося. Никогда. На поверхности помимо необходимого воздуха есть ещё тепло Лиама. Тот вытягивает Гарри на палубу, передавая его Луи и девушкам, и тут же возвращается к краю. Зейн неумеючи и неловко принимает помощь, не получавший её никогда прежде. Ощущение новое, доселе незнакомое, и совершенно необходимое. Его тело слизывает жар Лиама, как комок сахарной ваты. Он впитывается в кожу так быстро, словно Зейн, истосковавшийся по человеческим прикосновениям, втягивает его в себя. — Спасибо, — срывается с губ Лиама. Благодарное и полное принятия. Он поднимается с колен, выпустив руку Зейна из своей, и уходит почти неслышно по деревянному покрытию палубы. Вверху только голубое небо и палящее солнце. Зейн раскидывает руки в стороны и забывается: фильтрует отвратительный звук, издаваемый бесконечной чередой валяющихся с пирса заражённых. Остаётся только шёпот совсем рядом. Запоздалая реакция на испытанный стресс и близость толпы инфицированных бьются в голове тяжёлыми толчками крови, поэтому он не может разобрать кому принадлежат слова: Гарри или Луи. Одно он знает точно — эти двое вместе и живы. Яхта трогается с места, плавно покидает бухту, увозя людей дальше от опасных берегов. Звук инфекции затихает. Страх остаётся позади. Зейн стаскивает с плеч мокрую куртку, бросает всего один, но уже не такой холодный взгляд на Гарри, дрожащего в руках своей пары, и отправляется искать Лиама у руля. Они, чёрт возьми, сделали это.〄〄〄
Солнце уже почти полностью погрузилось под воду. Маслянистая водная гладь, почти пурпурная от обилия заката в своей утробе, расстилается вокруг насколько хватает взгляда. Гарри спит внизу в одной из кают дорогой яхты. Умытый и безмятежный, почти такой же как и раньше, до всего случившегося ужаса. Глядя на его чистое лицо, на всё ещё не высохшие после душа влажные завитки волос, Луи глубоко вдыхает. Внутри уверенность в завтрашнем дне и надежда на скорое возвращение домой. Страха нет. Стараясь не потревожить умиротворённый сон Гарри, Луи тихо выскальзывает за дверь. На палубе никого нет. Только в прямоугольник окна в рубке видна спина Зейна, сжимающего штурвал. Луи с удивлением больше не обнаруживает в себе предубеждения на его счёт. Чувство благодарности больше, чем раздувшийся от количества готовых раскрыться лепестков бутон. Возможно со временем из него вырастет цветок их дружбы, кто знает. Принадлежность Лиаму, принципиальному и доброму, вполне сможет сотворить чудо с зачерствевшим характером Зейна. В последних лучах засыпающего солнца Луи смотрит на руки. Чистые, отмытые от грязи и крови, всё ещё чуть подрагивающие руки. Слабость почти оставила тело в покое, схлынула в небытие, вместе с ужасом и чувством обречённости. Глядя на бескрайнее море, на ещё более глубокое и бесконечное небо Луи молится о том, чтобы все опасности действительно остались на этих берегах; чтобы ничто не преследовало их на пути домой. Распухший и раскрытый зловещий цветок на ладони — гематома от укуса. Останутся ли в его теле другие последствия мерзкого превращения в безумного каннибала или только это повреждение кожи? Луи надеется, что со временем оно сойдёт, исчезнет. Ледяного яда, наполнявщего вены после злопамятного поцелуя смерти он не ощущает. В пепельных сумерках, пришедших на смену закату, вода темнеет. Воздух теряет свою прозрачность и разглядеть покрытые коркой края раны становится невозможно. Глядя на величие океана хочется верить в судьбу. Фатальность произошедшего, его возвращение из мёртвых мало похоже на случайность. Будто так и должно было произойти — Гарри должен был спасти его. Не мог по другому. Но колкие мысли о тех, кому повезло меньше, рушат создаваемую воображением картину. Мэтт погиб, оставив Саманте только воспоминание о себе — окровавленные губы и просьбу уходить. Бенджамин и его девушка, распростёртая в блестящем крошеве автомобильного стекла ещё долго будут приходить к Элизабет во снах, полных вины. Сотни тысяч людей потеряли близких, а после и собственные жизни. Луи не настолько глуп, чтобы считать случившееся с ним больше, чем обычной удачей. Просто повезло. — О чём думаешь? — раздаётся хриплый голос за спиной. Рука Гарри ложится на плечо и мягко скользит к груди. Под глубокий вдох он прижимает Луи к себе. — О том, что мы ни черта не особенные, детка. Ладони такие тёплые и родные. Луи поворачивает голову вбок, чтобы краем глаза увидеть выражение лица своего парня. Ночь сожрала свет, и только жалкие его крохи остались нетронутыми. В них невозможно разглядеть мысли Гарри, но блеск эмоций внутри не скрыть. Луи ощущает крепнущую связь наравне с тем, как возвращаются силы в его тело. — Как твоя шея? Вина в голосе Гарри такая ясная, кристально прозрачная. Губы сами по себе растягиваются в улыбку, когда он слышит от своего парня это чувство. — Не нужно корить себя, — Луи берёт его за ладонь и переносит кисть на свою кожу, где в наступившем мраке уже нельзя увидеть отметины на коже. — Смотри, уже не больно. И ты спас меня. — Я герой, — улыбается Гарри. Луи слышит его улыбку и отправляет идентичную эмоцию в ответ. — А ты спас девушек. — Я тоже герой. В наступившей безмятежности прикосновения Гарри вызывают мурашки по коже. Луи тянется за поцелуем и получает его, такой же сладкий и полный желания. Но мысли Гарри слишком рассеяны для углубления этой ласки. — Знаешь, что бы ни совершил Зейн прежде, он тоже герой, — уверенно произносит Гарри. — Надеюсь, Лиам оценит это. — Кстати о нём, — вспоминает Луи что-то позабытое. — Разве не твоя очередь стоять у руля? — Я потому и проснулся. Хватаясь за протянутую руку Луи поднимается на ноги. Свет из рубки освещает ближайшие доски палубы и они, держась крепко за руки, направляются к двери. Гарри рядом, а впереди путешествие домой, Луи счастлив. Может от этого он так заливисто смеётся, открыв низенькую дверь. Лиам прижимается спиной к штурвалу, позволив Зейну исследовать своё тело, открыв послушно рот. Он не вздрагивает, когда слышит смех Луи, не отталкивает от себя Зейна. Даже не открывает глаз. Лиам только машет рукой над плечом Зейна, безмолвно прося их удалиться. Луи вытаскивает смущающегося Гарри обратно на палубу и тоже целует. С той же страстью и пылом, что подглядел мгновение назад у Лиама. В его венах вскипает счастье, и даже прохладный морской воздух не в силах остудить его. История, наполненная кровью и страхом, закончилась. Может, на их пути домой возникнет еще много проблем, но они не упустят свое долго и счастливо.