Ярко-жёлтый

      — У тебя есть что-нибудь?       Филл загадочно улыбнулся. Мы сидели в лесу, оба на спинке мокрой после только что прошедшего дождя скамейки, и курили, кутаясь в куртки в попытке отгородиться от сырого, норовящего залезть под одежду промозглого воздуха. Рядом стоял зонт. Тот, жёлтый, подобранный на улице, как бездомное животное. Филл всё-таки приютил его и починил — замотал сломанную спицу чёрной изолентой.       — Есть. — Филл медленно облизал обветренные губы. — Достал недавно кое-что интересное. Не сезон, но…       Я встрепенулся. Нежелательные мысли с самого утра словно ватой забили мне голову, безжизненное настроение требовало хоть что-нибудь с ним сделать — то ли поднять, то ли окончательно испортить, но ни в коем случае не оставлять на этой вымораживающей изнутри нулевой отметке. А всё дело было в том, что через неделю у нас начинались каникулы, и я, конечно же, должен был ехать домой. Казалось бы, отличная новость, и последние разговоры с родителями и сестрой только к ней и сводились, да и я на самом деле ужасно по ним соскучился, вот только…       Вот только дома нужно будет смотреть им в глаза и что-то рассказывать, а я совершенно к этому не готов. Даже предвкушение встречи с Мэйбл не радует — как раз ей в глаза будет смотреть сложнее всего.       — …если ты хорошо меня попросишь, — услышал я окончание реплики. Облачко пара изо рта Филла клубилось у моей щеки, смешанное с сигаретным дымом. Не особо задумываясь, чем это может быть чревато, я выпалил:       — Я прошу тебя. — Ответа не последовало, и пришлось неуверенно добавить: — Пожалуйста?       Филл вздохнул и покачал головой, не сводя с меня прямого, с прищуром, взгляда. Мне стало не по себе — казалось, сейчас он попросит меня о чём-то, о чём мне даже слышать будет неловко, не то что делать это…       К счастью, Филл, кажется, передумал. Или отложил просьбу на потом.       — Ладно, Умник, — обречённо сказал он. — Так и быть, сделаю вид, что этого достаточно. Хотя над твоими манерами я бы ещё поработал — не так ты понимаешь фразу «попроси меня хорошо», совсем не так…       Я усмехнулся, чувствуя, как плечи расслабленно опускаются. Филл тем временем легко соскочил на землю, пересёк выложенную разбухшими, потемневшими от сырости досками дорожку и пошёл в полысевшую чащу леса, на ходу расстёгивая куртку и запуская руку во внутренний карман. Я поспешил за ним.       — Что это? — спросил я, когда он достал увесистый запотевший пакет с чем-то бледно-серым внутри.       — Дары природы. — Филл остановился, размотал глухо шуршащий целлофан и высыпал на руку горсть мелких грибов на тонких ножках. — Открой рот.       Я поморщился:       — Выглядит не очень аппетитно.       Филл серьёзно посмотрел на меня, потом окинул придирчивым взглядом содержимое ладони, встряхнул грибы на руке — те слиплись между собой влажными острыми шляпками и не рассыпались.       — Открывай рот, — повторил он не терпящим возражений тоном. — Даже это выглядит лучше твоей кислой физиономии.       Аргумент был беспроигрышный.       Когда Филл поднёс горсть грибов к моему лицу, в нос ударил затхлый запах плесени, настолько отвратительный, что я невольно закрыл рот и попытался отвернуться, но Филл обхватил моё лицо свободной рукой и ледяными пальцами до боли надавил под скулами, заставляя разжать челюсти. В то же мгновение мерзкий холодный комок оказался у меня на языке. Грибы на вкус были пресными, склизкими, начало подташнивать, и я выплюнул бы их, если бы Филл не зажал мне рот опустевшей, пахнущей сыростью ладонью.       — Глотай, Умник, — смеясь, сказал он. — Глотай.       По телу прошла судорога отвращения; начала обильно выделяться слюна. Нагревшийся, но ставший от этого только противнее, ком с трудом протолкнулся в горло. Едва не подавившись, я проглотил его.       Филл убрал руку.       — Надеюсь, оно того стоит, — проговорил я в сторону, пытаясь отдышаться и вытирая скопившуюся в уголках губ слюну.       А он проглотил свою порцию, даже не поморщившись.       …Мы медленно брели куда-то вглубь леса. Неслышно ступали по мокрой пожухлой траве, наплевав на уже насквозь промокшие понизу джинсы. Запах плесени выветрился, заглушённый пряным ароматом устланного гниющими листьями леса, и дышать стало легче, но меня всё равно мутило.       — Что-то меня подташнивает, — стараясь вдохнуть поглубже, пожаловался я Филлу. — Это всё точно не закончится банальным отравлением?       Он резко остановился — я едва не врезался ему в спину, — и протянул мне флягу:       — Вот, выпей. — Из неё резко пахло спиртом, лимоном и, внезапно, сгоревшими спичками. Видимо, опять какой-то самопал. Я сделал глоток — жидкость была горькая и ледяная, но мигом согревала изнутри. О стенки фляги что-то глухо стукалось.       — Что там?       — Скорпион, — не задумываясь, ответил Филл. Я недоверчиво нахмурился:       — А если серьёзно?       — А похоже, что я шучу?       Похоже не было. Филл, убедившись, что мы правильно друг друга поняли, снова пошёл вперёд.       — Ох, чёрт, — пробормотал я ему в спину, идя следом. — Я теперь даже не знаю, от чего сегодня умереть: от того, что обожрался поганками, или от яда скорпиона в твоём пойле…       — Как тошнота? — перебил меня он, явно не желая выслушивать нытьё.       Я прислушался к своим ощущениям.       — Как ни странно, прошла. Видимо, один яд нейтрализовал другой.       — Да не стану я тебя травить. — В голосе Филла неожиданно послышалась так несвойственная ему мягкая улыбка. — Ты же мой друг.       И тут я не выдержал. Я смеялся так, как не смеялся ни под чем из того, чем кормил меня Филл. Боялся обидеть его, но остановиться не мог. Он подождал, пока я поравняюсь с ним, и пошёл рядом, с интересом наблюдая за мной.       — Какой ещё «друг»? — кое-как успокоившись, пробормотал я. — Ты ведь это не серьёзно? С тобой же невозможно дружить. Просто не-ре-аль-но.       — Это ещё почему?       — Ну… — я усмехнулся: ответ на вопрос казался мне очевидным. — Ты странный. Ничего о себе не хочешь рассказывать, вечно отмазываешься, что не помнишь…       — Умник, у меня мозги давно плавают в наркоте, а ты от меня требуешь достоверной информации? — с всё той же милой улыбкой ответил Филл. — Я и сам ни в чём не уверен, — добавил он, безразлично пожав плечами. Я попытался поймать его взгляд, но не преуспел: Филл сразу же отвернулся. Внутри заскреблось уязвлённое самолюбие — совсем не было похоже, что мои слова его хоть сколько-нибудь вообще волновали. И этот человек называет себя моим другом?       — Ладно, — сказал я так безразлично, как только мог. — Хорошо, прошлое ты не помнишь. А где ты всё время пропадаешь в настоящем?       — То тут, то там…       — Вот! — воскликнул я, но сразу же понизил голос: — О чём я и говорю.       — И когда это я успел завести такую ревнивую жену? — Филл искоса посмотрел на меня, приобнимая и одаривая очередной ослепительной улыбкой. Я дёрнул плечом, скидывая его руку.       — Да пошёл ты!       — Ты сегодня какой-то нервный. — Он внимательно заглянул мне в лицо. — Я чем-то тебя обидел?       Этот, казалось бы, безобидный вопрос разом вышиб из меня всё желание пререкаться, с лёгкостью заменяя его чувством вины.       — Нет, ты тут ни при чём. Просто домой надо ехать через неделю… — попытался объяснить я, но Филл не дал мне договорить — коснулся моей руки и коротко сжал озябшие пальцы.       — Я понимаю.       Эти слова добили меня окончательно. Ну да. Ещё бы он не понимал. Я никому не говорил о своём постыдном неумении отвечать за свои поступки, но в том, что именно Филл всё понимает, возможно, даже лучше меня, почему-то не сомневался…       Осознание этого простого факта заставило меня почувствовать себя нытиком. Жалуюсь тут на жизнь, да ещё кому! Филл, вон, вообще чёрт знает как живёт, а ни разу даже не попытался свалить на кого-то свои проблемы.       — Ладно, — отмахнулся я. — Скажи, что всё будет хорошо, и закроем эту тему.       — А ничего не будет «хорошо», — отозвался Филл. Я нахмурился — из его уст подобное всегда звучало как предсказание, которое непременно сбудется. — Всё будет так, как должно быть, — добавил он, снова уходя вперёд.       После этого очевидного, но от этого только ещё более пугающего заявления говорить не хотелось. Я оглянулся и вдруг понял, что зашли мы уже куда-то совсем далеко. Брось меня Филл здесь — плутать буду неделю. К тому же начало смазывать картинку на периферическом зрении, она даже пыталась переворачиваться, начисто лишая меня умения ориентировать на местности. Неясные, едва различимые в пасмурный день тени шевелились у стволов вдруг почерневших деревьев, синели, углублялись…       — Как ты?       Филл оказался рядом, когда я сорвал с ветки засохшего дерева чудом оставшийся на ней полуистлевший лист и принялся всматриваться в извивающиеся на нём прожилки.       — Кажется, мне срочно нужно пошептаться с каким-нибудь цветком, но здесь только голые ветки…       — Я могу быть твоим цветком.       Филл произнёс это настолько серьёзно и вызывающе, что я не смог его проигнорировать. Повернулся, сразу упираясь взглядом в слишком близко находящееся лицо. Намокшие волосы парня иголками торчали в разные стороны, скулы влажно блестели, на щеке — тонкий красный порез, длинный, переходящий на подбородок… Явно свежий. Неудачно побрился? Подрался? Мне вообще должно быть до этого какое-то дело?       Пронзительный взгляд Филла ясно намекнул, что не должно. Его улыбка, которую давно нужно было к колюще-режущим отнести и запретить испытывать на нормальных людях, это подтвердила. От доброго понимающего парня не осталось и следа — передо мной снова стояло нечто совершенно непредсказуемое.       — Ты не цветок, — сказал я, с трудом заставляя себя смотреть ему в глаза. — Ты колючка. Весь такой… из острых углов. Лучше тебя вообще не касаться.       Глаза Филла недобро сузились, но он ничего не ответил — резко развернулся и пошёл вперёд, обдавая меня едким, пробирающим до костей ощущением исходящей от него опасности. Я уже жалел, что забрёл с ним в эти дебри, но понимал, что без него отсюда не выберусь. А ведь убей он меня здесь — и моё гниющее вместе с листьями тело долго будут искать. Хотя с чего вдруг ему вообще меня убивать? Чёрт подери, надеюсь, это паранойя разыгралась, а не обострившаяся интуиция бьёт в набат…       Ветви деревьев переплетались, расчерчивая низкое серое небо на тысячи лоскутов. Я шёл, глядя в него, чудом не спотыкаясь о выпирающие над землёй корни, когда мне на нос упала первая капля. Снова зарядил дождь. Сначала нудный и мелкий, вскоре он стал сильнее, и Филл с резким хлопком раскрыл свой потрёпанный зонт, застыл, дожидаясь меня, и молча впустил в своё тёмное, болезненно-жёлтое, но неприкосновенное для невзгод внешнего мира пространство. Я снова задрал голову. Жёлтый круг. Чёрная изолента. Филл вдруг рассмеялся и начал крутить зонт — поначалу медленно, потом всё быстрее и быстрее, так, что изолента размазывалась в непрерывный чёрный шлейф, делающий зонт похожим на огромный зрачок. Я смотрел вверх, не в силах отвести от него взгляд, а Филл вёл меня за руку, едва ощутимо придерживая за онемевшие от холода пальцы, оберегая и направляя. Он был так близко, дом, со всеми его ответственностью, долгом и разочарованиями, которые я неизбежно в него принесу, — далеко, и, как оказалось, меня это полностью устраивало…       Нарастающий шум воды вернул меня к реальности. Лес кончился, и мы вышли к реке — вокруг посветлело, но стало ещё холоднее; в воздухе висела мелкая морось. Бурлящие потоки воды бились о бетонные скосы, не дающие бушующей реке размыть берега. Мы шли вдоль них, Филл — по самому краю, поросшему скользким лишайником, я — в паре шагов от него. Боялся, что он сейчас сорвётся, но не смел подойти и оттащить его на безопасное расстояние: он был так напряжён, что казалось, тронешь — непременно дёрнется в сторону и уж точно свалится в воду. Массивная дамба впереди возвышалась над нами мрачным бетонным изваянием. Филл повёл меня к ней, а потом вверх по крутой металлической лестнице.       Поднявшись, мы вышли на дорогу — узкую и пустынную, но всё лучше мокрой скользкой травы. Здесь завывал ветер; под ногами в такт его порывам рябью дрожали лужи, тонким слоем покрывающие до черноты потемневший асфальт. Оглушающе грохотала сбрасываемая с дамбы вода. Дождь снова кончился, но явно ненадолго — в последние дни он лил практически не переставая. Филл облокотился на кованые перила моста, достал сигареты, но тут же снова убрал их в карман и замер, напряжённо всматриваясь вниз, туда, где из торчащей из дамбы трубы хлестал мутный поток воды. В реке плавали какие-то ветки, трава, мелкий мусор…       Когда Филл вдруг перелез через перила и сел на них, свесив ноги, я инстинктивно вцепился ему в куртку. Но он даже не отреагировал — взял зонт, пару секунд подержал его над водой на вытянутой руке, а потом разжал пальцы. Я ахнул; зонт скрылся в пене, вынырнул, проплыл, бултыхаясь, пару метров и пошёл ко дну.       — Зачем?!       Поток начал иссякать. Филл подождал, пока шум воды окончательно стихнет, и только потом ответил:       — Я его спас, значит, я имею право его убить. — Он произнёс это так уверенно, что меня охватил ужас, словно речь шла и не о зонте вовсе, но Филл не дал развить эту мысль. — Уколи меня, — сказал он, слезая с перил и протягивая мне ветку — сорвал, что ли, где-то в лесу? — с короткими, но явно острыми шипами.       Я отшатнулся:       — Совсем спятил?       Филл подошёл ближе. Протянул руку доверчиво раскрытой ладонью вверх. Провёл колючками по запястью с яркими синими венами, надавливая так, что ещё чуть-чуть — и прольётся кровь. Я хотел остановить его, но не мог пошевелиться, не мог отвести взгляда от краснеющих на нежной коже царапин…       — Смотри, никакая я не колючка, — спокойно и размеренно, словно общался с неразумным ребёнком, проговорил он. — И нет никаких острых углов. Я человек. Мягкая, тонкая кожа… Разве тебе не хочется сделать мне больно? — Филл взял меня за руку, вложил в неё ветку и накрыл своей ладонью. — Ну же, я не раз видел это желание в твоих глазах.       Я не мог пошевелиться. Секунды отбивал гремящий в ушах пульс. Мгновение растянулось в вечность, а потом сжалось в точку и исчезло, словно само понятие времени вдруг перестало существовать…       Ожидание в глазах Филла сменилось чем-то, не имеющим названия ни в одном языке мира, и он резко сжал пальцы. Иголки впились мне в ладонь, и я попытался отдёрнуть руку, но Филл держал крепко. Он смотрел на меня чуть ли не с любовью, блаженно улыбаясь, потом медленно моргнул, а когда снова открыл глаза, в них светилась затравленная, обречённая решимость.       И я испугался за свою жизнь.       — На самом деле, я не желаю тебе зла. — Голос сорвался. Я чувствовал себя так, словно был пойман с поличным. В голову сами собой закрались мысли о том, каково это — вдруг оказаться в ледяной воде. Барахтаться, как тот зонт, в тщетной попытке спастись… — Правда, Филл. Да, я иногда злюсь на тебя, но я бы никогда… я никогда не причиню тебе вред!..       Филл перестал улыбаться.       — Поэтому ты боишься своих желаний? — отрешённо спросил он; хватка стала чуть слабее, но вырваться я больше не пытался. — Боишься навредить мне? Глупый, глупый Умник. Боль прекрасна.       И медленно отпустил мою руку. Капли крови просыпались на мокрый асфальт, яркими цветами распустились в дождевой воде. Я зажмурился и с силой тряхнул головой, но это не помогло — разумом завладела безумная идея, снова проснулся бред, засевший в голове, впитавшийся в мысли с первого дня, когда Филл оказался рядом, хотя я даже не знал, что это он. Он… Филл, знающий ответ на любой вопрос… Билл, древний и мудрый, вобравший в себя знания многих веков… Филл, обещающий мне присниться… Билл, обманом проникающий в мой разум… Филл, вжимающий шипы в наши ладони… Билл, вселяющийся в моё тело и с размаху прижимающий пальцы ящиком, чтобы понять, каково это — чувствовать…       Я нехотя открыл глаза. Филл стоял напротив меня. Мокрые пряди волос прилипли ко лбу, губу прикусил до крови, шарф размотался, и шея покрылась мурашками от холода… Человек. Ну человек же! Настоящий, живой, не плод воображения — у меня на ладони тому доказательство.       — Ты ненормальный, — сказал я, отворачиваясь, но он схватил меня за подбородок, пачкая кровью, не давая отвести взгляд. Долго высматривал что-то в глазах, наклонившись вперёд так, что наши лбы почти соприкасались, а потом, усмехнувшись, спросил:       — А ты нормальный, Умник?       Резкий порыв ветра привёл меня в чувство. Я попытался взглянуть на себя со стороны: стою неизвестно где и, если честно, слабо понимаю с кем; мир пляшет перед глазами, но это давно уже стало привычным; кровь стягивающей кожу коркой засыхает на руке; в голове — бред истинно сумасшедшего…       От осознания своей «нормальности» я рассмеялся, с каким-то абсолютно иррациональным восторгом слыша в своём смехе чужие, но так хорошо знакомые ледяные нотки, напоминающие хруст битого стекла.       …Обратно мы шли через город. Молча. Я сосредоточился на переставлении ног, внезапно оказавшемся не такой уж простой задачей, Филл увяз где-то в своих мыслях. На холоде кровь быстро перестала идти, и об инциденте на дамбе напоминала только нудная пульсирующая боль в тех местах, где шипы проткнули кожу, но если не шевелить рукой, то это не так уж и заметно. Мигающая вывеска мотеля — никакого названия, только банальное «Vacancy» — впереди била по воспалённым от ветра глазам.       Когда мы поравнялись с мелкой церквушкой, Филл вдруг остановился:       — Не хочешь исповедаться?       Я покачал головой, и он дёрнул уголком рта:       — А я хочу.       Из моей груди вырвался глубокий вздох.       — Мы не пойдём туда, — попытался я произнести как можно мягче. — Я устал. Пожалуйста, давай просто поскорее вернёмся и ляжем…       — Тогда можно я исповедаюсь тебе? Святой отец, я согрешил… — не дожидаясь ответа, проговорил Филл, улыбнулся, глядя куда-то мимо меня, и добавил: — …и мне понравилось. Поэтому я согрешил снова. Я грешил так, будто в этом заключается весь смысл моей жизни, грешил методично и спонтанно, сознательно и случайно, ради выгоды и бесцельно.       Я создал себе кумира, и этот кумир — я.       Я поклонялся кому и чему угодно, но только не Господу.       Я желал жены ближнего своего, самого ближнего и обоих одновременно.       Я не почитал ни отца, ни мать, ибо лица их давно стёрлись в моей памяти.       Я работал в субботу и не работал всю остальную неделю.       Я воровал вещи и чувства, деньги и мысли, а прелюбодеяние — моё второе имя.       Я лгал, чтобы подставить ближнего и просто от скуки.       Я произносил имя Господне, когда ботинок поймавшего меня копа врезался мне в рёбра, а потом ещё раз произнёс его, когда кончал с членом того же копа в заднице.       И наконец, я заставил невинное потерявшееся создание поверить мне, залечил ему раны, а потом утопил его в ледяной воде.       С каждой фразой Филл всё ниже опускал голову; голос становился тише, сдавленней, звучал, как запись на старой пластинке. Поначалу от устроенного Филлом представления меня разбирал смех, но вскоре его сменил парализующий ужас. Филл плакал. Я не видел этого, но отчётливо слышал, и мне хотелось сделать шаг вперёд и обнять его, но я понимал, что этого будет слишком мало. Что бы я ни сделал, всегда будет слишком мало…       — Филл?.. — неуверенно позвал я, когда он умолк. Филл встрепенулся. Поднял голову. Плакать он перестал, но на щеках остались мокрые дорожки слёз, капли висели на подбородке. Одна сорвалась, блеснула в красном пульсирующем свете…       — Я не слышу аплодисментов!.. — вдруг широко улыбнувшись, воскликнул Филл, и я как по команде начал медленно хлопать ледяными дрожащими руками, тратя на это последние силы, и каждый хлопок отзывался болью.

***

      Пробуждение было внезапным — только что ничего не существовало, и вот я открыл глаза, а мир, оказывается, остался на своём месте. Сильно похолодало — под одеялом сохранилось тепло, но кончик носа замёрз. Филл лежал рядом, на спине, вытянувшись вдоль края узкой кровати. Уже не спал. Мурлыкал себе под нос какую-то старую рождественскую песенку. На моё пробуждение он не обратил ни малейшего внимания.       За окном, насколько хватало глаз, протянулась мутная серость; медленно падал столь редкий в этих краях снег. Стояла спокойная, сонная тишина. Я вдруг понял, что не знаю, какой сегодня день. Более того — не понимаю, вечер сейчас или утро, и сколько я вообще проспал… Правда, обеспокоиться по этому поводу не получилось, как я ни старался.       Лениво приподнявшись на локте, я огляделся. В комнате мы были одни.       — Где Брэд?       — Ушёл, когда мы вернулись.       — А давно мы вернулись?       — Не знаю, Умник. Я тоже спал. Согрелся и уснул… — Филл перевернулся на бок, лицом ко мне. — А тебе это важно сейчас?       Я не ответил. Сел, потом осторожно, стараясь не задеть даже не пытающегося убраться с дороги Филла, слез с кровати, наступил на брошенные прямо на полу куртки. Желудок ощущался как чёрная дыра, внезапно поселившаяся под рёбрами, но при мысли о еде к горлу подступила тошнота. А вот пить хотелось жутко.       В завале из бумаг, книг и разномастной канцелярщины нашлась бутылка уже почти выдохшейся лимонной содовой. Филл подошёл, когда я выпил половину. Я протянул ему бутылку, но парень помотал головой. Облокотился на спинку стула, нависая надо мной, а когда я уже привычно откинул голову назад, приставил пальцы к моим губам, и я почувствовал, как он проталкивает что-то маленькое и круглое мне в рот.       — Глотать?       Филл молча кивнул. Ушёл на кровать, лёг поверх одеяла и уставился в окно.       — А ты? — спросил я, когда стало понятно, что ничего принимать парень не собирается.       — Это только для тебя.       — С чего вдруг такая любезность?       Филл усмехнулся:       — Хочу понаблюдать за тобой трезвым взглядом, оценить тебя здравым умом, запечатлеть в твёрдой памяти…       Я невольно напрягся. Странно всё это. Филл и так всегда остаётся оскорбительно адекватен (или просто он неадекватен в принципе, и потому разница не так заметна?), не делает ничего странного или глупого, вообще по большей части просто наблюдает за мной, даже когда его доза в разы превосходит мою. Как будто у него ко всей этой дряни уже выработался иммунитет, и он принимает её просто по привычке.       — Ладно, — процедил я, понимая, что пути назад уже всё равно нет. — Чего мне ожидать?       Филл пожал плечами:       — Посмотрим.       — Это что, какая-то экспериментальная хрень?!       — Не параной, — усмехнулся он. — Это вполне обычная хрень. Я объедался ей сотни раз.       — И как она на тебя влияла?       Филл мечтательно улыбнулся, а потом отвернулся и уставился в потолок. Не меньше минуты я ждал ответа, но парень молчал. Ясно. Если он не собирается что-то говорить, из него никаким способом не вытянешь.       Я в бессилии провёл рукой по лицу и тут же изумлённо замер — то было покрыто какой-то шершавой коркой. Ах да, точно, Филл измазал меня своей кровью… Интересно, что подумал Брэд, когда мы завалились в таком виде? Неудивительно, что он предпочёл сбежать…       — Через сколько эта штука подействует? — обратился я к лениво потягивающемуся парню. — Я хоть душ принять успею?       — У тебя пятнадцать минут. Не вернёшься через это время — я вломлюсь к тебе в кабинку, — серьёзно ответил Филл, и я приготовился к худшему.       …Бутылка воды смялась с громким пластмассовым треском — я и не заметил, как сильно сжал её, даже несмотря на всё ещё саднящую ладонь. Филл на этот звук обернулся, но ничего не сказал. Его взгляд заставил меня замереть, но как только он снова уставился в экран телефона, я нетерпеливо поёрзал на стуле. Закинул ногу на ногу, едва сдерживая стон — член всего лишь потёрся о ткань джинсов, но в моём состоянии этого было достаточно, чтобы в глазах потемнело, а зубы непроизвольно сжались. Стояк не проходил уже минут десять, а Филл явно не собирался оставлять меня в покое. Он, в общем-то, меня и не трогал, просто лежал на моей постели и игрался в телефоне, но дело было не в этом. Он наблюдал. Пару раз я пробовал спрятаться от него в туалете, но он неизменно навязался со мной, и осуществить задуманное так и не получилось.       — Ты когда к себе пойдёшь? — спросил я как бы между делом, с трудом переводя дыхание после того, как ещё одно неосторожное движение отозвалось по всему телу волной удовольствия.       — Что я там забыл? — Филл безразлично хмыкнул, заставляя меня в бессилии сжимать кулаки. Ладно, ещё одна попытка:       — Слушай, а ты не принесёшь мне…       — Нет.       — Ты ведь даже не дослу…       — Я не сдвинусь с места, Умник.       Да он же просто издевается!       — Чёрт подери! — воскликнул я — нервы не выдержали. — Филл, ты ведь прекрасно знаешь, почему мне сейчас нужно побыть одному!       Филл наконец оторвал взгляд от телефона. Медленно сел. Улыбнулся — той самой улыбкой, за которую мне всегда хотелось ему врезать.       — Я знаю, что с тобой происходит, — сказал он, — но не считаю, что тебе нужно переживать это состояние в одиночестве.       Это заявление вогнало меня в ступор.       — Это ещё как понимать? — осторожно поинтересовался я, всматриваясь в лицо Филла, чтобы хоть как-то понять, что за всеми этими словами кроется, но у того ни один мускул не дрогнул.       — Скажи мне, юноша, что тебя гнетёт, и я помогу тебе.       Щёки опалил стыд; член дёрнулся.       — Ты и так знаешь, что меня «гнетёт», — сказал я, заставляя себя прямо смотреть Филлу в глаза, — зачем мне это говорить?       — Потому что я хочу это услышать.       Я не сдержался и мучительно простонал. Всё. Тупик. Идти на поводу у этого извращенца не хотелось, но, может, если я сделаю, как он велит, он уйдёт наконец?       — От твоей таблетки у меня стояк. Я хочу подрочить. Погуляй где-нибудь минут десять хотя бы, — отрывисто проговорил я, старательно игнорируя тот факт, что мне ещё и какую-то помощь предложили.       Улыбка Филла стала совсем издевательской.       — Эрекция, значит, — протянул он, задумчиво ведя пальцем по нижней губе. — Как интересно. А вот мастурбация — крайне банальное решение. Скучно, Умник. Скучно.       «И что ты предлагаешь?» — чуть не ляпнул я, но вовремя прикусил язык. То, что может предложить Филл… Если интуиция меня не подводит, я не хочу даже слышать об этом.       — Есть у меня один вариант… — продолжил он. Я зажмурился и отвернулся, будто это могло спасти меня от того, что я сейчас услышу, и едва удержался, чтобы не вскочить и не заткнуть ему рот. Господи, он же не собирается в самом деле предложить мне… — …моя знакомая давно интересуется тобой. Думаю, я могу позвать её, чтобы она решила твою проблему.       Я медленно открыл глаза и повернулся к Филлу:       — Знакомая?       — Ну да, — он поднял брови, окидывая меня невинным взглядом. — А ты о чём подумал?       Фух… Действительно, чего это я. Видимо, это таблетка путает мысли. Да и кровь прилила к тому месту, думать которым несколько затруднительно…       — Так что там твоя знакомая? — спросил я, стараясь выглядеть не очень заинтересованным. Вообще, в обычном состоянии секс с кем-то левым меня мало прельстил бы. Хватило одного неловкого раза, когда после выпускного Мэйбл потащила меня к кому-то на вечеринку, и там я чуть не переспал с пьяной сестрой владельца дома, но та попросту уснула, едва мы добрались до постели. А на утро её разъярённый братишка на голову выше и вдвое шире меня в плечах пинками выгонял нас обоих из, как оказалось, его кровати. Собственно, этим случаем история моих похождений и начиналась, и заканчивалась.       — Она старше тебя, и ей не нужны никакие отношения с тобой, она просто хочет тебе отсосать. Очень хочет. Уже давно.       — Оу… — Как только Филл произнёс своим уверенным, без тени смущения, голосом «отсосать», внизу живота сладко потянуло, и попытка выглядеть незаинтересованным с треском провалилась.       — Но у неё есть условие, — не обращая внимания на мои стоны, продолжил парень. — У тебя будут завязаны глаза и руки.       — Это ещё зачем?       — Думаю, она не хочет, чтобы ты узнал её, — отмахнулся Филл, нехотя вставая с постели. — Так что? Согласен?       — Да согласен, согласен, — слишком поспешно ответил я и, чтобы не выглядеть совсем глупо, со всем безразличием, на которое был способен, добавил: — Наверное, это будет забавно.       — О да, Умник. Куда забавнее, чем обычная дрочка. — Филл огляделся и поднял с до сих пор валяющихся на полу курток свой шарф. — Встань.       Я послушался. Филл прошёл мне за спину и накинул шарф на глаза. Тот пах сигаретным дымом и, сложенный надвое, был абсолютно непроницаем. Жаль, подглядывать не получится.       — Не туго? — спросил Филл, затягивая концы.       — Ты мне пол-лица завязал, — поморщившись, отозвался я и попытался убрать шарф хотя бы с носа, но получил по рукам. — Да ладно! Тебе-то какая разница? Ну увижу я её, всё равно никому ничего не расскажу. Обещаю.       — Нет, — строго ответил Филл и вдруг резко завёл мне руки за спину.       — Эй! Полегче, — возмутился я. Он щекотно усмехнулся мне в затылок, перехватывая запястья одной рукой, и я покорно сложил их вместе. — И чем ты, интересно, собираешься меня связывать?       Вместо ответа Филл почти невесомо провёл рукой мне по животу, вниз, к ремню на джинсах. Когда звякнула пряжка, я невольно дёрнулся, выворачивая руки из захвата, и качнул бёдрами назад, пытаясь уклониться от ловких пальцев Филла.       Он издал восхищённое «Оу!» и сжал мои запястья сильнее.       — Спокойнее, Умник, — усмехнулся. — Мои намерения в данный момент чисты и невинны. И такими и останутся, если ты перестанешь так недвусмысленно двигать бёдрами.       Я недовольно цыкнул, но замер, на всякий случай отодвинувшись от Филла подальше. Тот тем временем вывернул мои руки совсем уж неудобным образом и неожиданно не связал запястья, как я предполагал, а обмотал ремнём предплечья. Я попытался вырваться, но не преуспел — самостоятельно выпутаться оказалось нереально, вообще руками шевелить было проблематично. Да уж, явно не в первый раз этот парень проделывает подобное, чувствуется рука мастера.       Когда со связыванием было покончено, Филл подвёл меня к кровати. Развернул к ней спиной, надавил на плечи и толкнул назад, на подложенную под спину подушку. О, мне даже не придётся опираться на твёрдую холодную стену. Какая забота.       Звук удаляющихся шагов заставил меня встрепенуться.       — А если Брэд вернётся? — запоздало испугался я.       Филл усмехнулся:       — Я постою за дверью и, если что, не пущу его.       — А если та девушка передумала и не придёт?       — Приду я и развяжу тебя, — успокоил он меня. — Но поверь мне, Умник, она не передумала.       Хлопнула дверь, и я остался один. Из-за повязки на глазах все чувства обострились, набросилось ощущение беспомощности, но возбуждение от этого только усилилось. Невозможность пошевелиться, дотронуться до себя, хоть я и избавился наконец от лишних свидетелей, сводили с ума, заставляли отсчитывать секунды до появления этой загадочной девушки с сомнительными моральными принципами. А интересно всё же, кто она? Я не так много девушек успел толком узнать, в основном знакомился на вечеринках, мельком, даже имён не смогу вспомнить, да и своё-то не всегда называл. А из знакомых… Сара? Вполне вероятно, но вряд ли она стала бы делиться подобными желаниями с Филлом. Мэри? От этой, конечно, чего угодно можно ожидать, но…       Тихий щелчок замка разом вышвырнул все мысли из головы.       — Привет, — пробормотал я, радуясь, что Филл так основательно замотал мне лицо и не видно покрывшего щёки смущённого румянца.       Ответа, естественно, не последовало. Я не услышал вообще ничего — ни смешка, ни шагов, даже дыхания. Девушка не торопилась переходить к действиям. Может, сама смутилась, но мне почему-то казалось, что взгляд, которым меня рассматривали, был уверенным и властным, любопытным и издевательским…       Таким, каким на меня иногда смотрит Филл. Внезапная мысль вспыхнула в голове, заполнила мысли ощущением, что он действительно здесь, в комнате. Вот чёрт! С него станется стоять и смотреть, потом ещё и впечатлениями со мной поделится, зараза…       Эта обескураживающая догадка возвела неловкость ситуации в абсолют. Даже возбуждение перестало быть таким болезненным и требовательным. Интересно, что девушка обо мне подумает, если я вдруг произнесу имя нашего сводника? Хотя какая мне разница, она в любом случае не в том положении, чтобы потом об этом кому-то рассказывать.       Я вздохнул и неуверенно прошептал:       — Филл?       Никто не отозвался, зато буквально в ту же секунду в воздухе почувствовался слабый запах мяты, и чьи-то руки опустились мне на колени. Двинулись вверх, нежно сжимая бёдра, через пару секунд кто-то — кто именно, стало уже не так важно — потёрся о мой полувставший член через джинсы, а потом весьма ощутимо прикусил его, опаляя горячим дыханием. Я втянул воздух сквозь зубы и, уже совсем плохо отдавая себе отчёт, двинул бёдрами. В джинсах опять стало тесно, член изнывал от желания. Казалось, всего одно прикосновение — и я позорно кончу.       Но никто не торопился положить конец моим мучениям. Холодные руки, едва касаясь моей разгорячённой кожи, задрали футболку; мышцы живота непроизвольно напряглись под влажным прикосновением языка. Даже когда ширинка была расстёгнута, а штаны спущены до колен, издевательства продолжились — жёсткие поцелуи на внутренней стороне бедра, больше похожие на укусы, заставляли пошло раздвигать ноги, а согревшиеся пальцы исследовали моё тело, то щекотно проходясь по рёбрам, то до сладкой боли сжимая затвердевшие соски. Я пытался тереться членом о бельё, но те же вездесущие руки с силой прижали меня к кровати, не давая двигаться. Трусы с меня были стянуты зубами. Член качнулся, и я коротко простонал, тут же прикусив губу, но в следующую секунду стон всё равно снова вырвался из моего горла, на этот раз протяжней и громче — влажный горячий рот заглотил член сразу на всю длину. Головка уткнулась в горло, я невольно дёрнул руками, забыв о том, что они связаны, и я не могу вцепиться в чужие волосы, потянуть их на себя, чтобы продлить это восхитительное ощущение…       Если поначалу на удивление сильные руки твёрдо прижимали меня к кровати, не давая двигать бёдрами, то вскоре все точки соприкосновения кроме член-рот исчезли, и я мог толкаться в горло так, как мне хотелось — быстро и глубоко. Я понимал, что, скорее всего, мои движения не очень приятны принимающей стороне, но та, как ни странно, не возражала совершенно. Наоборот, моё обострённое изменённое сознание подсказывало мне, что никто не остановил бы меня, если бы у меня были свободны руки и я использовал их для того, чтобы поглубже насадить этот влажный горячий рот на свой член. Более того, казалось, что это понравилось бы не только мне…       Удовольствие продлилось недолго — я и не пытался контролировать себя, крышу сорвало начисто. Не только из-за таблетки, но и из-за долгого вынужденного воздержания — всё-таки жизнь в общаге не давала часто оставаться наедине с самим собой.       — Я… сейчас кончу, — с трудом выговорил я первые членораздельные слова после нелепого «привет» и совсем уж позорного «Филл». На секунду язык, в этот момент нежно обводящий головку, замер, и я подумал, что рот сейчас заменит рука, но восхитительное скольжение плотно сжатых губ по моему члену только ускорилось. Пара движений — и вдоль позвоночника прошла дрожь, отзывающаяся наслаждением, тёплой волной разливающимся по всему телу. Судорожно вцепившись пальцами в сдерживающий руки ремень, я кончил с громким, постыдным для парня стоном.       Член с влажным звуком выскользнул изо рта, тёплый мягкий язык коснулся ставшей слишком чувствительной головки, слизывая последние капли спермы, и в следующее мгновение все ощущения исчезли.       — Эй, подожди! — запаниковал я, когда понял, что меня собираются оставить в таком виде. — Постой! Одень меня обратно, пожалуйста. И… Спасибо, наверное?       Ответом была тишина. На секунду мне показалось, что сейчас она всё-таки будет нарушена знакомым издевательским смехом, но в следующее мгновение я почувствовал движение воздуха, и чьи-то руки рывком натянули на меня джинсы.