Ярко-жёлтый

      Домой я поехал утренним рейсом. Так терялся целый день каникул, но тащиться в автобусе всю ночь не хотелось совершенно: настроение и так было отвратное, и долгая поездка в мрачном полупустом салоне окончательно бы его испортила. К тому же мне было, на что потратить выигранное время: например, перестирать все свои вещи, избавляясь от въевшегося в них запаха табака. Куртку и вовсе пришлось оставить в общаге — некогда было приводить её в порядок — и домой я поехал в жутко неудобном пальто, которое до этого времени вполне заслуженно висело в самом дальнем углу шкафа.       Со стиркой я промаялся весь вечер и полночи, так что когда наконец начал собирать сумку, блаженно представлял, как буду отсыпаться в автобусе. Но что-то пошло чертовски не так — стоило мне занять своё любимое место на последнем ряду у окна, как мысли набросились на меня, словно только и ждали, когда я закончу дела и устроюсь поудобнее, чтобы ничто не отвлекало меня от их навязчивого мельтешения.       Уже через час я накрутил себя настолько, что ни о каком сне и речи не шло. Всё, что я мог делать, — это ёрзать на сиденье, пялиться на однообразный пейзаж за окном и пытаться слушать музыку, впрочем, не особо различая, что там вообще в наушниках играет. Воспоминания всё равно были громче. Ярче, отчётливее, назойливее, они въедались в мозг, открывались с новых сторон и заставляли меня терзаться чувством вины. Но самым страшным было то, что я ни о чём не жалел. Все эти вечеринки, странные минутные знакомства, только чтобы раскурить косяк или просто скоротать время за пустой болтовнёй, дешёвый алкоголь, нарко-подарочки в длинных тонких пальцах Филла, его смех, наши прогулки по городу и за городом, разговоры, по сути, ни о чём, но будто бы всегда о самом главном…       Филл… Вместе с воспоминаниями о нём в последнюю неделю неизменно приходило волнение. Я не видел его с того дня, когда он организовал мне очень горячую встречу с очень таинственной незнакомкой. Тогда он пришёл минут через пять после её ухода, молча развязал мне руки и смылся, пока я разматывал закрывавший мне глаза шарф. Я, в тот момент всё ещё пребывающий в состоянии лёгкой эйфории, даже не успел удивиться, а ведь было чему: подобная молчаливость явно говорила о том, что с Филлом не всё в порядке. Только когда за ним закрылась дверь, я понял, что чего-то не хватает. Например, подколов, попыток разузнать мои впечатления и вогнать меня в краску, пошлых шуточек… Я там связанный сидел, а Филл даже не воспользовался ситуацией! Нет, на него это точно не было похоже…       Все эти мысли тогда пронеслись у меня в голове буквально за пару секунд, и я сразу же пошёл наверх, в комнату Филла, однако не застал его — за эти считанные мгновения он каким-то образом успел как сквозь землю провалиться. Никому ничего, естественно, не сказав. В общем-то, подобное было в порядке вещей, но я почему-то заволновался, правда, списал тогда эту паранойю на побочку от таблетки.       Вот только к утру следующего дня это чувство никуда не делось, а когда я узнал, что Филл так и не вернулся, окончательно завладело всеми моими мыслями. Я пытался бороться с ним, но безрезультатно, и к обеду не выдержал. Начал названивать этой блондинистой катастрофе, долго, настойчиво — и безрезультатно: трижды нарывался на «занято», раз пять трубку никто не взял, а потом телефон и вовсе оказался вне зоны действия сети. Где Филл шлялся, даже представить было страшно. Я пытался дозвониться до него ещё три дня, но так и не смог и плюнул на это дело. В конце концов, у Филла своя голова на плечах. Пусть временами безумная, нелогичная и склонная к авантюрам, но всё же она есть.       …За окном начало темнеть. Свет фар автобуса выхватил из полумрака знак — пять миль до Пьемонта. Хотелось курить, но я терпел. К счастью, больше ничем отравиться желания не было, и я медленно вдохнул и выдохнул, пытаясь настроиться. Всё будет хорошо. Увижусь наконец с родителями, с Мэйбл, в кои-то веки поем нормально и высплюсь. Чудесная ведь перспектива…       Осталось только заставить себя ей обрадоваться.       …После праздничного ужина, растянувшегося на добрых полтора часа — конечно, ведь мы с Мэйбл «так похудели, так похудели!» — я поднялся в комнату под предлогом того, что хочу разобрать вещи. Соврал. Не хотел я ничего разбирать, вообще ничего не хотел делать, только отдохнуть от контролирования каждого своего слова и жеста. На протяжении всего ужина я сидел, чувствуя, как напряжены плечи, как сводит скулы от вымученной улыбки, и жутко хотел курить. Родители спрашивали, что было в колледже, нравится ли мне учёба, как успехи… Задавали банальные предсказуемые вопросы, и я ещё в автобусе не раз представлял, как буду на них отвечать, но всё равно нервничал.       Однако расслабиться в одиночестве не получилось. Мэйбл увязалась за мной и теперь сидела на кровати, безостановочно болтая. Мне пришлось всё же заняться вещами, и поначалу раздражение то и дело проходило по телу мелкой противной дрожью, но вскоре я и сам не заметил, как начал расслабляться. Родной, счастливо переливающийся голос сестры, домашняя обстановка, бормотание телевизора внизу, в гостиной, уют моей комнаты… Всё это обволакивало меня, согревало, и я словно оттаивал в этом тепле, становился опять тем Диппером, любящим братом и примерным сыном. Кажется, всё будет хорошо. И чего я нервничал? Вон, даже желание покурить в один момент просто исчезло, и вкус сигаретного дыма снова начал восприниматься как нечто мерзкое и совершенно мне не подходящее. Как там тогда сказал Филл? Сигарета мне не идёт?..       Да. А ещё Филл сказал, что «ничего не будет „хорошо“, всё будет так, как должно быть». А как, интересно, должно быть? Вот чёрт! Зачем я вообще об этом думаю? Ещё не хватало поверить в пророчество конченого наркомана, обожравшегося грибов…       — Эй, Диппер. Диппер! — Звонкий голос Мэйбл заставил меня вздрогнуть. Я обернулся. — О чём это ты там так задумался, что родная сестра до тебя докричаться не может?       — Да просто устал с дороги, — получилось отмахнуться вполне искренне. Мэйбл вздохнула.       — Ладно. Я тогда пойду, наверное, — пробормотала она, даже не пытаясь скрыть, что расстроилась. Подошла к двери, но в последний момент обернулась. — Завтра поболтаем, да?       Я что-то утвердительно промычал. Хотел ещё пожелать спокойной ночи, но достал из сумки футболку с треугольником — Филл так и не забрал её, а я почему-то не захотел оставлять странную шмотку в общаге, — и с губ сам собой сорвался вопрос:       — Ты помнишь, что было в Гравити Фолз?       Мэйбл вцепилась в дверную ручку так, что та скрипнула. Я поднял взгляд: сестра молчала, но не уходила.       — Смутно, — наконец со вздохом проговорила она. И больше ничего не сказала — ни ответного «А ты?», ни вполне закономерного вопроса, мол, с какой радости я вообще вдруг завёл эту тему. Мэйбл просто стояла в дверях и смотрела на меня, и по всему было видно, что её желание поболтать тает быстрее, чем тот снеговик, которого мы однажды, когда были совсем детьми, притащили домой. Я, впрочем, тоже чувствовал какое-то напряжение, словно что-то мешало мне произносить слова. Не пресловутый «вставший в горле ком» и не «невидимые пальцы, сдавившие шею», нет. Совсем другое и на другом уровне — глубже, опаснее, — где-то в голове, там, где мысли только зарождаются, и я смутно понимал, что лучше это «что-то» не тревожить…       Но мне как воздух был необходим этот разговор.       — Мы тогда много всего придумали, да? — спросил я, пытаясь хотя бы что-нибудь разглядеть в остекленевшем взгляде Мэйбл. — Хоть фильм снимай или книгу пиши. Сейчас уже так не смогли бы, даже если бы захотели, а тогда словно само собой всё получалось. Как будто… как будто… Как будто кто-то извне нам вкладывал эти мысли в голову?       Вопрос прозвучал неуверенно, с едва пробивающимся сквозь слова беззаботным смехом, и я все усилия приложил, чтобы он был похож на шутку, но Мэйбл даже не улыбнулась.       — Мы были детьми, — серьёзно сказала она. — Дети всегда выдумывают всякую ерунду, такую, что потом, когда взрослеют, сами не могут в ней разобраться.       — Ну, так-то да, — согласился я и поспешно продолжил, боясь, что Мэйбл посчитает тему закрытой и уйдёт: — Я только поражаюсь, каким настоящим нам всё казалось тогда. Интересно, если бы мы оба записали то, что произошло в Гравити Фолз на самом деле, наши рассказы совпали бы? Просто мы тогда столько всего выдумали или додумали, что сейчас… как бы это сказать…       — Сейчас уже сложно вспомнить, что действительно было, а что нет, — закончила за меня Мэйбл, а потом отпустила наконец дверную ручку и подсела ко мне на кровать. Я даже дыхание задержал, приготовившись слушать, но сестра молчала.       — Эй, ты в порядке? — спросил я, когда пауза затянулось. Мэйбл кивнула.       — Да. — Пару секунд мне казалось, что разговор всё-таки будет закончен вот так, не успев толком начаться, но сестра снова заговорила: — Почему ты спросил про Гравити Фолз?       Я облизал пересохшие губы.       — Да так. Знаешь, как бывает, вспоминается что-то вдруг, ни с того ни с сего…       — У меня не вспоминается, — перебила меня Мэйбл, хмыкнула и продолжила, опустив взгляд на свои сцепленные в замок пальцы: — По крайней мере, не это. Знаешь, когда мы вернулись в Пьемонт, я часто ловила себя на том, что словно проживаю две жизни. Настоящую и ту, что в голове. Причём та, что в голове, начинала всё сильнее загораживать собой реальную. Конечно, она ведь была такая яркая, необычная! И поначалу было весело, но потом… Меня жутко это напугало.       — И что ты сделала? — осторожно спросил я, боясь спугнуть внезапную откровенность.       Мэйбл пожала плечами.       — Я… просто заставила себя об этом не думать. Каждый раз, когда в мыслях всплывал Гравити Фолз, начинала проговаривать в голове дурацкие детские считалочки или какие-то песни. Иначе… не знаю. Свихнулась бы, наверное. Я даже пыталась найти информацию о том, что со мной происходило, в интернете. Начиталась тогда про всякие расстройства личности, жуть… У тебя тоже было что-то подобное?       — Нет, — коротко ответил я, ненавидя себя за слабость, и поспешил перевести тему: — Почему ты никогда мне об этом не рассказывала?       — Сначала я и себе в этом боялась признаться, а потом… не знаю даже. Мы ведь вообще то лето в Гравити Фолз никогда не обсуждали. Даже когда приехали туда во второй раз.       Я невесело улыбнулся. Да, помню эту поездочку: Мэйбл изнывала от скуки, я упрямо и бессмысленно сходил с ума по Венди. Но, даже несмотря на это, ни один из нас и не заикнулся о том, чтобы снова начать нашу игру.       — Как думаешь, почему мы перестали ездить в Гравити Фолз?       — Когда мы приехали следующим летом, всё было другим. Слишком другим. Словно там действительно что-то такое случилось, отчего весь город изменился… — Мэйбл тряхнула головой и усмехнулась. — Вот видишь, опять чушь в голову лезет. Мы просто повзрослели, Диппер. Повзрослели, и нам стало скучно бродить по лесам.       Пару минут мы просидели молча, но не прощались. Казалось, ещё не всё было сказано.       — Давай съездим туда этим летом? — вдруг неожиданно для самого себя предложил я. — Проведаем Стэна с Фордом. Да и остальных.       Мэйбл, до того задумчиво разглядывавшая стену, вздрогнула и улыбнулась.       — Конечно, давай, — сказала она и встала. — Ладно, пойду я. Спокойной ночи. Отдыхай.       — Да. Спокойной.       Когда Мэйбл ушла, я вздохнул и, закрыв лицо руками, позволил себе наконец выругаться: последний обмен репликами с сестрой получился тошнотворно лживым. Мы оба явно знали, что никуда не поедем. И сказать друг другу хотели явно не это. На протяжении вообще всего разговора меня не покидало ощущение, что мы оба что-то друг от друга скрываем. Каникулы в Гравити Фолз… Странная поездка. Впервые — разлад. Конечно, мы с Мэйбл и раньше ссорились, но тогда впервые поругались настолько серьёзно, что не общались несколько дней, да ещё из-за ерунды, которой и не было-то на самом деле! Наверное, это всё переходный возраст… Ведь все подростки в этот период жизни немного сходят с ума?       Ха! Сходят с ума… «Я заставила себя об этом не думать. Иначе свихнулась бы», — сказала Мэйбл. А что делал в это время я? Вёл бесконечные дискуссии с Биллом! Могло ли получиться так, что это каким-то образом повлияло на мою психику? Да нет, я же прекрасно понимаю, что Билл не существует. Он нереален, просто плод моего воображения. А всё, что делает Филла похожим на него, — лишь череда совпадений…       Череда совпадений. Жёлтая машина — совпадение, жёлтая зажигалка — совпадение, появившийся словно из ниоткуда жёлтый зонт — совпадение… Ирреальный, электричеством проходящий по нервам смех Филла, его знания обо всём на свете, его заворожённость насилием над собой и окружающими, и мои сны с его участием, и договоры дурацкие, и способность угадывать мои мысли ещё до того, как они придут мне в голову…       А не слишком ли много совпадений?       «А не слишком», — убеждал я себя, но получалось плохо: образ Филла рассыпался в мыслях, собирался вновь — в Билла, и уже жёлтый треугольник распадался на осколки-кирпичики… И когда эти метаморфозы окончательно довели меня до ещё не безумия, но уже чего-то близкого, я подскочил с кровати. Метнулся к брошенной на полу сумке. Схватил футболку Филла, секунду смотрел на неё широко распахнутыми глазами, вцепившись в мятую ткань, как утопающий в спасательный круг, а потом быстро снял кофту и надел её — такую чудесную, вещественную, определённо принадлежащую человеку футболку. Символ того, что я ещё не совсем спятил.

***

      Утро началось с криков. Я услышал их глухо, сквозь сон, и долго не хотел просыпаться — полночи ворочался, сон не шёл, сторонился вопящих в голове навязчивых мыслей, — но крики не умолкали, и беспокойство взяло своё. Я приподнялся на кровати, прислушиваясь. Внизу о чём-то спорили Мэйбл и мама, но из-за закрытой двери слов было не разобрать.       Что там могло случиться с утра пораньше?       Ладно, что бы это ни было, мне всё равно лучше в это не влезать. По части характера Мэйбл пошла в мать, и они частенько взрывались по малейшим поводам, впрочем, так же быстро и успокаивались.       Решив, что бурю лучше переждать на безопасном расстоянии, я уткнулся лицом в подушку, с головой накрылся одеялом и уже хотел было снова попытаться уснуть, но услышал топот на лестнице. Голоса становились ближе, слова — отчётливее.       — Мам, это явно какая-то ошибка!       — Ошибка? Ошибка?! Я ему сейчас покажу ошибку…       Никто даже и не подумал постучать — дверь просто распахнулась настежь. Я подскочил — сонный, чёлка на глазах, совершенно ничего не понимающий.       — Что это?! — с порога накинулась на меня мама, в два шага подбегая к кровати и пихая мне под нос что-то прозрачно-белое и клеёнчато-шуршащее. — Ну? Что ты молчишь? Отвечай!       Я с трудом сфокусировал зрение и тут же покрылся липким холодным потом. То, что показывала мне мама…       — Я не знаю, — проговорил я, уставившись на пакетик с белым порошком. — Мам, я правда не знаю. Где ты это нашла?       Вместо ответа мама вдруг схватила мои руки. Рассмотрела сгибы локтей, брезгливо придерживая пакетик двумя пальцами. Встала.       — Так где ты это нашла? — снова спросил я, но мама не отреагировала. Принялась мерить шагами комнату — два шага в одну сторону, три в другую, и снова два…       — Она хотела постирать твоё пальто и нашла… это в кармане, — подала голос Мэйбл, до этого настолько тихая, что я вообще забыл, что она в комнате. Сестра стояла, заламывая руки, её тонкие пальцы мелко подрагивали. Я смотрел на них, с каждой секундой всё сильнее проникаясь осознанием, что всё это — не сон, что две мои жизни всё-таки столкнулись и разбились вдребезги…       — Завтра же ты поедешь сдавать тест на наркотики. До этого момента — сидишь под домашним арестом, — сказала наконец мама, глядя в стену. — Я от тебя такого не ожидала, — добавила она спустя пару секунд и ушла, так и не посмотрев на меня.       Мэйбл осталась. Стояла, растерянная, посреди комнаты, обхватив себя за плечи, в пижаме и босиком.       — Диппер…       — Это не моё, Мэйбл. Это какая-то ошибка, — ровно проговорил я. И, что самое главное, не соврал: у меня ничего и не могло оказаться, всё всегда хранилось у Филла.       — Расскажи мне, Диппер. Ты же знаешь, мне ты можешь довериться. И родителям…       — Мэйбл, хватит.       — Мы поможем тебе…       — Сказал же — это не моё! — Раздражение в моём голосе словно хлестнуло Мэйбл по лицу — она дёрнулась и замолчала, глядя на меня так, что я почувствовал себя последним мерзавцем. — Ну сама посуди. Я же не идиот. Я бы не притащил наркоту домой, не оставил бы в кармане, — тихо проговорил я, вспоминая, как упорно избавлялся от всех следов своих развлечений. Карманы пальто, правда, не проверял, но в них и не могло ничего быть!       — Я… хочу тебе верить. Честно, хочу. Но даже если это не принадлежит тебе, значит, принадлежит кому-то из твоих знакомых… — Мэйбл нахмурилась, словно вдруг вспомнила что-то, что ей не понравилось, — …или даже друзей. То, что ты рассказывал о колледже… Ты ничего от меня не скрывал?       Я молча отвёл взгляд. Врать сестре по телефону — это одно, а вот так, в глаза…       Мэйбл поняла всё правильно.       — Я так и думала, — всхлипнув, прошептала она. — Я чувствовала, что с тобой что-то не так. Это всё я виновата. Нельзя было соглашаться отпускать тебя в этот убогий колледж. Ты явно больше меня заслужил учиться в нормальном месте…       — Ну, ну… Прекрати. — Я подошёл к сестре и обнял её — та порывисто обхватила меня за плечи. — Ты уж тут точно ни при чём, слышишь?       Мэйбл закивала. Шмыгнула носом.       — Я пойду проверю, как там мама, — сказала она, медленно отпуская меня. — И вернусь, хочешь? Побуду с тобой тут сегодня.       — Да ладно. Тебя же под замок не посадили. Встреться с друзьями, погуляй, — попытался отмахнуться я, но Мэйбл меня перебила:       — Не хочу. Я приду, принесу чего-нибудь пожевать. Посмотрим фильм, м?       Я кивнул, чувствуя, как глаза начинает жечь от подступающих слёз, и всеми силами стараясь сдержать их. К счастью, Мэйбл не стала свидетелем этого позорного зрелища — невесело улыбнулась и ушла, оставив меня в одиночестве справляться со своими дурацкими чувствами. Вина едкой горечью разливалась в груди, смешиваясь с липким промозглым страхом, но самым страшным было осознание того, как сильно Мэйбл любит меня. Какой же сволочью надо быть, чтобы обманывать так сильно любящего тебя человека! Может, всё ей рассказать? Про Филла, про наркотики…       Я вздохнул и лёг на кровать, утыкаясь лицом в подушку, отчётливо понимая, что ничего не расскажу. Нет. Лучше уберечь её от этого. Да и себя… Это так низко, трусливо и малодушно, но как же хочется выторговать у совести ещё хотя бы пару дней, когда мы с сестрой сможем побыть вместе. Чтобы Мэйбл смотрела фильмы, болтала и делилась едой со своим братом Диппером. С тем, кого она давно любит и знает как свои пять пальцев.       А не с Умником, которого создал Филл.

***

      В машине стояла мёртвая тишина. Папа, внимательно — пожалуй, даже слишком — вглядывающийся в дорогу, отстранённо молчал, как и всегда, когда в семье назревали проблемы. Мама тоже молчала, но очень громко и осуждающе. Моё молчание отдавало отчаянием и обречённостью.       Всё утро перед поездкой в клинику я пытался дозвониться Филлу. Чего от него хотел — сам не знал. Наверное, просто глупо надеялся, что он всё разрулит. Как это обычно у него получается, легко и непринуждённо: приедет, достанет из рукава охапку козырей, щёлкнет пальцами, прочитает, смеясь, заклинание — и о наркотиках в моём кармане все забудут, сбитые с толку, загипнотизированные…       Но оператор упрямо твердил: номера не существует.       Этот факт вывел моё волнение за Филла на новый, до того, казалось, недостижимый уровень. Нет, он и раньше менял номера как перчатки, но, когда это случалось, всегда присылал мне смс. Сами телефоны у него, кстати, тоже менялись с пугающей регулярностью — Филл то ходил со смартфоном последней модели, то щеголял настолько допотопной звонилкой, что мне казалось, он стащил её откуда-то из музея. Я никогда не спрашивал, зачем вся эта морока с телефонами, потому что вполне обоснованно подозревал, что ответ мне либо не понравится, либо, что скорее всего, просто окажется очередной лживой шуточкой, мастерски скрывающей правду…       Вдруг телефон, который я всю поездку держал в руках, просто чтобы чем-то занять подрагивающие от волнения пальцы, завибрировал. Я посмотрел на экран — пришло смс от Мэйбл.

«Звонили из твоего колледжа. Хотели поговорить с родителями, но я пообещала, что всё им передам. Дип, они сказали, что в общаге были обыски, и даже кого-то арестовали. Что происходит?»

      Я сжал кулаки. Что происходит? Отличный вопрос. Чья-то идиотская шутка? Случайность? Подстава? Как вообще этот пакет мог оказаться в кармане пальто, которое я и не носил вовсе? Ещё и арестовали кого-то… А что, если Филл не отвечает как раз потому, что попался? Он, конечно, скользкий тип, и не из таких передряг выпутывался, судя по его рассказам (и моим к ним домыслам), но ведь всякому везению когда-нибудь приходит конец. Вот чёрт! И во всём я виноват…       В ответ на эту мысль я так тряхнул головой, что в ушах зазвенело. Стоп. Я ни в чём не виноват. Я себе ничего в карман не засовывал. Так, значит, это сделал кто-то другой? Но кому это нужно?..       На смс Мэйбл я в итоге так и не ответил — просто не нашёл слов — и до самого приезда в клинику молча пялился в давно погасший экран.       В приёмной было мало людей; тихо переговаривались какие-то девушки в дальнем углу комнаты. Мне дали анкету, до смешного короткую, но я заполнял её минут десять — трясущимися руками, путаясь в цифрах своего ID, ставшего вдруг каким-то чудовищно длинным. Внутри разрывался от противоречивых мыслей — хотелось то ли в грехах каяться родителям, то ли бежать куда подальше. В итоге просто молчал. И на что надеялся? Наверное, на пару дней хотя бы в неопределённости. Когда всё станет известно, будет явно хуже…       — Эй, ты уснул? — Мама потрясла меня за плечо. Я обернулся — и сразу встретился с ней взглядом. Она выглядела такой уставшей: глаза красные, веки опухшие. Наверное, не спала всю ночь…       Какая же я сволочь.       — Эй, что с тобой? Ты что, что-то принял? — спросила мама, понизив голос и всматриваясь мне в глаза.       — Что? Нет, конечно. Задумался я. Просто задумался… — Интересно, как скоро я смогу вновь завоевать их доверие? И смогу ли? — Что случилось?       — Тебя вызывают, — обратился ко мне впервые за всё утро папа, указывая рукой на буравящую меня взглядом женщину, и я наконец поднялся со стула.       Повела меня она по длинному коридору. На ходу объясняла тонкости предстоящей процедуры, я пытался вникать — баночки в шкафу за стеклом, смывать за собой нельзя, на всё три минуты… Возле самой двери женщина меня обыскала. Впрочем, без особого энтузиазма — похлопала по карманам и одежде.       — Через три минуты заберу, — напомнила она ещё раз и оставила меня одного.       Я закрыл дверь. Взял баночку. С минуту просто стоял, глядя на неё, потом огляделся — четыре стены, шкаф, унитаз и я. Помощи ждать неоткуда. Совершенно безвыходная ситуация…       Выйдя из тесной комнаты, я сделал буквально пару шагов и остановился — длинный коридор оказалось не так-то просто преодолеть. Возвращаться к родителям не хотелось. Пришлось встать, подпирая стену. Я понимал, что Рубикон перейдён, мосты сожжены и всё такое, но почему-то все эти, казалось бы, необратимые и решающие действия не вызывали у меня ощущения, что всё закончилось. Вот и решение признаться родителям во всём, пока не поздно, самому почему-то при всей логичности казалось ужасно глупым…       Хлопнула дверь. Из комнаты напротив той, в которой был я, вышел парень и лёгкой походкой, даже, кажется, тихонько насвистывая что-то себе под нос, пошёл по коридору. Поравнявшись со мной, вдруг затормозил.       — Хэй! Ты чего такой хмурый? — спросил он, вставая рядом. — Никак палево предчувствуешь?       Я ничего не ответил, надеясь, что это послужит хорошим намёком на окончание разговора, но парень вдруг наклонился ко мне и зашептал на ухо:       — На будущее, дружище, запасайся заранее чистой мочой. В этой дешёвой клинике подменить — раз плюнуть. Поверь бывалому Фрэду.       Хлопнув меня напоследок по плечу, словно старого знакомого, парень ушёл. Я подождал, пока он скроется за поворотом, и тоже сдвинулся с места. Шёл медленно, глядя по сторонам, тянул время, как только мог, до последнего отказываясь признавать, что всё равно не смогу повернуть его вспять — таким фокусам Филл меня не обучил. Когда проходил мимо комнаты, куда сдают банки, притормозил. Лаборантка принимала очередную партию, через плечо оглядываясь на кого-то за своей спиной и хихикая. В голову закралась шальная мысль — может, как-нибудь выкрасть свой анализ? Но какой из них мой? Да и какой в этом толк? И как я вообще это сделаю? Тоже мне, Бони и Клайд в одном лице…       В итоге просто прошёл мимо. Сквозняк из приоткрытого окна забрался мне под футболку, ощупал горячую кожу холодными пальцами. Лаборантка ворковала с кем-то у меня за спиной — тихо, на грани слышимости, и я почти успел отключиться от её ненавязчивого бормотания, но вдруг насторожился. Из кабинета донёсся смех. Едва различимый, но такой, что я словно прирос к полу. Воздух вспенился и зашипел, как газировка, расползся щекотными мурашками по всему телу. Только я хотел обернуться — и лаборантка захлопнула дверь. Тишина тут же вернула меня на землю — Филла не может здесь быть. Он не знает, где я живу, не знает, что я так глупо попался и поехал в эту клинику, чёрт подери, он даже имени моего не знает! И ненамеренно, по стечению каких-то безумных обстоятельств он оказаться в этой конкретной точке в это конкретное время не мог, это уже совсем не похоже на случайность, так просто не бывает, я отказываюсь с этим мириться!..       Зато с тем, что он мне везде мерещится, смирился уже давно.

***

      За завтраком на кухне собралась, не сговариваясь, вся семья, хотя до этого мы с родителями прятались друг от друга по углам. Два дня в доме царила напряжённая атмосфера: воздух словно сгустился и превратился в кисель, забивающий лёгкие, — ни вдохнуть, ни выдохнуть. Никто ничего не делал — а если и пытался, ничего толком не получалось, — единственным занятием было ожидание результатов моих анализов. «Оглашение окончательного приговора», как я его называл. Одна Мэйбл все два дня делала вид, что ничего не происходит, и я диву давался, как сестре это удавалось в такой-то атмосфере, но был ей чертовски признателен. Папа меня по-прежнему игнорировал. Мама перестала злиться, но стало только хуже — теперь я видел в её взгляде вину, печаль, обиду и, что больнее всего, надежду. Сегодня она её лишится…       — Они сказали, что пришлют результаты после десяти, — в абсолютной тишине вдруг проговорила мама. Мэйбл уронила вилку; папа перестал жевать. — Осталось полчаса. Ты точно ничего не хочешь нам рассказать?       Я опустил голову. Полчаса… Чуда не случилось. Добрый волшебник — или злой колдун? — не приехал, не прочитал заклинание, не махнул волшебной палочкой… И на что я только надеялся? Ну, хоть с Мэйбл два дня нормально пообщался. И осталось всего полчаса…       Кажется, пора.       — Да, я хочу вам кое-что сказать. — Все задержали дыхание; казалось, даже телевизор начал нести свою предпраздничную чушь тише. — В колледже я только и делал, что ходил по вечеринкам, пил, курил и употреблял наркотики. Честно говоря, даже не смогу вам сказать, чем именно упарывался, потому что я просто брал всё, что дают. И никто, кроме меня, в этом не виноват. — Я посмотрел на Мэйбл, но та зажмурилась, словно это могло помочь ей не слышать меня. — На этом, пожалуй, всё. Прошу прощения за то, что стал, наверное, вашим самым большим в жизни разочарованием.       В гробовой тишине я встал и вышел из-за стола. Никто меня не остановил.       Поднявшись в комнату, я плюхнулся на кровать и стал думать, что делать дальше. Пару раз ловил себя на мысли, что хочу обратиться к Филлу — кажется, у меня в голове уже установилась чёткая связь: раз есть моя кровать, значит, где-то на ней должен быть Филл, — но вовремя останавливался. Не хватало только начать разговаривать «с самим собой», точно за конченого наркомана примут…       Внизу было тихо. Казалось, никто даже не шевелится, так и сидят за столом в тех же позах, в которых замерли, когда я уходил. Назойливое тиканье казалось оглушающе громким, и я чувствовал, как секунды песком струятся сквозь пальцы, но на часы не смотрел — вряд ли время остановилось бы под моим пристальным взглядом, а тот, кто умел проворачивать подобные фокусы, как сквозь землю провалился. Сколько бы я ни пытался дозвониться до него, равнодушный женский голос из раза в раз повторял мне — «не существует»…       Нет, ну вот и что теперь? Что вообще происходит в подобных случаях? В колледж я уже, наверное, вряд ли вернусь. Буду поступать в другой? Работать? Не запрут же меня навсегда дома. Отправят лечиться? Так нет у меня зависимости, разве что от сигарет сейчас бы не отказался, да и то — чёрт с ними, я и губы погрызть вместо этого могу, тоже успокаивает…       — Диппер! Диппер!       Голос Мэйбл выдернул меня из задумчивости. Он был неправильный — весёлый и звонкий, совсем не вяжущийся с ситуацией. На лестнице раздался топот явно не одной пары ног. Дверь распахнулась. Первой влетела в комнату сестра и — я даже сообразить ничего не успел — кинулась мне на шею.       — Диппер, прости меня!..       — Прости нас. — Следом за Мэйбл вошла мама и замерла в дверях, неловко переминаясь с ноги на ногу, словно не решалась подойти.       — Что?..       — Пришли результаты. Анализы чистые, — не дав мне закончить вопрос, проговорила Мэйбл и сильнее сжала меня в объятиях. — Диппер, дурак ты! Как же я испугалась!..       — Почему ты сказал всё это за столом? — спросил отец, подойдя ко мне на полшага ближе, чем мама, но не успел я рта открыть, как Мэйбл заняла оборону.       — Потому что мы не верили ему, ну как ты не понимаешь? — выпалила она. Я положил руку сестре на плечо.       — Д-да… — Голос сорвался, и я сделал глубокий вдох. — Да, Мэйбл права. Но и вы меня тоже простите. Я слишком… эмоционально отреагировал, — всё же ответил я, с трудом выдавливая из себя слова — ложь застревала в горле. — Может, просто забудем всё это как страшный сон?       — Отличная идея!.. — послушно закивала Мэйбл.       — Вот и хорошо, — с явным облегчением в голосе отозвался папа. — А насчёт колледжа…       — Я хочу продолжать там учиться. — Фраза прозвучала слишком резко, и я поспешил добавить, заставив себя улыбнуться: — Мне там действительно нравится, па.       Отец покачал головой.       — Не думаю, что это хорошая идея, — сказал он, словно размышляя вслух. — Там кого-то арестовали то ли за хранение, то ли за употребление…       — Пап, да во всех колледжах есть кто-нибудь, кто принимает наркотики! — снова пришла мне на выручку Мэйбл. — И в моём тоже. Но мы с Диппером ничего не употребляем! А то, что у него что-то там в кармане нашли, — так это чья-то дурацкая шутка! Или просто случайность…       — Мне нравится там, пап, — повторил я, на этот раз стараясь произнести фразу чуть ли не с мольбой в голосе. — Или вы просто не доверяете мне? Если так, то, конечно, я уйду… — продолжил, пропитываясь ненавистью к себе. Что за жалкие попытки манипулировать родными?..       Однако эти попытки сработали.       — Доверяем. — Мама вышла из-за спины отца и встала рядом со мной, ненамеренно — или нет? — заслоняя от него. — Конечно, мы тебе доверяем. Но ты только звони нам каждый день. Или, может, мы будем приезжать к тебе хотя бы раз в пару недель…       — Ма-а-ам…       — Хочу на ярмарку, — словно невзначай вдруг пробормотала Мэйбл. Все уставились на неё. — Может, съездим сегодня? — продолжила хитрюга как ни в чём не бывало. Я лишь усмехнулся — чудесная непосредственность! Молодец. Разрядила обстановку…       Буквально через минуту все уже разбрелись по дому — собираться на ярмарку. Я тоже начал, но всё валилось из рук — пока на меня смотрели родные, я ещё кое-как держался, но как только остался наедине с собой, осознание случившегося словно пыльным мешком по голове дало. Как это — я чист? Эту треклятую банку с моей мочой перепутали с чьей-то ещё? Или мои результаты перепутали с чьими-то ещё? Или какой-то реагент не сработал? Как они там вообще эти анализы проводят, раз не нашли ничего у меня, на протяжении трёх месяцев упарывавшегося чем попало?       Или всё, что я видел, слышал и чувствовал — всего лишь игры разума? Его игры с моим разумом…       Я схватил себя за волосы. Дёрнул — с силой, до боли, словно хотел таким нелепым способом вырвать мысли о Филле из головы. Филл… Вот чёрт, даже его имя звучит как издевательство над всей этой ситуацией! Фи-и-илл, чтоб его… Что он со мной сделал? Обманываю родных, заставляю их чувствовать себя виноватыми… Диппер так никогда бы не поступил. Так поступил бы Умник, привыкший врать и выкручиваться, обманывающий преподавателей, нарушающий законы, не думающий о будущем и совершенно из-за всего этого не заморачивающийся. Ха! Филл… Как же я тебя ненавижу и как же мне нужно сейчас поговорить с тобой…       Кажется, оставшиеся три дня каникул станут самыми долгими тремя днями в моей жизни.