Ярко-жёлтый

      Весь день шёл снег. Весь день я смотрел на него, лёжа на задних сиденьях, и лишь изредка садился, заходясь кашлем. Филл поглядывал на меня, но ничего не говорил.       В конце января ударили морозы. По радио то и дело говорили об «аномальных холодах», ночи в машине превратились в пытку — к утру она промерзала настолько, что оставленные здесь напитки превращались в лёд, и приходилось отогревать их у печки. К тому моменту, как мы доехали до N., я кашлял, чихал, постоянно хотел спать и то мёрз, то пытался раздеться до футболки — так было жарко.       — Фи-и-илл, открой окно, — проныл я, в очередной раз скидывая с себя одеяло и снимая свитер.       — Нет, — спокойно отозвался Филл, но увидев, как я тянусь к ручке на двери, раздражённо добавил: — Себя не жалеешь, так хоть меня пожалей: если ты откинешься от простуды, мне придётся ковырять мёрзлую землю, чтобы закопать твой труп.       Нехотя признав, что в этих словах есть доля правды, причём немалая, я оставил окно закрытым. Снова упал на сиденья, вытащил из-под спины начатую пачку печенья и брезгливо отбросил подальше. В последние дни мне кусок в горло не лез, но это было как раз кстати — купить этот самый кусок было особо и не на что.       Деньги, заработанные Филлом с дальнобойщиком, быстро закончились, хоть и заплатил тот мужик больше, чем я ожидал — на чай, что ли, докинул за старания? Впрочем, несмотря на то, что, судя по оплате, у Филла явно был талант, больше подрабатывать так я ему не разрешал. Нет, напрямую речи об этом не заходило, просто каждый раз, когда он начинал вот это вот «я-отойду-ненадолго-подожди-меня-здесь», я упрямо навязывался следом или и вовсе не отпускал его, выдумывая подчас совершенно идиотские предлоги. Филл принимал моё странное поведение с недоумением, но вопросов не задавал. Что несказанно меня радовало, потому что я, честно говоря, не очень-то понимал, почему не хочу, чтобы он этим занимался. Логики в этом было маловато — в конце концов, это же лёгкие деньги, да и раньше Филл делал это, судя по безразличному отношению к подобному виду заработка, явно с пугающей регулярностью. Но я просто не мог позволить ему быть, по сути, проститутом, и всё тут! Меня буквально наизнанку выворачивало, стоило только представить, что Филл своими губами, языком, руками касается этих…       Стараясь отделаться от всплывшей в голове мерзкой картинки и прогнать подступающую к горлу тошноту, я медленно выдохнул. Горячий воздух обжёг сухие истрескавшиеся губы. По спине градом катился пот. Мне казалось, я в прямом смысле слова пылаю, как выкрученная на полную мощность газовая конфорка, да ещё Филл явно врубил печку на максимум, и в машине было ужасно душно. Мысли буквально плавились в моей нудно болящей голове, и, наплевав на здравый смысл, я стал стягивать с себя футболку.       Филл отреагировал моментально:       — Эй! — Он повернулся ко мне, сбавляя скорость. — Не смей! А ну быстро оденься!       Я сделал вид, что внезапно оглох. Не вставая, потянулся к ручке, опустил стекло на добрых пять дюймов и с наслаждением, под возмущённое шипение не стесняющегося в выражениях Филла, вдохнул ледяной вечерний воздух. Как же хорошо…       Однако долго наслаждаться своим безрассудством у меня не вышло. Когда я не отреагировал на очередное далёкое от цензурного восклицание Филла, тот вдруг свернул на обочину.       — Ты чего? — простонал я, чуть не свалившись с места, но он вышел из машины, не ответив.       — Ты ведёшь себя, как маленький ребёнок. — Задняя дверь открылась, и Филл уселся мне в ноги. Помешать ему поднять стекло я не смог, просто не хватило сил, но, когда он стал накрывать меня одеялом, начал сопротивляться.       — Отстань, Филл, мне жарко, — ныл я, вяло отмахиваясь от прокуренного пледа. — Дай лучше ещё ту таблетку.       — Нельзя, ты уже выпил сегодня две. — Филл, как-то совсем не по-человечески извернувшись, всё-таки накрыл меня одеялом и прижал его по обе стороны от моих плеч к сиденью. — И вообще, насколько я успел изучить человеческий организм, таблетки стоит пить только в крайнем случае, а до тех пор позволять иммунитету самому бороться с болезнью.       — У меня крайний случай. — Я тщетно пытался вытащить из-под одеяла хотя бы руки, но Филл держал на удивление крепко. И откуда в этом тощем теле столько силы?.. — По ощущениям я как раз на грани смерти. Дай таблетку, а? Последнюю на сегодня, честно.       — Только при высокой температуре…       — Вот заладил! — перебил я снова начавшего назидательно вещать Филла. — Когда ты успел стать таким занудным? Без градусника мы всё равно не узнаем, какая у меня температура, так что кончай про неё твердить.       В ответ на это заявление он ухмыльнулся.       — Мои чувствительные пальчики точнее любого градусника, — протянул лукаво и придвинулся ближе, нависая надо мной. В нос ударил запах мятной жвачки. Я смотрел на руку Филла, словно в замедленной съёмке приближающуюся к моему лбу, и вдруг вспомнил, как он вытирал этой рукой свой рот…       — Не трогай меня! — Прежде чем успел подумать, я выполз из-под Филла и сел, отодвинувшись как можно дальше. Зачесал назад упавшую на глаза сосульками висящую чёлку. — Ладно, обойдусь без таблеток, — сказал, поднимая взгляд на него…       …и замер. Филл выглядел так, словно я его ударил. И не просто ударил — избил, с особой жестокостью и изощрённостью, так, что физических следов не осталось, а вот моральных — более чем. Он неотрывно смотрел на меня, застыв в неудобном положении, одной рукой опираясь на сиденье, а вторую по-прежнему протягивая ко мне, и вдруг, моргнув, резко выпрямился. Воздух между нами словно вскипел.       — Противно? — ровно, даже с искренним интересом, спросил Филл, не отводя от меня глаз. Ответить я смог не сразу — в горле пересохло, — а когда всё же заговорил, голос сорвался:       — Т-ты… кхем… Чушь не неси. Я ведь уже говорил, что всё нормально.       На середине этих слов Филл вышел, хлопнув дверью. Снова сел за руль. Выехал на дорогу — машину дёрнуло, когда он вывернул руль, одновременно рывком набирая скорость.       — Эй! Не гони так.       Стрелка спидометра продолжила мерно ползти верх.       — Филл?       И снова никакого ответа. Филл разгонялся, несмотря на то, что уже стемнело и неосвещённая загородная дорога превратилась в невнятное мутное нечто. Снег нёсся на нас, залеплял лобовое стекло, и дворники едва успевали сгонять его.       — Эй, ты едешь слишком быстро!..       Ноль реакции. Я видел, как перекатываются мышцы на скулах Филла. Он злился, и погода злилась вместе с ним — снег повалил сплошной стеной, порыв ветра пихнул машину в бок, словно пытался скинуть с дороги. Свет фар обрывался в паре метров впереди, а дальше ничего не было видно. Мы неслись так, словно спешили навстречу собственной смерти.       — Ты угробишь нас!..       Машину занесло на повороте. Всего в каком-то дюйме от капота мелькнул отбойник.       — Филл, ну хватит уже… — То, что мой голос дрожит, я скорее почувствовал, чем услышал — так рычал двигатель. — Да что с тобой?!       В ответ он переключил передачу и снова вдавил педаль газа в пол. Ни один мускул у него на лице не дрогнул. Кажется, Филл даже не моргал, ехал, неотрывно всматриваясь в дорогу, но будто не видя её.       И тогда я медленно выдохнул. Закрыл глаза. Повинуясь какому-то инстинкту, наклонился вперёд…       — Прости. Я не хотел тебя обижать. Я просто болею, вот и вредничаю, — прошептал Филлу на ухо, пытаясь поймать безумно-отстранённый взгляд в зеркале заднего вида. Филл хмыкнул — оживилось до того словно превратившееся в маску лицо, — но скорость не сбавил. — И мне не противны твои прикосновения, — добавил я, кладя руки ему на плечи. Сжал пальцы, массируя мышцы, чувствуя, что они будто окаменели, но всё же медленно расслабляются от моих прикосновений, и придвинулся ближе, зарываясь лицом в растрёпанные, пахнущие сигаретами волосы, доказывая, что не вру. Не вру, ну же, поверь мне…       Нет, Филл не затормозил резко, наповал сражённый несвойственным мне поведением. Он нажал на тормоз медленно, плавно, подчёркнуто осознанно и спокойно.       — А чего хотел? — спросил, когда скорость достигла нормальной отметки — голос звучал на удивление ровно — и лениво дёрнул плечами, скидывая мои руки.       Получив свободу, я, обессиленный, откинулся на спинку сиденья. Чувство было такое, словно меня только что заставили пробежать кросс: руки тряслись, ноги стали ватными, голова кружилась.       — В тепло хотел, — ответил я, пытаясь отдышаться, — поспать в постели и кружку горячего чая.       — Хм. Ясно, — отозвался Филл.       Больше он не проронил ни слова. Теперь мы ехали очень медленно: дорога впереди была пустой и прямой, но местами обледенела. Филл осторожно объезжал опасные промежутки, и машина слегка покачивалась, усыпляя. Лес по обе её стороны — сплошное чёрное месиво, лишь слегка разбавленное светом фар, — корчился от порывов ветра. С неба сыпал снег. Я сполз вниз, снова лёг на сиденья и позволил себе наконец расслабиться…       — …просыпайся.       Я медленно открыл глаза, нехотя выныривая из беспокойного, в лихорадке, сна. Снаружи глухо завывала метель; двигатель не работал, и в машине было темно. Мы зачем-то остановились.       Филл, аккуратно присевший на самый край сиденья, потряс меня за плечо.       — Просыпайся, Умник, — повторил он. — Вот, оденься, — и кинул мне какие-то вещи, но видя, что я откровенно туплю, поднял меня за плечо и начал одевать сам.       — Что случилось? Зачем? Куда?.. — путаясь в свитере, сонно возмущался я, но ни на один вопрос ответа не получил. На попытку вырваться Филл отреагировал каким-то совсем недобрым рычанием, и желание сопротивляться пропало. Да ещё и самочувствие после пробуждения стало совсем нехорошим — голова кружилась так, что даже в кромешной темноте перед глазами будто мелькали звёздочки, как в старых детских мультиках.       Нацепив на меня куртку, Филл вышел из машины. Наспех обувшись, я последовал за ним, и как только захлопнул дверь, услышал за спиной короткий писк. Филл включил сигнализацию.       — Филл, в чём де… Филл? — позвал я, оглядываясь. Оказалось, мы остановились в лесу. Всё вокруг было занесено снегом, машина увязла в нём до середины колёс. Ветер, хоть и не такой сильный, как на дороге, уносил мои слова куда-то в вышину, к кронам вековых сосен. — Ты где?       — Иди сюда, — раздался голос позади меня. Я обернулся. Там, за машиной, в тени деревьев было совсем непроглядно темно, но выбора не оставалось. Утопая в снегу, практически на ощупь, я пошёл к Филлу. Зубы начали стучать от холода. Ноги в ботинках онемели. Глаза слезились от ледяного ветра. Пройдя несколько шагов, я наткнулся животом на шлагбаум, не видя, где он заканчивается, пролез внизу…       И сразу наткнулся на Филла.       — Какого чёрта происходит?..       Он, по-прежнему храня молчание, вцепился мне в куртку и потащил за собой. Шли мы недолго, но медленно, скользя и спотыкаясь, пока не наткнулись на двухэтажный, сложенный из толстых брёвен дом — он словно выполз на нас из темноты. Свет в окнах не горел, ступени крыльца были занесены сыпучим, только наметённым сугробом. Ничто не говорило о том, что в этом доме кто-то живёт, однако Филл уверенно подошёл к двери и постучал. Ответа не последовало. Тогда он постучал ещё раз, кулаком, со всего размаху. Потом ногой. Такой шум поднял, что мне начало казаться — если нам и откроют, то только для того, чтобы прибить Филла к чёртовой матери.       — Слушай, с чего ты вообще взял, что здесь кто-то есть?.. — начал я, но тут в доме загорелся свет. Качнулась занавеска на окне, а через пару секунд дверь распахнулась, чуть не сбив нас с ног.       — Какого?.. — На пороге возник огромный мужик, в халате и тапочках, явно злой. Я отшатнулся. Вообще сбежал бы, если бы Филл не схватил меня за рукав. — А ну давайте в дом!..       Идея мне не понравилась совершенно, но Филл явно был настроен решительно — протолкнул меня вперёд, а сам скользнул следом, с лязгом закрывая за нами тяжёлую дверь. Он встал посреди тесного коридора, отряхиваясь от снега, так, будто к себе домой пришёл. Я же замер у порога, пытаясь слиться с окружающей обстановкой, и нервно косился на мужика: под два метра ростом, на мышцах халат чуть ли не рвётся, одной рукой может придушить нас обоих и не поморщиться. Вполне обоснованные, на мой взгляд, опасения удавкой сдавили горло, в тепле домика снова накинулось головокружение, и я привалился к двери. Тело крупной дрожью прошиб озноб.       — Каким чудом вас сюда занесло? — спросил мужик всё тем же гремящим от возмущения голосом.       Я нервно хихикнул.       — Знакомьтесь — чудо, — пробормотал себе под нос, переводя взгляд на Филла. Тот улыбался хозяину дома так, словно вот-вот начнёт впаривать моющий пылесос.       — Что он там бормочет? — спросил мужик, подходя ближе. Филл заслонил меня собой.       — Не обращайте внимания, у него жар, — сказал он, продолжая улыбаться. — Мы застряли в дороге из-за метели и хотели снять у вас домик. Правда, у нас всего тридцать долларов на двоих, но я уверен, если мы с вами поболтаем наедине, то обязательно договоримся…       Со всех оставшихся сил я ткнул Филла в бок, и он, охнув, замолчал.       — Не слушайте его, — начал я, но закашлялся, и договорить смог лишь спустя несколько секунд: — мы сейчас же уедем. Простите, что побеспокоили.       Мужик наклонил голову к плечу и нахмурился, глядя, как я настойчиво тяну Филла к выходу. Тот сопротивлялся:       — Прекрати упрямиться, я как лучше хочу!..       — Нет, это ты прекрати! Не надо мне такого «лучше»…       — А ну прекратите оба! — прогремел вдруг мужик, с лёгкостью заглушая нашу с Филлом перебранку. Я невольно сжался, втягивая голову плечи — страшно же. — Куда вы в такую погоду поедете? Давайте сюда вашу тридцатку и какой-нибудь документ в залог, останетесь до утра. Там решим, что с вами делать.       — Только деньги и документы? — удивлённо переспросил Филл, протягивая мятые банкноты и почему-то мой паспорт. — Больше… ничего не надо? Так пустите? Но здесь же мало…       — Давай уже, — перебил его неожиданно подобревший и словно чуть уменьшившийся в размерах мужчина. — Ждите здесь, — бросил он через плечо, уходя вглубь дома. Когда его массивное тело перестало загораживать дверной проём, стало видно, что оказались мы в магазине — на стенах висели удочки, фонари, камуфляжные панамы… До меня наконец дошло, что мы приехали на какую-то турбазу.       Вернулся мужчина быстро, с ключами и полностью одетый.       — Шестой ваш, — сказал он, позвякивая связкой с большим деревянным брелоком. Филл хотел было забрать её, но мужчина спрятал ключи в карман и продолжил, застёгивая куртку: — Не так быстро. Я вас провожу…       Я сидел на кровати, борясь со сном. Филл ходил за Джоном — как, оказывается, звали мужика — по дому, пока тот инструктировал его о правилах проживания: «воды нет — замёрзла; еды нет — за ней надо ехать в магазин; если что-нибудь украдёте — найду и головы откручу…» Кивал, непривычно послушный и притихший.       Когда Джон ушёл, он подошёл ко мне и присел рядом на кровать.       — Ложись, — сказал, надавливая мне на плечи. Вконец вымотавшийся, я покорно упал на подушку. Закутался в покрывало, прямо в одежде, только обувь скинул. Меня так знобило, что стучали зубы, но при этом кожа будто горела, и когда Филл положил холодную ладонь мне на лоб, я от удовольствия закрыл глаза. Так приятно…       Через несколько секунд ладонь пропала. Я почувствовал движение рядом — выпрямился матрас — и сквозь сон пробормотал:       — Куда ты?       — Скоро вернусь, — раздался голос у двери. — Принесу вещи из машины.       Звякнула связка ключей. Заскрежетал замок. Я зажмурился, пытаясь отогнать дурное предчувствие, но не смог и, повинуясь какому-то мимолётному, но непреодолимо сильному порыву, выпалил:       — Не вздумай ходить к нему.       В доме повисла тишина.       — Что ты сказал?       — Не вздумай ходить к Джону и пытаться расплатиться… так, как ты привык это делать. Выгонит завтра — так выгонит. Поедем дальше. Я серьёзно. Просто не делай этого, и всё.       Ответом мне стала мягкая усмешка — как будто Филл улыбнулся, пытаясь скрыть вздох.       — Я не пойду к нему, Умник. — Он даже не попытался отмазаться, мол, и не собирался. Какая похвальная честность… — Спи, — добавил он и открыл дверь. Щёки лизнуло холодом.       — Спасибо, — прошептал я, но Филл, кажется, меня уже не услышал.

***

      Я лежал, закутавшись в одеяло, и лениво просыпался, прислушиваясь к размеренному дыханию спящего на соседней кровати Филла. Начинался наш седьмой день жизни на турбазе.       Утром после той ночи, когда Филл привёз нас сюда, на улице стало ещё холоднее, а мне — ещё хуже. Два дня я не вставал с постели, питаясь одними таблетками, но окончательно выздоровел только после того, как он напоил меня странным отваром из хвои и ещё чего-то, о чём мне даже спросить было страшно. Как только мне стало лучше, Филл, будто запертая в клетке птица, начал рваться на волю. Но морозы стояли страшные, и мне жутко было даже представить жизнь в машине при такой погоде.       Тем более выгонять нас никто не спешил. Джон оказался тем ещё добряком: это открылось сразу же, стоило только ему выспаться. Он рассказал, что работников на турбазу не нанимает, справляется сам — тут всего-то шесть домиков. Но на этот раз зима выдалась аномально холодной и, о ужас, снежной, так что Джон был даже рад, что никто к нему не едет: он бы с ног сбился, пытаясь обеспечить посетителям нормальные условия проживания. Я договорился с ним, что, как только выздоровею, мы с Филлом начнём работать на него: убирать снег, скалывать с дорожек лёд, размораживать заледеневшие трубы, чинить, что нужно… В общем, делать всё что угодно, только чтобы он разрешил нам немного пожить здесь. Джон согласился. Даже отдал те тридцать долларов, чтобы мы с Филлом «с голоду не поумирали».       И вот уже неделю мы живём на турбазе. Мирно, тихо и непривычно нормально. С Джоном я быстро нашёл общий язык — он оказался простым дядькой, ушедшим из финансового бизнеса и открывшим своё дело. А вот Филл его сторонился; работать у него тоже не очень-то получалось — трудиться руками он явно не привык…       Формулировка показалась мне ужасно скользкой — что Филл действительно умел делать руками, представлять не хотелось, — и я поморщился. Посмотрел на его лицо. Такое спокойное во сне, мягкий серо-синий свет из окна сглаживал острые углы, губ касалась едва заметная улыбка… Ну просто ангел во плоти.       — Эй, Филл. Просыпайся, — севшим после сна голосом сказал я — и Филл тут же открыл глаза. Чуть насмешливые, колючие, взглядом пронизывающие насквозь. Я вздрогнул — ощущение почему-то было такое, будто он и не спал вовсе, а лежал, напряжённо вслушиваясь в мои мысли, и точно знал, что я наблюдаю за ним.       — Доброе утро, Умник. — Филл сел на кровати. Мотнул головой, откидывая отросшую чёлку с лица. — Как настроеньице?       — Нормально, — сглотнув, отозвался я.       Филл широко улыбнулся — и волосы у меня на затылке встали дыбом. Нет, всё-таки от ангела в нём нет ничего. Коварный демон, только притворяющийся ангелом — вот это уже гораздо ближе к правде…       Через полчаса мы уже вышли на улицу. После тепла дома мороз ощущался особенно сильно; изо рта вырывались облачка пара и инеем оседали на воротнике. Красное утреннее солнце, высвечивающее длинные тени на нетронутой снежной глади замёрзшей реки, быстро пропало в затянувшей вышину дымке. Я курил, любуясь его блёклым розоватым призраком, когда подошёл Джон. Выглядел он взволнованным.       — У нас сегодня будет гость. — Джон перехватил у меня сигарету и сделал глубокую затяжку. — Только утром забронировал, и сразу на это число. Вот уж не думал, что кто-то приедет в такую холодину, да ещё так внезапно… В общем, нужно откопать пятый домик. И проверьте, что там с водой, не дай бог опять всё замёрзло к чёртовой матери.       — О’кей, босс, — усмехнувшись на удивление гармоничной двойственности выражения, бодро отозвался я. Филл молча затушил окурок в жестянке из-под консервированных бобов, составлявших в последние дни существенную долю нашего рациона, спустился с крыльца и стал стряхивать снег с заметённой за ночь тачки. Мне пришлось взять лопату.       До самого обеда мы работали: убирали снег, скалывали наледь, отогревали трубы… Торопились страшно, всё боялись не успеть к приезду загадочного гостя, и лишь пару раз присели отдохнуть на кресло рядом с домиком администрации. Оно стояло у заднего выхода, со стороны леса, и почему-то полюбилось нами с первого взгляда, хотя и было откровенно нелепым: обычная домашняя мебель, непонятно за какие грехи выставленная на улицу, выцветшая и заледеневшая до каменности. Мы курили, присев на подлокотники, пили горячий чай прямо из термоса, а собака хозяина — очаровательная сенбернарша по кличке Бадди — носилась вокруг, то и дело притаскивая из леса какие-то палки. Мне нравилось работать на свежем воздухе. Нравились кресло, Джон и счастливо машущая хвостом Бадди. Наверное, я бы даже чувствовал себя счастливым, вот только…       Вот только Филл сегодня был особенно мрачен. И мрачнела погода: тяжелее нависало небо, сгущались тучи. Когда мы поехали на снегоходе в магазин — всего четверть часа пути, если срезать через замёрзшую реку и лес, — она совсем испортилась. Поднялся ветер. Воздух посерел, хотя темнеть ещё было рано.       — Наверное, этот гость откажется ехать, — сказал я, когда мы уже стояли на кассе и готовились расплатиться. — Что тут делать в такую погоду? И зачем ему всё это? — задал мучающий меня сильнее всего вопрос, глядя на ленту, где лежали лук, морковь, лимон и пакетик чёрного перца. Филл лишь пожал плечами — он по-прежнему был задумчив и неразговорчив.       Несмотря на мои опасения, когда мы вернулись, таинственный гость был уже на месте. А именно сидел застывшим изваянием над лункой, с удочкой в руках. Меня мороз пробил от одного только взгляда на его сгорбленную фигуру: на реке дул ужасный ветер, и за время, пока мы с Филлом пересекали её на снегоходе — всего-то минут десять — у меня инеем покрылись ресницы. А этот мужик явно собирался пробыть там гораздо дольше.       — Он там живой вообще? — спросил я Джона, занося продукты в домик администрации. — А то, может, подойти, палочкой его потыкать…       — Не мешай человеку медитировать, — с улыбкой ответил мужчина. — Он всего на пару дней вырвался. Говорит, приехал с женой погостить к её родственникам. Их там семеро — её мать, отец, сестра с мужем и трое детей — и они так его достали, что последние два дня отпуска он готов был свалить куда угодно, лишь бы не видеть её семейку. Мы оказались ближайшим вариантом.       Я улыбнулся. Вот умеет этот Джон производить такое впечатление, что хочется ему всё рассказать. Я и сам попал под его влияние и выложил кучу всего о Мэйбл, родителях, о себе… Только Филл устоял против этих странных чар и не сказал о своей жизни ни слова. Как, чёрт побери, ни странно.       Кевин, так звали нашего гостя, и правда отмёрз к вечеру. Проходя мимо меня, выносившего в тот момент мусор, помахал рукой. Я помахал в ответ, и мужчина пошёл к Джону. В руках он нёс увесистый пакет.       — Слушай, а этот Кевин неплохой такой мешок рыбы наловил, — восторженно выпалил я, вернувшись в дом.       — Угу, — только и ответил Филл. Он сидел, залипая в телефон, и даже не поднял на меня взгляда. Разговаривать явно был не настроен, и я решил оставить его в покое.       Но покой продлился недолго. И часа не прошло, как в дверь постучали. На пороге оказался Джон.       — Эй, парни. У нас тут пикник намечается, — сказал он. — Вы как, в деле?       — Пикник? — Я недоумённо поднял брови. Посмотрел на небо — уже совсем нехорошее, полное, тяжёлое, вот-вот снег повалит. — В такую погоду?       — А мы костёр разведём в мангале. Рыбу пожарим, заодно и погреемся.       Я шумно сглотнул. Всю неделю мы с Филлом питались чем попало, стараясь экономить деньги, и от одного только упоминания жареной на костре рыбы рот у меня наполнился слюной.       — Мы в деле, — выпалил я и только потом подумал, что Филл, наверное, будет от этого не в восторге.       Запах жареной рыбы и печёной картошки давно унесло ветром, мороз крепчал, но никто и не думал уходить. Мы болтали, стоя прямо тут, на улице, рядом с мангалом. Грели озябшие руки у огня. Быстро темнело, и рыжие отсветы костра на лицах становились всё ярче.       — …И представляете, закрылся я в ванной, только хотел расслабиться, как щеколду поддели снаружи какой-то проволокой, дверь распахнулась настежь, и ко мне ввалились их младшенькие. У нас, говорят, в доме никто ни от кого не закрывается! Вот тут-то я и понял, что если сейчас же не свалю, в конечном итоге сяду за убийство…       Мы с Кевином рассмеялись. Джон тоже, с лёгкостью заглушая нас своим раскатистым басом. Филл вежливо усмехнулся и отошёл в сторону — к реке, курить, подальше от Кевина с его астмой. Весь вечер Филл выглядел странно. Я предлагал ему вообще остаться в доме, но он упрямо пошёл за мной, хоть и было видно, что в гробу видел такие пикники. Мне казалось, он даже не поел, пусть и крутился всё время где-то поблизости.       Внезапно налетевший порыв ветра задул костёр, оставив в мангале лишь мигающие красноватыми прожилками угли. Сразу стало понятно, что вокруг уже совсем темно. Закованные в иней деревья качнулись, скрипя.       — Кажется, пора закругляться, — сказал Джон, напряжённо вглядываясь в фонарь над входом в дом Кевина. Я посмотрел туда же и на фоне тусклого жёлтого света заметил, как в воздухе кружит посыпавший с неба снег. — Предлагаю переместиться ко мне, выпить и отогреться. Кто за?       — Я в первых рядах, — сразу отозвался Кевин. Я медлил. Да, мне было хорошо с этими людьми, уютно и спокойно, но Филл…       — Мы, наверное, пойдём к себе, — со вздохом проговорил я, разглядывая чёрным силуэтом замершую у реки фигуру. — Может, позже присоединимся.       Спорить никто не стал; взгляд Джона, которым тот меня одарил, вообще был до неприятного понимающим. Как только мужчины скрылись в домике администрации, я подошёл к Филлу. Он стоял, смотрел на реку, с потухшей сигаретой в подрагивающих пальцах, и на меня не обратил никакого внимания.       — Все уже ушли.       — М? — Филл обернулся. Уткнулся в меня непонятным взглядом — или просто в темноте его было невозможно прочитать?       — Я говорю, все уже разошлись. Пойдём, хватит мёрзнуть.       Вручив почему-то недокуренную сигарету мне, Филл быстро зашагал в дом. Я едва поспевал за ним.       — Я в душ, — бросил он, едва мы переступили порог, на ходу стягивая куртку и бросая её на стул.       — Ладно, я тогда сразу после тебя, — сказал я уже закрытой двери в ванную. Пожал плечами. Достал из кармана зажигалку. Подпалил недокуренный бычок Филла и втянул непривычно горький дым в лёгкие.       И что на этого парня в очередной раз нашло?       — Филл, слушай, а может, всё-таки пойдём к ним? Тут всё равно делать нечего… — Вытирая волосы, я зашёл в комнату, но та оказалась пуста. — Филл? — позвал я, заглядывая на кухню, но там его тоже не было. В недоумении, я вышел в коридор: вся одежда висела на месте, что делало ситуацию совсем странной.       Не мог же он просто исчезнуть?       — Филл, это не смешно, — устало вздохнув, начал я, но тут совершенно случайно, краем глаза зацепил окно. Тело сковало ужасом. — Какого?..       Дверь оказалась не заперта. Я рывком распахнул её — та с грохотом ударилась о стену — и выбежал на улицу. Холод обжёг мокрую кожу.       — Ты совсем спятил?! — Расстояние до Филла я преодолел в два шага. Он стоял, опустив голову, в джинсах и рубашке, замёрзшие волосы торчали сосульками, на плечах успел скопиться снег. На меня не отреагировал, и только когда я тряхнул его, поднял взгляд — глаза остекленевшие, будто покрывшиеся коркой льда, пустые и тусклые. — А ну быстро иди в дом!..       Филл не сделал ни шага, но когда я потащил его за руку, не сопротивлялся. Войдя в дом, я буквально затолкал его на кухню и усадил на стул.       — Что на тебя нашло?! — прокричал прямо в лицо. Филл даже не посмотрел на меня. Он сидел, расслабленный, будто ему нормально вот так живётся, с посиневшими губами и обледеневшими волосами. Даже не дрожал. Застыл, как кукла.       Я коротко, но ёмко выругался. Метнулся в комнату, схватил одеяло, принёсся с ним на кухню. Начал трясущимися руками смахивать снег с плеч Филла, но потом просто рывком расстегнул на нём рубашку и стянул её. Кожа под моими пальцами была холодная, как у мертвеца.       — Ты идиот, Филл, понимаешь? — пробормотал я, закутал его в одеяло и, запустив под него руки, начал растирать ледяные плечи, живот, грудь… Всё, до чего мог дотянуться. — Самый настоящий идиот. Зачем ты вышел на улицу в таком виде? Ну что ты молчишь, Филл!..       — Мы хотели к океану…       От удивления я замер — ладони на покрытой мурашками шее Филла, пальцами путаюсь в его оттаивающих волосах, мыслями пытаюсь залезть к нему в голову и хоть что-нибудь понять, но, конечно же, безуспешно.       — К океану? — Мой голос сорвался, переполненный непониманием пополам с едва сдерживаемым возмущением. — Ты там чуть насмерть не замёрз, потому что тебе вдруг понадобился океан? В этом вообще есть хоть какая-то логика?! Хотя кого я спрашиваю… — Я закрыл глаза, заставляя себя успокоиться. Открыл, только досчитав до десяти. — Ну, смотри, тут речка есть. Хочешь, я тебе прорубь продолблю, а? Полюбуешься на водичку.       Шутка получилась, откровенно говоря, дерьмовая, но Филл усмехнулся. У меня внутри всё перевернулось — так радостно было видеть его улыбку, живую, не загробную, — но радость разбилась вдребезги, когда он снова открыл рот.       — Скажи честно, ты больше не хочешь быть со мной? — спросил он тоном, которым мама обычно спрашивала у меня, не хочу ли я что-нибудь ей рассказать. Тоном, услышав который, я сразу начинал вспоминать все свои грехи.       — Что, прости? — Вопрос прозвучал, как жалкая попытка потянуть время. Впрочем, ей он и являлся.       — Ты понял меня, Умник, — с упрёком проговорил Филл, но всё же, смиренно вздохнув, повторил: — Ты больше не хочешь быть со мной?       — Я же с тобой. Вот, сейчас, здесь. Видишь? — выпалил я, наклоняясь к нему и заглядывая в глаза. — Прямо тут, рядом, — добавил, сжав ледяную руку в своих ладонях в надежде успокоить его проверенным способом.       Но Филл лишь покачал головой:       — Здесь плохо, Умник. Разве ты не понимаешь?       — Чем плохо?       — Здесь… — он на секунду задумался, — нормально.       «Нормально», — эхом отозвалось у меня в голове. Произнесённое голосом Филла, слово казалось чуть ли не ругательством. Я медленно выдохнул. Моргнул. Облизал пересохшие обветренные губы. Вдруг навалилась слабость, и я сел на пол перед Филлом, отпустив его руку. Теперь нас соединяли только взгляды, но даже от этого мне было не по себе.       — Почему ты не хочешь жить нормальной жизнью? — Вопрос прозвучал обвинением, и я поспешил добавить мягче: — Что в этом плохого?       Филл ядовито рассмеялся.       — Умник, какие же глупые вопросы ты иногда задаёшь, — сквозь смех проговорил он и, вмиг посерьёзнев, словно переключив эмоцию нажатием какой-то кнопки, продолжил: — Мне в нормальную жизнь путь заказан.       — Ты просто вбил это себе в голову!..       Договорить я не смог. Филл наклонился к моему лицу, близко-близко, так, что я чувствовал, как его сырые волосы щекочут мой лоб. Его взгляд вдруг стал осмысленным, даже слишком — по меркам Филла, — и таким цепким, что я не посмел отстраниться.       — Ну, смотри, — прошептал он; моего лица коснулось горячее дыхание. — Я неизвестно кто. Сменил кучу имён и фамилий. Под некоторыми из них меня разыскивают. Любую жизнь мне придётся начинать с ещё одного обмана. А разве начатая с обмана жизнь может быть нормальной? — Филл подождал ответа, но я не смог выдавить из себя ни слова, и он продолжил: — Или ты думаешь, что я навсегда останусь здесь, буду снег разгребать? Так снег не вечен, и Джону я перестану быть нужен, едва он растает. Поэтому мне надо ехать, Умник. Ехать с тобой.       — Со мной… — повторил я. Филлу нужно не просто ехать, а именно со мной… Он так это подчеркнул — интонацией, взглядом, даже, кажется, дыханием! — что вопрос, мучивший меня уже давно, сам сорвался с губ: — Зачем я тебе?       — Только ты можешь мне помочь, — ни на секунду не задумываясь, чётко и уверенно ответил Филл, — но сначала ты должен кое-что понять. И для этого ты должен быть со мной, иначе никогда этого не поймёшь, и со мной случится что-то похуже смерти. Понимаешь?.. — снова сбился он на едва понятный бред. — А они забирают тебя у меня. Все эти нормальные Джоны. Вот в чём проблема, Умник. Я не хочу тебя отдавать.       На протяжении всего рассказа я едва сдерживался, чтобы не заткнуть уши: слушать Филла было почти что больно. Конечно, он и раньше нёс всякую чушь, иногда смешную, иногда пугающую, но ещё никогда — такую откровенную и честную. Впервые за всё время нашего общения у меня возникло ощущение, будто он открыл мне душу, и я заглянул в неё — а там тьма, отчаяние, безумие и лишь едва заметной во мраке, крохотной догорающей спичкой тлеет надежда. И мне нужно — нет, я должен! — понять, на что он надеется, иначе, иначе…       Закончить мысль я не успел — Филл вдруг продолжил свой странный, непривычно искренний монолог, глядя куда-то в сторону:       — Знаешь, Умник, иногда мне кажется, что я давно умер. Или что я вообще не из этого мира, и потому мне нет здесь места. Что мне так и придётся вечно метаться, потому что я здесь никому не нужен, — сказал он и посмотрел на меня. Выжидающе, едва ли не требуя, нет, вымаливая вполне определённый ответ. Я должен был сказать, что он нужен мне, и я, кажется, хотел это сказать — но мне не нравилось, что Филл пытается мной манипулировать, и я молчал.       Пауза затягивалась.       — Ладно. Прости за этот дурацкий разговор и… просто забудь всё, что я тут наболтал, — наконец пробормотал Филл. Безразлично и отстранённо. — Мне, наверное, сегодня лучше переночевать в машине, — добавил он и, пошатнувшись, встал — одеяло скользнуло вниз, мёртвым грузом упало к моим ногам, такое холодное, будто и не касалось только что кожи живого человека. Я сжал его в руках и, уже совсем ни черта не соображая, выпалил:       — Постой! — Я схватил Филла руку и уставился ему в затылок, задрав голову. — Уедем отсюда. Хочешь? Как только метель прекратится, сразу же уедем.       Филл, хмыкнув, обернулся. Оценивающе посмотрел на меня сверху вниз. Сжал мои впившиеся ему в ладонь пальцы.       — И куда дальше? — задал вопрос, который всегда задавал на перепутье.       Я вздохнул.       — Куда хочешь, Филл, — прошептал, опуская голову. — Куда хочешь.       …Я заставлял себя лежать в постели. Пялился в темноту, ворочался, взбивал подушку… Уснуть не получалось. И явно не только у меня — Филл тоже постоянно ёрзал, кутался в одеяло и то и дело вздрагивал. После разговора я заставил его залезть под горячий душ, и когда он оттуда вышел, то начал трястись, будто только тогда запоздало осознал, как ему было холодно. Не в силах смотреть, как Филл секунд двадцать пытается подкурить, но никак не может попасть огоньком зажигалки на конец сигареты, я загнал его в постель, перед этим заставив выпить кружку горячего чая.       Но это не помогло. Вот уже второй час Филл лежал, ворочаясь, словно не находя себе места, его дыхание сбивалось. В какой-то момент мне показалось, что он плачет, но он ни звуком не подтвердил мои предположения. И всё равно с каждой минутой мне становилось всё хуже. Злость на Филла, на его странные речи, поступки, на попытки — чаще всего успешные — манипулировать мной рассеялась слишком быстро. Я понимал, что нельзя всё спускать ему с рук, но он сотню раз извинился, выглядел при этом действительно виноватым и смотрел так грустно…       Резкий звук неприятно царапнул нервы — Филл втянул воздух сквозь зубы, когда его пробила особенно сильная дрожь. Я невольно представил, как ему холодно, больно, одиноко, вспомнил всё, что он наговорил мне сегодня, все эти странные, но такие искренние слова…       И сдался.       — Иди ко мне, — прошептал тихо, но так, чтобы Филл точно услышал.       На мгновение тишина заполнила комнату — Филл, кажется, вообще перестал дышать. Потом безмолвие нарушил резкий глубокий вдох. Шорох измятой постели. Скрип кровати, пара торопливых шагов…       И Филл скользнул ко мне под одеяло. Лёг рядом, но не прикасаясь, будто боялся, что я его оттолкну. Даже на расстоянии чувствовалось, как его бьёт дрожь, и, закрыв глаза, я придвинулся к нему ближе. Медленно, прислушиваясь к своим ощущениям, но не находя в них ничего неприятного, протянул руки и обнял. На мгновение Филл замер, а потом сразу же обхватил меня в ответ, вцепляясь в футболку на спине и утыкаясь куда-то в шею. Он действительно ужасно дрожал, и я сжимал его так сильно, как только мог, пытаясь унять эту дрожь, согреть его своим теплом, успокоить. Взъерошенные волосы щекотали мне лицо, но я не отстранялся — в какой-то момент это даже показалось приятным. Мы оба молчали.       Через несколько минут Филл уснул.       А я пролежал так всю ночь. Обнимая его, не в силах сомкнуть глаз. За окном теплело, к утру рассеялись казавшиеся вечными тучи и показалось солнце. Я умиротворённо вздохнул, увидев розовый свет ясной, тихой зари. Коснувшись волос Филла, невольно улыбнулся. Знал, что как только встану и отпущу его, это покажется мне бредом, но в тот момент готов был поклясться — это он, пока спит, черпает силы из наших объятий и колдует над погодой, чтобы утром мы могли спокойно уехать и снова остаться наедине друг с другом.