Ярко-жёлтый

      Проснувшись, я долго лежал на спине и из окна машины пялился на небо. Белое-белое, будто кто-то накрыл нас огромным листом бумаги. День обещал быть дождливым. Жаль, нельзя провести его вот так, развалившись на сиденьях и лениво потягиваясь…       — Филл, ты спишь?       Ворох вещей рядом шевельнулся, и из-под него послышалось что-то отдалённо похожее на «доброго утра».       — Нужно вставать. Уже совсем рассвело, — прошептал я, но сам не удержался и уткнулся замёрзшим носом в свёрнутый рулоном свитер — жалкую попытку изобразить подушку. Температура на улице второй день не опускалась ниже нуля, и всё равно ночи в машине были тем ещё испытанием. Впрочем, если спать под кучей одежды, с пледом поверх всего и с горячим, как печка, Филлом под боком — жить можно.       Желание зарыться поглубже в это уютное гнёздышко становилось всё сильнее, но я мужественно взял себя в руки. Сел, намереваясь встретиться наконец с новым днём лицом к лицу — и тут же поморщился: тот принёс противную мелкую морось, порывистый ветер, сырость и лично мне, в качестве индивидуального подарка, желание напиться. В общем, так себе встреча.       Под мой тяжкий вздох Филл снова завозился.       — Холодно… — пробормотал он, подползая ко мне поближе. Я нервно сглотнул и как бы невзначай поставил между нами руку. Нет, холодно, конечно, с этим не поспоришь — засыпая, я и сам не против погреться, прижавшись спиной к Филлу, — но зачем же сразу после пробуждения лезть!       Подумав, я сделал единственное, чем мог помочь ему в данный момент: накрыл его своей курткой. Из-под горы вещей послышался смех.       — Я напрашивался на обнимашки. — Филл сел, обхватывая себя за плечи. — Ты либо ужасно недогадливый, либо такой жестокий… — со вздохом проговорил он, картинно закатывая глаза, но сразу же улыбнулся и протянул мне выуженную откуда-то из вещей бутылку воды. Даже пробку открутил, зная, что сразу после сна у меня едва хватает сил даже удержать сигарету. Ну просто сама услужливость.       В последнее время Филл вообще стал поразительно милым: истерик не закатывал, колких взглядов не бросал, попыток манипулировать не предпринимал… Я всё ждал бури, которая непременно должна была последовать за этим затишьем, но изо дня в день Филл продолжал строить из себя лапочку. Или, может, и правда ей стал? В любом случае, что у него на этот раз в голове переклинило и чем это чревато, мне лично не хотелось даже представлять.       Да и не это волновало меня сейчас больше всего. Когда Филл, захватив сигареты, вышел из машины, я наконец позволил себе выдохнуть: утренняя, мать её, эрекция раз за разом заставляла меня вскакивать с нашей импровизированной постели и отсаживаться в дальний угол, стоило только ему открыть глаза. Сексуальное напряжение вообще доставляло море проблем, потому что — вот сюрприз! — когда живёшь с кем-то в машине, подрочить не так-то легко. Если быть точнее, это простое и обыденное для одинокого парня действие вообще переходит в разряд невозможных. Нет, я, конечно, не начал вести жизнь монаха, и в мотелях или на той же турбазе иногда позволял себе закрыться в душе и расслабиться, но вот уже почти неделю мы живём на колёсах, и сказать, что я чувствую дискомфорт, — ничего не сказать. Я буквально на взводе. И, наверное, всё было бы не так уж плохо — в конце концов, мы же оба парни, может, посмеялись бы над положением да и установили «часы досуга», — если бы не одно но: Филлу вся эта ситуация была будто бы нипочём! Чем больше я об этом думал, тем яснее понимал: он и в мотелях, и на турбазе поразительно быстро принимал душ и вообще от меня не закрывался. Просто восхитительная, чтоб её, выдержка! Но ведь должны же быть и у него желания, тем более с его-то распутным прошлым?..       В который раз споткнувшись об эту мысль, я вздрогнул и плотнее закутался в плед. О бурной половой жизни Филла я предпочитал не думать. Потому что, задумавшись, невольно начинал эту самую жизнь представлять, а видеть в своём воображении парня, с которым проводишь почти всё время, в таких компрометирующих позах, вредно для здоровья. Физического и морального.       — Эй, Умник, ты чего завис? Не проснулся ещё? — залезая на место водителя, рассмеялся Филл. Я нахмурился: понял, что всё это время так и сидел, пялясь в одну точку и прикрывая пледом всё, что ниже пояса, — чтобы наверняка.       — Проснулся.       Местами даже слишком, Филл. Но тебе об этом знать не обязательно.       Забрав сигареты, я вышел на улицу и прислонился к машине. Холод быстро остудил мой неуместный пыл; горький дым привычно успокоил нервы. Погода действительно была отвратная, первое впечатление меня не обмануло: мелкая морось висела в воздухе и оседала на лице, порыв ветра протащил мимо разодранную коробку… Желание идти куда-то пропало окончательно. В узком проулке, куда мы загнали машину, было хотя бы тихо: с одной стороны нас защищал заброшенный дом, с двух других — высокий кирпичный забор. Уютное такое местечко Филл в темноте отыскал. Никак ночным зрением обладает, не иначе…       Усмехнувшись себе под нос, я повёл взглядом дальше. Всё-таки с уютностью нашего временного пристанища я погорячился, а вот в колоритности ему точно нельзя отказать. Под ногами шуршал закинутый сюда ветром мусор, окна дома либо были заколочены, либо скалились осколками выбитых стёкол, забор тесно покрывали граффити. Я невольно начал читать эти надписи, и среди бесхитростных матов и разнообразных названий половых органов — в основном мужских — разглядел корявые красные буквы: «Улыбнись, я смотрю на тебя», а над всей этой красотой, так высоко, что творцу этого шедевра точно понадобилась лестница, был нарисован безупречно ровный, но весь будто в кровавых потёках глаз в треугольнике.       Прекрасно. Этот мир что, издевается надо мной?       — Ты будешь завтракать? — голос Филла заставил меня вздрогнуть.       — Нет, — ответил я, отводя взгляд от граффити — оно фантомом зависло перед глазами. — Хочу поскорее с этим покончить и убраться отсюда.       Филл кивнул. Завёл машину — она заворчала как-то недовольно, сердито. Я полностью разделял её настроение: поиски работы продолжались уже второй день, и конца им не было видно.       В первый мы несколько часов ходили по более-менее благоустроенной центральной части города — ни-че-го.       — Зря только время тратите, — сказал нам один бармен. Он натирал бокалы, не сводя с улыбающегося Филла задумчивого взгляда. — Попытайте счастья в западном квартале.       А подошедшая официантка добавила:       — Если и найдёте что-то, то совсем дерьмовое. С тех пор, как закрыли завод, тут и местным-то работать негде…       Но мы были согласны и на «совсем дерьмовое». То, что добряк Джон всё же заплатил нам за работу, буквально утекало сквозь пальцы. Бензин, еда, вода, прачечные… Да те же сигареты! Теперь, когда планирование жизни легло на мои плечи, я осознал, как, чёрт подери, дорого всё это обходится. А Филл только хлопал глазами или вообще засыпал, когда я пытался поговорить с ним о соотношении доходов и расходов — хотя бы о том, что первые должны превышать вторые. Он и в самом деле жил не то что одним днём — одной минутой и, кажется, просто меня не понимал.       В итоге на сегодняшний день в багажнике сиротливо стоит одна канистра бензина, и мы с Филлом договорились не трогать её, пока не заработаем как минимум ещё на одну. Но в первый день удача нам так и не улыбнулась. Город пустовал. Нет, на первый взгляд он казался большим и вполне перспективным в плане поиска заработка — это нас и привлекло, — но при ближайшем рассмотрении стало ясно, что всё здесь неуклонно приходит в упадок. Даже в центре встречались заколоченные, заброшенные здания; окна домов пестрели табличками о продаже квартир.       Разочарованные, но не сдавшиеся, ночевать мы поехали сразу на окраину западного квартала — как оказалось, неблагополучного настолько, что даже кошки обходили его стороной. По узким улицам машина тащилась медленно; фары Филл не зажигал. «Чтобы не привлекать внимания», — пояснил он и припарковал машину там, где её ярко-жёлтый цвет утопал в черноте ночи.       А дальше было ужасно. Полночи совсем рядом тоскливо, на одной ноте, выла собака. Потом мимо пронеслась целая свора, с лаем и скулежом, и увлекла страдалицу за собой, но её место заняли ссорящиеся мужики. Когда крики сменились звуками ударов, я аж подскочил на месте и уже хотел было будить Филла, но драка переросла в пьяные песнопения, и вскоре голоса мужиков стихли вдали. Но уснуть я всё равно не мог. Казалось, кто-то обязательно заметит нашу машину, прицепится, попытается ограбить или хоть колёса снять… А вот Филл спал как убитый, и в какой-то момент мне показалось, что он попросту знал: всё будет хорошо. Вслушиваясь в его ровное дыхание, вскоре уснул и я…       — Эй, мы едем? — Филл вышел из машины, встал рядом и протянул мне сигарету. Я бросил взгляд на свою: ну да, истлела до фильтра и погасла — наверное, уже давно.       — Знаешь… а давай лучше пойдём пешком, — нехотя сказал я, щелчком отправляя её на дорогу. — Твоя машина привлекает слишком много внимания. Да и бензин надо экономить.       Спорить Филл не стал. Полез обратно в салон — за моей курткой, — подумав, прихватил заодно бутылку воды, вытащил ключи… Он был в хорошем, но каком-то отстранённом настроении, насвистывал что-то себе под нос, а я не мог отвести от него взгляда. Потому что он тоже привлекает слишком много внимания. Волосы его отросли и теперь скользят прядями по скулам, но стричься он не стал. Зато покрасился, и теперь щеголяет совсем странной шевелюрой: жёлтой у корней и белой на кончиках. На любом другом это выглядело бы дёшево, а на Филле почему-то смотрелось, мягко говоря, охренительно. Ах, да! И улыбка, конечно же, добавляла зубодробительного шарма. Мне она, правда, уже не казалась такой дикой — привык, наверное, — но всё равно цепляла, притягивала взгляд и не давала отвернуться. Страшное всё-таки оружие. Опасное. Даже почему-то хочется запретить Филлу улыбаться кому-то, кроме меня…       Выйдя из машины, Филл накинул куртку мне на плечи.       — Ну что, готов? — спросил он.       — Готов, — вздохнул я и, уходя, всё же улыбнулся дурацкому граффити.       Бродили мы долго, хаотично — будто ветер носил нас по улицам — и безуспешно. Податься было некуда. Парочка магазинов, дешёвая забегаловка, прачечная, полузаброшенный завод… Всё выглядело так, будто вот-вот собирается закрыться; везде на нас смотрели как минимум с недоверием, как максимум — с откровенной неприязнью.       — Ну что, пойдём дальше? — спросил Филл после очередного отказа, подкреплённого сквозь зубы брошенным нам в спины «педики».       Я вздохнул:       — Как думаешь, есть в этом смысл?       — Не меньше, чем во всём остальном, — неопределённо пожал плечами он и совсем тихо, себе под нос, добавил: — Но и не больше.       Печально переглянувшись, мы двинулись дальше: я осознавал бессмысленность поисков, но упрямо не желал с ней мириться; Филл, кажется, вообще ни о чём не задумывался и просто гулял. Пытался только иногда поддерживать меня, но отказ следовал за отказом, и никакое «не парься, прорвёмся… хочешь сигаретку?» не могло этого исправить.       Уже вечером, когда на улице совсем стемнело, Филл уговорил меня присесть отдохнуть на скамейку в облезлом парке. Нудный дождь, от которого мы бегали весь день, наконец прекратился, ветер как-то неожиданно сменил направление и потеплел, и эти посиделки вполне могли стать одними из тех, после которых понимаешь, что всё обязательно наладится — но нет. Не стали. Я слишком хорошо помнил, что в кармане у меня всего десять долларов. И что они — последние.       Филл как всегда на удивление тонко прочувствовал моё настроение.       — Вот, держи, — сказал он, протягивая мне сигарету. — Последняя.       — Я тебе оставлю.       — Не надо, я не хочу, — он улыбнулся и стряхнул что-то с моего плеча. Надо же, пылинки сдувает… Неужели я настолько печально выгляжу?..       Фильтр поскрипывал в обветренных губах; пламя зажигалки пряталось от ветра, и Филл наклонился, складывая ладони вокруг моих пальцев. Щеки коснулось его тёплое дыхание. В голове вдруг вспыхнуло воспоминание о том, как этот безумный парень, притихший и в кои-то веки расслабившийся, лежал в моих объятиях. Тогда я тоже чувствовал его тёплое дыхание на своей щеке, жар его тела… И утром обухом по голове — какое-то неясное, смазанное, но определённо отличающееся от привычного утреннего стояка возбуждение.       С кровати меня тогда как ветром сдуло. Странный инцидент отправился в самый дальний угол памяти, ледяной душ помог запереть его там на все замки, и незачем вообще об этом думать, но всё же… Что на меня тогда нашло? Филл же… это Филл. С этими широкими скулами, тонкими губами, носом с горбинкой, он совсем не похож на девушку! Даже сейчас, гладко выбритый, с длинной тенью от ресниц на щеках, влажно блестящей от осевшей на ней мороси кожей и падающими на глаза прядями волос — ну ни капли не похож. Да, мой организм определённо испытал временное помешательство, когда решил, что член должен встать на кого-то вроде него. Определённо…       — Умник, ты сейчас пепел на колени рассыплешь.       Я вздрогнул — прекрасно, пойман с поличным на месте преступления. Опять залип. Да что со мной такое? Который месяц уже ошиваюсь рядом с этим чудовищем, а всё никак насмотреться не могу? А Филл ещё и улыбается, и вопросов никаких не задаёт, и смущаться даже не думает — хотя последнее я вообще не уверен, что он умеет. И опять чувство такое странное в груди скребётся, догадка на грани с чёткой уверенностью, будто этот парень прекрасно знает мои мысли, и потому позволяет сейчас себя разглядывать — мол, пожалуйста, смотри, копайся в своих мотивах…       На звук тяжёлых шагов я поначалу не обратил внимания — ну, проходит кто-то мимо, в конце концов, мы не одни в этом городе, — но когда эти «кто-то» начали приближаться, а потом и вовсе остановились прямо перед нами, взгляд всё же поднял.       И охнул: над скамейкой нависли двое. Крепкие, хмурые, похожие на матёрых байкеров — тот, что повыше, даже в бандане с пресловутыми черепами, — они просто стояли и смотрели на нас. И от этого взгляда у меня волосы на затылке дыбом встали.       Молчание нарушил тот, что в бандане:       — Эй, блондинчик!       Я перевёл недоуменный взгляд на Филла. Тот весь подобрался; улыбка не пропала, но сменила оттенок — с такой, как сейчас, убивают.       — Чего вам? — лениво проговорил он. Так и не поднял головы, только взгляд на этого байкера скосил. И тому это явно не понравилось.       — А ну, посмотри-ка сюда, — приказал он.       Посмотрел я, и то мельком: оценить обстановку и понять, что нам, похоже, пиздец. А Филл только хмыкнул. Губы его сжались в нитку; глаза сузились.       — Ты что, оглох? — Мужик наклонился к Филлу, схватил его за плечо, попытался развернуть…       Филл, отшатнувшись, вскочил на ноги. Встал так, чтобы загородить меня, но я упрямо вышел вперёд — чтобы плечом к плечу, и не иначе. Хотя какой смысл? Даже если бы таких дохликов, как мы с Филлом, здесь с десяток стояло, всё равно не уверен, что от них был бы толк.       — А я тебя знаю, — байкер, добившийся наконец своего, довольно улыбнулся. Филл фыркнул:       — Нет, не знаешь.       Губы мужика растянулись в грязной усмешке. Он обошёл его, осмотрел сзади…       — Нет, — сказал, задумчиво хмыкнув, — этот вид определённо мне знаком. Хотя тогда на тебе было меньше одежды…       Из моих лёгких будто выдавили весь воздух; голова закружилась.       — …и ты был куда более сговорчив. А ведь тогда нас было трое… — продолжал мужик, подходя к Филлу ближе.       Второй тем временем преграждал нам путь с другой стороны. Я с трудом сфокусировался на Филле: тот стоял, расслабленный, и ничего не говорил. Только слушал, наклонив голову к плечу. Холодный и отстранённый, будто его вообще всё это не касалось. Вот ведь… Филл! Я уже раз пять вспотеть успел и замёрзнуть, а ему хоть бы что!       Байкер тоже, кажется, ожидал чего угодно, но только не такого тотального игнора. Он растерялся и замолчал, а вот его друг, наоборот, отмер и наконец обратил внимание на меня — правда, не скажу, что это меня обрадовало.       — Это что, твой любовничек? — спросил он Филла, насмешливо ткнув в меня пальцем. — Такой принцессе, как ты, рыцарь нужен посолиднее.       И опять молчание. Снова начал моросить дождь. Мимо проехала машина. Собака залаяла вдали… И вроде бы ничего страшного не происходило: ну, узнал кто-то Филла, с его прошлым — не удивительно. Но воздух будто стал вязким и прибавил в температуре.       Тот, в бандане, вдруг сделал ещё один шаг к Филлу. Совсем близко подошёл — и сказал то, чего я больше всего боялся.       — Ну что, может, пройдёмся до угла?       Филл не шевельнулся.       — Нет, — наконец открыл он рот. Бросил это «нет» ровно, спокойно, как подачку. Я едва удержался, чтобы не отвесить ему подзатыльник — ох, ну нарывается же, нарывается…       — Вот как? А тогда, помнится, сам позвал, — губы байкера искривила ещё одна мерзенькая ухмылка. — Или тебе деньги нужны? Мы заплатим.       — Я больше этим не занимаюсь.       — Бывшая шлюха? Вот это новость! — второй байкер расхохотался, и первый, будто подстёгнутый этим смехом, схватил Филла за плечо:       — Ну же, мальчик, не упрямься…       — Я сказал — нет! — Филл рывком скинул с себя руку байкера. Оттолкнул его — и меня.       — Филл!       — Не лезь, — процедил он сквозь зубы.       И больше ничего сказать не успел.       Кулак пронёсся у него над головой. Филл шагнул в сторону, уклонился, ещё раз, примерился — и ударил. Мерзкий хруст сломанного носа сменился криком, крик перешёл в мат. Второй байкер начал заходить со спины, но Филл это будто почувствовал: наклонился, поднырнул ему под руку, кулаком зарядил под рёбра… Я смотрел на него, как заворожённый. Он был похож на что-то текучее, скользкое, быстрое, что невозможно поймать, даже задеть. Совершенно нереальное существо!..       Драка закончилась быстро. Несколько секунд — и оба байкера, разной степени потрёпанности, замерли по обе стороны от Филла. Подходить никто не решался.       — Ах ты сука… — прошипел тот, которому Филл заехал в живот. Он не мог разогнуться, кашлял и явно опасности больше не представлял. А вот второй, хоть и плевался кровью, не сдавался.       — Проваливайте, — прошептал пытающийся отдышаться Филл, глядя на него.       Мужик не ушёл. Но и к Филлу приближаться не стал. Утёр рукавом кровь. Выругался. Сплюнул — и перевёл взгляд на меня.       — А что это ты в сторонке стоишь? — От звука его голоса, гнусавого и насмешливого, меня передёрнуло. — Оказывается, это ты его принцесса? Знаешь, ты тоже миленький.       К тому, что он рванёт в мою сторону, я не был готов. Зато Филл — был. Он будто вспыхнул. Кинулся мужику наперерез, схватил его за воротник, дёрнул на себя…       — Сука! — байкер рухнул на колени. Одной рукой он вцепился Филлу в куртку; вторую Филл перехватил за пальцы, потянул вперёд и рывком — вниз. Раздался влажный треск; байкер взвыл, но от удара по голове заткнулся и упал на асфальт. Его пальцы торчали под неестественным углом. Филл занёс ногу…       — Нет, хватит! — В два шага я подлетел к нему, обхватил за плечи и оттащил в сторону. Филл тяжело дышал. Как только он отошёл, второй байкер метнулся было в сторону своего друга, но замер, стоило только Филлу прошипеть:       — Стой там. — Воздух клубком пара вырвался из его рта. Филл отцепил от себя мои руки, шагнул к лежащему на асфальте…       — Не надо, пойдём. — Я схватил его за руку. — Хватит с него.       — Да, да, хватит. Знаю. — Филл вдруг улыбнулся мне. — Не волнуйся, Умник. Я больше не буду его бить, — и мягко сжал мои пальцы, будто говоря «вот, смотри, я спокоен и контролирую себя».       Но я и так знал, что он спокоен. Что он и не выходил из себя вовсе, делал всё осознанно и намеренно. И как раз это больше всего меня и пугало.       Нехотя, но я всё же отпустил Филла — не держать же это безумное создание теперь вечно. Он подошёл к мужику, присел на корточки — и начал обшаривать его карманы. Бумажник нашёл почти сразу же и, вытащив из него деньги, отшвырнул на асфальт. Второй мужик смотрел на всё это, так и не разогнувшись, исподлобья.       — Вот теперь пойдём, — сказал Филл, убедившись, что сполна возместил нам моральный ущерб. — Хотя постой…       Он потянулся в сторону, за спину байкеру, подобрал что-то с асфальта, поднял к свету…       Зуб. Жёлтый клык курильщика. В крови и грязи.       — Зачем он тебе, Филл? — простонал я; ноги стали ватными.       — Можно на шею повесить. Как трофей… — разглядывая находку, задумчиво пробормотал он. — Тебе подарю, хочешь?       — О господи… Выброси его, пожалуйста. — Я устало прикрыл глаза рукой. Остатки истерзанного самообладания вылетали из меня, как воздух из лопнувшего шарика; внутри стало пусто, и только гулко стучало сердце. — Эй, слышишь? Это… совершенно не то, что я хотел бы повесить на шею…       Филл смотрел на меня, наклонив голову и прищурив глаза. Осознание ненормальности происходящего в них так и не мелькнуло, но клык он всё-таки выбросил — кинул в начавшего постанывать байкера. Тому, что тот всё-таки очнулся, я был рад едва ли не больше, чем всем своим подаркам на дни рождения вместе взятым.

***

      Из постели я вылез рано утром, когда Филл ещё спал. Задержав дыхание, так тихо, как только мог, прокрался к двери, прихватив по дороге свои вещи, вышел в коридор, оделся — и только тогда медленно выдохнул.       Мы остановились в единственном мотеле в этом городе — крошечном и больше похожем на пару переделанных под нужды редких постояльцев квартир. Филл уснул, едва его голова коснулась тощей комковатой подушки. А я уснуть не мог. Полночи пялился то на Филла — он устало вздыхал во сне, хмурился и беспокойно ворочался, — то на его куртку. В свете фонаря на ней отчётливо были видны бурые брызги.       Полночи я размышлял о том, что они, наверное, не отстираются. И только под утро сумел заставить себя подумать о действительно важном.       О том, что делать дальше.       Спускаясь по лестнице, я пересчитывал брошенные вчера Филлом на тумбочку деньги. Их у того байкера оказалось немало — хватило и на этот «мотель», и на бензин хватит ещё на несколько дней, и на всё остальное. Отлично. Значит, Филл не обидится, если я позаимствую немного на личные нужды.       Город встретил меня низким пасмурным небом, сыростью и безлюдными в ранний час улицами. Ветер стих, но без него стало ещё хуже, и первым делом я купил сигареты: терпеть эту застывшую серую муть без затяжки было просто невозможно. В голове вяло плескалась каша из тревожных мыслей — последствие недосыпа и отголоски принятого решения. Сложного, но необходимого. Потому что, кажется, я не могу больше терпеть. Вот это вот всё. И особенно то, что мой мозг продолжает шутить со мной злые шутки. Постоянно ищет в Филле черты Билла. Меня уже не раз подмывало спросить его напрямую — а не демон ли ты? может, какое-нибудь потустороннее существо? из другого мира? что? совсем-совсем нет? — но пока хватало мозгов помалкивать. Вернее, почти всегда хватало. Иногда я всё же не выдерживал: начинал ходить вокруг да около этой темы, намекать, подшучивать — непременно со слишком серьёзным лицом, потому что меня, в отличие от Филла, актёрским даром природа обделила.       В прошлый раз я не смог удержать язык за зубами тем, последним, утром на турбазе — за завтраком как бы невзначай поинтересовался у Филла, что он имел в виду под «ты должен понять».       — Не знаю, — ответил тогда он. Подкинул сигарету, поймал её ртом. Как ни в чём не бывало, подкурил…       — Ты вообще думаешь, когда говоришь? — закипая, поинтересовался я. — Знаешь, люди так обычно делают.       — Люди… — Филл медленно выдохнул дым. — Составишь мне инструкцию «как делают люди»? Потому что я хочу жить в этом мире, но не знаю, как. Кажется, я уже пытался однажды, но не смог. — Он снова подкинул сигарету — зажжённую! — и поймал губами. — Теперь ты должен показать мне, как тут жить, иначе этот мир отвергнет меня. Ну что, станешь моим учителем?       И усмехнулся так, что совсем непонятно стало — шутит? издевается? «Что ты несёшь, господи, что ты несёшь…» — билось у меня в голове, и единственным, что я смог сказать, было «не играйся с сигаретой, обожжёшься». Спрашивать что-то ещё не стал и вообще больше не собирался задавать подобные вопросы — всё равно ответы Филла только ещё сильнее меня запутывали.       К счастью, больше не придётся ломать над ними голову.       Вокзал я нашёл быстро. Билет на прямой автобус купить не получилось — только с пересадкой, выезд завтра рано утром, — но я был рад и этому. На всю вылазку ушло полчаса и полпачки сигарет. Ах да, и здоровый моток нервов, конечно…       Когда я вернулся, Филл уже встал. Даже душ принял, и теперь сидел на постели, мокрый и замотавшийся в полотенце.       — Куда ты ходил? — настороженно спросил он, едва я переступил порог.       — Купил завтрак. — Я улыбнулся и показал пакет. Завтрак я и правда купил: есть хотелось — и для отвода глаз.       — О, спасибо! — Филл сразу заулыбался, кинулся мне навстречу. — А я вещи в стирку отнёс…       И начал мельтешить рядом. Он болтал. Смеялся. Мягко коснулся моего плеча — поблагодарил, — забирая пакет с выпечкой. В общем, вёл себя, как ни в чём не бывало. Был милым, дружелюбным и тихим, будто и не он вчера дрался, выбивал зубы, уделывал до потери сознания…       Ну уж нет. Больше я на эту удочку не попадусь.       — Пойду приму душ, — сказал я, не глядя на сверкающего улыбкой Филла. Хотелось куда-нибудь от него уйти, прямо сейчас, но почему-то казалось, что, если я буду шарахаться до отъезда по городу, он меня непременно найдёт и… Не знаю. Сделает что-нибудь. Не-ет, если сбегаешь от Филла, то лучше сразу как можно быстрее и дальше. И тайно. И потому до завтрашнего утра ни жестом, ни взглядом нельзя показать, что я собираюсь уехать.       В душе, под упругими тёплыми струями, получилось немного расслабиться. Я даже почувствовал укол совести — Филл ведь не сильно сначала бил тех мужиков, да? Так, скорее, чтобы не особо наглели, для острастки. А сорвался он только под конец, когда один из них полез на меня. То есть, получается, он меня… защищал? А что, если бы он этого не сделал?..       В голове завертелись картинки — на самой безобидной из них меня только избивали, — но я их прогнал. Потому что хватит. Хватит оправдывать поведение Филла. Нормальные люди не ломают никому пальцы, криво усмехаясь, не бьют до потери сознания, не собираются, в конце концов, вешать выбитые зубы себе — или, того хуже, мне — на шею! Нет, определённо. Завтра же возвращаюсь домой. Это очень разумное, правильное, логичное решение.       Вот только почему тогда так гадко на душе?       В итоге в душе я проторчал минут двадцать — правда, вовсе не по той причине, по которой обычно так задерживался. Хотелось успокоиться, хотелось убедить себя в том, что всё делаю правильно — и не получалось. И отмыться от липкого чувства совершённого предательства не получалось тоже. А хуже всего то, что не получалось придумать, как провести этот день, окончательно не сойдя с ума. Может, сходить в кино? Должен же здесь быть кинотеатр. В темноте зала не будет нужды лишний раз разговаривать, смотреть друг другу в глаза, да и просто хорошо проведём время… напоследок.       — Филл, слушай, я тут подумал… — начал я, выйдя из душа и намереваясь предложить прогуляться…       И замер. Филл сидел на кровати, в позе лотоса, держа на коленях мою куртку. Карманы её были вывернуты, и среди мелочи, фантиков, пары зажигалок и прочей чепухи на постели лежал билет на автобус.       — Да, Умник? Что ты хотел сказать? — Он провёл по нему кончиками пальцев. Не поднимая на меня взгляда, поднёс руку ко рту и облизал сбитые костяшки. Подул на них, лениво поведя плечами…       Спокоен. Чёрт подери, он спокоен. Как вчера, перед дракой…       — Филл, послушай… — Я чувствовал, что лучше сейчас держаться от него подальше, я правда хотел так и сделать — но вместо этого подошёл к нему и присел рядом на кровать. Будто магнитом притянуло. Слов, правда, больше не нашлось.       — Ты собираешься уехать от меня? — спросил Филл, когда пауза затянулась. — Завтра в семь утра, да?       Я сделал глубокий вдох, вцепился пальцами в подол футболки — и начал говорить так спокойно, как только мог:       — Мне лучше вернуться домой. Я просто… не создан для такой жизни. Понимаешь?       Филл хмыкнул и покачал головой.       — Я понимаю, что ты втайне купил билет, — ровно проговорил он, — и собирался свалить, не попрощавшись.       — Я бы попрощался. Утром.       — Сам-то себе веришь?       Я вздохнул.       Нет.       — Эх, Умник… — Филл вдруг окинул меня каким-то странным, то ли разочарованным, то ли раздражённым взглядом. — Интересно, я могу тебя на цепь посадить? Приковать к батарее? Запереть в клетке и возить с собой? Могу, конечно, но тогда всё равно ничего не получится… — начал бесстрастно рассуждать он, будто говоря сам с собой.       Меня пробила дрожь, но отсесть от Филла почему-то не получилось. Меня и правда словно цепью приковало к нему.       — …И где же я перегнул палку? В драке, наверное, да? А как я, по-твоему, должен был поступить, если не так, как поступил?       Я нервно сглотнул. Нужных слов в голове снова не нашлось.       — Ты и сам не знаешь, да, Умник? — усмехнулся Филл. — Мечешься, мечешься, всё никак не поймёшь… Сам не знаешь, чего хочешь, да? — Он наклонился вперёд, ловя мой взгляд, и вдруг оскалился: — Зато я знаю, чего хочу.       Комната крутанулась перед глазами. Я успел только вскрикнуть — и оказался прижат к спинке кровати. Филл стягивал мне руки ремнём, приматывал их к железным прутьям, быстро и ловко. Я попробовал вырваться — никак, словно в тисках.       Откуда в нём столько силы?       — Ну хватит! — выдохнул я, смеясь — правда, несколько нервно. — Всё, я осознал свою вину!       Но Филл не отреагировал. Залез на меня, уселся на бёдра. Положил руку мне на грудь и провёл вниз, по животу — медленно, вдумчиво и… чувственно? Я невольно дёрнулся; напряжение сковало мышцы.       — Так, Филл, — я пытался сохранять спокойствие, но голос звучал настороженно, — это не смешно.       — А я и не шучу, — прошептал он, заглядывая мне в глаза. Он даже не думал останавливаться — скользнул руками под футболку, коснулся холодными пальцами разгорячённой после душа кожи, заставляя меня вздрогнуть…       — И что ты собираешься делать?       — Угадай, — усмехнулся Филл, облизывая губы, а когда я в очередной раз попробовал дёрнуться, больно сжал сосок.       — Эй! Пусти! — Я выгнулся, пытаясь уклониться от ледяных пальцев, но Филл меня не отпускал, и пришлось покорно замереть. — Это… это изнасилование!       Он пожал плечами и огладил меня ладонями, будто извиняясь за причинённую боль.       — Да. Я знаю. И что? — спросил совершенно невинным тоном.       — И что?! — Филл издевается? Ну нельзя же не понимать таких вещей! — Тебе не кажется, что это слегка подпортит наши и без того негладкие отношения?       В ответ на это заявление Филл только усмехнулся.       — Плевать, — сказал. — Ты всё равно завтра уедешь.       — Это будет завтра. Я ещё успею тебя придушить, — перспектива почувствовать член в заднице меня не прельщала настолько, что произнёс я это с самым что ни на есть серьёзным лицом. Даже играть ничего не пришлось. Однако Филл отреагировал неожиданно.       — М-м-м, придушить, — промурлыкал он, наклоняясь к моему лицу. — Звучит заманчиво. Я даже на секунду задумался о том, чтобы освободить тебе руки, но… нет.       — Ты совсем больной…       Филл и не спорил. Улыбнулся, прикрыл глаза… Он продолжал гладить мою грудь, задевая соски, сжимал меня бёдрами, тёрся об меня, и я, не выспавшийся, уже плохо понимал, что происходит. Настолько плохо, что иногда моё тело пыталось убедить меня, что всё это — приятно. И лёгкое прикосновение губ к животу, и болезненный укус возле бедренной косточки, и влажный горячий язык, зализывающий отпечатки зубов…       — Филл… — шёпот сорвался с губ будто бы без моего участия.       — О, шепчешь моё имя? — и Филл открыл глаза; взгляд его был затуманен. — Ты точно хочешь, чтобы я остановился?       — Да, чёрт тебя подери!..       Но я сам себе мало верил. Лицо горело, жар опускался ниже, и я, до этого просто наслаждавшийся приятными ласками, чувствовал, как телом завладевает возбуждение. Оно распаляло, наваливалось на меня, лишало желания сопротивляться и думать, и уже казалось, что всё это просто какой-то странный сон…       Зато когда Филл рывком стянул с меня трусы, я быстро опомнился. Просто в мгновение протрезвел. Да, всё это определённо реальность. И в реальности мне совсем не хочется быть оттраханным.       Очередная попытка вырваться закончилась тем, что Филл схватил меня за… то, за что очень больно, когда хватают.       — Да не дёргайся ты, — небрежно бросил он, сжимая пальцы.       — А-ах! — Я невольно вскрикнул — нет, пока не больно, но ещё чуть-чуть… — Хватит… отпусти!       — Сам виноват, — назидательно проговорил Филл, но хватку ослабил. — Ну, будешь хорошим мальчиком? Ты же не хочешь остаться без яиц…       Я не хотел. Замер, покорно и унизительно. От возбуждения не осталось и следа, от удовольствия — тоже. Так, что нужно делать в таких случаях, чтобы не было совсем уж больно… Расслабиться? Как?!       Пока я пытался смириться с неизбежным, Филл снова принялся ласкать меня. Но на этот раз он ограничился лишь парой поцелуев-укусов всё у той же бедренной косточки — вот тянет его к ней? — а потом сделал то, от чего у меня дыхание перехватило.       — Эй… Зачем?       Филл отстранился; мой член с пошлым влажным звуком выскользнул из его рта.       — Мне нужно, чтобы ты возбудился.       — Зачем?!       — Ох, Умник. Я, конечно, знал, что ты девственник, но что у тебя такие вопиющие провалы в сексуальном образовании — не подозревал.       Я хотел спросить что-нибудь ещё — хоть что-нибудь! — но Филл снова взял мой член в рот, и перехотел. Потому что думать, когда тебе так старательно отсасывают, нереально. А Филл старался. Он вылизывал мой член, посасывал головку, заглатывал его полностью, и это было так головокружительно горячо и влажно, что если закрыть глаза, если абстрагироваться от ненормальности происходящего и хотя бы эти несколько минут не думать о том, что будет после…       Филл вдруг отстранился. От неожиданности и, чего греха таить, разочарования я открыл глаза — но сразу же их закрыл. Зажмурился изо всех сил, потому что Филл разделся, и вид его члена, стоящего колом, разом помножил всё только что полученное удовольствие на ноль. От предвкушения того, что сейчас он вставит его в меня, возбуждение начало пропадать, но Филл, заметив это, лишь хмыкнул и натянул мою футболку мне на голову.       — Не благодари, — с усмешкой бросил он, и как только я потерял возможность видеть, тело снова вышло из-под контроля. Пришлось признать один печальный факт: меня, похоже, во всей этой ситуации при всей её ненормальности по-настоящему волновал только один момент — мужской пол партнёра. Потому что всё остальное отходило на второй план, стоило только Филлу снова сомкнуть губы на моём члене, вобрать его в рот, быстро и глубоко, провести по всей длине языком… О нет, я же просто не могу контролировать себя!       Через несколько умопомрачительно приятных секунд Филл снова отодвинулся. На этот раз скрипнула кровать — он с неё слез? — послышался какой-то шорох. Я приготовился к худшему и сжал ноги, но вместо того, чтобы попытаться добраться до моей задницы, Филл вдруг коснулся моего члена и я почувствовал, как он раскатывает по нему презерватив. Это что, получается…       Додумать я не успел — Филл провёл по члену рукой, выбивая из меня совершенно постыдный стон.       — Ну вот, а ты боялся, — усмешка щекотно коснулась уха. Я откинул голову назад, пытаясь уклониться от этого смущающего шёпота, майка на лице натянулась, и через тонкую ткань я увидел Филла. Не в подробностях, только силуэт: он навис надо мной, и я чувствовал, как он сжимает меня бёдрами, как подрагивают от напряжения его мышцы, а потом он прогнулся назад, приставил мой член к себе… к своему…       И насадился. Сразу полностью, до упора.       — Чёрт, больно! — процедил я сквозь зубы, но чувствуя, как дрожит сам Филл, понял, что ему — гораздо сильнее. Вот только в стоне его звучало отнюдь не мучение, а… наслаждение?       — Да-а… больно…— Филл оперся согревшимися ладонями мне на грудь, впился пальцами, будто пытаясь ухватиться. — О, Умник… Я так давно этого хотел…       Он сидел не двигаясь, пульсируя внутри, и медленно расслаблялся. Как только боль отступила — по крайне мере, моя, — приподнялся, медленно и натужно, почти полностью соскочил с члена и снова опустился на меня. Я невольно толкнулся навстречу — Филл оставил от моей выдержки лишь жалкие ошмётки. То, как он, не стесняясь, стонал, как сжимал меня внутри, как гладил дрожащими пальцами… Я просто не мог сопротивляться. Нарастающее удовольствие захлёстывало волнами — вязкими, тягучими, оно разливалось по всему телу, горячим клубком закручивалось в паху. А Филл то весь сжимался, приподнимаясь, то расслаблялся, снова насаживаясь, и я чувствовал его так, будто он стал частью меня, чувствовал, как наши тела напрягаются в предвкушении долгожданной разрядки…       — Хочешь фокус? — вдруг спросил Филл, наклоняясь ко мне; голос его срывался.       — М?       — Я могу кончить без рук. Если ты мне немного поможешь. Будешь моим ассистентом в этом номере? — Он обвил руками мою шею, прогнулся в спине, так, чтобы прижаться членом, влажным от выступившей смазки, к моему животу, и замер. — Ну же, Умник, — прошептал на ухо. — Давай, трахни меня.       И всё. Крышу снесло окончательно. Под закрытыми веками замерцали вспышки, весь мир сжался до Филла, и я будто впитывал в себя дрожь, проходящую по его телу, его тихие стоны, прикосновения его пальцев в моих волосах… Всё это лишало умения думать, и оставалось только желание вбиваться в податливое тело, прижиматься к нему — тесно, жарко, как можно ближе. И Филл будто сходил с ума вместе со мной: тянул меня за волосы, кусался, стонал, хныкал, и наши тела сплетались, дыхания смешивались, удовольствие, разделённое на двоих, разгоралось всё ярче…       — Да, ещё, пожалуйста, не останавливайся… — сбивчивый шёпот Филла довёл возбуждение до предела, и когда он сжался внутри, вздрогнул, и его горячая сперма брызнула мне на живот, мне хватило пары толчков, чтобы кончить следом. Будто сами собой дёрнулись опутанные ремнём руки: захотелось прижать Филла к себе, обнять его, уткнуться губами ему в шею, провести языком по солоноватой от пота коже, там, где бешено бьётся пульс, чтобы понять, почувствовать — Филлу тоже было хорошо со мной. Почему-то это вдруг оказалось так важно…       Филл пришёл в себя первым. Заёрзал, недовольно ворча. Слез с меня. Стянул презерватив… Такие простые, обыденные действия разом сшибали с небес на землю, но мне было всё равно — я пытался отдышаться.       — Неплохо для первого раза, — вынес вердикт Филл, сдёргивая футболку с моего лица, и вдруг рассмеялся: — Ха! Умник. А ведь я лишил тебя девственности!       Глупая улыбка растянула мне губы. Про девственность было не смешно, просто… мне было хорошо. По всему телу разливалась приятная слабость, и ругаться в таком, удовлетворённом и умиротворённом, состоянии оказалось просто нереально.       — Улыбаешься… — задумчиво пробормотал Филл, всматриваясь мне в лицо. — Значит ли это, что если я тебя развяжу, ты меня не убьёшь?       — Развязывай давай. У меня руки уже затекают.       — Ага. Только ещё кое-что… — Он полез рукой мне под спину, вытащил измятый билет и торопливо порвал его. — Вот так, — отчеканил, демонстративно ссыпая клочки мне на живот. Ремень сдёрнул в пару движений — и почему я сам не мог вырваться?       — И как это называется? — вздохнул я, пытаясь стряхнуть с себя бумажные обрывки, но они прилипли к каплям спермы, и получилось только хуже.       Филл пожал плечами. Слез с кровати. Отошёл к окну. Как был, голый, открыл форточку и закурил — прямо под табличкой о том, что делать этого нельзя.       — Как порядочный мужчина, я теперь должен на тебе жениться, — сказал он, сделав пару затяжек. И было видно, что ему просто хочется хоть что-нибудь сказать. Отлично. Значит, не я один не понимаю, как теперь себя вести…       Я подтянулся на кровати выше. Сел, разминая запястья и не обращая внимания на стекающую по животу сперму. О произошедшем думать не хотелось — оно тенью маячило на границе мыслей, готовое в любой момент заползти туда, но нет, не сейчас. Хватит с меня пока и внезапно свалившегося как снег на голову осознания того, что если я уеду, лучше мне не станет. Теперь — точно. Я вывихну себе мозг в попытке понять, какого чёрта происходит в моей жизни с тех пор, как в ней появился Филл. И — что самое страшное — не успокоюсь, пока не пойму, какого чёрта происходит в жизни Филла, и не смогу… помочь ему?       Но и оставлять всё так — нельзя. Просто потому что это… ненормально. Да, именно.       — Филл, — позвал я. Он обернулся и, затушив сигарету о раму, присел на подоконник — судя по всему, вид у меня был такой, настраивающий на серьёзный разговор. — Послушай… Давай договоримся: я не уеду, если ты будешь вести себя адекватно. Хотя бы по минимуму. Не водить машину так, что каждый преодолённый дюйм может оказаться последним. Не стоять в одной футболке под снегом. Не ломать никому пальцы и не выбивать зубы. — Я замолчал, но потом всё же добавил: — Не трахать меня, привязав к кровати.       — Это, вообще-то, ты меня… — попытался возразить Филл, робко улыбнувшись, но я его перебил:       — Технически — да. А по факту… Сам понимаешь.       На этот раз он не отвечал долго. Стоял, нахмурившись и сложив руки на груди, и сверлил меня взглядом.       — Тебе не понравилось? — Казалось, он действительно не понимает, почему я недоволен. — Тебе же было приятно… Было же?       — Не только в удовольствии дело, Филл. — Я чувствовал себя так, будто объясняю маленькому ребёнку, почему нельзя совать пальцы в розетку. — Мы же друзья. А друзья такими вещами не занимаются.       — Друзья? — Филл удивлённо распахнул глаза. — Мы — друзья? — повторил он и вдруг протянул виновато, опустив взгляд и поджав губы: — Тогда ладно, Умник. Я больше не буду.       Больше Филл ничего не сказал. Он достал из сумки салфетки, сел рядом и начал было вытирать меня, но потом, подумав, протянул их мне, а сам ушёл в ванную. И вот, пока Филл мылся, я стирал его сперму со своего живота и думал о том, что, кажется, впервые назвал его другом. Выбрав для этого, пожалуй, самое неподходяще время.