Ярко-жёлтый

      — Билл? — Запястья стиснуло металлическим холодом и рвануло вверх. — Ты!..       Рот зажало невидимой ладонью. Я едва доставал до пола; дёрнулся — руки сдавило сильнее, так, что стало горячо кистям, что кончики пальцев начали неметь. В горле завибрировал стон — больно!..       Жёлтый треугольник дрогнул помехой.       — Больно? — Воздух на долю секунды потемнел. — Не дёргайся.       А в следующее мгновение Билл вспыхнул снова — прямо передо мной. Уставился немигающим глазом. Безразличное, нечитаемое выражение; сердце колотилось под этим взглядом, каждый удар отсчитывало как последний. Что дальше? Билл убьёт меня? Так чего он ждёт? Почему медлит?..       В тишине было слышно, как стрелка часов натужно преодолевает деления. Тик-так, тик-так, тик-так-так-так…       Спустя дюжину сухих щелчков я почему-то всё ещё был жив.       — Ну же, хватит бояться. Я не причиню тебе вреда.       Только слух меня, кажется, подводил. Не мог же Билл на самом деле произнести такое? И его голос прозвучал непривычно тихо. Он прокрался в мысли, унял панику — насильно, но мягко. Оковы на запястьях ослабли.       — Вот, видишь, ничего не делаю, — продолжил Билл, безучастно наблюдая, как я пытаюсь вырваться — и не могу, держит по-прежнему крепко, только боль ушла. — Ни тебе, ни твоему Измерению. Давай я верну тебе возможность открывать рот и мы мирно поболтаем?       Его сияние электрическим покалыванием коснулось кожи; пульсировал его чёрный вертикальный зрачок, и сердце пыталось биться в такт, всё спокойнее, спокойнее… Оно спятило, наверно: разве можно так от этого голоса, этого внимательного взгляда?..       — Вот так, — настороженно прошептал Билл, стоило мне расслабленно выдохнуть. Невидимая ладонь отпустила, и, облизав пересохшие губы, я наконец сумел произнести:       — Пошёл вон из моей головы.       Билл коротко прищурился.       — А я не лезу в твои мысли, — проговорил он ровно, — я просто хорошо изучил твоё тело, — и на последних словах будто бы улыбнулся. Если он вообще это умеет с такой… конструкцией.       — Что тебе от меня нужно?       На этот раз Билл ответил не сразу. Задумался: крутанулся в воздухе, мигнул ярко-красным, рассыпался по кирпичику…       — Боюсь, что многое, — сказал, собравшись заново. — С чего бы начать… Пожалуй, с этого, — потом словно вздохнул — разлетелись искры, как если подуть в костёр, жар опалил мне щёки. — Не думаю, что это сильно тебя удивит, но, в общем… вот.       И стало темно. Я не сразу понял, почему, и куда исчез Билл, и всматривался во тьму слепыми после яркого света глазами; они слезились и находили в непроглядной черноте лишь цветные пятна…       Но постепенно привыкли к темноте. И я увидел. Силуэтом на фоне окна — острые плечи, тонкую шею, угловатый профиль, взъерошенные волосы… Увидел всё, о чём так просил, на что так хотел смотреть, чего так хотел коснуться. Всё, что было обманом.       Мысли плотно забили пустота и смиренное безразличие. Никакому удивлению места и правда не осталось.       — Эй, ты чего? — Билл подошёл ко мне в темноте, и я почувствовал тепло его тела. Настоящего. Живого. Знакомого каждым своим раздражающим изгибом. Лязгнули над головой ирреальные цепи, резанув по запястьям. — Ну, тише. Я освобожу тебя, если пообещаешь не пытаться сбежать — поверь, это только всё усложнит, и…       — Обещаю.       Кажется, по моему даже не голосу — усталому выдоху было слышно: я не способен никуда бежать. По крайней мере, Билл мне поверил. Цепи исчезли. Стена за спиной помогла мне устоять на ногах. Размяв затёкшие кисти, я нащупал стул, сел и уставился в пол.       Билл всё это время терпеливо ждал.       — Ты готов меня выслушать? — спросил он, стоило мне неосторожно мазнуть по нему взглядом. Я не хотел смотреть, просто…       — А у меня есть выбор?       Вздохнул он на этот раз совсем по-человечески.       — Что ж. По крайней мере, ты со мной разговариваешь, так что, пожалуй, можно начинать. — Потом прокашлялся и продолжил бодрым голосом диктора утренней передачи: — По закону жанра в историях о коварных демонах неизбежно наступает момент, когда злодей заводит долгий монолог о том, как он стал злодеем. Но я и тут решил отличиться — и попытаюсь рассказать, как перестал им быть.       Только этого веселья надолго не хватило. Билл замолчал, точно подавившись им; коротко скрипнули по полу ножки стула напротив, скрипнул стул, раздался глухой дробный стук. Я поднял взгляд — Билл барабанил пальцами по столешнице.       Нервничает? Он-то?..       — Если бы люди умели убивать взглядом, я был бы трижды мёртв, — точно отвечая на мой невысказанный вопрос, усмехнулся Билл. — У меня аж в горле пересохло. — Он с нажимом провёл пальцами по шее, отведя глаза, а когда снова посмотрел на меня, улыбнулся: — Попробуй выслушать меня, и, возможно, ты перестанешь считать меня таким подонком.       Глаза у него блестели, голос стал вкрадчиво-бархатным, улыбка получилась едва заметная, вымученная. Так Филл просил меня о чём-то странном и сокровенном, и отказывать ему я едва ли не умел. О да, Билл. Молодец. Это всегда отлично работало…       Когда я разговаривал с Филлом. А ты — не он.       — И что я услышу? — от моего тона улыбка с лица Билла стёрлась. — Что ты подправил нам память, чтобы усыпить бдительность? Что ты использовал меня, чтобы пролезть в это Измерение? Что я идиот, который повёлся на смазливое личико и сладенькие слова? Да брось, Билл. Я и без тебя догадался.       Ни следа от неё не осталось. А ведь я даже не злился. Не пытался исподтишка задеть его или открыто уязвить. Захлестнувший было адреналин от внезапного появления демона посреди моей кухни спал, навалилась усталость, и все мои слова звучали тускло и блекло. Чувства были такими же.       Только Биллу от этого словно становилось ещё хуже. Не-своими тонкими пальцами он сжал попавшуюся под руку кружку, и даже в сером утреннем свете было видно, как они побелели.       — Ты не совсем прав, — тихо, но твёрдо сказал он, прокручивая её на месте. С раздражающим скрежетом ездило по доскам шершавое дно. — Память вам подправил не я, а те, кто поймал меня и упрятал в тюрьму. Использовать именно тебя я не хотел до последнего — первой в списке была Мэйбл, потом посторонние люди. Ты не идиот — на то, чтобы подобраться к тебе, у меня ушло шесть лет и ещё полгода, а я, между прочим, демон, возраст которого называть страшно.       — То есть с тем, что использовал меня, ты не споришь?       Билл помолчал. Потом покачал головой. Он был на себя не похож — напряжённый, болезненно упрямый, солдат перед заведомо проигранной битвой… Он был похож на Филла. Тот бывал иногда таким, особенно под конец, когда его всё чаще хотелось притянуть к себе за плечи и погладить по спине. И чтобы без пошлых намёков и шуточек. Чтобы расслабился и поверил — всё будет хо…       Какого чёрта я вообще на него смотрю?       — Ладно, всё это уже не важно. — Я зажмурился и коснулся закрытых век. Пальцы были ледяными, веки — горячими, будто меня лихорадило. — Ты не пытаешься никого убить — вот и отлично. Остальное не моё дело. Почему ты вообще сидишь здесь, а не разносишь что-нибудь на радостях? Как-то это на тебя не похо…       — Потому что я люблю тебя.       Слова прозвучали издевательски отчётливо — и это ни капли не помогло поверить в то, что они действительно прозвучали. Медленно убрав от лица руки, я открыл глаза:       — Прости, что?       — Потому что я лю…       — А, нет. Я не хочу больше это слышать.       Кружка в руках Билла керамически звякнула. Треснула — он подержал её, затаив дыхание, вздохнул снова, убрал ладони… Осколки со стуком рассыпались по столешнице, мелкие, испачканные чем-то красным. И красными были пальцы Билла, но, когда он сгрёб черепки и укрыл их ладонями, а потом отпустил, кружка стояла на столе белая-белая.       На свои испачканные руки Билл пару секунд смотрел. Затем сжал пальцы в кулаки, задумчиво хмыкнул, разжал — уже чистые, ни царапины. Кружку он отставил подальше, на середину стола.       — Ты ещё более сумасшедший, чем я думал, — ошарашенно прошептал я. И без того ненормальная ситуация, которая и так «хуже некуда», стала ещё безумнее: демон заявился ко мне на кухню, демон не хочет причинить мне вред — демон признался мне в любви…       Что он опять задумал?       — Рад, что сумел тебя удивить, — Билл сокрушённо хмыкнул и наклонился ближе. — Так ты меня выслушаешь? — улыбка растянулась на его лице, но в голосе её не было слышно. Кажется, он и правда не шутил, а проснуться никак не получалось.       — Может, позовём Мэйбл? — предложил я, ущипнув себя под столом за запястье: нет, весь этот бред — реальнее не бывает… — Она сейчас психологом работает, а тебе явно не помешает мозгоправ…       — Мне сейчас не помешает твоё внимание, — перебил меня Билл. — Я соскучился, Умник.       — Не называй меня так.       — Как скажешь.       Он послушно кивнул. А у меня от этой покладистости свело скулы — ну не может же он это серьёзно!..       Билл выглядел серьёзным как никогда.       — Один заключённый рассказал мне об этом, — начал он, видимо, сочтя моё молчание согласием. — Что можно создать трещину в Измерении — ненадолго, крохотную. Нужно только завладеть разумом и чувствами живущего там настолько, чтобы он во что бы то ни стало захотел видеть тебя рядом. И тогда, если его желание будет достаточно сильным…       Рассказ неожиданно оборвался. Билл потянулся к кружке, отдёрнул руку…       — В общем, с Мэйбл я облажался, — выпалил он, сцепив пальцы в замок. — Потому что был слишком слаб, или потому что не подготовился, или потому что после всего пережитого, пусть и «в воображении», она шарахнулась от меня как от огня… Или всё сразу. О тебе я тогда даже не подумал, знал, что будет слишком сложно. Пытался зацепиться за других людей, и мне было плевать, с кем, где и как… — Билл на секунду замялся, подбирая слово, — проводить время. Я просто искал, находил и требовал: больше, сильнее, любите меня, жалейте, желайте, хотите здесь, сейчас, всегда! Только это не работало. Давало мне силы управлять этим телом оттуда, но вытащить полностью не могло. Вот тогда я всерьёз задумался о тебе, и… Хм. Может быть, твой мир решил: раз ты выгнал меня, ты и должен пригласить обратно.       Мир промолчал — наверное, можно было считать, что согласился тоже. Утро тонкой полосой света проглядывало из-под жалюзи. Билл поймал его рукой; розоватая полоса полежала на приветливо раскрытой ладони и обхватила тонкое запястье.       — Я учился жить в этом мире — и следил за тобой, чтобы ударить наверняка, — сказал он, с интересом разглядывая её. — Чтобы потом, встретившись, завладеть тобой целиком: твоим разумом, твоим телом… твоим сердцем.       — Ты хоть понимаешь, насколько жутко всё это звучит? — решился я наконец подать голос. Тот прозвучал неуверенно, словно за время молчания я забыл, как говорить.       Билл ответил нервным смешком и опёрся локтями на столешницу.       — А мне казалось, что романтично, — протянул он, наклоняясь ко мне. В полумраке сверкнули его глаза — лёд и золото… — Я ведь уделял тебе столько внимания!..       Спинка стула больно врезалась мне под лопатки, мышцы онемели — а потом Билл встал из-за стола, и дышать стало легче. Свободнее, не забивался внутрь мятный запах, от которого в груди становилось холодно и колюче. Билл забрал его с собой: подошёл к окну, провёл пальцами по деревянным полоскам жалюзи. Они загремели, впуская ещё немного света.       — Окончательный разрыв с этим Измерением сильно измотал меня. — На его зелёную рубашку он ложился несправедливо красиво и до боли знакомо. — Я будто бы выключился, а когда очнулся… Диппер, я так испугался, что с тобой что-то случилось за это время. — Билл обернулся. — Или что прошло слишком много времени и тебя уже нет в живых.       Он выглядел так, словно вот-вот шагнёт ко мне — дотронуться, убедиться, что я на самом деле живой, — но вместо этого присел на подоконник. Подошёл я. Не столько к нему, сколько просто чтобы поднять жалюзи и впустить наконец новый день. Как бы я ни был к нему не готов.       Небо над нами раскинулось чистое, пронизанное солнечными лучами. В кухне было темнее — почти волшебный контраст, как тогда, глубоко в лесу, где деревья не пускали ни солнечный свет, ни лунный. И Билл ощущался рядом тоже совсем как в тот раз: мы сидели в машине, он до мурашек близко и горячо дышал, а я чуть не поцеловал его…       Чуть не поцеловал демона, едва не уничтожившего мою реальность.       — Ты закончил? — В горле заворочалась тошнота, но не от отвращения. Скорее, от его отсутствия.       — Ещё нет, — ровно проговорил Билл у меня за спиной. — Ты постоянно был с сестрой, друзьями, родителями, не подступиться. И только когда ты начал собираться в колледж, я понял — это мой шанс. Бедненький Диппер, вдали от дома и сестры, такой растерянный, такой одинокий…       — …такой идиот, — договорил я за него. — Меня должно было насторожить то, как странно ты себя вёл. Хотя меня и насторожило, но… — Сухой смешок царапнул мне горло. — Да, кажется, я гораздо больше пялился на тебя, чем думал.       А вот признание далось на удивление легко. Даже получилось улыбнуться — криво, но получилось же.       — Тебе я достался ещё более-менее адекватным, — было слышно, что Билл улыбнулся вместе со мной. — Легби от меня натерпелся куда сильнее. К нему я сразу после неудачи с Мэйбл пошёл, слабо разбирающийся в этом Измерении. И смеясь нарушал законы, плевал на приличия, каждый день подвергая себя и его опасности — а он давал мне книги и показывал фильмы, надеясь вдолбить хотя бы элементарные правила поведения…       Я нахмурился: пошёл к Легби? Вот к этому Элегбаре — большому, тёмному, загадочному…       И, видимо, тоже не человеку.       — Ты был знаком с ним раньше? — повернулся я к Биллу.       — Не знаком, но наслышан, — он и правда улыбался. — Всё-таки вудуистский хранитель перекрёстков… — А заметив мой, наверное, крайне ошарашенный взгляд, и вовсе расхохотался: — Ха! Удивлён? Их здесь много таких — полузабытых богов, неприкаянных духов, коварных демонов… Когда-то они жаждали кровавых жертв, а теперь живут рядом с вами, и вы даже не подозреваете. Может, сварить тебе кофе?       — Эм… что? — заслушавшись, я не сразу пришёл в себя от такой резкой смены темы. Билл успел подойти к плите и потыкать в кнопки.       — Ну, кофе. Ты выглядишь чертовски уставшим. — Он тронул ручки, крутанул одну; газ зажёг искрой, слетевшей с кончика пальца. — Я поставлю чайник…       — Какой к чёрту кофе!       Билл как ни в чём не бывало пожал плечами и уселся обратно на подоконник.       — Понял. Никакого кофе. — Закинул ногу на ногу; конфорка погасла от его недовольного взгляда. — Обычно вы не подозреваете, — повторил он, ловя мысль, — но ты, я видел: догадывался о многом. Твоё тело интуитивно реагировало на мои прикосновения и мой голос, твой разум — на мои слова и взгляды. Ты чувствовал, что это не первая наша встреча, хоть логика и убеждала тебя в обратном… А почти всё, что я создавал, у меня получалось жёлтым, и ты так забавно из-за этого переживал!       Хихикнув, Билл вдруг сник и снова уставился в пустоту перед собой.       — Но было ещё кое-что, — произнёс неохотно он. Спустя не меньше полуминуты тишины я не выдержал:       — О чём ты?       — Этот пронизывающий холод, который я протащил сюда за собой… — У Билла дрогнул голос, и я с досадой почувствовал, как эта дрожь отозвалась у меня внутри. — Нездешний. Оттуда. Ледяной сквозняк из приоткрытой двери между Измерениями…       Воздух похолодел. Им сжало резко и сильно, будто я снова выбежал в темноту под снег, и он стоял там, замёрзший, мертвенно-белый… И всё это лишнее — вина, сожаление и тепло, горящее особенно сильно под словно покрывшейся инеем кожей, такое, что хотелось отдать его, подарить: вот, держи, только не страдай больше! — впилось в меня и отказывалось отпускать. Ну он же специально, я уверен, я знаю, так почему всё равно поддаюсь?!       — Что именно ты делал, чтобы добиться от меня желаемого?       Давай. Расскажи. Помоги мне прогнать наваждение…       — Да почти всё, — глухо признался Билл. Из его рта вырвалось облачко пара. — Ты принимал это за безобидные причуды или и вовсе не замечал, только в вашем мире слова и жесты значат намного больше, чем вы привыкли считать. И если знать, как их использовать, чужая одежда на твоём теле окутает тебя чужой волей…       …покрытой мурашками кожи словно коснулась грубоватая измятая ткань — футболка с его плеча, тесная, обхватившая тело туго, как объятия страстного любовника; на шее плотно сомкнулся узкий ворот…       — Провалившиеся в замутнённое сознание образы прорастут глубже и опутают твои мысли…       …я попытался подцепить его пальцами, убрать от горла этот строгий ошейник — но почувствовал нежную, хрупкую прохладу в ладони и замер, боясь сломать невидимый цветок…       — Несколько произнесённых над чёрной свечой слов приворожат и заставят остаться…       …а вокруг разлился терпкий запах абсента и хвои, маслянистая горечь осела на языке, зелёная тьма сгущалась, смешиваясь с клубами сизого дыма…       — Билл… — севшим голосом прошептал я. — А можно без спецэффектов? — Боль в груди мешала говорить — от этого тяжёлого дыма, наверное, это он забил лёгкие, от него так трудно дышать…       Но стоило Биллу щёлкнуть пальцами — и видения исчезли.       — Прости, я случайно, — его мягкий голос согрел, дал мне опустить плечи, одёрнуть влажную рубашку — холодный пот или растаял иней?.. Билл продолжил, когда я смог выровнять дыхание: — Всё шло по плану. Ты начинал поддаваться, я чувствовал победу на кончиках пальцев каждый раз, когда ты позволял мне прикоснуться к себе, и готовился вот-вот схватить её — жадно, расчётливо. Но потом…       И вдруг он замолчал. Коснулся губ, спрыгнул с подоконника, прошёлся в задумчивости до стола. Тронул кружку — не взял, провёл пальцем по краю.       — Мне на работу скоро, — не выдержал я. — Так что поторопись. Договаривай.       Билл, точно опомнившись, поднял на меня взгляд и пожал плечами:       — А дальше, кажется, и рассказывать нечего, — усмехнулся он. — Мне хотелось бы выделить сногсшибательный переломный момент, этакий катарсис моего демонического естества, но… Честно признаться, я и сам не заметил, когда из твоего коварного соблазнителя превратился в существо, которому просто нравится быть рядом с тобой. Как боль перестала казаться мне забавной, сочувствие — нелепым, любовь — смешной. Просто однажды раз — и я сижу на обрыве, собираясь перечеркнуть всё, чего такими трудами добивался, лишь бы не навредить тебе.       Он выглядел таким изумлённым, таким молодым и растерянным, будто и правда едва успел разменять второй десяток. Прошептал:       — Вот что ты со мной сделал, а?       …с искренним непониманием и подошёл чуть ближе, всматриваясь мне в глаза. Словно надеялся прочитать ответ в них, и я был бы рад, если бы он прочитал. Я, пожалуй, тоже хотел бы его узнать.       — Умереть у меня на глазах — это не навредить? — Только в зрачках у Билла плескалась непроглядная, неразгадываемая тьма. — Ты так и не научился разбираться в людях, Билл.       — Но я надеялся, что ты забудешь меня! — он почти прокричал. Сделал шаг ко мне, ещё полшага — и я упёрся ладонью ему в грудь, останавливая. — Что будешь считать конченым наркоманом, испачканной страницей жизни, вырвешь её из памяти!       Вот только в том, как резко Билл замер, поджав побелевшие губы, не было ни капли покорности. Я чувствовал: уберу руку, и он не останется послушно стоять на месте.       — В каком дешёвом романе ты вычитал эту бессмысленную жертвенность? — мой голос дрогнул, усмешка прозвучала испуганно. — Легбе нужно было внимательнее подбирать тебе литературу… — И исчезла совсем, когда с губ, словно против моей воли, слетело тихое: — Ведь всё уже было хорошо, мы были… вместе. Неужели ты так сильно навредил бы мне?       Потому что в этот момент мне было плевать, что это Билл. Я хотел услышать ответ, хоть какой-нибудь, хоть от кого-нибудь, он был так нужен мне…       — Я убил бы тебя.       …лучше бы я его не слышал.       — Выпил досуха, — продолжил Билл, прямо смотря мне в глаза, — только так мне хватило бы сил вырваться. И я уже почти сделал это, я подобрался так близко! Но в последний момент смог лишь сказать… пару слов, и всё. Я не смог убить тебя, Диппер Пайнс. И был уверен, что это конец нашей истории. — Он опустил было взгляд, но тут же снова посмотрел на меня, уже спокойнее. — И я представить не мог, что твоё Измерение так странно работает: по своей воле ты сумел подарить мне больше, чем я смог бы отнять насильно. И теперь я здесь, и никто не умер, и всё благодаря тебе. Думаю, это и есть ответ.       — Ответ? На что?       — На вопрос «как я перестал быть злодеем». Благодаря тебе, звёздный мальчик.       Последний разделявший нас шаг Билл сделал медленно, с лёгкостью преодолевая сопротивление моей руки. Запустил пальцы мне в чёлку, убрал её назад; указательным коснулся родимого пятна на лбу. И мне бы испугаться, и возмутиться, и оттолкнуть его — но страшно не было. Демон спокойно дышал рядом, вздымалась и опускалась его грудь, его дыхание касалось моей щеки, и весь он был до ужаса человечный.       — А ведь пришёл бы ты сразу так, не раскрыл себя настоящего — и я бы обнял тебя и больше никогда не отпустил.       — Я не хотел опять начинать со лжи. — Каждое слово, рождаясь, дрожало у него в груди; его сердце билось у меня под ладонью — и разве можно отказаться от того, чего так долго желал?..       Звон будильника за стеной спугнул эту мысль. Я моргнул — и словно только сейчас очнулся.       — Подожди, — прошептал. Билл стоял, положив ладонь мне на щёку, его тень легла на моё лицо, и он был слишком близко. — Постой. Это что, опять твои фокусы?       На мои слова Билл отреагировал не сразу. С запозданием нахмурился. Медленно убрал руку. Покачал головой.       — А я могу тебе верить? — Я отошёл от него, ощущая, как он неотрывно следит за мной взглядом. — Откуда мне знать, что ты говоришь всё это не потому, что тебе по-прежнему нужно моё желание видеть тебя здесь?       — Ты можешь поверить мне на слово, — уверенно проговорил Билл. — Ведь если мы любим друг друга, мы должны доверять друг другу.       Он произнёс это так просто, так обыденно и легко, что в первую секунду я чуть на автомате не пробормотал: «А, ну да. Точно». И даже потом, когда смысл сказанного дошёл до меня, смог выдавить из себя только растерянное:       — О чём ты?       — О том, что ты сказал утром, — ответил Билл. — На обрыве.       Ах. Вот оно как. Слышал, значит…       — Я сказал это не тебе. Я сказал это Филлу.       — Я и есть Филл.       — Нет…       — Да! — Он шагнул ко мне — плавно, но так быстро, что я едва уловил движение. — Другая форма, другое время — но это всегда был я. Нравится тебе это или… — И вдруг остановился, коснувшись виска. — Ха-а… В этой форме говорить с тобой гораздо сложнее. Какое всё-таки слабое тело, и столько чувств…       Расстояние между нами осталось вполне разумное, а мне всё равно казалось, что я чувствую каждый его рваный вздох, словно мы стоим друг к другу вплотную.       — Так перекинься обратно, — процедил я, пытаясь прогнать это ощущение — и перестать уже, наконец, дышать в унисон! Почему он вообще терпит всё это, если и ему так лишь тяжелее? — Тебя здесь никто, кроме меня, не увидит. А я только «за».       В ответ Билл улыбнулся так, что я сразу понял: причина оставаться таким светловолосым, таким белозубым и загорелым у него есть. И такая, что мне не захочется её слышать.       — Но разве тебе не нравится эта форма? — Только Билл её всё равно назвал. Его губы разомкнулись, как будто он хотел рассмеяться, но в последний момент нашёл кое-что поинтереснее, что можно сделать: кончик языка прошёлся по кромке верхних зубов, остановился на островатом для человеческого рта клыке… — Лично я в восторге от того, как ты на меня смотришь, когда я такой, — сказал Билл, лизнув его — и как не порезался? — И я хочу быть вместе с тобой — таким.       — Какое «вместе»? — возмутился я, игнорируя фразу про восторг и… и как это, интересно, я на него смотрю?! — Ты демон, Билл! Я буду идиотом, если поверю тебе. А мне уже надоело им быть.       Улыбаться Билл перестал сразу. Пристально глядя на меня, он словно и правда обдумывал мои слова — всерьёз, изо всех сил пытаясь поставить своё демоническое я на моё человеческое место. И я молчал, боясь помешать ему. Шумел за стенкой, собираясь на работу, сосед. Мне тоже бы собираться пора, хоть чёртов кофе выпить…       Вздохнув, я поднял взгляд на задумчиво поигрывающего голубоватым пламенем Билла: оно обвивало его пальцы и всё норовило соскользнуть на пол. Ох… Надеюсь, он, теперь полный сил, не спалит мне на прощанье дом — случайно, конечно…       — Так, Билл. Если ты зако…       — И чего ты хочешь? — не дал мне договорить он; пламя погасло, сверкнув напоследок в его глазах. — Снова отправить меня в тюрьму?       В тюрьму? Нет, это, наверное, было бы правильно, но…       — Я… — Я шумно сглотнул, проклиная себя за то, что так сложно оказалось произнести: — Я не собираюсь ничего с тобой делать. И мне плевать, что с тобой станет без моего участия.       — Плевать? — шёпотом повторил Билл и взмахнул руками: — Плевать?! Ну хватит, Диппер. Ты уже достаточно меня наказал. Правда. Перестань.       — Ты не ребёнок, чтобы тебя наказывать.       — Не ребёнок… — Он усмехнулся: — Знаешь, Диппер, я древний и мудрый демон — но совсем новенький, неопытный человек. Неужели я не заслуживаю хоть капли снисходительности?       А я скептически прищурился. Потому что зачем ему моя снисходительность? С каких пор его волнует подобное? С каких пор он начал что-то заслуживать, а не брать? И ещё сотни вопросов, на которые я, если и получу ответы, то можно ли будет в них верить?       Кажется, весь этот разговор с самого начала не имел смысла…       Молча развернувшись, я хотел уйти, но Билл поймал меня за руку:       — Подожди! — И не отпустил, когда я попытался вырваться. Вцепился до боли — не выходящая за рамки человечности, но серьёзная, отчаянная сила. — Ты изменил меня, понимаешь? Ты показал мне, что значат чувства, такие сильные, что им нипочём время и расстояние. Да твой мир — целый мир! — услышав тебя, сдался и впустил меня…       Билл перевёл дыхание. От его уверенности не осталось и следа. Выдержка рухнула — он больше не рисовался, не играл, не горел и не сыпал искрами. Застыл, только глаза блестели живо и жарко.       — Я не мог понять, как вы, горстка слабеньких глупых человечков, смогли победить меня, — сказал он, так старательно выговаривая слова, что я ни секунды не сомневался: каждое иглой впивается ему в нёбо. — Я злился и грезил отмщением — но теперь понимаю. И осознаю, как важна жизнь даже одного-единственного существа. И принимаю поражение. Позволь мне искупить вину…       Его взгляд завораживал, его пальцы так сильно сжимали моё запястье, и его слова были так честны, так похожи на правду…       Совсем как он — на человека.       — Я вызову тебе такси. — И я не хотел снова быть обманутым. — Дам денег на первое время. — Билл отпустил мою руку, опустил взгляд; опустились его плечи… — Живи здесь, раз уж ты так сюда рвался, только мне на глаза больше… Билл?       А потом жёлтый треугольник, уже не такой пугающий при дневном свете, повис под потолком. Спиной — или что это там у него? — ко мне.       Видимо, всё? Конец разговора?       — Ладно, — выдохнул я. — Только к такси в таком виде не выходи.       Он не ответил.       В доме находиться было невозможно — там был Билл, хоть о его присутствии и не напоминало ничего, кроме прошибающей меня изредка мелкой дрожи. Но он тут, пожалуй, был ни при чём. Это было моё. Личное.       Ничего. Вот он уедет, и всё обязательно пройдёт…       Ждал такси я в итоге на веранде. И убеждал себя, что не сбежал позорно из собственного дома, а просто наслаждался утром. Оно и правда было чудесным: небо очистилось, воздух заметно потеплел, день обещал быть солнечным, жарким… А я всё равно обнимал себя за плечи и чувствовал, как холод — не тот, что принёс тогда с собой Билл, но тоже не имеющий отношения к погоде — обнимает меня поверх моих рук. Потому что «он уедет», уже решённое, закрепилось в мыслях и стало точкой отсчёта для того, что будет дальше. И даже не со мной — с ним. Он уедет — а интересно, куда? Как он будет жить? Где? С кем? Вряд ли будет вести жизнь простого обывателя, сняв домик где-нибудь в пригороде. Может, поедет опять к Легбе… Ха, почему бы и нет? Его «люблю» явно было весомее моего, ведь он знал, кому признаётся…       В памяти вспыхнули фейерверки, озарили силуэт Филла, зыбкий в разлетающихся огнях, непрочный, сейчас понимаю: исчезающий… А ведь Легба тогда попрощался с ним — и о да, я уверен, он будет рад снова его увидеть. Возможно, Билл заявится к нему в этой же… форме. Элегбара ведь тоже смотрел на неё как-то «так», Билл не мог этого не заметить. Так что он придёт к нему в рваных джинсах и цветной рубашке, широко улыбнётся, повиснет на шее, и Легба крепко обнимет его в ответ, а потом они…       А потом я перестану об этом думать. И перестану ревновать беглого преступника, чуть не уничтожившего моё Измерение, причинившего боль моим родным, манипулировавшего мной и собиравшегося меня убить. И задаваться вопросом: неужели мне и правда сложно решить, что хуже — человек, но мёртвый, или живой, но демон? — тоже не буду. И это его «люблю» из памяти вырву с корнем. И…       Такси подъехало, когда таких «и» набралось с пару десятков. Внушительный план, явно не на выходные — хватило бы жизни…       — Билл! — крикнул я в дом; подумав, вздохнул в сторону: — Или как там тебя теперь…       На раздавшиеся за спиной шаги я оборачиваться не стал. И потому чуть не вскрикнул от удивления, когда из моего дома вышел… ну, какой-то парень. Брюнет с короткой стрижкой и бледной кожей, в тёмных джинсах и серой футболке, спрятавший глаза, да и вообще пол-лица, за большими очками в толстой чёрной оправе. И руки засунул в карманы. Такой обычный…       Наверное, это правильно. Чтобы лишнего внимания не привлекать.       До машины мы дошли молча.       — Подожди, — вспомнил я, когда Билл уже открыл заднюю дверь, и протянул ему, спешно обернувшемуся, всю найденную дома наличку. — Вот. Хватит на несколько дней в отеле. Или на билет — если ты собираешься куда-то ехать…       — Если я останусь в этом городе, вряд ли у меня получится не попадаться тебе на глаза. — Билл окинул купюры невесёлым взглядом, но всё же взял их. — Спасибо. И ещё… хоть ты и не специально и, похоже, жалеешь больше, чем вообще о чём-либо в своей жизни… — Он дёрнул уголком губ, как если бы попытался усмехнуться, но не вышло. — Всё равно спасибо, что вытащил меня из тюрьмы. Там было холодно и пусто…       Краем глаза заметив, как настороженно на нас покосился водитель, я спешно коснулся руки Билла.       — Это он шутит так, — улыбнулся мужчине как мог дружелюбнее, — не обращайте внимания.       Вот только Билл не был похож на того, кто шутит. Смотрел серьёзно; вздрогнул, когда я дотронулся до него, руку убрал в карман, а я смотрел на него, хотя мне бы в дом уйти и собираться уже, ведь всё решено, и решено правильно, и вот сейчас, сейчас я пойду…       — А, минутку. Вот, — почти сев в машину, Билл вдруг снова выпрямился передо мной и протянул сжатую в кулак руку. — Знаешь, оно так ярко светилось там, в глубине, так красиво… — прошептал он, разжимая пальцы: на ладони блеснуло колечко. — Я подобрал зачем-то, ну, всё-таки оно твоё. Если не нужно, просто выброси ещё раз.       Билл сам вложил его мне в руку — тёплое, гладкое, маленькое. Сел в машину. Бесшумно захлопнул дверь…       Когда шорох шин стих и машина скрылась за поворотом, я осмелился посмотреть на серёжку. Обычное колечко, какое можно купить в любом магазине, но почему-то я был уверен: то самое. Кому-то вроде Билла наверняка ничего не стоит достать его с океанского дна. И всё равно — зачем? Только вырвавшись из холода заключения, снова погружаться в холод и тьму ради куска металла, чтобы потом отдать его тому, кто прогнал тебя. Какой глупый, бессмысленный, унизительный… человеческий поступок?       Не важно. Уже — не важно. Нет смысла об этом думать, и когда-нибудь я обязательно перестану. Тем более теперь мне, наверное, станет легче. Ведь для меня всё равно главное — что он жив, и… И…       И тогда какого вообще чёрта?!       А всё-таки решение оказалось простым. Я принял его за долю секунды — и выбежал наперерез развернувшейся на кольце машине. Взвизгнули тормоза, ладони больно ударились о капот. Водитель что-то крикнул мне, но я не обратил внимания…       Я подбежал к задней двери и дёрнул её на себя.       — Выходи.       Билл, ошарашенный, вышел из машины и посмотрел на меня, скупым жестом прижав дужку очков к переносице. Ах, вот же актёр…       — Я хочу кое-что сказать, — слова плохо складывались в голове, подбирались наспех, но я никак не мог перестать говорить. — Только сначала учти: я всё ещё не доверяю тебе. — И когда Билл, нервно облизнувшись, кивнул, выпалил: — Думаю, тебе лучше пока остаться у меня…       — Правда? — он не дал мне договорить, вцепился в плечи так порывисто, что я покачнулся и едва устоял на ногах. — Ты не пожалеешь!       — Да, правда, — и заразился его улыбкой. — Но у меня один диван, так что спать, если тебе вообще это нужно, будешь на полу…       — На полу? Не с тобой? Но так мне будет сложнее заставить тебя не пожалеть…       — Билл, тише!..       В конце концов мне пришлось увести его от машины, а то болтал всякое бесстыдно и не затыкаясь. Даже нейтральный внешний вид не спасал — Билл сверкал очками, сиял улыбкой и так шумел, что водитель не сводил с него взгляда. Я поспешил поскорее его отправить, заплатив за вызов — и, о господи, страшно было представить, сколько ещё придётся заплатить за своё «простое» решение…       Я как раз размышлял об этом, рассматривая своё жуткое с недосыпа отражение в стекле на двери, когда воздух за спиной ощутимо качнулся.       — Никто не смотрит, можно мне?.. — шепнул мне на ухо Билл. Мурашки разбежались от места, где шеи коснулось его дыхание, и я в отчаянии зажмурился: он ведь выглядит совершенно по-другому, почему всё равно мне так, так…       — Можно что?       — Хмм…       Билл затих. Пару секунд я простоял, напряжённо прислушиваясь к ощущениям — ничего? меня не трогают-не заговаривают-не пытаются, в конце концов, убить? — а когда осмелился открыть глаза и обернуться…       Светлые волосы Билла падали ему на глаза — тоже светлые, серые. Загорелая кожа пахла солнцем, тонкие губы делали улыбку пронзительно-острой, мятая зелёная рубашка вызывала желание поправить загнувшийся уголок воротника, и на всё это я, кажется, снова смотрел «так».       — Вот что. — По крайне мере то, как довольно облизнулся Билл, говорило именно об этом. — А ты что подумал, м?       С бусинами на чуть вьющихся прядях, с лентой в косичке — конечно, жёлтой, конечно, яркой, — он снова был похож на Ф… себя самого? Только очень счастливого и свободного. Он наклонился ко мне, лишая остатков личного пространства; я упёрся лопатками в дверь и уже поднял руки, чтобы отодвинуть его, но Билл не стал делать лишнего. Просто уткнулся лбом мне в плечо — и выдохнул, расслабился, успокоился…       Руки я осторожно завёл ему за спину. Подержал над лопатками. Опустил снова…       — Билл, — позвал. Мягкие пряди щекотно мазнули по щеке, когда он повернул голову и мурлыкнул куда-то мне в шею:       — М-м?       — Я понятия не имею, что с тобой делать.       В ответ на это — между прочим, абсолютно искреннее! — признание Билл тихо рассмеялся:       — А я тебя научу, — и отстранился, опёршись рукой о дверь. Прищурившись, посмотрел на меня — внимательный, насмешливый, вредный, восхитительно знакомый взгляд… — Но для начала всё-таки сварю тебе кофе — эти синяки под глазами совсем тебе не идут!..       Солнце светило так ярко, что утро казалось золотым. Билл болтал всякие глупости — про мою «совсем не аристократическую!» бледность, про кофе и завтрак, о том, что нужно обязательно перекрасить дом… Он был таким открытым и честным с этими вытянувшимися зрачками, тонко располосовавшими серо-стальные радужки, с проскакивающими в тонких пальцах искрами, с этой странной, демонической человечностью, что я не выдержал. Я обнял его…       И мир не рухнул.