Любить нельзя расстаться

Я слушал Адониса и не верил своим ушам. Пока он рассказывал, я сполз по двери на пол, и теперь сидел, обхватив голову руками. Ужасно хотелось, чтобы все это оказалось неправдой. Но я сам не мог подтвердить, что Ад врет. Я вспоминал все, каждую описанную им детальку. Как я мог? Как мне дури хватило, пусть и под градусом, признаваться в любви гомофобу. Да еще и оскорбиться его отказом, а потом и незаслуженно ударить. Ад имел все основания начать меня ненавидеть. - Ты же не думаешь, что тогда этим все ограничилось, я просто обиделся и ушел из твоей жизни? – услышал я спокойный голос Адониса из-за двери и встрепенулся. Точно, в этом весь Ад – не оставит ни одно дело, не доведя его до конца. Рассказывать дальше не имело смысла, все последующие события я прекрасно помнил. Помнил, как следующим днем, подавленный, подошел к Аду в школе. Его тяжелый, оценивающий взгляд. Я был уверен, что он не простил мне случайной драки на нашем дне рождения, усмехнулся его заносчивости и отсел как можно дальше. Выходит, Ад вовсе не о драке думал, а о том, что я ему сказал. Другому бы на моем месте он давно набил морду, переломал бы все кости, но нас связывали пятнадцать лет дружбы. Не простой дружбы. Аду было непросто отказаться от меня. - Ад, - мой голос дрогнул от посетившей голову мысли. Выходит, мы можем… начать сначала? – А что бы ты сделал, если бы я сказал тебе... что не гей? Адонис молчал. Я напряг слух, прислушиваясь к загадочному шуршанию. Что он там делает? Раздевается? Одевается?.. Э-э-э?! - Ад, ты, что, блин, куришь?! – завопил я, вскочив с места и отпрянув от двери. - Нет, - ехидно отозвался Оболенский. – Выкуриваю тебя. - Ты охренел? Какая между этим разница?! Ты в моей квартире куришь! - Выходи, Ржевский, я хочу видеть твои глаза! Я подавился собственными словами и негодованием. Если подумать, он нянькается со мной, когда давно мог уже вынести эту дверь с плеча, если я ему очень нужен, или развернуться и уйти, если ему действительно глубоко на меня плевать. Ну и что меня опять так стремает? Мужик я или сопля на ленточке?! Ладно, вдарить я ему и сам могу, да Адонис вряд ли будет крушить мою квартиру. В крайнем случае, вытянет на улицу. А разговаривать лучше, глядя в глаза собеседнику. В конце концов, хочу я возобновить нашу дружбу или нет?.. Я? Хочу?.. Нашу дружбу?.. - Ржевский, - устало протянул Ад и, не дождавшись, пока я обслужу его императорское величество, сам толкнул злосчастную дверь. Я увидел его, решительного, уверенного, с сигаретой во рту, и впервые не смог пошевелиться. Не смог ответить ему тем воинственным взглядом, которым мы перехлестывались при каждой встрече последних четыре года. Меня словно сковали невидимыми цепями, а в груди на ультразвуковой скорости завертел колесо хомячок. Одновременно стало и жарко, и до дрожи холодно. Откуда такие сильные эмоции? Чего я жду от Ада? Что ударит или, что погладит по головке и будет объяснять, что увлекаться мальчиками нехорошо? Ад подошел и, обливаясь холодным потом, не ожидая от самого себя, я зажмурил глаза, готовый без сопротивления встретить весомый удар. Но вместо этого я почувствовал, как ладонь Адониса сжала мою шею сзади, дернула на себя и моих губ коснулись его холодные, почувствовал его язык у себя во рту. В нос врезался едкий запах сигаретного дыма вперемешку с острым, терпким ароматом его одеколона, всегда вызывающим у меня чувство опасности. Это совсем не так, как показывают в фильмах или пишут в бульварных романах. Не смотря на то, что поцелуй с Адом был уже не первый, я узнал его по-новому. И не его одного. Себя тоже. У меня тряслись коленки, не от страха. Скорее от переизбытка впечатлений и невероятности происходящего. К телу Ада хотелось прижаться потому, что от него исходило такое знакомое, такое родное тепло, рядом с которым любой человек почувствовал бы себя беззащитным птенцом, желающим навсегда оставаться в любимом гнезде под оберегающим от невзгод крылом. Я вовсе не терял голову, не лишался способности мыслить, не растворялся с ним в небытие. Я не видел ничего вокруг, потому что глаза были закрыты, а Адониса я чувствовал, стало быть, не было ничего, кроме нас двоих. Я не знал, нравилось ли мне, нет ли. Я знал лишь, что хочу отхватить больше, но физиологическое строение тела мне не позволяло… Широко распахнув глаза, я отпрянул от Ада, врезавшись спиной в жалобно звякнувший зеркалом шкаф. Я зашел слишком далеко. Я сам целовал Ада, отвечал на его поцелуй, хотя совершенно не помнил, когда это началось. Дышать было тяжело. Я во все глаза таращился на присмиревшего Оболенского, на моих губах ощущалась его влага, мое нутро ныло и требовало еще. Не насытившиеся вкусовые рецепторы подавали сигнал о произошедшей аварии и невосполнимой потере того мягкого, приятного и важного. Все во мне взбунтовалось против меня самого! Блин. Ад сделал ко мне шаг и, вытянув руку, уперся ей в шкаф, отрезая мне пути к отступлению. Второй коснулся моего подбородка. Не хочу. С будоражащим кровь причмокиванием он вновь коснулся моих губ, провел по ним кончиком языка. Я нашел в себе силы отвернуться, но Ад тут же взялся за мое ухо и шею. - Ад, - борясь с проскальзывающим придыханием, заговорил я. Остановить это. – Прекрати. Я понял… шутка была идиотской… Давай закончим тем, что завтра в универе я… вытащу парту в коридор… встану на нее и прокричу… что сам я гей, и придумал все это я… Кажется, сработало. Ад оторвался от моей шеи и заглянул прямо в глаза. Я готов был принести любую клятву, которую только он запросит. Но вместо этого услышал: - Ты заткнуться можешь? – и принялся расстегивать мою рубашку. - Ад! – я рванулся, и несколько пуговиц стрельнули в неизвестность. Адонис ловко перехватил меня и с силой шарахнул о несчастный шкаф. Из глаз посыпались искры. Он же это не всерьез? - Ты знаешь, что никто не делает этого на первом свидании? – рыкнул я. - Ты изводил меня четыре года, - с той же яростью ответил мне Ад, ни на секунду не прекращая срывать с меня одежду. – Получи то, что хотел. - Я не хотел! – отчаянно завопил я, брошенный на собственную кровать и тут же придавленный весом Ада. Вспомнил, кто заварил всю эту кашу и добавил: - По крайней мере, не так. - Тогда расслабься, - скомандовал Ад и, схватив меня за запястья, прижал мои руки к постели. Провел языком по обнаженной ключице. - Я тебе врежу! – перешел к угрозам, вырываясь, я. За что немедленно получил сильный укус в плечо. – Сволочь! Ты что делаешь?!. Я… Мой словестный поток был прерван поцелуем, сладким, долгим. В этот момент действительно захотелось расслабиться. Возможно, я бы сделал это. Но с кем-нибудь другим. Не с Адом, с которым меня связывало слишком много. Целых девятнадцать лет, за которые мы прошли через все – дружбу, любовь, ненависть. Кто Ад для меня сейчас? Что я к нему чувствую? Ненавижу так, что, будь он даже самым последним человеком на свете, я бы лично взял гранатомет и стер эту ошибку природы с лица Земли. Хочу его дружбы так, как если бы это была моя собственная жизнь. Люблю его так… Все тело прострелило ужасной болью, вирусом распространившейся от таза. В глазах потемнело, а мозг на секунду утратил функцию жизнедеятельности. - Твою мать! – в голос заорал я. – Больно, ты, ублюдок! Убью тебя, скотина! Найду и убью! - Номер квартиры напомнить? – ровным голосом отозвался Ад, но было уже не до этого. С новой волной боли я сжал его в объятиях, вцепившись в кожу на спине. Из глаз градом покатились слезы. Крик разрывал грудную клетку, Адова плоть, как бы антиромантично это ни звучало, мою задницу. Сил на сопротивление уже не осталось. Только хотелось, чтобы все это побыстрее закончилось. Носом я уткнулся в плечо Ада. Терпеть было невыносимо, с каждым толчком казалось, что я сейчас умру. Тело сжигало, основной огненной массой скапливаясь в горле. Перекрывая дыхательные пути, сжимая сердце раскаленной сталью. Держать Ада было единственным спасением. Просто ощущая его тело, я понимал, что все еще жив… В тот день по скайпу я отправил Мишке сообщение, что в универе некоторое время не появлюсь.