Любить нельзя расстаться

Зубы стучали так, что проходящие мимо студенты заинтересованно на меня оглядывались и подолгу таращились, перешептываясь и подталкивая друг друга. Мишка сидел рядом и был свидетелем моей «ломки» от начала и до нынешнего момента. После лекции я покинул аудиторию с прежней уверенностью. Но, чем ближе я подходил к кабинету, в котором находился Ад, тем быстрее ее терял, заменяя беспочвенным страхом и сконфуженностью. Я забрался на подоконник вместе с ногами, принял позу зародыша и наотрез отказался слушать вразумления друга. Хотя Мишка не особо старался, до сих пор не понимая моего сильно изменившегося поведения. - Миш, сходи ты, - внезапно взмолился к другу я. – Пожалуйста. - Тиш, ты извини, но с какого перепугу мне идти к Аду? – сверлил меня глазами блондин. - Мне очень надо, - я на эмоциях даже повернулся к нему и схватил за руку. – Сходи. Тебе всего-то надо взять у него один маленький листочек. Дальше я сам. - Ума не приложу, что там у вас с Адом происходит, но твое состояние мне совсем не нравится, - сознался Мишка. - Я сам не могу пойти, - усердствовал я. – Ми-иш! Будь другом. Михайло пробуравил меня крайне подозрительным и не одобряющим взглядом, затем глубоко вздохнул и высвободил свою руку. - Ладно, - блондин слез с подоконника. – Ради тебя. Я лишь успел вымолвить ему в след «спасибо» прежде, чем он скрылся за дверями аудитории. Никогда не был суеверным, но именно сейчас автоматически скрестил пальцы. Да, посмотрел бы на себя со стороны, сам бы сказал, что веду себя, как настоящая тряпка. Только в тот момент абсолютно все в мире было для меня не важно. *** - У тебя есть кое-что для Тиши, - протянув Адонису руку, неприязненно буркнул Миша. У Ада, как всегда, холодный и высокомерный взгляд. Такие натуры неизменно вызывали у Мишки лишь омерзение. Но в данном случае оно еще усиливалось тем, что Оболенский Адонис, аки пиявка, не давал Тишке прохода и без конца сосал из него кровь. Да, конечно, этих двоих связывала вся их жизнь, но ведь Мишка за три года дал Тихону гораздо больше, чем Ад. Мишка все делает ради лучшего друга. Лучший друг… Как же хочется сменить этот дурацкий статус на более близкий. Гораздо более близкий. Но в мыслях Тишки всегда этот… Ад. - То, что есть для Тиша, Тишу и отдам, - не размениваясь на любезности, раздраженно ответил Ад. - Он не может подойти, - опасно сузил глаза Михаил. Со стороны посмотреть, так два волка сцепились за территорию. – Он меня послал. Давай. Ад буквально пронзил Мишку своим пробирающим до костей взглядом. Хех! Нашел, чем напугать. Может, на остальных это и действует безотказно, но уж точно не на Мишку. Наконец, просканировав блондина до ядер клеток, не иначе, Ад протянул ему сложенный вдвое листочек. Но, едва Мишка коснулся бумажки пальцами, тут же отдернул. Вновь пришлось пересечься взглядами. - Не отдашь Ржевскому, - убийственным тоном проговорил Адонис, глядя прямо в душу, – я тебя выловлю, и всю оставшуюся жизнь тебе придется кашу из трубочки сосать. Ад сам вложил листочек в ладонь на секунду опешившего Мишки. Блондин усмехнулся. Не удивительно, что Тишка перестал с ним общаться. Ад настоящий неадекватный псих. Такие жизнь в колонии заканчивают. Ладно, пора отдать эту злосчастную бумажку другу. Ад не заслуживает Мишкиного внимания. *** Когда Мишка вновь замелькал на горизонте, я едва душу китайцам не продал от счастья. Она одним скачком застряла в горле большим комом, и мне потребовалось несколько секунд, чтобы кое-как распределить ее обратно по всему телу. Пока я ждал, я чуть ногти до локтей не сгрыз, поэтому нетерпеливо спрыгнул с подоконника Мишке на встречу. В груди клокотало так, что всяким там апокалипсисам впору в полнейшем разочаровании на бомжовку отправляться. Подойдя ближе, Миша протянул мне знакомый листочек и открыл рот, чтобы что-то сказать, но я стремительно выхватил у него бумажку и уже было развернул… но неожиданно вместе с ударом сердца замер. А что, если все совсем не так, как я того хочу? - Тиш, да что с тобой сегодня? – обиженно проговорил Мишка, оставив свою первую попытку. – Ведешь себя, как влюбленная первоклашка. - Точно! – ухватился за мысль я и, закрыв глаза, сделал глубокий вдох на манер медитирующего тибетского монаха. – Я уже взрослый и к любому ответу должен относиться, как взрослый. - Может, у тебя температура? – вконец потеряв веру в мое здравомыслие, озабоченно коснулся моего лба Миша. Как будто я без него не знаю, что давно уже весь вспотел, а по коже табуном бегают мурашки. Собравшись с мужеством, я приготовился все-таки развернуть листочек, но тело вдруг перестало меня слушаться. Что-то мне конкретно мешало. И я быстро понял, что. - Не здесь! – выпалил я и, схватив озадаченного друга за рукав, потянул на поиски пустой аудитории. По коридору шныряло слишком много народу. А ответ Ада мог оказаться для меня неудовлетворительным, я же должен понимать это. Я мужик, при том мужик популярный, потому никто не должен видеть на моем лице не способствующих популярности эмоций. Подходящая аудитория нашлась почти сразу. Ключа под рукой не было, потому я по школьной старинке нашел метлу и «соорудил» надежный замок, просунув ее через ручку. Развернулся к Михе, присел на ближайшую парту и вернулся к своей бумажке. Руки у меня дрожали, как у заправского алкоголика. Перед глазами все плыло. Волнение поглощало меня с головы до ног, мешая вести себя адекватно. Чего я жду? Что Ад прямо-таки возьмет и растечется в «розовые» сопли? Может ли у нас все быть хорошо? Или он сейчас сидит где-нибудь, курит и посмеивается над таким лопухом, как я? - Тиш, - как из банки позвал меня Мишка. - Читай! – я категорично всунул бумажку ему. Блондин уставился на меня круглыми глазами, и я мысленно с ним согласился. – Ты прав! Подожди! Успокоиться, успокоиться! Я стоически должен принять любой результат. Жизнь на этом не кончается, в конце концов. Парочку дыхательных упражнений. Уложить волосы. Стоп! На кой фиг? И лохматые сойдут. Ну, я готов! - Читай! – приказным порядком велел я Михе. Постирав об меня глаза еще какое-то время, Мишка развернул бумажку и пробежал по ней взглядом. Снова заглянул в мои преисполненные надеждой глаза. Выдержал мучительную драматическую паузу и, наконец, произнес: - Любить нельзя. Расстаться… Его голос эхом отозвался в ушах. Мир вокруг потерял краски и рассыпался в пепел. Я рухнул в самое сердце ада, где меня немедленно изрешетили колюще-режущими предметами до самого последнего кусочка мяса. Но не плоти было больно. Невыносимо болела душа. Мишка сложил злокозненную записку и убрал в свой карман, нагнулся ко мне и дотронулся до плеча. - Тиш, ты как?.. И заметил два расплывающихся по джинсам маленьких мокрых пятнышка. К ним присоединились еще два, потом еще, постепенно образовывая одно большое пятно. Я был не готов. Нет, я был слишком самоуверен. Я был?.. О ком я? Меня нет. Есть какая-то протекающая бесполезная оболочка. И неисчерпаемая боль. Все вокруг состояло из острой, адской боли. Хотелось потерять сознание, чтобы больше не чувствовать ее. Никогда. Никогда. Но и такого спасения я почему-то не заслуживал. - Тиш, - Мишка дотронулся до моего лица, но я не чувствовал его ладони. Лишь судорожно всхлипнул. – Тиш, прости… Мишка приблизился и заключил меня в свои крепкие объятия, прижал голову к своей груди. - Прости… прости… - повторял он. Я его не слушал. Нос забило влагой, глаза щипало, но я не мог остановиться. Все это ничто по сравнению с тем, что я испытывал. Хотелось ворваться к Аду и кричать «Почему? Почему?», но у меня же не было тела. Не было моего мира, где жил вечно смеющийся и беззаботный Тиш. Тиш. Так меня всегда называл Ад. Даже такая мелочь принадлежит ему и напоминает о нем. Я не знал что такое смерть, но, казалось, это была именно она. Океан боли и хаоса. Постоянно разрывающие изнутри, не желающие оставить в покое, безжалостные. Как же хотелось это прекратить. Как хотелось закрыть глаза и никогда больше не просыпаться. Но меня же и так нет. Мишка чуть отстранился, но лишь для того, чтобы взять мое лицо руками. Стараясь поймать мой взгляд, он нагнулся и слегка коснулся моих губ своими. Плевать на него. Ничто не может заглушить моей боли. Ничто не может остановить слезы. Не встретив с моей стороны никакой реакции, Миша снова прильнул к моим полуоткрытым губам и мягко поцеловал. Сначала обследовал губы, потом плавно проник внутрь языком. Он не торопился, растягивал, давал мне возможность почувствовать его. Бесполезно. Мне было все равно. Я не прекращал рыдать, купаясь в своей боли. Я хотел Ада. Мишка чуть надавил на мое плечо, принуждая лечь на парту. Не разрывая поцелуй, он скользнул губами по моей щеке, по подбородку, шее. Ловкие пальцы обнажали мое тело, тщетно старались возбудить ненавязчивыми ласками. Я всхлипывал и захлебывался, уронив ладонь тыльной стороной на нижнюю часть лица. Может, я сейчас утону? И навсегда останусь в своей пустой вселенной, где волен буду придумать себе Адониса Оболенского, которого буду любить. Который будет любить меня. Покрывая поцелуями мою кожу, мое тело, Мишка аккуратно растянул меня и проник внутрь. Новая телесная боль теперь была ничем по сравнению с той, что беспощадно кромсала меня на клочки. Поначалу Мишка был деликатен, но долго не мог сдерживать копившиеся в душе чувства. Он прижимал меня к себе, стонал за двоих, обжигал поцелуями и опалял дыханием. Я же наполнял аудиторию надрывными всхлипываниями и единственно важным для меня желанием: хочу Ада. В своей беспомощности я закрыл глаза. «Ад, помоги мне… Пожалуйста, помоги…» - билась в голове мысль. Голова гудела, разрывалась. Отчаянное горе переполнило меня и повалило через край. Кажется, я наконец терял сознание. Ад не приходил.