Пеллеон/Траун, R. Пост-Билбринджи-AU, стигматофилия
29 сентября 2016 г. в 17:22
Битва при Билбринджи одарила их бешеной тонной проблем - и одной маленькой тайной, которую они после выздоровления Трауна прячут ото всех остальных.
Пеллеон мягко проводит ладонями по плечам командующего, затем опускается и с улыбкой касается носом его груди. Он знает, что Траун, заложивший руки за голову, неотрывно наблюдает за ним, явно просчитывая его дальнейшие действия, но пока еще не готов посмотреть в эти светящиеся глаза.
Капитан начинает невидимую линию, плавно переходя на прикосновение губ, всегда рядом - но никогда не доходя до цели. Гранд-адмирал едва ощутимо напрягается каждый раз, когда он подбирается близко, расслабляется, когда удаляется, и Пеллеон понимает, что после всех своих наблюдений искоса действительно угадал. На теле Трауна хватает других шрамов - Гилад выяснил это, как только увидел впервые гораздо больше матово-синей кожи, чем позволяла адмиральская форма, - но прикосновение ко всем ним вызывает очень слабый отклик.
Однако когда Пеллеон слабо давит кончиком языка на угол следа от ножевой раны, оставленной Рухом, дыхание гранд-адмирала сбивается, а сам он мелко вздрагивает и выводит руки из-за головы, чтобы крепко сжать ими плечи человека. На его лице уже нет того прежнего расслабленного выражения, убеждается Гилад, встречаясь наконец с ним взглядом. Траун внимательно и заинтересованно смотрит на него - и ждет.
Пеллеон не желает мучить его слишком долго. Язык плавно скользит по короткому бледно-голубому, идеально ровному шраму, и гранд-адмирал снова дрожит, издавая еле слышный неопределенный звук, слегка прогибается в пояснице, расправляя плечи. Гилад использует момент, чтобы скользнуть обеими руками ему под спину, не давая опуститься обратно. Губы накрывают шрам, и Пеллеон щекочет еще плохо зажившую кожу горячим дыханием.
И хоть он никогда не скажет Руху "спасибо" за такое, смотреть, как трескается вечная маска самоконтроля на этом лице - истинное наслаждение.
Гилад переносит вес на колени, которыми он упирается в кровать, но не осмеливается разорвать прикосновение своей груди к животу и бедрам Трауна. Руки перемещаются выше и наощупь находят между лопаток, прямо поверх позвоночника, второй такой же ровный и гладкий шрам. Траун слабо шипит сквозь стиснутые зубы, но отнюдь не от боли, когда капитан плавно нажимает на него пальцами, продолжая касаться языком первого.
Когда-нибудь Гилад обязательно выяснит, в чем причина такой реакции. Но не сейчас. Далеко не сейчас. Зачем, если можно занять рот куда более полезным делом, чем задавание вопросов. Например, свести прикосновение к груди на еле ощутимое, подразнить здоровую кожу вокруг более светлых краев, а от шрама между лопатками руки убрать совсем, чтобы посмотреть, как на лице Трауна мелькает сначала осознание нехватки ощущений, затем слабое раздражение, а после его горящие глаза фокусируются на человеке и начинают прожигать в нем дыру.
Сейчас Гилад всё еще не настроен мучить его, но когда-нибудь он однозначно постарается заставить его просить.
Пеллеон снова касается губами синей груди, и зубы ощутимо цепляют шрам, тогда как пальцы упираются в след на спине и давят вверх, прижимая Трауна еще ближе, крепко зажимая его между руками и человеческим телом. Давление усиливается - и Гилад осторожными круговыми движениями массирует спину поверх заросшей раны и снова целого позвоночника, продолжая с упоением щекотать и ласкать языком более короткий шрам на груди.
По телу пойманного им гранд-адмирала проходит волна крупной дрожи, а потом он наконец низко и гортанно стонет, в очевидном удовольствии сильнее сводя лопатки и откидывая голову назад. Пеллеон довольно улыбается, отстраняется, в защитном жесте мягко накрывая оба шрама ладонями, и тянется к темно-синим приоткрытым губам. Траун смотрит на него из-под полуприкрытых век, и возбуждение в алых щелях глаз по воздействию на Гилада похоже на наркотический дурман.
Когда-нибудь он обязательно спросит у Трауна, просто ли эти шрамы оказались более чувствительными, чем остальные, или же дело в чем-то совсем, совсем другом.
А пока, решает он, глубоко целуя командующего, ему лучше этого не знать.