Под килем полмили до дна

- Адмирал, неизвестный входящий видеовызов. Зашифрован высокой имперской кодировкой. Пеллеон потер виски руками: он намеревался лечь спать и не имел желания ни с кем разговаривать. Особенно с кем-нибудь из моффов. - Откуда? - спросил он в комм, тем не менее включая обратно экран компьютера и пододвигаясь вместе с креслом ближе. На том конце связи повисла неловкая тишина, а потом дежурный связист промямлил: - Мы не знаем, сэр. Не можем отследить сигнал, он уходит за границы известного пространства. Сон мигом слетел, и Пеллеон распахнул глаза шире и выпрямился в кресле. Выходило, что на Химеру звонили... из Неизведанных регионов? - Соедините, - приказал он. Связист отчеканил "есть, сэр!" и отключился. Через несколько секунд с экрана, постепенно проявляясь из-под слоя помех, на адмирала взглянуло вполне человеческое лицо. Глубокие морщины давно залегли вокруг глаз, а волосы поседели, но не узнать было невозможно. Пеллеон с трудом заставил себя вдохнуть. - Добрый вечер, капитан Парк, - тихо сказал он. Восс Парк ответил не сразу: он, казалось, пристально изучал второго офицера через то и дело искажающееся изображение видеофона. - Добрый вечер, адмирал Пеллеон, - наконец ответил он. - Я звоню... - Я знаю, почему вы звоните, - оборвал его Пеллеон. - Это был не он. Я видел сам. Он мертв. Его "он мертв" камнем упало в повисшую тишину, и Гилад мгновенно пожалел о том, что выплеснул на другого свою боль. Быть может, Парк до сих пор не знал. Но неприятное, практически никогда не испытываемое чувство шепнуло, что Парку в жизни повезло куда больше и он может хоть раз за это везение расплатиться. - Вы ревнуете, - негромко сказал Восс, и чувство моментально оборвалось. - Не стоит. Некоторое время они просто смотрели друг на друга, и оба видели в другом себя. Постаревшие, бессильные, потерявшие и потерянные. - Я встречался с Марой Джейд, - продолжил Парк. - Я хочу знать, сказала ли она мне правду. - Правду? - эхом откликнулся Пеллеон. Да какую правду она могла рассказать? И он заговорил. Сначала сухо, по-дежурному выстраивая фразы, потом постепенно становясь всё многословнее и раскованнее, забывая, что перед ним едва знакомый человек. Человек молчал и смотрел с искажающегося экрана печальными карими глазами, и в них, помимо зеркальной боли, Гилад видел абсолютное понимание. Вставил слово Восс только однажды: когда адмирал передавал последние произнесенные слова, он прицокнул языком и, горько улыбнувшись, покачал головой и знающе пробормотал: "Траун...". Рассказ о подлоге с Флимом дался куда проще, и, замолчав, Пеллеон подумал, что ему стало чуточку легче. Боль осталась, но острая невозможность высказать её - ушла. - Ваш черед, - сказал он. - Расскажите мне. - Что? - Восс на том конце связи приподнял брови. - Всё, - просто ответил Гилад. И Парк рассказал: от самого начала до самого конца. Когда он закончил, на хроно светился пятый час утра, но адмиралу было всё равно. Наконец-то - наконец-то - он получил информацию, что так отчаянно хотел получить. Проблема состояла в том, что знание не облегчило положение вещей. Оно просто сделало всё на порядок хуже. Пеллеон снова чувствовал себя готовым закрыть лицо руками и заплакать - как в тот недавний вечер, когда надежда на невозможное возвращение Трауна умерла вместе с окончательным раскрытием обмана. Или как в день его похорон. Или как во многие дни между, когда Гилад оставался в одиночестве без работы и боль с новой силой вгрызалась в сердце. Но то, что он не просто не знал Трауна, а катастрофически, совершенно ни капли его не знал, не было самым худшим - самым худшим было то, что он, как выяснилось, еще и не понимал его мотивов. Однажды Траун сказал ему: "все существа хотят власти", и Пеллеон здраво рассудил, что фраза относилась и к самому гранд-адмиралу. Теперь ему было за себя стыдно. Восс Парк давно закончил и продолжал смотреть в экран, положив подбородок на сцепленные вместе пальцы. Гилад молчал - тот год, проведенный с Трауном, теперь казался еще более ничтожным и жалким по сравнению со временем, о котором рассказывал Парк. Парк и нарушил молчание первым, заговорив, удивительно, не о грозящей Галактике угрозе и не о своей секретной Империи Руки. - Он верил в вас, адмирал, - сказал он, - с того дня, когда вы впервые познакомились. "И когда мне грозило испепеление огнем орбитальной станции вместе со всем остальным составом Химеры", - подумал Пеллеон, невольно улыбнувшись. Он прекрасно помнил тот день: и растерянность, и испуг, и горячее желание исправить свои ошибки. Улыбка угасла. - Он любил вас, - сказал Гилад в экран. - Не знаю, знали ли вы об этом. - Я знал об этом неплохо, - на лице Парка промелькнуло что-то, что можно было с определенным усилием обозначить как тень веселья. - Совсем неплохо. Уверяю, он любил и вас. - Нельзя любить двоих одновременно, - пожал плечами Пеллеон, попытавшись, чтобы жест вышел как можно более небрежным. Переданные ему Флимом мемуары упоминали Парка неоднократно за первые двадцать страниц - и Гилад всё никак не мог заставить себя продолжить чтение, боясь, что своего упоминания он там не встретит. - Траун не был человеком, - заметил Парк. - Для людей такое может показаться странным и неискренним, но за годы, проведенные с ним, я уверился, что в его сердце каким-то образом было место не только для меня. Для него любить означало доверять. Кроме себя я знаю еще троих, и один из них - это вы. Пеллеон сумел только слабо кивнуть в ответ. Он всё еще не верил, но теперь знал, что найдет в себе силы дочитать мемуары. Хотя бы ради такой же горькой правды, какую искал у него Парк. - Я сохраню знание об Империи Руки в тайне, - сообщил Гилад. Осколок Империи всё еще был совсем, совсем не готов к такому - невероятно логичному, казалось бы, - новшеству. - И сделаю всё, чтобы моя Империя стала похожа на вашу. - На его, - тихо поправил Восс, и Пеллеон слабо вздохнул, прикрывая глаза: - На его.