Твоей дорогой

Это было самое темное время ночи, как раз перед рассветом. Селина и Рахем лежали, обнявшись, совсем без сна, хотя командиры строго наказали им как следует выспаться перед этим важным днем. Рядом на деревянной доске лежала нетронутая вареная утка и кусок хлеба. Селина, как ни старалась, не смогла заставить себя съесть мясо, ни кусочка. В горле как будто стоял ком — то ли от волнения, то ли от напряжения и усталости, а, может, и от всего вместе. Она съела только немного хлеба, и то только думая о своем несчастном ребенке, который голодает у нее во чреве. — Как ты думаешь, мы действительно сможем есть пироги и жареных уток уже завтра? — спросила она Рахема. И он, такой всегда уверенный, вдруг ответил совсем не то, что она хотела слышать: — Мне почему-то не верится, что уже завтра мы будем есть пироги. Что мы победим… Я чувствую, что случится что-то плохое, — он осекся и замолчал. — Не говори так! — с жаром прошептала Селина. — Нельзя так думать, если ты идешь завтра в бой. Вот увидишь, мы справимся. Ты просто устал. Я тоже устала, смертельно устала. Но уже завтра мы будем сами себе хозяева. Рахем молчал, тревожные мысли грызли его душу. — Ты не должна этого делать, не должна идти. Можно отказаться, — начал он опять свое. — Рахем! — Девушка приподнялась на локте. — Ты же сам знаешь, что уже поздно. Я сделаю, что должна сделать, и ты будешь рядом. Все получится. Перестань сомневаться, сейчас мы не имеем на это права. Повисла тишина, нарушаемая лишь криками ночных насекомых и дыханием спящих родителей Рахема. Родители… Ее родители тоже ничего не знают. Не знают, что с ней, на что она идет… Она даже с ними не попрощалась. Увидит ли она их когда-нибудь? Обнимет ли их снова, хотя бы один раз? — Я не должен был этого делать, — прошептал Рахем, и в его словах послышалась горечь. — Я не должен был пытаться тебя увидеть тогда, в Изумрудном городе. Нельзя было приводить тебя сюда, в голод и рабство. Я думал только о себе, я… так хотел быть с тобой, что не думал о том, что лучше для тебя. Первые лучи солнца начали освещать долину, просачиваться сквозь соломенные стены. Селина с непривычной нежностью посмотрела на расстроенное лицо Рахема, и все ее раздражение на него куда-то исчезло. Мальчишка! Влюбленный мальчишка, который не смог от нее отказаться. Разве она могла злиться на это? Она дотронулась до его щеки, гладкой, как у всех представителей его народа. — Я об этом ничуть не жалею, Рахем. Я тоже… просто хотела быть с тобой. — Селина почему-то подумала, что нужно сказать все, что хотела, именно сейчас, потому что, может быть, уже вечером будет поздно. — Я люблю тебя, — прошептала она так тихо, что только по движению ее губ можно было понять ее слова. — Я люблю тебя, — ответил Рахем, и ком в горле у нее куда-то исчез, и стало не так страшно… В этот день она не пошла на работу. Будто раздумывая над предложением князя помочь Рахему избавиться от непосильных норм, она ждала наступления раннего вечера. Тогда она отправится на поклон к сиятельному князю. Все было рассчитано до мелочей, и теперь оставалось только ждать. Рахем уже ушел, и это молчаливое прощание с ним, возможно, навсегда, терзало ее душу. Чтобы князь не надругался над ней, Харт предложил притвориться, что у нее «женские дни». Сиятельный князь чтил старые традиции и не дотронулся бы до женщины, которая считалась нечистой. «Но он не откажется от того, чтобы побыть с тобой рядом, о нет. Никто бы не отказался», — говорил Харт, задумчиво разглядывая ее волосы, мягкими завитками падавшие на плечи. Близился вечер, и волнение девушки усиливалось. Кто-то прошел мимо их шалаша, и внутрь закатился небольшой камушек, который поддал ногой проходивший. Пора. Селина встала и отправилась во дворец. Сколько ступеней? Тринадцать. Как ни странно, ее там как будто ждали. Охрана, которая стояла у входа, делала вид, что не заметила входящую девушку, а на пороге ее встретила молодая Марранка, одетая в фиолетовое платье. Сиятельный князь дождался ее прихода. — Давай скорее, — сказала служанка. — Сиятельный князь уже ждет. Селина закусила губу и вошла в умывальную комнату, которая была точно как говорил Харт — сразу при входе во дворец, по левую руку. Девушка сбросила свои лохмотья, и на пол упали также тряпки, пропитанные утиной кровью. — Что это? — нахмурилась Марранка. — У тебя женские дни? — Да, а что? — Проклятие. Так сиятельный князь не сможет быть с тобой, разве ты не знала? — гневно спросила служанка и, взметнув юбками, удалилась. Селина забралась в ванную и намылила голову. Почему-то сейчас ни теплая вода, ни мыло не радовали ее. Руки дрожали, пока она стирала грязь с ног мочалкой. В умывальную комнату вернулась Марранка в фиолетовом и отрывисто бросила: — Сиятельный князь все равно хочет говорить с тобой. Давай скорее, потом надень это платье. Она повесила на вбитый крючок на стене пышное розовое платье. Селина вылезла из ванны и быстро вытерлась полотенцем. Чистые волосы при свете факелов будто светились маленькими огоньками. Девушка надела приготовленное платье и с помощью служанки застегнула пуговицы на нем. Она сразу почувствовала себя скованно — оказывается, за такое короткое время она привыкла к одежде Марранов, которая не сковывала движения узкими лифами и длинными юбками. — Идем, — служанка двинулась по коридору, чуть впереди девушки. Пять шагов, затем кухня. Селина, задержав дыхание, будто собираясь прыгнуть в холодную воду, сделала шаг влево из коридора и протянула руку. Нож как будто ждал ее, сразу оказавшись в ее ладони. Она пошла дальше по коридору, спрятав оружие в складках розовой юбки. А вот и комната князя… Комната была роскошно убрана так, что это маленькое помещение, которое Урфин Джюс строил на скорую руку, было сплошь забито коврами, какими-то пуфиками и различной мебелью из разных концов Волшебной страны. Тут были подсвечники из Изумрудного города — Селина их сразу узнала, какие-то хитроумно сделанные часы из Фиолетовой страны — любовь Мигунов к этому цвету обозначилась на них аметистовыми украшениями, и многое, многое другое. Все это было в каком-то варварском беспорядке свалено в кучи, и оставалось такое ощущение, что хозяин этих вещей не слишком понимал их назначение. Освещал комнату чадящий факел, который придавал обстановке какое-то зловещее впечатление, отбрасывая причудливые тени на стены. Селина обвела глазами комнату и остановилась на большом розовом пятне. Это был сиятельный князь. Она почтительно присела в реверансе, чуть подняв юбки. — Приветствую тебя, милое дитя, — князь сделал приглашающий жест, и Селина, сделав над собой усилие, вошла в комнату. Кто-то сразу закрыл за ней дверь снаружи. Торм протянул к ней руки, и девушке пришлось вложить свои кисти ему в ладони. — Проходи, садись, — проговорил князь, усаживая Селину на резной стул из страны Болтунов, который стоял у маленького столика рядом с кроватью. — Выпей немного этого напитка, что-то ты вся дрожишь. — Я… Очень волнуюсь, сиятельный князь. Я была грубой с вами, потому что испугалась… тогда… — пролепетала Селина тщательно отрепетированный диалог. — Испугалась чего, милая Селина? — спросил князь, смакуя ее имя, как какую-то сладость. — Я хотел быть более строгим с тобой, но не смог. Твои прекрасные глаза не дают мне быть жестоким с тобою, — он сел рядом и усмехнулся. — Тебе, наверное, приятно вновь надеть красивое платье после жизни с этим вонючим простолюдином? Селина отвела взгляд, чтобы посмотреть, как закрыто окно. Оно было плотно заставлено закрыто ставнями и не пропускали свет. Наверное, чтобы открыть их, понадобится усилие. Девушка вздохнула, и продолжила разговор: — Я… испугалась того, что вы слишком влиятельный… мужчина. Я никогда не была с кем-либо… вроде вас, такого высокого положения. Я обычная девушка. Князь взял ее за руку и приложился к ней своими толстыми губами. — О нет, ты совсем не обычная… Ты прекрасна, как те цветы, что никогда не вырастут в наших краях… — пробормотал он. Селина терпела его прикосновения изо всех сил, прислушиваясь к условному сигналу. Харт и Клем говорили, что он будет почти сразу же, как девушка войдет в комнату князя, и все рассчитано по минутам. Но время шло, а сигнала не было. Торм приблизился к ней вплотную и, обняв за талию, привлек к себе. — К черту эти традиции, — прошептал он, целуя ее шею. — К черту женские дни… Его руки опустились к девушке на бедра, как вдруг он взвыл и отпрянул. Удивленно рассматривая рассеченную ладонь, князь процедил: — Кровь… У тебя нож, грязная потаскуха! Он набрал воздуха, чтобы позвать стражу. «Бей не целясь, не раздумывая!» — раздался в голове Селины приказ Клема и она, размахнувшись, ударила князя кулаком в висок, представляя, что это Харт на тренировке. Только, в отличие от Харта, сиятельный князь не вскинул руку в оборонительном жесте, а упал на пол бесформенной кучей. Все дрожа, девушка с трудом вылезла из-за стола, перешагнув через бесчувственное тело князя и, схватив стул, продела его ножку в дверной замок, чтобы заблокировать вход стражникам, которых мог насторожить шум упавшего тела. Потом она попробовала подвинуть два небольших комода, чтобы забаррикадировать дверь, но у нее так дрожали руки, что она не смогла это сделать. К окну, скорее открыть окно! Селина дергала ставни изнутри, вкладывая в это все свои оставшиеся силы, и, наконец, окно распахнулось. За окном было уже совсем темно — сумерки опускались на долину Марранов очень быстро. Стояла какая-то зловещая тишина. — Рахем! — тихонько позвала девушка. — Рахем! Но ответа не было. Порыв ветра, влетевший в открытое окно, задул факел, и Селина очутилась в полной темноте. Она прикрыла окно, чувствуя себя в ловушке. Что же делать? Где Рахем? Темнота обступила ее, Селине стало трудно дышать. К горлу подступала тошнота, и девушка, потеряв сознание, упала на ковер рядом с сиятельным князем. … она не могла бы сказать, сколько пролежала без чувств — может, это было несколько минут, а может, прошел час. Когда Селина подняла голову, она услышала страшный шум — и со стороны окна, снаружи, и в коридоре дворца. Кто-то ломал дверь — раздавались тяжелые удары. Стража! Девушка отступила к окну на непослушных ногах. Ее бросят в тюрьму! Что же делать? И где Рахем? Резной стул сломался, и в дверной проем вошли Марраны с факелами. Свет огня упал на лицо первого вошедшего — это был Бойс. Его лицо, разгоряченное сражением, с рассеченной щекой, выглядело страшно, глаза сверкали недобрым блеском. — Где он? — отрывисто спросил Бойс, поднимая факел повыше, чтобы осветить комнату. Увидев распростертого на полу князя, он слегка пнул его ногой. Князь застонал. — Вяжите скорее этого жирного борова и тащите его наружу, только так, чтобы до времени никто не увидел, кто он. Замотайте его хорошенько! — приказал Бойс своим воинам, и только тогда Селина, стряхнув с себя оцепенение, подбежала к нему. — Бойс! Бойс! Он нетерпеливо обернулся. — Чего тебе? — Бойс, где Рахем? Что случилось? Марран пожал плечами. — Я не знаю. Мне сейчас не до этого, женщина. Марраны ушли, волоча с собой князя с мешком на голове и прикрытыми тряпками с кухни розовыми одеждами. Селина осталась одна во тьме.