Твоей дорогой

Большие изменения произошли в долине Марранов с тех пор, как ее жители прогнали Огненного бога Урфина Джюса. Разделавшись с самозванцем, Прыгуны устроили настоящую революцию: они свергли власть аристократов и перестали работать на них. А. М. Волков

Селина бежала, вернее шла настолько быстро, насколько могла, путаясь в длинном подоле розового платья, по узким подобиям улиц Долины. Еще было темно, и только всполохи факелов освещали это мрачное и тревожное место. Шум затихал — уличные схватки завершились полной победой простолюдинов. Повсюду уже стали появляться назначенные тремя главными заговорщиками командиры, которые начинали устанавливать порядок. Тюрьма наполнилась бывшими полицейскими и аристократами, многих из них, полусонных, швыряли в камеры — благо камер было много. Горькая ирония для бывших властителей Долины заключалась в том, что тюрьма была недавно расширена из-за участившихся бунтов, так что места для аристократов и их прислужников было предостаточно. Командиры действовали четко и быстро: по приказам расчищались завалы на улицах, убирались камни, раненых уносили в специально отведенные для этого шалаши, где женщины занимались их ранами. Дворец же заняли зачинщики восстания — Харт, Бойс и Клем. Селина вглядывалась в лица мужчин, ища Рахема. Один из командиров остановил ее: — Стой, женщина! Не следует ходить здесь, здесь опасно. Девушка умоляюще сложила руки: — Я ищу своего мужа. Помогите мне, я не знаю, где он! Мы должны были встретиться… Солдат был уже готов отвернуться от нее, и Селина совсем отчаялась. — Он должен был штурмовать дворец… Но он не пришел. Его зовут Рахем. — Рахем? — переспросил Марран, и Селина воодушевилась: — Да, да, Рахем! Вы же знаете его? Что с ним? Солдат кивнул: — Получил дубиной по голове, его отнесли к раненым. Спроси там, в шалашах. Он махнул рукой, и Селина побежала в указанном направлении. Девушка быстро нашла эти шалаши с раненными — по стонам и крикам. Голова закружилась от смрада пота, ран и разных настоек, которые готовили Марранки, суетящиеся вокруг распластанных тел. Некоторых раненых почему-то оттаскивали в сторону, не оказывая им помощь. Селина сначала удивилась, а потом услышала, что это «гниды полицейские». Странно и зловеще было в долине в это темное, предрассветное время… Марранки вопросительно и даже враждебно провожали взглядами чужестранку в красивом платье, а один раз ей сказали что-то оскорбительное вслед. «Видимо, посчитали меня наложницей князя или его приближенных», — подумала девушка и почему-то почувствовала странное понимание к этим женщинам. За все недолгое время тут, в стране Марранов, она возненавидела власть аристократии почти так же, как и все простолюдины. Среди окровавленных тел все так и не было видно Рахема, и, когда она уже почти не надеялась, она увидела родное лицо. Селина поспешила к нему, как будто мирно спящему, перешагивая через лежащие тела, опустилась на колени. — Рахем, это я, Селина! — позвала девушка, осторожно приподнимая его голову и с ужасом чувствуя, что волосы Маррана слиплись от крови. — Я с тобой, я рядом… Я позабочусь о тебе… … Первые лучи солнца проникали сквозь окна дворца, и Клем, войдя в большую комнату для приемов, забрался на трон бывшего сиятельного князя. Трон был изначально изготовлен для Огненного бога, Урфина Джюса, который был выше любого Маррана, и ноги Клема болтались в воздухе. Он чуть поерзал на мягкой подушке и замысловато выругался. — Проклятие! Зад князя устроился намного лучше, чем мой сынок в колыбели! Вошедший чуть позже Харт не разделил его веселья, а лишь молча уселся на один из резных стульев, которыми ранее пользовались аристократы. Его лицо было в царапинах, очевидно, от женских ногтей. Повисло молчание, и Марраны, как завороженные, смотрели в окно, за которым начинался новый день. День, когда все они стали свободными. В зал ворвался Бойс, размашисто шагая и сжимая кулаки. Его лицо было красным от гнева. Он сразу же подскочил к Харту и напустился на него: — Какого черта ты делаешь?! Подонок! Грязное похотливое животное! Что у тебя в голове?! Далее Бойс перешел на самые оскорбительные эпитеты, в бессильной ярости тряся кулаками перед лицом Харта. Харт же выслушивал ругательства, за каждое из которых честь мужчины требовала дать ответ, с безразличием человека, совершившего то, что считал правильным, и теперь готового к любым последствиям своего поступка. Клем спрыгнул с трона и положил Бойсу руку на плечо. — Остынь, Бойс. Не кипятись. Никто не смеет обвинять Харта в том, что он захотел отомстить. Что с тобой? Пожалел сиятельную чету? Любой из нас имеет право делать с аристократами и полицейскими все, что захочет. Тот круто развернулся и заорал: — Да, любой! Но, черт подери, не мы, не мы трое! Мне плевать на княгиню и сиятельного князя, я бы и сам их голыми руками разорвал. Но мы – вожди восстания, мы должны быть выше мести, выше своей шкуры! Мы должны быть чисты в своих намерениях, мы – несущие свободу народу Марранов! Он кругами заходил по комнате. — Скотина! Все испортил! Сейчас, утром, должен был быть суд над ними. Кровавый угнетатель и его погрязшая в роскоши жена. А сейчас что увидят люди, которые ждут суда? Избитого толстяка и обесчещенную женщину? Вот какие мы — освободители народа, освободители простолюдинов! Грязные убийцы и насильники! Подонок, мерзкая свинья! Обессиленный вспышкой гнева, он, впрочем, довольно быстро успокоился. — Надо придумать, что делать, парни. Времени мало — наши ждут. Харт промолчал, а Клем ответил: — Нужно выслать их из Долины и как можно скорее. Но так, чтобы они не вздумали жаловаться. Они могут собрать своих сторонников и попытаться вернуть власть. Бойс нахмурился, обдумывая данное предложение. — Да, но как это сделать? Харт откинулся на резном стуле: — У них же есть ребенок, дочь Лора. Скажите, что она будет жить в свободной стране и станет честной, трудолюбивой Марранкой. С ней будет все в порядке, если они переселятся в их любимые розовые дворцы у соседей и оставят нас в покое. Пока Лора будет у нас в руках, они не посмеют мутить воду. Бойс одобрительно кивнул: — Иногда и ты соображаешь. Конечно, история скверная, но придется поступить так. А народ пусть довольствуется судом над их прихвостнями.