Шкатулка

— Здравствуй… — Ева считает своим долгом оповещать его о своем присутствии каждый раз, когда забирается в фургон. Конечно совсем тихо, чтобы не потревожить лишний раз, не испугать. — Как ты тут? — Она часто приходит к нему, закрывается изнутри и сидит рядышком, делясь последними новостями. В этот раз они не слишком утешительные, их так резко сорвали с прошлого места, что она очень боялась, что они разбудят его. Несколько людей мертвы. — Они готовы защищать тебя ценой своей жизни, — Ева шепчет, с плохо скрываемой горечью в голосе. Она все еще слишком переживает за своих людей. Еще такие молодые, полные жизни, они умирают ради нее. Ради него. Как много из них понимают, на что они идут? Его грудь едва вздымается в такт негромкому и редкому дыханию, голова дрожит, будто бы ему снится кошмар. Интересно, он вообще может видеть сны? Наверное, может. И Ева с сожалением думает, что вряд ли он видит что-то приятное. Как бы она хотела помочь ему, хоть как-то разделить с ним его страхи и кошмары, чтобы он чувствовал, что она тут. Она рядом. Совсем близко. — Я люблю тебя… — едва слышно произносит она, касаясь пальцами натянутой пленки совсем невесомо, как он вздрагивает. Ведет остатком плеча, будто порывается подняться. Улыбка трогает губы — узнает. — Тише, тише… — Она говорит ласково, успокаивает его словно ребенка, гладит легонечко по пленке, наклоняется ниже, касаясь губами напротив его лба. Он дрожит едва-едва. И Ева ощущает на себе его взгляд, стараясь дарить ему теплую улыбку. — Все будет хорошо. — Ее рука покоится на его груди.