Драконья броня

      — Какие красивые браслеты, — протянул Чарли.       Я даже смотреть на него не стала, по первому же слову поняв, что это будет ехидство. В такой ситуации или смеяться, или менять тему, и Уизли, похоже, выбрал первое. Фраза меня не задела, слишком уж иронично к ситуации относилась я сама, но и особого восторга не вызвала. Потому что — да, браслеты, тяжелые и на каждой руке, были красивыми, серебряными, со странными рунами-письменами на внешней и внутренней сторонах. Если отрешиться от того, что они блокируют всю мою магию вплоть до самых маленьких выбросов, то можно восхищаться. Если не отрешаться, то можно смеяться, чего мне и хотелось в самом начале. Хорошо хоть, удалось сдержаться, но улыбка магов покоробила.       Понятное дело, магам совершенно не хочется, чтобы я внезапно, посреди чего-нибудь важного и наполненного людьми, превратилась в дракона. Понятное дело, что им не хочется, чтобы моя кое-как тренированная магия служила мне — или же вырвалась на свободу в самый неподходящий для этого момент. Только вот всё это я уже могла контролировать.       Можно похвалить магов: и обезопасили всех, и меня магии лишили, что должно быть, вроде как, огромным горем. Но это как с отработками в Хогвартсе, где нужно мыть всё своими руками, и которые Гарри не понимал. Я ведь всю жизнь жила без магии, и в последнее время она приносила мне скорее вред, чем пользу. Единственный положительный момент — то, что я смогла превратиться в человека. В почти человека.       Так что теперь я могла любоваться или собственными браслетами, или видом за окном, или скалящимся изо всех сил Чарли. Я ставила свою драконью сердечную жилу, что он, скорее всего, и не понимал, что мне на самом деле всё равно: ему просто было весело. Не по-злому весело, но в такие моменты он напоминал близнецов Уизли. Обращает внимание на объект своей шутки только в самый последний момент.       Зато Лора Ламберг обращала внимание всегда: покосилась на меня, оценила взглядом так и не изменившуюся физиономию, опять застыла. Я выбрала любование видами, что открывались из окна, и тоже замерла. Не только смотреть, но и говорить с Чарли не хотелось. Не потому что он внезапно перестал мне нравиться, конечно; просто нужно было осмыслить ситуацию. Спокойная обстановка и мерные звуки поезда подходили под это как нельзя кстати.       Меня всё же отправили в Хогвартс. Не просто так, а учиться, и не всему, а «лишь тому, чему позволят научиться ваши возможности, мисс Эванс». Пару часов назад мне усиленно вбивали, что Хогвартс — самая лучшая школа, что ни в какой другой расписание мне бы не подошло, и вообще самые образованные учителя — у нас в Шотландии. Я, конечно же, кивала, а что мне оставалось делать? Спорить? Возражать? Не к месту проявлять характер? Упаси Мерлин, а то ещё на полгода в больнице оставят.       Как бы скептично я ни относилась к факту своей полусвободы, — «простите, мисс Эванс, но эти люди нужны не для защиты от вас, а для вашей защиты», — я была рада. Стены больницы надоели, врачи стали скучны в общении, книги не всегда уже вызывали интерес. Я чувствовала себя Гермионой, которая прочитала много-много всего о магическом сообществе, но, стоило попасть в любую ситуацию, хоть чуть выбивающуюся из шаблона — пустота. Общение с магами помогало это сглаживать, но я не могла предусмотреть всё. Значит, нужна была практика.       Полагаю, маги это тоже понимали. Вот и ещё одна из самых логичных причин того, что я вообще еду учиться, а не имею «учителей на дому». Практика, социализация и возможные придуманные мной планы Фаджа. Я покрутила мысль, поняла, что в этом году в Хогвартсе будет профессор Амбридж, и скривилась, как от зубной боли. Хорошо хоть, к стеклу была повёрнута, никто ничего не заметил. Тётенька имеет зуб на всех магических существ. Магическая ли я тварь? О, с её стороны — безусловно. Но можно ли об этом говорить вслух? Нет конечно, я же «невинная жертва». А нереализованные желания всегда порождают злобу.       С другой стороны, я могла и ошибаться. Амбридж могла бы оказаться не такой стервой, какой я её представляла. Роулинг вообще умела расставлять акценты в своих книгах. Повествование ведётся от третьего лица, бесспорно, но описывается всё как бы от лица Гарри. А значит, и эмоции-впечатления, которые чуть изменяют восприятие, — тоже от Гарри.       — Лора, — задумчиво протянула я, поводя плечами и откидываясь на спинку сидения; настроение было каким-то приподнятым, почти игривым, — спорим, что в наше купе кто-нибудь обязательно «случайно» заглянет? И не раз? И, возможно, даже с наглым заявлением, что они знают, кого тут везут?       — Очень хотелось бы, — серьёзно ответила волшебница, и я заметила, как она прячет палочку в рукав; неужели там какое-то крепление для неё есть? — Но на двери — запирающие чары, а в Министерстве — куча людей, которые дома не умеют держать язык за зубами. Так что спорить я не буду.       — И как бы не половина магов, чьи дети сейчас учатся, именно там и работает. Ещё половина имеет доступ к такой информации — ты не особо секретна, — хмыкнул Чарли. — Турнир куда как больше скрывали, и всё равно большинство знало или догадывалось.       — Какая жалость, меня ценят меньше, чем Турнир, на котором я же и была, — я делано-печально покачала головой. Чарли поддержал мою «печаль», Лора хмыкнула чуть неодобрительно. Я давно заметила, что у неё такие ужимки вызывают недовольство, но если не переходить грань, по краю которой часто ходил Уизли, то всё будет нормально.       Ехали почти полдня. Я вообще не понимала, почему так: поезд не особо большой, некоторые купе наверняка не заняты или заполнены не полностью. Не быстрее было бы отправлять детей камином, тем, который с летучим порохом? Каминов десять, и многочисленной толпы учеников не будет уже через пару часов. А в поезде ехать намного дольше. С этим же вопросом я сунулась к своим сопровождающим. Чарли хлопнул глазами и промолчал, из чего я сделала вывод: не знает и не задумывался. Ламберг пожала плечами:       — Честно говоря, не знаю. Но, возможно, хотят сэкономить. Знать бы точно, сколько стоит топливо для поезда...       — Так его даже покупают? — удивилась я, зная привычку магов просто оглушать магглов или заменять им воспоминания для достижения собственной цели.       — Да, — кивнула Лора. — Иначе опасно. Поезд отходит регулярно, топливо требуется регулярно, магглы бы обратили внимание на такое. Они же не глупцы.       — Дети успокаиваются перед учебой, — сказал Чарли. Я посмотрела на него, и он пожал плечами почти так же, как Лора: — Что? Мне кажется, это наиболее вероятно. На Хогвартсе не экономят, что бы там ни говорили. А так всякие первокурсники и магглорождённые не будут излишне активны.       Вообще, вариант почти возможный. Они же за время, пока поезд едет, смогут найти себе попутчиков, первых друзей-знакомых, понять, что к чему и хотя бы какие есть факультеты. Хотя, нет, ко всем же приходит МакГонагалл и объясняет положение дел, водит по Косому переулку. Я задумчиво прищурилась, почти на сто процентов уверенная, что на Гриффиндоре будет больше всего учеников, а на Слизерине — меньше всего. И на Райвенкло, наверняка, будет мало. Ничего не говорю про то, что умных людей мало, но вот умных и не ленивых... Хаффлпафф, получается, на втором по многочисленности месте? Я подумала и решила, что на факультетах Хельги и Ровены одинаковое количество учеников. Против Хаффлпаффа ведь тоже ведётся агитация, мол, там одни глупые сидят.       О, будет интересно узнать, права ли я.       Когда за окном крепко установился вечер, я проснулась от того, что меня потрясли за плечо. Сонливость слетела почти мгновенно, когда я почувствовала, что поезд тормозит, а за дверьми шумно: студенты явно спешили побыстрее занять места у выхода.       — Приехали, — с видимым удовольствием сказал Чарли.       — Ты же был тут год назад, — откликнулась я. — Я бы свою школу не навещала с таким удовольствием. Вообще бы не навещала. Это же учебное заведение, а не дом родной.       В каноне не раз и не два упоминалось, что Хогвартс для многих учеников был каким-то сакральным, важным местом, почти любимым. Я видела башни, я мельком видела школу изнутри, но всё ещё не могла понять. Да, красиво. Да, атмосферно. Но что в этом замке было такого, что заставляло и Гарри, и Волдеморта, и наверняка многих других учеников — ну не одни же они — любить его? Отсутствие альтернативы? У Тома — Лондон, на который сбрасывают бомбы, у Гарри — нелюбимые родственники, запирающие его вещи и подчас его самого.       Но ведь Чарли не был сиротой. Он жил в большой семье. Я не знала, были ли Уизли дружной и любящей семьёй, был ли их дом действительно таков, каким описывался в каноне, но ответ Чарли в любом случае хотелось услышать. На мнение Лоры можно было и не рассчитывать: она, как я узнала не так давно, заканчивала Шармбатон и даже поразила меня своим знанием французского. Из её уст этот язык звучал почти дико. Впрочем, и мой второй язык — итальянский — мне, если брать в расчет клише, не особо подходил. Знакомые, с которыми мы его изучали, были куда экспрессивнее в некоторых словах и выражениях.       — Тут просто... ты не поймёшь. Надо пожить в Хогвартсе, полюбить его. Все эти башни, коридоры, секреты, Большой зал...       — Движущиеся лестницы, постоянные опасности, странный директор, — скучающим тоном закончила Ламберг под мой разочарованный вздох — всё ясно с этим романтиком — и, прислушавшись, махнула палочкой. Дверь с негромким щелчком раскрылась и мы неторопливо вышли сначала из купе, а потом и из поезда.       Что забавно, на определение «странный директор» Чарли ничего не ответил. То ли Дамблдор в его системе координат был не настолько величественной фигурой, чтобы придираться к словам, то ли он и сам так считал.       Студенты уже шли по направлению к каретам, а я прищурилась. Никаких животных, что приводили бы их в движение, я не видела. Оно и немудрено, конечно, смертей в моей жизни ещё не было, но вот в жизни дракона... Хотя, кто знает, каков срок жизни крылатых ящеров. Может, она родилась уже в заповеднике, и ничего страшнее раненого человека или невылупившегося драконёнка не видела. Лора посмотрела на меня с интересом.       — Видишь фестралов? Я вижу.       — Скорее, пытаюсь разглядеть, — честно призналась я. — Но нет. Не к сожалению, а к счастью.       — Они не особо красивые, — как бы мимолётно просветил меня Чарли, тут же открывая передо мной дверь кареты. Я поблагодарила и зашла внутрь.       Информация о том, что оба моих спутника видят фестралов, меня не особо поразила. У Лоры, как говорится, всё «на лице написано»: ни её внешний вид, ни её походка не позволяют усомниться в роде работы. С солнечно-весёлым Чарли легко было обмануться, а ведь драконы — не ручные пёсики, могут и убить. Так что в этом случае у меня больше вопросов вызвал не сам факт того, что Уизли «видел смерть», а то, что развивать тему в любом из её направлений он отказался. То ли испытывает к фестралам нездоровые негативные чувства, то ли умер кто-то, чью смерть ему очень не хотелось бы видеть. Я ставила все свои ингредиенты на второе.       — Как всё проходит? Чтобы мне быть готовой, — спросила я, пока мы ехали чуть в отдалении от основной массы учеников.       — Обычно. Все рассаживаются, потом распределение, потом речь директора, потом ужин, — ответил Уизли. — Вашим фигурам он не понравится. Очень, очень жирное.       — Тут не в фигурах дело, а в желудках, — поморщилась Ламберг.       — Ну, мой-то выдержит, — философски рассудила я. — За какой из четырёх столов сядем? Я, вроде как, хотела бы Поттера увидеть, он фигура немаленькая, хоть временами и непризнанная, но не станет ли моё приземление за гриффиндорский стол красной тряпкой для Слизерина? Я не знаю, насколько крепка у вас межфакультетская ненависть... Да, Чарли, мне бы хотелось поддерживать хорошие отношения со всеми.       — Садись за стол нейтральных, — посоветовала Лора в обход задумчиво кивнувшего на мои слова Чарли. — Поговоришь с теми, с кем захочешь. Если пригласят за свой стол — то отказываться неприлично, тебе «пришлось» и так далее.       Я нехотя кивнула. Хорошая идея, конечно, но кто знает, получится ли нормально поговорить, удастся ли наладить отношения. Это ведь не так просто, как сказать. С Поттером можно ведь и не сойтись характерами, Поттер может оказаться очень неприятным типом — все предпосылки к этому в книгах были. Не настолько неприятным, конечно, чтобы как Снейп плеваться, но всё же.       Всё оказалось именно так, как сказал Чарли: все рассаживались на места, покорно слушали распределение... Разве что, когда мы вошли в зал, на нас сразу же обратилось множество глаз. Я была в обычной мантии, без капюшона, так что моё смуглое лицо было хорошо видно. Хорошо хоть волосы скрывали чешуйки на хрящах ушей. А вот глаза было не скрыть, так что, усевшись за стол Хаффлпаффа, как самого миролюбивого факультета, я всё равно обнаружила на себе огромное количество изучающих взглядов. Только по обеим сторонам от меня сели Чарли с Лорой, да и я не высказывала никакого желания общаться, так что взглядами всё и ограничилось.       Мне было сложно удержаться от усмешки. С наполненностью факультетов всё было почти так, как я и думала. Гриффиндор — самое большое количество, там подростки чуть ли не скидывают друг друга со скамеек локтями; а вот на всех остальных факультетах было примерно одно и то же количество учащихся, разве только на Слизерине визуально меньше. Но я не могла долго вглядываться, неприлично, так что это мог быть обычный обман зрения, выдающий желаемое за действительное.       — Шляпа в этом году разошлась, — протянул кто-то из старшекурсников чуть справа на другой стороне стола. Я скосила на него взгляд, слыша негромкий гул шепотков, расползшийся по залу одновременно с твёрдым голосом МакГонагалл, которая начала выкрикивать имена первокурсников.       — Раньше было не так?       На меня обернулось несколько близсидящих человек; остальные то ли не придали обычному голосу значения, подумав, что спрашивает кто-то другой, то ли были заняты своими делами. Секундное онемение быстро прошло, и ученик утвердительно кивнул:       — Да. Чаще всего она просто перечисляет главные черты факультетов и, может быть, кратенько говорит об Основателях. А тут целая история, да ещё с советами. Знать бы, с чего это она так запела.       — А где она проводит время между распределениями?       — В кабинете директора, конечно же, — он посмотрел на меня немного настороженно.       — Тогда я не понимаю, к чему вообще вопрос. Полагаю, у профессора Дамблдора в кабинете иногда ведутся довольно приватные разговоры.       Парень неожиданно развеселился и усмехнулся. Я повела плечами, слушая, как к распределяющей шляпе вызвали некую Циллер Розу. Вообще, как я поняла, Шляпа на головах учеников держалась от минуты до трёх, но иногда выкрикивала факультет сразу же, только прикоснувшись к голове первокурсника. Это заставляло задуматься.       — А и правда! Эрни Макмиллан.       Получается, Шляпа — легиллимент. И если мысли, характерные черты человека на поверхности, распределение проходит быстро. Если нет, то Шляпа, получается, разговаривает с ребёнком. Знать бы, всегда она спрашивает прямо или иногда решает сама? А то окажется, что артефакт Основателей — не только «маг разума», но и психолог.       — Мариан Эванс. Хотя, думаю, моё имя знают все, — пробормотала я, смотря, как встаёт Дамблдор со своего трона. Все шепотки сразу же затихли. Я сдержала норовящие расползтись в ухмылке губы. Вот это у парня авторитет! Тем временем, директор расщедрился на пару фраз:       — Нашим новичкам — добро пожаловать! Нашей старой гвардии — добро пожаловать в насиженные гнезда! Придет еще время для речей, но сейчас время для другого. Уплетайте за обе щеки!       — Очень великодушно с его стороны, — услышала я негромкое бурчание одной из студенток, а следом — тихие смешки; сама тоже негромко хмыкнула и задумчивым взглядом осмотрела появившееся на тарелках великолепие.       Вообще, Чарли оказался прав. Всё было жирным, сытным, красивым. Кроме, конечно же, тыквенного сока, который мне даже на запах не понравился: он забивался сладким ароматом в нос и вызывал смутное желание чихнуть. Меня, впрочем, спасла Лора, которая, бурча «Я понимаю, Хэллоуин, но вот так...», несколькими взмахами палочки убрала из кубков тыквенный сок и наполнила их самым обычным чаем. Таким превращением заинтересовалось ещё несколько людей за столом, и Ламберг с каменным выражением лица проделала ту же процедуру ещё несколько раз.       — Спасибо, — сказала мелкая первокурсница, отчаянно краснея. — У меня на тыкву аллергия...       Стоит заметить, что времени, чтобы успеть поесть и даже немного поскучать, на ужине давали достаточно, так что появление десертов ни для кого не стало неожиданностью. Я, съевшая для человека неприлично много, прикипела взглядом к шарику мороженого, но с сожалением поняла, что оно фисташковое. Увы, с этим вкусом у меня был разговор короткий.       Следующую речь Дамблдора я начала слушать без интереса, думая: а действительно Амбридж его перебьёт, или это была лишь фигура речи Роулинг? Я бы такого никогда не сделала, будь у меня хоть весь мир за спиной, но то я. Есть люди решительнее и наглее. И глупее, конечно же. Но слова Дамблдора успели меня заинтересовать куда быстрее, чем под свет софитов вышла Амбридж.       — ...Действует и ряд других запретов, подробный перечень которых вывешен на двери кабинета мистера Филча. Также сообщаю вам, что в нашей школе с этого года будет учиться мисс Эванс, которой, как никому другому, нужно влиться в магическое сообщество. Я полагаю, — директор сделал на этом неуловимый акцент, — мы не будем мешать ей.       Я восхитилась тем, какие интересные формулировки он выбрал. «Как никому другому» — это почему же? Ведь магглорождённым первокурсникам куда как сложнее, чем мне, предполагаемому сквибу с полугодом тесного общения с магами за плечами. И зачем вливаться, если в школе все должны получать знания? Хотя, ладно, тут я придиралась, Хогвартс — хорошее место, чтобы понять, что к чему, обзавестись полезными знакомствами и приятелями. Но как же мило, что мне не будут мешать! И помогать не будут.       Амбридж всё-таки перебила Дамблдора, и я пораженно покачала головой. Учеников, да и сидящего рядом Чарли, знатно перекосило; Лора удержала лицо, но нахмурила брови. И, пока Амбридж держала речь, лицо Уизли всё больше мрачнело, а лицо Ламберг — выражало удивление. Я тоже слушала.       Вода-вода, всё надо контролировать, вода-вода, нужно оставлять только то, что выгодно Министерству, нужно устраивать реформы там, где выгодно Министерству, вода-вода, решительные меры, вода-вода, мы будем вас контролировать, спасибо большое, профессор Дамблдор. Жиденькие хлопки, потому что у нового профессора ни голоса красивого, ни харизмы.       Половина учеников перестала слушать Амбридж ещё на второй минуте этой речи. Что интересно, Слизерин внимал в полном составе, Райвенкло — частично, Гриффиндор и Хаффлпафф — лишь единицы. В любом случае, завершение ужина все восприняли с видимым удовольствием, а некоторых первокурсников даже пришлось будить, они умудрились уснуть сидя.       К выходу двинулись толпы учеников, иногда строем, иногда нет. Я сочла за лучшее переждать, пока уйдут все, и только потом пойти. Подтолкнула мнущуюся первокурсницу, у которой была аллергия на тыкву, в сторону Макмиллана:       — Иди к старосте, он отведёт вас в вашу гостиную. — И когда девочка убежала, я повернулась к сопровождающим: — А мы куда?       — Южная башня. Мне сказал староста школы, — протянул Чарли. — Кстати, это те самые комнаты, где ты жила в прошлый раз. Мы будем рядом.       — Я почему-то не удивлена, — вздохнула я.       Вещей у меня было немного, и все они уместились в небольшой сумке. Раскладывать её не хотелось, так как за окном уже давно царствовала ночь, а никакого будильника у меня с собой, как я поняла со всей обезоруживающей ясностью, не было. Оставалось надеяться лишь на собственную магическую способность просыпаться вовремя. И на педантичную Лору, которая может и пораньше разбудить, «чтобы всё точно успеть».       В итоге я выспалась, проснулась сама и даже встретила Ламберг почти одетой: натягивала мантию. Их предназначение было мне искренне непонятно. Хорошо, да, это повседневная одежда всех магов. Но мантия в школе? Чтобы сбрасывать рукавами чернильницы, залезать ими же в котлы с зельями? О, или — размазывать строчки только что кропотливо написанного эссе? Что за глупость! Хватило бы рубашек, жилеток и юбок или брюк.       Большой зал радовал чуть облачным небом и профессором МакГонагалл, которая раздавала ученикам расписание. Рядом со мной она остановилась и вытащила не похожий на остальные листок. Я прищурилась. Мне было интересно, как составят моё расписание. Понятное дело, что многих предметов не будет. Но буду ли я сидеть на уроках только с первокурсниками, или всё это обставят как-то иначе?       — Мисс Эванс, это ваше расписание. Полагаю, мистер Уизли, — предупреждающий взгляд в сторону Чарли, — покажет вам, где какие предметы проходят. Вы не будете изучать чары, трансфигурацию, ЗОТИ, а из факультативных предметов вам не достанется только УЗМС и прорицания. Всё остальное вы будете изучать ускоренно и иногда профессора будут давать вам особые задания: в конце концов, вам давно не одиннадцать лет. Надеюсь, к концу года вы уже сможете сдать экзамены за третий курс.       После этой серьёзной речи, на которой грела уши половина Большого зала, профессор трансфигурации величественно удалилась. Я проводила её задумчивым взглядом.       — А за тебя решили взяться всерьёз. Три года за один... — Ламберг покачала головой.       — Трёх сложных предметов нет, от первых двух курсов остаётся только астрономия, зельеварение и история магии, — ответила я. — Да и права она: мне уже двадцать один, а не одиннадцать. Если не валять дурака, то всё получится. Возможно, даже четвёртый курс захвачу.