Осенние каникулы мистера Куинна

Hurts — Slow

К девяти последние пятачки звездного неба заволокло темными тучами, заморосил мелкий дождь. Остаток пути преодолевался очень, очень быстро. Не только из-за погоды. Они не могли перестать беззвучно смеяться, уже добравшись до дома Куиннов. Прижавшись к стене, чтобы их не засекли, остановились и стали прислушиваться, что происходит внутри. Как много лет назад, когда они гуляли допоздна, и Мюррею нужно было пробраться в свою комнату незамеченным. Тайные агенты, совершающие секретную операцию. Килиан караулил его под окном, пока он влезал внутрь, и, убедившись, что друг на месте, ковылял домой. За свои поздние прогулки Килиан нередко оказывался поколочен мистером Хьюзом. Мюррей очень переживал за него и иногда сам настаивал, чтобы тот уходил домой раньше, но Килиан только отмахивался: не побьют за это, побьют за что-нибудь другое. И теперь они выросли, и то окно было закрыто. Много окон теперь было закрыто. — Тихо, — предупредил Мюррей, в один шаг оказываясь у входной двери. Почуяв их, внутри предательски заскулила Кобонка. Как только открылась дверь, собака ткнулась носом сначала в ноги Мюррея и, убедившись, что он это он, изучила Килиана. Его она, наверное, тоже не видела давно, потому что очень уж долго исследовала его туфли, не давая сойти с места, пока Мюррей запирал за собой дверь. В дальней части дома зашебуршали. Если бы спросили его, Мюррей бы охарактеризовал скорость, с которой они кинулись к его комнате, скоростью света. Тяжело дыша, они привалились к двери с той стороны и смотрели на окно напротив нее. От раската грома снаружи Килиан нервно засмеялся и поспешно прикрыл рот рукой. — Знак свыше? — тихо спросил Мюррей, поворачиваясь к нему лицом. — Может быть. — Килиан прижался щекой к двери, заглядывая ему в глаза. В комнате было темно, и блики на его зрачках казались болотными огнями. — Это определенно одобрение, — прошептал он. Килиан высунул язык и лизнул нижнюю губу Мюррея, а потом игриво отклонился назад. Шельма. Шельма, а не святой отец. Дыхание перехватило, и сердце заколотилось безумно быстро. Нужен был воздух. Отпустив его ненадолго, Мюррей отошел к столу под подоконником, сдвигая задвижку с окна и поднимая раму. Чтобы не идти два раза, он сразу включил свет на ночнике и обернулся. — Ого, — Килиан обвел глазами комнату, приоткрыв рот. — Сто лет тут не был. — Тут много что изменилось. — Но и многое осталось. Килиан подошел ближе, проводя рукой по спинкам «корабельных» стульев. Улыбнулся Боно на плакате, осторожно сел на край кровати и вздохнул, дотрагиваясь до покрывала кончиками пальцев. — Помнишь, сколько раз мы доводили Мамс до белого каления, когда запирались? — Килиан повернулся к нему. — До того, как сломался замок. Слушали музыку… — И пели во всю глотку. Тот мягко улыбнулся. — Детка, детка, детка… — Освети мой путь. — Мюррей поджал губы, рассматривая его. — Какая ирония. Килиан засмеялся и, оперевшись обеими руками о постель, развел колени. — Подойдешь? Сделав последний глубокий глоток воздуха у окна, Мюррей шагнул к нему, останавливаясь между его ног. Перекинувшись через одно из его бедер, он опустился на постель рядом и ткнулся носом в его ухо, как тычется довольный кот. Килиан развернулся к нему вполоборота и, захватив шею локтем, вновь поцеловал. С каждым разом его поцелуи были все увереннее, продолжительнее, все сильнее манили и обещали. Мюррей нервно дышал через нос, потому что ему хотелось, очень хотелось всего обещанного. Целуя губы, он ловил вкус, а отпустив и переключившись на шею, сосредотачивался на запахе. Килиан пах целой смесью разных витков ароматов — и ладаном, и лосьоном после бритья, и хлопком, и пылью старых книг. Его волосы хранили тонкий запах табака, а в разрезе рубашки — между ключиц — чувствовалось что-то иное. Наверное, его собственный запах. Мюррей снял с него куртку, отбрасывая назад. Намотав короткую прядь темных волос на палец, заставил его откинуть голову назад и поцеловал в шею, красноватую линию от натершего воротничка, судорожно двигающийся кадык, артерию, так соблазнительно стучащую под кожей. Он сдвинул джинсовую петлю с металлической пуговицы, и борта ткани с готовностью разошлись в стороны. И хотя Килиан вновь остановил его, кладя свои ладони на его, в этот раз Мюррей был готов. Он не торопился, давая ему необходимое время, чтобы привыкнуть к прикосновениям, дождался, пока Килиан сам позволит ему идти дальше. Уберет руки, согласно зажмурится, вздрогнет, когда рука тронет его лишь через тонкую материю исподнего, но не уйдет от контакта. — Мне нравится, каким ты стал, — прошептал Мюррей, кусая его за мочку уха. — Я и тогда был влюблен, ну а теперь и вовсе… Он выдохнул. — Я могу думать только о тебе. Соскользнув на пол, Мюррей встал на колени. Терпеливо — потому что он знал: у них есть время, в этот миг его было сколько угодно — медленно расстегнул молнию и оттянул резинку белья, вытаскивая член Килиана наружу. Тот сверху отчаянно порозовел от непристойности происходящего с нижней половиной его тела. Мюррей тихо вздохнул, рассматривая его там. Он не особенно помнил, видел ли его хоть раз тогда, давным-давно. Но нынешнее его очень удовлетворило. Восхитительный. Чужая эрекция откачала практически всю кровь от мозга, потому что думать он мог лишь об одном. Сглотнув лишнюю слюну, текущую теперь практически бесконтрольно, Мюррей провел кончиком языка по члену перед собой. От уздечки вверх до устья на навершии, а потом вдоль ствола до места, которое уже скрывала жесткая ткань джинсов. Вкус, затопляющий рот, соленый, как влага кожи, ловился теплым отголоском. И запах — ткани, тела. В холодном воздухе комнаты с открытым окном эти осколки близости таяли на языке морозными снежинками. Мюррей вздрагивал от прикосновений сам, будто это не он, а ему делали минет. Но собственное возбуждение казалось очень далеким и немного ненужным, потому что главное было перед ним. Килиан запрокинул голову, против воли приподнимая бедра, чтобы толкнуться в его рот. Мюррей пытался не улыбаться, удерживая его на месте руками. Окольцовывая головку губами, он впускал его глубже в рот и терялся, что же было самым приятным. Тихие всхлипывания сверху, ощущение самого тела или буйство эмоций, перекрикивающих одна другую. — Мюрс, господи, — зашептал едва слышно Килиан. — Господи… И это он его укорял в том, что сравнивал себя с Богом? Мюррей бы позлорадствовал, если бы фраза на этом закончилась. От шепота, заполняющего голову, волосы на затылке встали дыбом. — …мой искупитель и мой спаситель, прости мои грехи… Но он не желал этого слышать. Не это и не сейчас. Он коснулся губами кольца пальцев, которыми сжимал его у основания. И нет, он не хотел впечатлить Килиана. Не то чтобы. Он просто хотел съесть его. Поглотить целиком. Не делить ни с кем. Доставить ему наслаждение языком, который считал до этого лишь проклятием. Стоя на коленях, как стоял верующий перед ликом святого покровителя. Никаких слов. Единственное, что он разбирал — только азбуку Морзе и только ту, которую выбивал пульс под губами. А он выбивал: «не останавливайся». Неважно, что говорили уста. Килиан ухватился за его плечи, потом за уши. Цеплялся, а следом неуверенно выпускал, словно сомневался, что же хочет сделать на самом деле — оттолкнуть или наоборот, держать рядом, чтобы не вздумал отстраниться. Его ноги приподнялись, Килиан доставал до пола лишь носками, а лодыжки дрожали от безумного напряжения. — Упомни… упомни… не ошибки мои… но горе мое… горе… горе мое за преступление… Слова стихающей молитвы будоражили все внутри, и Мюррей не мог понять, ужасало ли это его больше или заводило. Желанием пачкать. Вторгаться. Заполучать. Красть его у всего мира и заполнять собой. И когда Килиан в действительности начал отталкивать и выворачиваться из его рук, боясь кончить ему в рот, Мюррей крепко обхватил его за поясницу, не позволяя. — Перестань, отпусти, — Килиан говорил уже с ним, а не с безликим духом-отцом, — я не могу… о, не могу. Спина выгнулась дугой, Килиан всхлипнул и расслабился, наслаждаясь своим оргазмом. Его пальцы в волосах дернули последний раз и разжались, ладонь соскользнула от затылка по шее вниз. Мюррей положил подбородок ему на колени и выдохнул. У него самого закружилась голова, и теплая волна пробежала по ногам, будто он ощутил чужое удовольствие столь же ярко, сколь собственное. Или это было его удовольствие? Его победа? Он захлебывался в своем грехе, но он был так счастлив. — Куда оно делось? — спросил Килиан сверху по происшествии пары минут. — Ты о чем? — Ну… мое. Ты его… ты его?.. Да? — Да. — О. Мне неловко. Мюррей потерся о штанину, ведя языком по внутренней стороне щеки. Телесный привкус вместе с ощущением, что член все еще во рту, опьянял так, что комната раскачивалась перед глазами, будто кораблик на волнах. — Мюррей... Мюррей снова забрался на кровать и уткнулся губами в воротник рубашки на случай, если Килиан не захочет целовать его после. Тот дышал так тяжело и так пораженно, будто торопился многое сказать. Но, видимо, на ум ему ничего не лезло. Обессиленно он рухнул на спину, раскинув руки, и улыбнулся потолку. — Здорово, — признался он, поправляя брюки. — Ты очень хорошо это делаешь. Мне никогда так… не было. Спасибо. — Я польщен. — Мюррей подтолкнул его, вынуждая подтянуть ноги к себе и лечь. Он немного беспокоился, что после первой волны сошедшего возбуждения Килиан встанет и захочет уйти. Получив нужное. Получив то, что могло казаться нужным. Получив обманчивое ощущение спокойствия. Но он только лежал и улыбался. Полностью тут, полностью довольный. Его левая рука щупала грудь, и Мюррей не мог понять зачем, пока под тканью не обрисовался контур креста. Того, что всегда будет третьим. Всегда между ними. Он не хотел об этом думать. Не сейчас. Собственная одежда, как мысли, начала мешать. От пота футболка прилипла к груди и пояснице. Мюррей выпрямился, скидывая кроссовки, и смахнул с себя ветровку, принимаясь за рубашку. Заметив, что он делает, Килиан приподнялся на локтях и начал смотреть на него. У Мюррея не было особых талантов в плане стриптиза, он лишь постарался не споткнуться, снимая с себя одежду. Ему было немного неловко за свой неспортивный живот, но Килиан смотрел на него с таким неподдельным восхищением, что он стянул футболку без малейшего сомнения. Килиан очень внимательно следил за его руками, пока Мюррей был частично одет, но как только он спустил нижнее белье, тот уже смотрел только на его пах. — Нравится? — спросил Мюррей, сжимая свой член у основания. Килиан закивал и наконец взглянул в его лицо. — Мне тоже раздеться? — Я сам. — Он рывком запрыгнул на скрипнувшую постель, садясь между его ног. — Сам. Его немного повело от усилившегося запаха Килиана. Около воротника и под руками на рубашке от жара и волнения остались влажные пятна. Темный захватывающий аромат его возбуждения и тела кружил голову. Мюррей поочередно расстегивал серые матовые пуговицы, обнажая чужую грудь, живот. Серебряный крестик и черные волосы, спускающиеся от груди до пупка, а потом и ниже. Мюррей помог ему приподняться, чтобы вытащить из-под него рубашку. Майки под ней не было. Стащил джинсы, белье; спустившись на пол, Мюррей снял по одному его носки. Килиан чувствовал себя немного скованно, поэтому обхватил одной рукой локоть второй, чтобы хоть немного закрыться. Успокаивая его, Мюррей выпростал его ладонь из захвата и сжал в своей, ложась на бок рядом. Кровать была довольно узкой для двоих. Зато теперь было удобно водить пальцами по его груди, животу и предплечьям, слушая, как Килиан хихикает и дергается от щекотки. — Ты сказал, что тебе так никогда не было, — вспомнил Мюррей, мягко целуя его в плечо. — Да, я сказал. — Ты же… ты же не был девственником? До этого момента? Килиан отвернул голову от него, тяжело сопя. На самом деле этот ответ не был так нужен, Мюррей так и хотел сказать ему, если это напрягало, но тот заговорил раньше. — Я был с одним парнем, — Килиан произносил слова негромко и все так же не поворачиваясь, — еще в семинарии. До того, как стал священником. — О. — Он не знал, что именно испытывал — разочарование или легкую ревность. — И как это было? — Мы делили одну комнату. Он иногда приходил и… ночью мы оказывались в одной постели… — Килиан вздохнул. — Я не могу об этом говорить. Просто мы сделали это несколько раз. А потом он ушел. — Куда? — Бросил учебу. Решил, что не создан для этого… воздержания, правил и всего другого. Я его не виню. Это было давно. Мюррей все равно ощущал себя не очень приятно. Он не знал, зачем спросил об этом. Или знал. Желание знать о Килиане все, быть внутри его головы, воспоминаний и мыслей, было все еще с ним. И теперь сильнее, чем раньше. Глубиннее и жарче. — Ты любил его? — Не думаю. Нет… скорее, ощущал некоторую привязанность. Отчасти он… он поселил во мне зерно сомнения. Заставил сомневаться в том, что я… знаешь, неполноценный. Мюррей молчал. Ему было так стыдно. — Я думал, тебя к этой мысли «Горбатая Гора» привела. — А что ты тогда хотел, чтобы я тебе рассказал? — Килиан прикрыл глаза. — Это слишком. Личное. — Понимаю. А после… у тебя был кто-то? — Нет. Мюррей поерзал, устраиваясь удобнее, и от нового прикосновения к бедру Килиана тот вздрогнул по-иному. Он приподнялся, рассматривая Мюррея внизу, а потом перевел взгляд на его лицо. — Я могу что-то сделать для тебя? — Можешь, — тот хмыкнул ему в плечо. Мюррей не знал, чем именно Килиан занимался с тем парнем, но его розовая наивность все так же смешила и заставляла чувствовать что-то, что он совершенно не знал, как описать. — Можешь рукой, если хочешь. Скулы Килиана покраснели. Он пробно дотронулся до него, скорее оценивая на ощупь, чем действительно стремясь довершить начатое. Его брови славно приподнялись от того, как член дернулся. И не только они. — Или мы можем, — Мюррей сглотнул, наблюдая за его лицом, — сделать что-то посерьезнее. «Серьезнее, чем с тем чертовым парнем, кем бы он ни был. Потому что у меня должно быть тебя больше, чем у любого из людей, если уж забрать тебя у Бога нет шансов». — Серьезнее? — Тот поднял глаза. — Ага. Знаешь, когда… — он пробежался пальцами по внутренней стороне его бедра, — полностью. — Я понимаю. Оперевшись о кровать по другую сторону от него, Мюррей забрался сверху, вновь садясь между его ног. Взяв его член в правую руку, сжал, возбуждая во второй раз. А потом посмотрел выше, и дыхание абсолютно перехватило. Килиан лежал перед ним такой открытый, ждущий, наблюдающий. Пахнущий так горячо и в таком же нетерпении, как и он сам. Его глаза были наполовину прикрыты, а губы — разомкнуты, он тяжело дышал. Сон ли это был, сладчайший из тех, которыми он грезил много раз, или наконец явь. Вот он лежит, настоящий. Сакрально прекрасный и недостижимый доселе, но такой готовый ко всему сейчас. Бледно-голубые прожилки в синих глазах казались светящимися, Мюррей был заворожен. — Ты уверен? Килиан закусил нижнюю губу, не показывая зубы, и медленно кивнул. От такой открытости и всепоглощающего вверения себя в чужие руки у Мюррея прихватило где-то под грудью. Наверное, в желудке, хотя у него еще были сомнения. — Есть презерватив? То есть… прости. Сейчас. У Мюррея дрожали руки, пока он расстегивал змейку на своей сумке и выворачивал все ее содержимое на пол. Он помнил, что у него всегда была с собой пачка на непредвиденный случай — а это было как раз именно таким случаем. Лучшим случаем, который с ним происходил. Сдвинув его бедра, Мюррей забрался на них, судорожно вспоминая, когда был «снизу». Его особо эта роль не привлекала, да и Джейсона все устраивало, но во всяком случае опыта у него было побольше, чем у Килиана. Тот наблюдал огромными глазами за тем, что происходило с его членом. Как на него натягивали клейкую от смазки резинку, раскатывали по всей длине, разглаживали. Мюррей обтер липкие пальцы о себя внизу. — Ты хочешь смотреть? — спросил он. — Я могу повернуться спиной, и ты увидишь, как это происходит. Приняв молчание за согласие, Мюррей оперся ступней о постель, чтобы развернуться, но Килиан внезапно так резко схватил его за предплечье, что стало больно. — Нет, — упрямо сказал он, — я хочу видеть твое лицо. Трогательность его голоса и серьезность выражения окончательно растопили его внутренности. Вздохнув тяжело и умиленно, Мюррей потянулся, чтобы поцеловать его. И это были они. Поцелуи, поцелуи, которые казались важнее, чем все остальное, что происходило. Килиан дотронулся пальцами до его волос, а потом обнял за щеки, приникая к губам. Касаясь своим языком его, невесомо целуя в нос и около рта. Он поймал поцелуем его рваный выдох, когда Мюррей разобрался со всем внизу и впустил его в себя. Так медленно, как это позволяли оба. Так долгожданно и заполняюще. На ресницах Мюррея против воли засеребрилась капля, он зажмурился, опускаясь и давая полностью войти. И первичный дискомфорт казался ничем по сравнению с тем, что он увидел, открыв глаза. Зрачки, распустившиеся черным цветком по голубой радужке, подрагивающие от напряжения брови, сухие от жаркого дыхания губы. — Я внутри, — прошептал Килиан изумленно. — Внутри тебя. — И как тебе? — срывающимся голосом поинтересовался тот. — Тепло. Горячо. Он и сам представлял, как там. Чувствуя каждый дюйм его плоти, растревожившей мышцы. Тесно обхватывая и сжимая. Мюррей приподнялся, снимаясь почти до самого конца, и Килиан взволнованно заворочался, боясь, что он исчезнет. Пальцы вцепились в его бедра, возвращая на себя. От этого нового толчка Килиан не выдержал и опрокинул голову на подушку, постанывая. — Потише, — напомнил ему Мюррей. Он был рад, что дал Килиану кончить перед этим, тот бы долго не продержался. Наблюдая за его лицом и раскрасневшейся грудью, сверкающей крестиком и соскальзывающим по ключицам потом, Мюррей был загипнотизирован. Он бы хотел — а как он хотел — закрыть глаза и отдаться ощущениям, но боялся, что все исчезнет. А ощущения внутри были потрясающими. Всеобъемлющими, захватывающими тело и разум, и душу, и все, что могло быть. Он чувствовал, как ликует плоть, получая долгожданное желаемое, и как крутится волчком сердце, заходясь в восторге. Сжимая член в себе, он ощущал свои слабость и заполненность. В нем больше не было места. Только для Килиана. Наклонившись поцеловать его, Мюррей оказался тут же пленен горячими губами. Килиан хватался за него, будто падал с обрыва и держаться мог лишь этим единым поцелуем. — О боже, Мюррей, — промычал он и обнял его за талию, мешая двигаться и сам вталкиваясь в его тело. У Мюррея перед глазами запрыгали темные пятна. Он потянулся рукой к себе, обхватывая подрагивающий член. Казалось, хватит пары движений, чтобы окончательно взорваться эмоциями и удовольствием. Он уже сам позабыл, кто они и где они, приподнимаясь. Раскаленная обнаженная плоть ткнулась в серебро подвески, и от ее холода его обожгло. Отпустив чужие губы, Мюррей глубоко вдохнул, жмурясь, и замер в последнем аккорде этой симфонии. Все внутри плескалось, как жидкость во взбалтываемой бутылке. Мюррей уперся обеими руками в грудь Килиана, откинувшегося на матрац, и попытался отдышаться. Грудная клетка под ними высоко поднималась, пока ее обладатель стремился выпить весь воздух вокруг. Левая рука Килиана безвольно свисала с постели, правая, разжавшись, лежала на его колене. Мюррей опустил взгляд и со смешанными чувствами осознал, что кончил прямо на крест; мутные белые капли, хватаясь за звенья цепочки, желейно дрожали на коже. Ему понадобилось еще несколько минут, чтобы в ноги вернулась уверенность, и он смог подняться, стащить с Килиана использованный презерватив и бросить его в урну. Он потом подумает, как бы скрыть факт их соития. Потом. Стерев салфеткой свои следы с его груди, Мюррей бросил ее тоже куда-то туда, но промахнулся. Упав рядом, он уткнулся лицом в мокрую раскрасневшуюся кожу и затих. Килиан молчал довольно долго, сложив руки на грудине. — Если за это гореть в аду, то оно стоит того… ты стоишь того, — пробормотал он под негромкий смех рядом. — Было замечательно, Мюррей. Заметив непроходящую взволнованность, Мюррей погладил его по руке. — Я могу закурить? — робко спросил Килиан. Мюррей задумался, что бы сказала Мамс, узнав, что курят у него в постели. — Только если у окна. Первые шаги вне кровати дались Килиану сложнее. Как ребенок, первый раз идущий без поддержки родителя, он на заплетающихся ногах добрел до стула. Забрался в карман своей куртки, вытянул сигарету из пачки и взял зажигалку. Мюррей ощутил себя внезапно застенчиво, пряча лицо в подушке, пока Килиан стоял к нему полубоком, закуривая. Свет лампы на него не падал, и за слепяще-белой волной его было плохо видно. Только нижнюю часть. Килиан сел на стул лицом к окну, сводя вместе ноги. Прохладный ветер хорошо проветривал комнату, но все равно легкий запах табака добирался и до него. — Ты как? — спросил Мюррей, смотря на его руку. Пальцы нащупали крест на груди и сжали, будто ему требовалось подтверждение, что Бог все еще с ним. Губы безмолвно шептали. — Мне… — он пожал плечами через некоторое время, закончив с молитвой, — так легко еще не было. С тех пор, наверное, как я рассказал, кто я, отцу ОʼРурку. Мюррей закатил глаза. С другой стороны, если секс с ним был подобен чему-то такому же монументальному, как признание себя, это довольно льстило. — Только сейчас мне хорошо. Невероятно хорошо. — Килиан спрятал левую руку между бедер, затягиваясь. — Спасибо тебе. За все. — Звучит так, будто ты собрался уйти. Килиан повернулся и, наверное, смотрел на него, но из-за света Мюррей этого не увидел. — Я не уйду. Если ты не прогонишь. Закончив, он бросил окурок в стакан на столе и, передвигаясь все тем же неровным шагом, вернулся в постель. Устроившись спиной к Мюррею, он дал себя укрыть и положил голову ему на локоть. — Что это за книга? — спросил он, дотягиваясь до выпавшей в ходе поисков резинок «Наивно. Супер». — Ты прочитал ее? — Ага, вроде того. — Закладка на десятой странице. — Э-э, ну, я перечитывал. — И про что она? Килиан развернулся, оборачиваясь к нему лицом. Мюррей не был уверен, что ему так уж интересно, но на всякий случай попытался припомнить то, что там читал. — Она о… м-м… парне, который замечал все мелочи. Всему уделял внимание. Там нет особого сюжета. Он просто… вроде как ходит, живет, описывает свои впечатления. — Ты не прочитал. — Нет, не прочитал. Он долго целовал Килиана, прежде чем продолжить беседу. — Не обязательно дочитывать до конца, чтобы знать, к чему ведет автор. — И к чему он ведет? — К тому, что каждое мгновение ценно. Каждая кроха. Килиан улыбнулся, сжимая его руку. У него стали закрываться глаза, и Мюррей решил его не трогать. После двух раз тот, должно быть, выдохся. Он ожидал, что тот заснет, когда Килиан внезапно вновь открыл глаза, смотря в стену за ним. — Я ведь и вправду люблю тебя, Мюрс. Всю свою жизнь. Я думал, что больше не увижу тебя. — Мне очень жаль, — сконфуженно пробормотал тот. — За все. — Я бы хотел провести с тобой каждую минуту, что ты будешь здесь. — И я тоже. Укутавшись в покрывало и друг друга, переплетя ноги, пальцы и души, они лежали очень долго. Не шевелясь и почти не дыша. Мюррей не мог сказать точно, о чем думал Килиан, но так же не мог сказать, о чем думал сам. О прошлом? Будущем? Или настоящем? Ускользающим в забвение моментами, горькими и сладкими, что на вкус как каштаны и поцелуй с табаком. Не исключено, что через неделю или же завтра утром они вновь будут теми, кем были раньше. Он, Мюррей Куинн, — нью-йоркским стоматологом с обширной практикой и редкими отпусками. Килиан Хьюз — священником, далеким от мирского. Но это будет завтра. — Мюрс. — Что? — Я хочу еще раз. — Ох, Килиан.