Залог успешной торговли в "Семи королевствах"

      — Доброе утро! — Диана выпрямилась и улыбнулась. — Сыр бесплатно попробовать даём.       — Как в мышеловке, — усмехнулся покупатель и придирчиво уставился на вчера привезённый Маасдам.       — Ой, и не говорите, — она перекинула светлую косу на другое плечо. Покраситься всё руки не доходили, давно уже вроде как решила стать брюнеткой. — Торговля, такое дело…       — Сложно с вами не согласиться, — гость — высокий мужчина, лет сорока, лысеющий, но с видной осанкой военного. — Вон того, будьте любезны.       Чтоб покупателей сыром кормить - придумала она, Диана, и это давало свои определённые плоды, хотя все, кто только можно на неё по этому поводу злились, дескать товар, Травкина, попусту переводишь. Кабы не переводила — он бы сам уже давно перевёлся и сгнил. А так, она с улыбкой, поскольку с утра проснулась с хорошим настроением, протянула на кончике ножа гостю кусочек адыгейского.       — Уж извиняйте, что я вас с ножа кормлю, вилки все перетаскали.       Мужчина смачно распробовал сыр и задумчиво прикрыл глаза:       — Наверное, чтоб оставить о симпатичной вас память, — говорил он такое ощущение, что на полном серьёзе. По крайней мере не улыбался, это точно. Диана покраснела. Она, конечно, знала с многих точек зрения достаточно мила, по крайней мере экзотична, но когда ей открыто об этом заявляли, резко смущалась. Врождённой генетической мутации была обязана она крайне странного лавандового цвета глазами с длинными закрученными ресницами и сединой в таком раннем возрасте. Может, и было в ней что-то такое привлекательное, но ей самой лично так не казалось. Девчонка и девчонка. Ей бы сыр продавать, как полагается, а не выслушивать заверения брата и покупателей о своей «красоте». — Богатые бизнес-леди страшными не бывают! — тоном, не терпящим возражений, заявлял Вася. — Ты, что, дура малолетняя, серьезно хочешь так оставить, то что принадлежит нам по закону?!       Историю о том, что у их отца бесчестным образом отняли дело всей его жизни, центр «Семь королевств» в центре Москвы она слышала множество раз. Под Васькино: «И мы вернем бизнес себе!» ей оставалось лишь только тяжело вздыхать. Ей в целом было хорошо и здесь, в магазине французских вин и сыров в Твери, под небольшой зарплатой, но зато с бесплатным проживанием у Иллариона Магистрова. До боли было ей обидно знать, что Роберт Багратион шелурством выиграл в преферанс (зная прикуп!) у их отца «Семь королевств», после чего напустив бандитов на всю семью. Историй про убийство старшего брата, его жены, и то, как они сами, с Васькой, единственным из её братьев оставшихся в живых, сначала в детдоме а теперь вынужденны сидеть здесь, окутанные сырным амбре. Но что она, маленькая, может сделать?..       — Пол килограмма, — сказал гость и довольно улыбнулся. Что ему понравилось больше — сыр или его распространительница, Диана решила не думать. Послушно взвесила сыра.       И ничего она не переводит, сыр уже, считай просроченный, а этому вон — понравилось и целых полкило.       С той же улыбкой проводила она его и поправила воротник. Дождь шёл целый день потому пришлось надевать свитер, который по погоде подходил более всего однако смотрелся на стороной фигурке Дианы мешком, поскольку стал от стирки на два с половиной размера больше. Выбросить бы…       — Ага, — Васька тогда посмотрел на неё как на настолько неумное и неспособное мыслить в принципе животное, что даже разговаривать с таким — сродни признаку острого психоза, — на тряпки ещё тебе тратится предлагаешь? Сестрица моя милая, да ты уже оборзела, — ловко она тогда увернулась, когда он запустил вилкой.       Диана утешала себя тем, что они хоть не в детдоме. Как мать умерла, рожая её, Диану, благополучно десятилетнего Ваську Травкина и сестрёнку определили в детский дом, где собственно она, Диана, прожила первые восемь лет собственной жизни. Хорошо, помогли старшему брату оформить над ней опеку, а иначе… она плохо себе представляла, что было бы тогда. И сколь не пыталась — ничего у неё получалось, потому и жаловаться она себе запретила. Живут и живут, работают по крайней мере, поскольку нашелся сердобольный дальний родственник, которому они, брат с сестрой, для каких-то целей понадобились. Администратор Василий Травкин со вздернутым уголком тонкой линии губ стоял, подперев стенку и глядел прямо на неё, Диану. Старший её брат — высокий нервный юноша с такими же как у неё серебристыми волосами, закрывающими уши, и был явно в приподнятом настроении:       — Дени, — изрек он с вдохновлённым видом. — Ты выходишь замуж!       Она в первый момент решила, что это был юмор, которого она в силу возраста не поняла, потом вообще перестала понимать что-либо и лишь выпучила на Васю глаза:       — То есть? — только и сумела выдавить Дени.       — То и есть, моя милая, — сказал брат и небрежно дернул её за косичку. — Чтобы вернуть наш семейный бизнес, необходимы деньги, сестрёнка. И у твоего жениха их достаточно, — улыбка не сулила ничего хорошего, того и гляди ядом брызгаться начнет.       Диана не представляла, что ей думать, что ей говорить и уж тем более как себя вести. Мысль о том, что ее выдают замуж никак не могла улечься в голове девочки, поскольку была ну слишком уж далека от определения «здравая». Диана стояла перед братом и хлопала глазами.       — Т-ты знаешь, сколько мне лет? — голос предательски осип, а сама она словно уменьшилась в росте на целую голову.       У Васьки и на это нашелся ответ:       — Отныне восемнадцать! — и он со взглядом царя Петра при бегстве шведов из-под Полтавы протянул Дени её, как выяснилось, новые документы. Значилось: Диана Травкина — ровно восемнадцать лет.       И она выходит замуж… Её даже не столько интересовало, за кого, сколько…       Глаза Дени закатились и она на подогнувшихся коленях упала в спасительный обморок. Уже за мгновения до того, как и без того бедное её сознание не провалилось в глубину мироздания, где-то в районе левого уха Диана слышала:       — Ничего, ничего, — голос Васьки. — Получу свои деньги, а Кхалов жену, какую там этим дикарям надо — симпатичная и девственница. Заживём в центре Москвы…       — Согласия её вы не спросили, — скорее констатируя, чем вопрошая, говорит Илларион.       — За дебила меня принимаете?! Дианку я, если надо, сотне таким как этот Кхалов отдам, чтоб по кругу пустили. А вообще, в крайнем, поживут года два и разведутся.

***

      — Запихивай!       — Куда? Сюда?! Не боишься?       — Да давай пихай уже!       — Блин, ты встань… тьфу, Даш, может, ну его?       Даша скривилась.       Вещи Климова — кошелёк, ключи, телефон, таблетки от аллергии и от головной боли, мятые бумажки, бутылка чая «липтон» и какая-то дребедень из рюкзака были заботливо перемещены в горшок с пальмой на втором этаже. Сами переносчики стояли с коварными улыбками над опустевшим рюкзаком ночного сторожа, собравшегося после очередной окончившейся смены домой. Дашка занесла пакет с гренками; половина уже успела заплесневеть — но не успела засохнуть, другая же половина была в виде пригодном для метания. В совокупности вариант был идеален.       — Трус! — с интонацией, присущей императору Карлу Великому, сказала Даша. Тринадцатилетний Миша надул губы. Кроме Дашки общаться ему было не с кем и не с чем, потому единственную приятельницу приходилось ценить на вес конфет «Ферерро Роше» и уважать. Пока Интернет не подключат снова, пока ноутбук не отдадут из ремонта и пока кота Крябу, съевшего и одно, и второе не проверят на бешенство.       — Даш, ну те не кажется, что это бред? — лучше б отцу помогал, ну правда.       Несмотря на то, что Мишка был убежденным вегетарианцем, иногда всё-таки приходилось помогать работающему в «Ашане — Вышесаде» мяснику, по совместительству являющемуся каким-то образом биологическим родителем.       — Трус! — повторила Дашка. — Тоже мне, друг называется, — Откуда взяла последнюю фразу?.. — Иди и на шухере стой, раз ты такой трус!       Она, глубоко вздохнув, растянула на пол-лица улыбку и старые, вонючие, покрытой зелёной и мерзкой, как помада Насти Львовой, плесенью гренки суммарным весом в полтора килограмма (весь запас, между прочим!) высыпались прямо к Климову в его опустевший рюкзак. В сочетании грязной чернотой подкладки зеленовато-коричневатые гренки прекрасно гармонировали. А аромат стоял такой, что Соня бы задохнулась от выдаваемого ею же самой «Фу-у-у!!», потому, конечно, интересно, как же отреагирует злосчастный Климов.       Работающий в «Семи королевствах» ночным сторожем, он был чуть ли не богатырского роста, широкоплечий, с жилистыми ручищами, которыми переломить пополам и Дашку, и её несчастного друга можно было бы за один подход. Его справедливо боялись, руководствуясь, в большинстве своем, гулявшими в определённый временной промежуток по ТРЦ слухами, что Климов сидел за убийство. Сидеть-то сидел, это понятно было даже маленькому Ромочке — любителю по вечерам посмотреть «След», что у Климова на костяшках правой руки было выбито «Пёс». Почему пёс никто не знал. Уж Дашка-то точно, ровно как и том, кого он убил и почему сидел. В мебельном магазине «Риверран» продавщицы были абсолютно уверенны, что Пёс задушил во сне полиэтиленовым мешком собственного брата, Рита из магазина «Ашан — Вышесад» рьяно отстаивала свое мнение, являвшее из себя, что Климов зверски убил и расчленил свою жену и её любовника, застав их вместе и обезумев от горя, весь ресторанный дворик был уверен в том, что он никто иной как наемный киллер, а пожилая узбечка, мывшая мужские туалеты, в том, что от сильной руки Климова пали ровно двенадцать человек, принесённых им в жертву Шайтану. Даша Волкова-Старикова не имела даже отдаленного понятия о том, что из этого правда и есть ли она вообще в этих высказываниях, но суть — Пса Климова она не боялась. И летели, брошенные добрейшей детской рукою, плесневелые засохшие гренки, оставляя на нём больши-и-ие пятна. Тоже, убийца называется!..       Убийцы, после Сониного женского фэнтези и Родькиных видеоигр ей представлялись как внушительная трудовая единица, крайне привлекательной наружности, с показателем ловкости как у олимпийского чемпиона по гимнастике и явно как-то связанная с Родькиным журналом, до которого младшей дочери Волковых-Стариковых так и не удалось добраться.       Климов не подходил не по одному параметру. В особенности, что половина его лица, вообще не соответствовала определению слова «лицо» из-за страшного, уродующего ожога, глаз под кривым узором выступающих из-под кожи вен видел каким-то чудом. Пёс это тщетно пытался скрыть под длинными чёрными волосами - длиннее, чем у неё, Дашки.       Где, и как он этот ожог получил?.. Наверное, когда по найму зверски убивал и расчленял полиэтиленовым мешком двенадцать человек, приносимых в жертву журналу «Плэйбой»…       Но Дашка его всё равно не боялась. Чего бояться-то?..       Прямо к ним классически широкими шагами шёл ночной сторож Климов.       Дашку пробрало мелкой дрожью:       — Ну что, что ли побежали?       — Аа-а-а!!! — и оба понеслись со всех ног, поскользили по свежевымытому кафелю. Прочь. Скорее. К эскалатору и спрятаться. — АААА!!! — и ещё быстрее. А внезапно раздавшийся крик «Ах вы сукины дети!!.», из-за чего чуть не выбило все пробки в центре, сильно увеличил мотивацию. Друзья в ногу соскочили с эскалатора и с заноса по полукругу ринулись на следующий. На третий этаж. Пёс Климов через две ступеньки грозился их настигнуть, а что за этим последует — Даша не вдавалась в подробности. Но стоило только запустить в коротко остриженную голову подобную мысль, как услужливое детское воображение предоставило тысячу и один вариант того, что могут с ней сделать, начиная с публичного избиения гренками и заканчивая поочередным отрыванием всех частей тела и запрятывания всего этого в вещи Насти Львовой, воняющие духами. А пока Климов выл благим матом и догонял.       — Даш! Мебель! — и Миша помчался, сверкая грязными подошвами кедов, в мебельный магазин «Риверран». Недолго думая младшая дочка Волковых-Стариковых метнулась следом       — Прячься, ненормальная!!       Как оказалась в выставочном образце дивана «Кейтилин стандарт» она уже не помнила. Она, вся свернувшись как могла в комочек, вдавив голову в плечи и прижав к задней стенке колени, зажмурилась и вдохнула изнутри запах нового матраса. В диване, наверное, не найдут. По крайней мере, Дашка очень на это надеялась.       — Где они, мать твою?!! — Даша с трудом сдержала визг. Ну всё, влипла.       — Вы, че, с ума, что ли сошли? Щас же орать прекратили!       — Где эти чертовы дети?!       — Я вам, гражданин Климов, щас детально это опишу, только не при покупателях!..       — Ой, дядя Дамир!.. Пёс!.. Что случилось?       Соня пришла, что случилось.       — Тебе бы, пташка, со своим голоском лететь, куда летела!.. Не лезь в чужие разговоры!!       Взорвалась лампочка.       — Не сметь кричать на ребёнка!       Взорвалась ещё одна.       — Талькин! — напряженный голос Тимофей Тамерланыча Львова. — Позвольте поинтересоваться, Дамир Харитонович, что за атомная бомбардировка происходит в «Риверране», что ваши крики слышно на шестом этаже?!       — Пускай на седьмом слышат, чтоб я их мамашу!..       Через пять минут у «Риверрана» играла программа «Пусть говорят». В роли Малахова, при каждой паузе вставляя аналог фразы «Берегите себя и своих близких!» выступал прибежавший на стуки в потолок главбух Белышев. На крики прибежало ещё с десяток покупателей под мирными знамёнами Глаши с первого этажа из магазина «Жёлтый кракен. Всё для рыбалки», и узбечка, мывшая мужской туалет. Она с ярким акцентом кричала: «Это всэ ты! И Шайтан!!», Сонины глаза с каждой выкрикиваемой кем бы то ни было фразой становились всё круглее и круглее, грозясь серьёзно выкатиться из орбит к ногам торжествующе воняющего старыми гренками Климова. Упоминания матери сменялись упоминанием процесса зачатия…       Даша начала понимать, что если так громко ругаются взрослые, точно надо бежать, а то ведь и вправду — тут могут водиться вещи и пострашнее сторожа Климова. Она сама, конечно же, ни разу не проверяла (собственно, она ещё не вошла в тот возраст, когда начинают помышлять о самоубийстве), но когда в одном едином действе сочетаются главный бухгалтер, дядя Тима Львов, Соня, Климов и мамин брат дядя Дамир, и они опасно могут все разом броситься на внезапно выскочившую не в тот момент тебя — по коже уже не мурашки, а целые ёжики забегают.       Дашка осторожно приподняла крышку дивана: вход в магазин был забаррикадирован:       — А я вам ещё раз говорю…       — Ай-вай, шайтан!       — Да плевал я на всю вашу бредятину, таких на цепях держать надо и ремнём по ..!       — Когда у вас будут свои дети, тогда, пожалуйста, делитесь вашим опытом, а в данный момент будьте так добры придержать свой язык, если он у вас отделён от мозга.       — Полностью солидарен с Тимофей Тамерланычем.       — Дядя Тима… Пёс… ну пожалуйста, ну не смотрите на меня так…       Чуть не сбив табличку «Диван Кейтилин стандарт. Скидка 42 %», Дашка помчалась к запасному выходу, толкнув продавщицу, оформлявшую вывоз из магазина комода:       — Так, я прямо так возьму, а то потом черта с два соберу… — говорил заказчик. — На газели в Ярославль едем, так что прям вот целиком и…       Она миновала двери «Риверрана» и по коридору побрела к лестнице наверх. Не заметили и хорошо — на неделю, ну, в крайнем, три, предстоит забыть значение слова «гренки» или же просто избрать себе новую жертву — к примеру Тёму Жестянкина с первого этажа. В институт он не ходит вот пускай теперь получит по заслугам за ничего-не-деланье, и за то что вместо получения образования или ухода в армию отцу (и не только своему собственному) да Глаше, сестре своей, на нервы действует. И мордочка у него противная. Да, хорошая идея. Даже очень… А потом его к Боре на пожарную лестницу загнать. С Климовым вместе. И с Настей Львовой. Кто, интересно, громче всех запищит, и кого первым спасать прибегут?..       — Я думаю, что Настю, — подумав, сказал восьмилетний Боря, сидевший на ступеньках между третьим и четвёртым этажами. — Дяде Тиме до крыши бежать ближе. А бегает быстрее всех дядя Дамир, который будет сторожа просить, чтоб ни на кого он не орал… вот. Наверное.       Боря в Дашкиных садистских играх мало принимал участия. Он вообще был ребёнком неконфликтным, в свои восемь лет ни на какую сторону баррикад не становясь и уползая под сурдинку на крышу. Боря любил лазать по крышам — это ж всё равно, что как дракон — ползать на таких здоровенных когтистых лапах, зелёного цвета и на кого не нравится «Рр-р!» говорить. А как рыцарь нехороший, так и шмыг в небо, не достанет — куда ему… Вот и на сей раз он, не хотя лишний раз влезать в столь не хорошее по мнению мамы дело, как мощная атака людских нервов с помощью гренок, Боря просто ушёл по пожарной лестнице на четвёртый этаж… на пятый… ещё выше. Ноги, знай себе, становились ступенька на ступеньку, а руки цеплялись крепко, неся Борю всё вверх и вверх.       Своё занятие он считал полезным. Хотя бы потому, что когда Боря, года через четыре как все подростки захочет умереть, то знание расположения пожарных лестниц и служебных коридоров будет очень кстати. Или если, как говорил Лёлик Трилечкин, вдруг террористы нападаут? а у меня рубашка грязная! А Боря спрячется, а если пугать будут — тоже спрячется.       На бетонной стене помимо пятна от зелёной краски красовалась большая цифра 6 и табличка «Пастароним заход восприщён!» Боря остановился и вдохнул запах свежей краски. Хороший запах. Начальник службы безопасности решил перекрасить стены в коридоре и теперь пахло так, что… Запах — кисловато-прогорклый, терпкий навевал на Борю веселье и радость, что он вплоть до ужина ходил в отличном настроении, вспоминая краску. Хорошая краска с хорошим запахом. А Львовой вот почему-то не нравилось:       — Тьфу! Дань, дышать невозможно! — она закашлялась.       — Я тоже люблю тебя, дорогая сестра, — с улыбкой ответствовал начальник службы безопасности, который по совместительству каким-то непостижимым для Бори образом являлся её братом-близнецом. Второй сын Волковых-Стариковых не думал вообще, что бывают взрослые близнецы, но, тем не менее, когда почти каждый день видишь наглядное подтверждение обратному, сразу начинаешь сомневаться.       Львовы, Настя с Даней, казались совершено чёткими отражениями друг друга: оба высокие, зеленоглазые и песня им подходила - «Натуральный блондин! Он прыгнул в суп совсем один!». Разве, что...       — Ой, — непроизвольно выдал Боря и тут же поспешил зажать рот ручкой. Глаза у него чуть не вывалились: в первую очередь он же не представлял, чем вообще мальчики отличаются от девочек, и уж тем более — откуда берутся дети. Ему это было вообще неинтересно, однако тут его интерес, похоже, никого не волновал. По-видимому, сейчас Боря узнает всё.       Львова, облокотившись на свежевыкрашенную стенку, обняла брата ногами, оцарапав начальнику службы безопасности спину каблуком. Боря сделал себе мысленную пометку никогда не прижимать никого из девочек к стенкам. Ещё и не так поцарапают, а то больно же наверное. Он так и понял, когда Настя ахнула, а Даня выдохнул что-то непонятное. Она обняла его, заскользив руками по спине, норовя, кажется, разорвать ногтями пиджак. Но этого не понадобилось, поскольку Львов сам тут же его снял. Затем рубашку, и Настя - блузку и бусы… Вот здесь Борино воображение дало сбой. Зачем они раздеваются? И ахают?! Может, им просто очень жарко? Лето ведь на дворе… Он продолжал наблюдать из-под потолка, с пожарной лестницы.       — Дань, я тебя люблю, иди сюда!.. — пролепетала Львова, закатив глаза и откинувшись на стену. Наверное, ей плохо от жары, раз Даня тут же стал её целовать и снимать ей юбку. Он что, не знает, что делать при тепловом ударе?! Боря хотел было подойти и помочь, мама всегда его учила, что людям надо помогать, но когда прямо ему в лицо прилетели девчачьи трусы, про помощь он позабыл:       — Уберите это! — крикнул он с лестницы и запустил трусы, воняющие чем-то солёным обратно в агрессора. — Трусами не кидаются! — попытался объяснить внезапно затихшим взрослым близнецам Боря. Настя, распахнув зелёные глазищи, полсекунды взирала на него, а потом…       — Данька-а!! — завизжала она как пожарная сирена, которую Боря с Дашкой однажды включили. — Данька, он нас видел!!! — она тут же зачем-то прижала к себе скомканную блузку.       — Я к маме, — сказал Боря. Кидаются, понимаешь, а он что должен?!       — Даня… — Львова, видимо, от визга охрипла и, став бледной как бумага для черчения, засипела. — Даня, он же всё расскажет…       Даниил Львов, начальник службы безопасности торгового центра, в порванных штанах, пристально посмотрел на Борю:       — Тебе сколько лет? — спросил он.       — Восемь.       Львов смерил его долгим взглядом зелёных глаз, как будто бы это не он, а Боря в него трусами запустил. Нормально так вообще, да?!       Начальник службы безопасности покосился на сестру:       — Чего не сделаешь ради любви.       Борю сильной рукой схватили за шиворот (чуть кофту не порвали, гады) и куда-то понесли. Он попытался извернуться и закричать, позвать родителей, полицию, Климова, гренки, кого-нибудь — но из горла вырвался один какой-то хрип, и его уже тащат дальше. В лицо дунуло холодным воздухом. Скрипнула оконная рама старым стеклопакетом. И когда уже боль в горле стала нестерпимой рука вдруг резко толкнула Борю в грудь. Того отбросило и земля окончательно ушла из-под ног. В ушах свистнуло и вдруг так холодно и… Бдыщь!