Залог успешной торговли в "Семи королевствах"

      — Я не хочу замуж, — сказала Диана.       Слова её остались без ответа. Васька в новом смокинге ушёл инспектировать встречать кортеж, оставив её одну безо всяких надежд быть услышанной. Руки, покрытые синяками пришлось прятать под длинными рукавами белой блузы. Диана очень мёрзла несмотря на тёплую в этот день погоду. Распушенные волосы неприятно лезли в глаза — уж очень ей было непривычно так ходить — всю жизнь же, с косичкой, и сейчас хотела. Но Васька прикрикнул: «Не буди во мне дракона!» и заставил намарафетить прическу. Потому, что так надо. А она, Диана, всю свою жизнь делала так, как надо. А вот что она хотела — не знал, и не хотел знать никто, дескать, чего ты вообще при твоем положении, можешь хотеть?!       Наследный владетель крупного торгового центра, Василий Эрихович Травкин, прислонился к стене и одёрнул воротник.       — Вот получим центр, — сказал с предвкушающей брат, проведя пальцем по её щеке, — тогда и выясним, поняла?       — Я не хочу замуж, — повторила она, сама не замечая, как слёзы бегут из глаз, совершенно нагло портя весь макияж. — Я хочу домой.       — Милая моя сестрёнка, — Васькины глазищи, такие же как у неё фиолетовые, сверкнули, не предвещая ничего хорошего, — знала бы ты, как я хочу домой. Но дом у нас, какая незадача, отняли! И сейчас не время для твоих бурных истерик!       Она помнила, что не время. Слишком хорошо помнила, потому, что слишком плохо заживали синяки на руках и на бёдрах.       — Стой смирно и улыбайся. Улыбайся, тебе сказано! И плечи расправь! Блин… Дени, не буди во мне дракона! — брат тряхнул её за плечо и совершенно наглым образом расстегнул третью пуговицу на блузке — самой красивой, которая нашлась в шкафу. У неё, Дианы, никогда ведь не было дорогих и красивых вещей. Предпочитали за ненадобностью не тратиться. В конце концов с деньгами этого… за кого её хотят отдать замуж? можно будет добраться до дома и…       Она честно думала последние три дня, что же «и», но к разумному выводу не пришла. О Москве и этом заветном центре знала только из рассказов брата Васи, да и то, только примерно. Зато Диана знала одно точно: управлять чем-либо её брат вряд ли сможет, а она сама?..       Тем более. Маленькая ещё…       — Ты оглохла?! Вон они, приехали!       Диана выпрямилась и улыбнулась.       Через порог переступил новоявленный жених: Роста Кахаллов был богатырского — под два метра, плечистый, как качки с плакатов, что она даже бы испугалась. Изподлобья на неё, маленькую и бледную, взирали два черных горящих глаза.       Она сжалась в комок и потупила взгляд. Возникло навязчивое желание, взвизгнуть и забиться под коврик, чтобы подождать там пока они не уйдут.       — Ниче-ниче, — Васька махнул рукой, — эти чурки таких как ты любят и-и… Идиотка, распрями ты плечи, покажи, что у тебя там хоть какие-то сиськи есть! ***       — Уйду в армию и пошло оно всё к.! — Жора Снежкин мерил комнату шагами, сбивая тапочками отца попадавшие под ноги и под раздачу вещи, кои виноваты были лишь только в том, что оказались, видите ли, не там, где ему, Жоре, надо было.       — Байстрюк на депрессняке, — констатировал Родька, почесав затылок, куда больно прилетела полупустая банка с нутеллой. В последней теперь было измазано всё лицо старшего сына Волковых-Стариковых.       Болотов предположил, дескать, запоздалый пубертатный период. Родьке после раздумий, как ответить, пришлось пожать плечами. Отцовский арендатор с «Дредфортом» и кожаными ботинками был, быть может, и прав. Хотя самому ему, Родьке, в это не верилось. Отдалённая часть мозга, отвечающая, по всей видимости, за сантименты, была чётко и абсолютно уверенна в том, что всё из-за тяжелой Жориной жизни. Всё из-за мамы, всё из-за того, что никогда ему ничего не доставалось, что никогда его, может, по-настоящему и не любили.       — Молодой человек, где Эдуард Романович, надо с ним по поводу договоров обсудить.       Пришлось в очередной раз объяснять, что отец с Робертом Степановичем решает относительно повышения цен на аренду и смены охранного предприятия ТРЦ. И сказать, что заместителям председателя совета директоров живётся тяжело — всё равно, что в данной ситуации промолчать. В магазине он почти не появлялся, а как приходил — всё угрюмый, усталый и, как верно подметил Ромочка: «папа хочет уби-иться!». Неудивительно, что Руслан Сергеевич с договорами не мог его застать уже второй день. Родька, который к сожалению, в том числе и к собственному, никак не мог помочь, лишь радовался тому, что бледного и худощавого Руслана Болтова подобными мелочами вывести нереально. Осуществление этого приравнивалось к возможности укусить самого себя за спину. Оно и хорошо, а то в противном случае разбирательства и ссоры по поводу отсутствия Волкова-Старикова легли бы на его, Родиона, плечи.       — …И мать моя.! где! — Жора Снежкин от всей своей байстрюкской души пнул дверь и направился подальше от всего сущего.       — Не возьмут его в армию, он несовершеннолетний, — посетовал Родька. Арендатор вяло кивнул и одарил старшего сына Волковых-Стариковых сочувствующим взглядом белёсо-серых глаз:       — Все такими были, молодой человек, — сказал Руслан Сергеевич. А Родька, невольно содрогнувшись от грохота очередной хлопнувшей за Жорой двери, чётко и твёрдо про себя решил: «Я таким не буду! Никогда! И эмоции это зло!».       Тем не менее и здесь нашлись желающие с ним поспорить:       — Ничего плохого нет в эмоциях, — заверяла его Арина Маркелова — высокая и с гривой чёрных вьющихся волос, девушка. — Их просто надо немножко контролировать. Твой брат этого пока не умеет, у вас возраст такой, так что ты его тоже постарайся понять, и постарайся, может, доказать другим — чтоб они тоже поняли. Рано или поздно обязательно научитесь. И я тебе больше скажу, у мужчин меньше серого вещества, так, что это абсолютно нормально, — здесь она участливо погладила его по руке.       Как ни странно, ей Родька верил. Хоть пока ещё весьма посредственно Маркелова училась на психфаке, заработала репутацию «тыжпсихолог». Людям, конечно, надо поделиться всей правдой, что у них на сердце лежит с кем бы то ни было. Главное — лишь бы слушали да критики поменьше. А то в современном мире чрезвычайно трудно было сыскать кого-либо, кому можно выложить всю подноготную, не опасаясь за то, что обсмеют или чего похуже, на что позволяет изврщённость фантазии. Арина на эту роль подходила идеально. Когда подрабатывающей у отца в тур.фирме менеджером ей, старшей дочке, было нечем заняться — она, по обыденной привычке ярко накрашенная, в декольтированной блузке, скрестив руки под подбородком садилась напротив и слушала. Для разных говорящих имелось различное именуемое ею же самой, Маркеловой, «приятными мелочёвками». К примеру таковые как третья расстёгнутая верхняя пуговица, предложение «Чайку? Кофейку? С конфеткой», перемещение лёгкой женской ручки на плечо или руку или же просто банальная мягкость дивана. После всего Арина приятным бархатистым голосом выдавала одну-две, однако предельно умные и уместные в данных на момент времени ситуациях фразы. И всем отчего-то становилось, ну очень хорошо.       — Ну да, ну да, — передразнила Глаша. — А как мне весь вечер в плечо реветь, что у тя деньжат нету, чтоб я за твою долю за квартиру платила, это да-а… Ты прикинь, братан, она мне пятнадцать штук не хочет возвращать. Так и живем.       — Включи немножко голову и подумай, где я тебе их возьму, — красивая Арина оставалась предельно спокойной.       — …Я уж не говорю про то, что ты мои ноты по битлам выкинула… — Потому что кто-о-о-то у нас прикладывает все усилия к тому, чтоб они выглядели как старьё с дачи. Времён Вещего Олега.       — Интересно, Аринка, а если я реально древнюю летопись времён Вещего Олега откуда-нить припру — ты её тоже выкинешь? — Выкину. Да, а потом такая узнаю — опять рыдать буду, — она улыбнулась, тряхнув чёрными блестящими космами.       — И опять без денег?       — Без денег, — абсолютное подтверждение и опять улыбка. Все споры на том заканчивались.       Хотя, конечно, не переставали удивляться как эти двое умудряются уживаться вместе, снимая студию на двоих. Ответ предельно прост: «Дешевле». После оного всегда следовал вывод, что до кучи самое страшное на свете животное это вовсе не белый медведь и не бегемот, а жаба. Жаба задушила в общей сложности больше половины населения земного шара. И Родьку в том числе, на что он продолжил собственные жалобы. Он, в отличие от собственной же младшей сестры деньги по примеру взрослых (в особенности, что себя Родион Волков-Стариков, безмолвно, за очевидностью, причислял к ним) предпочитал экономить. На утверждения Сони о том, что жить надо на полную и в свое удовольствие, ходить только в дорогих вещах и краситься только дорогой косметикой оставалось только негодовать. Родька пробовал вообразить себя, красящегося дорогой косметикой, но от собственных мыслей ему тут же делалось дурно.       — Когда я красилась в последний раз?.. — Жестянкина серьёзно задумалась, почесав подбородок и убрав в задний карман кусок перееханного столом юэсби шнура.       — В прошлой жизни? — предположила (а вернее абсолютно точно выразила суть) Даша Волкова-Старикова. Арина, красавица, с косметикой или же без, хмыкнула:       — Неряха.       А за такое, между прочим, причиталось. Потому из вазочки на столе, гордо имевшей своё место рядом с визитницей, были тут же утащены три конфеты. Глаз за глаз. Две тут же отправила в рот мелкая, по праву первого мародера, Глаше же перепала одна, зато большая. С орехами, какие лишь в мизерном количестве Бореслав привёз из Швейцарии. За жалобами племяннице на жизнь не пожалел полпачки, от которых сейчас осталась одна единственная заветная конфетка.       — Кто из вас осмелится бросить мне вызов?! — Глаша заговочески оглядела присутствующих и выбросила вперед руку. — Кто готов сразиться за право обладания?!       — Арина, а какими духами ты пользуешься?       В офис на крыльях собственного воображения влетела Соня Волкова-Старикова и, умыкнув у Глаши из-под руки конфету и отправив её в рот, вопросительно посмотрела на Маркелову.       — Крошка моя, — Арина прикусила губы, и мысленно, видимо, зачитала молитву за упокой конфеты, — тебе зачем?       — Сонь, Ефрему пофиг, какие у тебя духи! — воскликнула Дашка, которую таким наглым образом лишили вкусняшки. Ведь кроме того, в десятилетнем мозгу уже созрел коварный план, как можно было бы её заполучить: сначала надлежало укусить за руку Глашу, чтобы она что-нибудь крикнула матом от боли и от неожиданности, — тогда за те три секунды, какие Родька и Арина находились бы в замешательстве, можно было бы заполучить конфету и съесть. Соня пошла не просто на военную хитрость, а даже на подлость.       — Ничего и не пофиг! — возмутилась Соня. Ему не может быть пофиг!       — Ему и на тебя поифиг! Потому, что у него айфон есть!       — Неправда!       — Правда-правда! Ефрем уже скоро трахаться с ним будет!       Глаша прыснула. Всё-таки мысль о том, что из цитат мелкой можно составлять целые сборники стала приходить все чаще. Тем более, что она всегда, как ни странно, говорила по существу.       Арина облизнула губы от нахлынувших не самых приятных воспоминаний. Уж кого-кого, а Ефрема в ТРЦ не любил никто, кроме, как сама она точно знала, Сони. По утверждению Арины, сын владельца центра имел нарциссическое расстройство личности, но до какое там расстройство! Если она не знает — зачем она вообще может об этом говорить? А Дашка… не зря мама говорит, маленькая она, — маленькая она, вырастет — поймёт. Откуда она вообще может знать, что такое любовь?!       С Ефремом Багратионом отношения Сонины складывались хорошо: он хороший парень, и знать она ничего не хочет, и не будет.       А Арина дура со своими расстройствами! У самой у неё расстройство тогда уж! И нарциссическое, и розовое, и колокольчиковое и какое там ещё бывает!       — Не очень представляю, что это, но охотно вам верю, — говорил главный бухгалтер, поправляя полностью испорченный пятном кофе воротник.       — Бедный ребёнок… — вздыхала на это Рита Трилечкина. — Ну, пубертатный период, мы все когда-то такими были.       Кто бы знал… Арина Макелова себя помнила в Ефремовом возрасте, и достаточно хорошо, чтобы анализировать: подобного не позволяла себе ни сама тогдашняя тринадцатилетняя Арина, ни, тем более, родители.       Совершенно невозможный по природе своей подросток шлялся по «Королевствам», не отрывая породистой мордашки от айфона, и беда тому, кто встанет у него на пути. Ничего не видящий перед собой мальчишка с неизменным гаджетом, не видя перед собой ровным счетом ни черта, помимо пресловутого и чрезвычайно дружелюбного интерфейса, врезался в покупателей. Худо приходилось последним, ибо внутренний лев, больной бешенством, немедленно просыпался, поливая всех попавших под раздачу отборным матом и обязательным «Я всё скажу матери». Шляются, видите ли, где их не просят. Сомнения в народной примете, дескать, если дочь похожа на отца, а сын — на мать, — есть ганц гут, перестали в полное её отрицание.       — Если родители вообще ребёнком не занимаются… — главбух Белышев критично разглядывал отражение в зеркале: пол-лица и бородка были залиты кофе, ровно как и безнадёжно теперь испорченный воротник белой рубашки. Смотреть стыдно. — Видите, даже договорить до конца не могу. Страшно даже подумать, что потом будет.       Раз страшно — то не думали. Ефрему думать по его нежному возрасту вообще не рекомендовали:       — Мы все такими были, — мать, Анастасия Львова, за свое детище стояла, и бежала, и даже и скакала, горой аки Евпатий Коловрат против Бату-хана. В качестве последнего перед сим миром представали все, кому не посчастливилось оказаться не в то время и не в том месте, поскольку по праву оно должно принадлежать тринадцатилетнему Багратиону Ефрему, по праву наследного принца.       — Я не очень понимаю причину вашего недовольства, Белышев, — обводя всех убийственным взглядом зелёных глаз, цедила сквозь зубы она, улыбаясь драгоценному сыночку. — Вырастет — обязательно поймёт. Он же ребёнок.       — Нормально такие дети, — Глаша встряхнула татуированной рукой, — достаточно взрослые, чтоб Соню Волкову, за блузку хватать. И Миру Лягушенко, вон, из ресторана. А… или, я поняла: это мы кушать хотим, да? Сисю.       Ответом ей послужило насмешливое хлопанье длинными накрашенными ресницами и классическая, уже ненавистная всем сотрудникам «Королевств» фраза:       — Вот будут у тебя свои дети, тогда и будешь мне что-то говорить.       После чего блондинистая процессия гордо удалялась в администрацию центра.       — Я ей в морду, блин, хочу дать, каждый раз, — Жестянкина сжимала и разжимала кулак. — А потом этому. Явлению.!       Пётр Белышев с достоинством одёрнул воротник. Сегодня золотому дитя было угодно очень облить его, главбуха, кофе и потом со смехом удалиться. В ход шла вторая пачка влажных салфеток, крайне удачно нашедшихся у психолога-консультанта «Королевств». Арина с тяжелым вздохом под свист закипающего чайника уронила голову на руки. Глаша с грохотом поставила на расписание вылетов в Германию кружки, видимо представив, что бьет сейчас ими по голове золотого «онжеребенка». Красный Змей, закрыв дверь кабинета, подвинул ногой стул, уселся, и водрузил на стол чай в пакетиках:       — Как я вас понимаю.       — При теперешнем руководстве давно пора свыкнуться, мои господа. И сделать выводы. Глафир Белогоровна, дайте сахар, будьте так любезны.       — Каком руководстве? — Арина подняла бровь.       — Каком руководстве? — ответил зеркальным жестом бухгалтер и принялся как ни в чём не бывало помешивать чай.       — Ненавижу, блин, детей…       — Эдуард Романыч, садитесь, присоединяйтесь!       Посетили турфирмы «Солнце на копье», после каждого подобного инцидента, сразу и автоматически забывали о витавших ранее разногласиях, чтобы ополчиться, став единым фронтом против общего врага — сына Багратиона.       — Сознание у нас самодержавное, — Белышев попросил ещё кипятка, — так, что ещё не очень известно, к чему всё это приведёт       Что «это» и что «всё» — оставили без ответа.       Собственно, что с них, смертных можно было бы брать?       Ефрем Багратион четко знал, что пока его отец здесь хозяин, никто не посмеет его, ребёнка, пальцем тронуть. С торжествующим видом он шел к эскалатору, следовал вниз. Когда-нибудь всё это обязательно станет его — и тогда-то они попляшут. Все попляшут! И особенно Мизинец и Волковы. А чтобы знали!       Хотя, то, что он ребёнок это мамка загнула. Детям не нужны девушки (они ж тупые!) и они «Игру Престолов» не смотрят.