Когда есть время

      Я люблю соленое, а он сладкое; вокруг меня всегда много народа, а он почти один; в его комнате чисто и убрано, когда у меня полный бардак и хаос; мой почерк крупный, размашистый, у него же мелкий, аккуратный. Но со всем этим можно смириться через какое-то время. Привыкнуть и даже находить в чем-то милым. Корме одного — он пьет черный чай, а я — зеленый.       Это по-настоящему глупо, но это так. На кухне, где все заставлено различными видами чая, и происходят все наши споры. И как бы я не пытался понять (даже, был случай, согласился выпить чашечку), черный чай все еще кажется мне слишком крепким, слишком горьким. Одним словом — противный.       — Давай просто пить кофе? — я разочарованно заглядываю в пустую коробку из-под Lipton.       — Как бы я не хотел, но мы не можем всегда пить кофе. Это вредно, — Юнги достает последний пакетик своей гадости, кладет всего один кубик сахара и полностью заливает кипятком. Меня даже перекосило от всего этого. Бе~       — Ты пьешь его даже чаще, чем чай и говоришь мне, что так вредно? Серьезно?       — Часто, но не постоянно, — он делает глоток обжигающего напитка и меня снова завораживает его кадык.       — Вот я всегда удивляюсь, что именно твое имя на моей руке. Уж очень мы непохожи, — пока мешаю ложкой кjфе, на половину разбавленный молоком, в очередной раз любуюсь ровными, черными буквами «Мин Юнги» на сгибе между кистью и самой рукой. В голове мелькают воспоминания, теплые и нежные. Такие, которые сложно описать словами, да и вообще кому-либо рассказать. Они слишком личные и интимные: первая наша встреча, когда мы оба, стесняясь, растягивали рукава кофт; и первый неуверенный поцелуй, после долгих посиделок наедине, встреч и прикосновений. Все отпечаталось в памяти так же четко, как надпись на коже. Такое невозможно забыть. Да и не хочется.       — Иди ко мне, — парень слегка отодвигается от стола, предоставляя мне возможность сесть к нему на колени. Что я, впрочем, и делаю. А он улыбается так мягко и нежно, как улыбается только мне, обнимает за талию осторожно, словно опасается навредить.       Юнги долго не раздумывает и целует. Немного властно, с нажимом, ставит себя чуть выше, тем самым показывая, кто тут главный. Он больше не держит в руках хрустальную куклу, прижимает к себе сильнее. От такого напора моя нижняя губа вскоре начинает приятно болеть, а щеки быстро покрываться румянцем. Я сдаюсь сразу (хоть и хотелось немного пообижаться и показать характер), отдаюсь без остатка. Что можно сделать, если мы предназначены друг для друга? Против природы не попрешь. Тем более, когда каждое прикосновение, каждые ласки отдаются двойным удовольствием. И я чувствую его любовь — она растекается от простых черных букв по всему телу, делая их особенными.       Наконец, Мин отстраняется, продолжая размеренно поглаживать меня по спине. Горьковатый привкус черного чая остается на языке, ничуть не портя ощущения. Скорее даже украшает поцелуй подобно вишенке на верхушке сладкого торта. Может быть, он не так плох? И чего это я начал, в самом деле? Ведь мой Юнги без этого гадкого черного чая совсем не Юнги.       — Тэхён понял свою ошибку. Тэхён примет любое наказание, — задорно поерзав на коленях парня, обхватываю его тонкую шею. Кожа такая бледная, гладкая, аристократическая. И на ней всегда будут только мои поцелуи, только мои укусы и только мои царапины. Ничьи больше.       — Какой хороший мальчик, — наш спор забыт уже давно, чай с кофе остались остывать, а мы решили переместиться в комнату. — Ты только что говорил о себе в третьем лице? Вот же дурачок.