***
Зал наполнял смех, вскрикивания, громкие искренние поздравления. Как никогда, сегодня в мюзик-холле народу хватало. «Крылатое солнце» собрало различный контингент и приятно ожидало начала рождественской премьеры. И вот, как и в настоящих театрах, по залу пробежал нарядный мальчик в фиолетовом кафтане с вышивками – Джоске, размахивая блестящим колокольчиком, оповещал начало представления. Он выбежал на край сцены, поклонился и прозвенел еще раз. Свет на сцене приглушили. Люди отошли от бара, сели на свои места. Но не все. Сегодня стулья были расставлены иначе, отделены от столов, сдвинутых к правому от двери краю, рядом с игральным столом братьев Д`Арби, где его накрывали блюдами самого праздничного вида. Каждый стул в рядах в центре холла пронумеровали гуашью. Эту краску найти стало в последнее время почти невозможно, но Цезарь просил не щадить ее и сделать все как можно лучше. Второй звонок звучал из рук Окуясу Ниджимуры – мальчика в черном кафтане с золотыми полосками, который усердно пронесся среди народа и завернул в гримерные. Это подтолкнуло людей вернуться из коридоров, куда их попросили выходить курить, отклеиться от выпивки, сегодня включенной в стоимость билета, и занять место. Последний звонок от мальчишки в нежно-зеленом одеянии магическим образом явил к нужному стулу даже опоздавших, румяных и морозных людей с улицы. Коичи − друг первых ребят, который также принимает участие в постановке, хоть и в холл прежде заходил только в гости. В зале погас свет, но в центр сцены ударил белый луч от софита. В него вышел Джотаро, не менее нарядный, несмотря на то, что он лишь играет для этой постановки. Он поклонился, и голос Цезаря его представил. − Damen und Herren*, − обратился он к публике из темноты. – Для вас сыграет Джотаро Куджо и замечательный оркестр «Крылатого солнца». Свет погас. Вышел Цезарь. Снова бело-золотистый луч, осветивший, на сей раз, его. Первым делом он взглянул в тень кулис, куда специально вышел поглазеть Джозеф, − принц и Щелкунчик. Цезарь знал, что тому безумно нравится его образ – лиловый кафтан, роскошная серебристая рубаха с жабо. Цезарь решил сиять основательно – уложил волосы, украсил их стразами и стекляриусом*. Многие в этом зале вспомнят, что у Дроссельмейера был хрустальный парик, к чему и была эта отсылка. Родимые пятна на щеках Цезарь намазал клейкой массой и плотно усыпал блестками в тон своему наряду, переливающемуся за счет атласа желтовато-золотистым. И вот публика замерла, глядя на него. − Ну, а я… Я всего лишь Дроссельмейер, крестный двух ребят, Марихен и Фрица. Я не буду приукрашивать и врать в нашей рождественской сказке, но верить мне или нет – решайте сами. Все началось с того, что я подготовил детям подарки, — за Цезарем в легком свете Окуясу и Джоске вынесли подарки к рождественской ели, стоящей на сцене, и исчезли в кулисах. — Что было дальше − долгая история, но мы ее расскажем. Только тсс, это тайна…***
Марихен – Нориаки Какеин. Фриц – Джоске Джостар (приемный сын Джозефа Джостара). Мальчишки – Коичи Хиросе и Окуясу Ниджимура (приемный сын Джозефа Джостара). Миловидный парень с яркими рыжими волосами спустился по парадной лестнице в зал, из которого вела дверь в гостиную. Недавно проснувшись, Марихен еще не облачился в свои великолепные наряды, подготовленные специально на Рождество, а лишь поправлял свои коричневые брюки, свободные к щиколоткам, и спешил застегнуть все пуговицы просторной белой рубахи, не соответствующей по размеру молодому господину. У двери он застал младшего брата и его друзей, мальчишек того же возраста, что и он сам. В отличии от Марихен, Фриц и два его товарища уже красовались дорого украшенными кафтанами. − Что вы делаете? – Марихен остановился возле них и строго посмотрел с высоты своего роста на детей. − А разве не ясно? Я хочу узнать, как наряжена ель, и какие там подарки! – Фриц обернулся с хитрой улыбкой. Это мальчик десяти лет, темненький и синеглазый. Марихен постоял с минуту и подумал над этим. Три пары глаз внимательно следили за ним, но потом он вскинул палец и сказал: − Тогда нужно это делать более умело! – парень поднял младшего брата и поднес к стеклянной вставке над дверью, через которую можно было увидеть все, что происходит в гостиной. − Еще ничего не видно! Пусто, но ель − очень красивая! − Марихен, Фриц, ребята, идите завтракать! – позвал добрый голос их матери.***
После всех вечерних празднеств и долгожданного дарения подарков Марихен расположился в кресле, наблюдая за уходящими гостями, и держал в руке подарок Дроссельмейера. Друг семьи, как известно, часовщик, всегда дарил необычные подарки, а этот вовсе не был таковым. В каждом доме есть похожий человечек или хотя бы приспособление, чтобы измельчать орехи – юноша получил на Рождество Щелкунчика. Дроссельмейер вальяжно подошел к нему. Видимо, еще не прибыла его карета. − Я выбрал этот подарок не случайно. Нравится ли тебе, Марихен? Марихен посмотрел в зеленые глаза над ним и с улыбкой кивнул. − Фриц колол им орехи, чтобы меня позлить, и сломал ему зуб, значит, и орехи он колоть не создан. Для чего вы подарили мне такой подарок? Что он значит? Для чего он мне? − У него есть своя запутанная история, но скоро ты и сам все поймешь, − он провел ладонью в белой перчатке по стеклянным светлым волосам и удалился прочь, оставляя Марихен в пустеющем доме. Даже родители уехали куда-то. Марихен знал, брат и его друзья, скорее всего, спят, да и ему уже, кажется, пора. Все игрушки уже стоят в стеклянном шкафу, и там же место Щелкунчику. Марихен встал и потянулся, сонно зевнув. На нем зашуршал праздничный костюм, украшенный по последнему писку моды, но, несмотря на всю красоту одежды, хотелось ее поскорее снять. − Эх, Щелкунчик, даже без зуба ты в меру милый, − Марихен вздохнул и поставил поломанную игрушку в шкаф. Рядом стояли другие куклы и солдатики, храбрые оловянные воины, и их верные скакуны. Все, с чем играл юноша долгие годы детства. Сейчас взросление больно ударило по груди, но, знаете, он еще раз посмотрел на израненного орехами брата Щелкунчика. – Нельзя тебя так оставлять, ты ни в чем не виноват. Марихен коснулся Щелкунчика в его красном мундире с короткими нелепыми ножками и снял свое праздничное жабо, надевая явно великоватый аксессуар на куклу. Получилось большое крепленое одеяло, в которое он с нежностью закутал больного. Если это и был последний визит Марихен к шкафу со стеклянными игрушками, то пускай Щелкунчик запомнит взрослеющего хозяина добрым и заботливым. Пришлось слегка потеснить Клару – старую красивую куклу, которая досталась сыну от матери. Странный подарок для мальчишки, но Марихен ее ценил. − Вот так, − подытожил он и начал закрывать шкаф, как вдруг раздался скрип и шорох. Часы в дальнем углу комнаты забили двенадцать, и изо всех щелей побежали крысы… Марихен, даже не в силах закричать, с ужасом замер, глядя, как все игрушки оживают, чтобы дать бой полчищам крыс!***
Марихен – Какеин Нориаки. Мышиный король – Дио Брандо. Картинки минувшего сражения будоражили дух и заставляли кровь бурлить. Марихен буквально попал в новый мир, таинственный и неизведанный. Опасность здесь представляли крысы, утащившие в полночь его в темные дали. Он не знал, как стал размером с мышь, и не знал, что его ждет дальше – игрушки, ожившие для его защиты, раненные и живые, остались где-то позади и так же его беспокоили, но гораздо больше его волновала собственная судьба. Долго Марихен вели по коридорам-норам, а сердце в груди пылало в ожидании конца пути. Впереди него бежали крысы, и за ним бежали мыши, а одна из них даже держала его руки за спиной, чтобы Марихен не смел и думать о возможном побеге. Наконец его вывели в залу и бросили на колени перед темным троном из старого спичечного коробка и другого спичечного коробка поновее. Это были коробки древесных спичек, крупные и подходящие для сидящей мыши – Мышиного короля. Этот злодей выглядел так: стан его был одет в темную шубу из шкур собратьев, а лицо человека с бледной кожей было искажено неподдельной злобой с примесью удовольствия от заполученной добычи. − Так-так-так, кто это у нас здесь? Малыш Марихен? Лучший сын семьи и любитель позвать мамочку, чтобы та поставила мышеловку под кроватью, да? – вскрикнул этот странный зверь и встал, отчего золотистые волосы под короной блеснули. В отличие от поржавевшего металла на его голове, волосы переливались всеми оттенками драгоценного металла. – И я помню, как однажды ты взял и сам насыпал крысиный яд в уголок прихожей. Думаешь, раз вымахал, можешь мне противостоять? − Кто ты вообще? – все, что смог выдать Марихен в ответ. Он нахмурил брови, его фиалковые глаза прищурились, чтобы попытаться лучше рассмотреть зверя в легком полумраке. − Я Мышиный король, встань же на колени передо мной! – он решительно вытянул из-под шубы из крысиного меха блеснувшую саблю и ткнул самый ее кончик в грудь Марихен. Сердце парня затрепетало, ведь он испугался, что больше не увидит белый свет. Но отец его учил, что в такие моменты надо не паниковать, а наоборот – спокойно оборачивать ситуацию в свои руки. − Что с моими игрушечными друзьями? Где Щелкунчик, тот, что порубил больше крыс, чем кто-либо еще? − Молчать! – уж слишком нервным и несдержанным был король, − он отбросил саблю и отвесил молодому Марихену пощечину. Наш герой хоть и качнулся, схватившись за покрасневшую щеку, но не упал, храбро держась на ногах. Тяжелая бледная рука человека под кучей крысиных шкур схватила его тонкий подбородок и сжала. – Ты думаешь, что смеешь перечить мне? Ты – всего лишь человек, ставший таким крошечным и слабым… Ты ничего мне не сделаешь. Новый удар сбил Марихена с ног, и парень зло посмотрел на своего пленителя. Король и на этом не остановился, через мгновение присев рядом. Все это время он выглядел задумчивым, и теперь какая-то идея пронзила его коронованную голову. − Не хочешь преклониться? Хорошо. Убивать тебя жалко, хороша мордашка, пусть и без крысьего носа да усов. Только сейчас Марихен заметил черный кончик его носа и ровные усики из щек. Стало бесконечно мерзко, но он решил дослушать. − Я сделаю тебя своим супругом! Все крысы рассмеялись, а злобные глаза краснощекого Марихена зажглись уже страхом. Какой кошмар! За крысу! За Мышиного короля! Вот он снова поднят, вот стоит возле этого ничтожества и терпит пытку поцелуем. Это первый его поцелуй! И украден чудовищем… − Бросить его в темницу к фее до свадьбы! – прозвучал громогласный приказ короля… Крысы и мыши смеялись, утаскивая его.***
Марихен – Какеин Нориаки. Фея Драже – Рохан Кишибе. Оба плененных кандидата на роль женихов Мышиного короля не нашли иного выхода, как проститься со свободой в танце. И хотя Марихен верил, что его друзья-игрушки и Щелкунчик спасут его и его нового товарища-фею, но делать было больше нечего. Фея Драже вручил ему пару поношенных пуант, и Марихен надел их. Он не помнил ни одного дня в жизни, связанного с балетом настолько, что и сам он сумел бы исполнить пару па. Несмотря на это, Марихен, только встав на ноги, легко закрутился в танце. Неизвестно, чары ли это феи или бурная фантазия юношей примерно одинакового возраста, но стены клетки словно отступили, и пред ними возник дивный сад. Заиграла музыка, белый неприметный комплект одежды феи, состоящий из брюк и свободной рубашки, превратился вмиг в вещи более изящные и опрятные, а одежда Марихен в наряд настоящего омеги-балеруна. Они красиво вышагивали, и юноша чувствовал себя в безопасности, счастливым и парящим в облаках кристальной пыли, а сам пол магического сада стал стеклом над прекрасным миром. Но, конечно, ничто хорошее не вечно. Музыка резко прекратилась, а все вокруг них разбилось на осколки – красивого прыжка не произошло, и Марихен оступился об пол их тюремной камеры. Толстая крыса долбила по решетке какой-то жестянкой, призывая к порядку. − Никогда нам отсюда не выбраться, − фея похлопал ладонь об ладонь, и Марихен с печалью посмотрел, как разлетаются искры волшебства. − Ничего, нас не дадут в обиду. Я уверен. Щелкунчик уже рядом… Я ни за что не стану мужем этого отродья.***
Марихен – Нориаки Какеин. Мышиный король – Дио Брандо. Кукла Клара – Леон Аббакио. Кукла факира – Абдул Мохаммед. Рыцарь – Жан-Пьер Польнарефф. Фея Драже – Рохан Кишибе. Марихен так и застыл в свадебном одеянии из белых шкурок красноглазых мышей, которые сами лично выскочили из своих одежд, чтобы сделать это нечто. Он не понимал, что происходит вокруг, но… Кажется, крысиная крепость пала под натиском игрушек! Куклы и заводные человечки, солдатики и фигурки – все они двинулись в бой! Всюду стоял шум, гам, летели клочки крысиного меха. Марихен сорвался с места, пробираясь через эту толпу к мелькающему вдалеке мундиру. Он знал, что там Щелкунчик, кукла для уничтожения скорлупы, которая повела за собой всю игрушечную армию дома Марихен ради его спасения! Марихен обязан ему помочь! Дорогу преградили крысы. Они угрожающе оскалили свои жёлтые резцы, но тут же их поразила серебристая шпага-игла и яркое пламя. Марихен открыл глаза. Трое его верных товарищей стояли возле – он вспомнил, как бережно играл с этими старыми куклами в детстве. Факир стоял, сложа руки на груди, а кукла-рыцарь протирал от бутафорской крови свой меч. Кукла Клара снимала с Марихен наряд для свадьбы. − Возьми, малыш! – сказал господин Французский рыцарь и протянул Марихен шпагу. − А как же вы? − взволнованно понимал Марихен, что они посреди густого сражения не на жизнь, а на смерть! − Мы справимся, беги, мальчик. Ты нужен Щелкунчику! Марихен помчался дальше – вес наряда ему больше не мешал, и теперь он, в рваной праздничной рубашке с Рождества и брюках, несся на помощь к Щелкунчику. А Щелкунчик – не особо поворотливая игрушка, отражал натиск блондинистого мышиного короля. Огромная черная туша навалилась на храброго солдата. Один на один с королем грызунов Щелкунчик отбивался, но крысу удалось выбить его оружие. Марихен вскрикнул: − Хватай, Щелкунчик! – шпага прорезала воздух и, красиво перевернувшись в полете, влетела рукоятью в деревянную ладонь Щелкунчика. Он совершил единственное движение, и раздался писк. Король мышей затрепетал, задрожал и взорвался на клочки, когда его сердце пронзил металл. Корона упала на пол и, забренчав, долго еще крутилась вокруг своей оси. Мышиный король превратился в клочки его шерсти, опавшие рядом с Щелкунчиком. Все мыши, все! Все до единой! Запищали, покинули «тонущий корабль», как им и подобает, а игрушки, раненные и здоровые, стеклись к месту финального сражения, овациями и хлопками поддерживая нового героя всего мира игрушек их дома — Марихен. И сам Марихен не сдержал улыбки, не скрывая напросившихся слез, и растерянно бросился к Щелкунчику. Юноша помог ему подняться. − Я знал, что ты меня не оставишь! Ты и вы все, − повернулся он ко всем знакомым игрушкам и даже фее Драже. – Мои герои! Я благодарен вам за этот подвиг, спасибо… Принц поднялся, пошатываясь, а Марихен не сдержался и поцеловал его деревянный рот, выкрикивая: — Я люблю тебя, Щелкунчик! Неожиданно он замер, и Марихен вскрикнул, помещение озарила яркая вспышка, и на месте деревянного уродца возник самый настоящий принц, но уже не из полена. У него были глаза цвета моря, их украшали рядком пышные ресницы, а темные волосы топорщились в забавном беспорядке. Их губы слились вновь, и все закричали «Гиб-гиб! Ура!», а затем… А затем милый, очаровательный и храбрый принц встал на одно колено перед Марихеном. — Марихен, милый мой Марихен! Ты снял своей любовью с меня заклятие! Прошу, стань моим мужем и принцем! Я люблю тебя! И только Марихен открыл рот, чтобы сказать «да», как вдруг ощутил, что мир уходит из-под ног и…***
Марихен открыл глаза и протер их, отбрасывая свое одеяло прочь. Судорожно осмотревшись, мальчишка понял, что находится в своей неигрушечной комнате и среди своих неигрушечных вещей! Все до единого вокруг Марихена принадлежало ему самому. Но как же так! Волшебные балетные танцы, песни и сияние сладкого мира, а затем пленение крысами… И… И… Невозможно! Марихен сбежал прямо в ночной рубахе и пижамных штанах из спальни в гостиную, но там все оставалось прекрасным и волшебным, как и вчера после праздника. Тогда Марихен понесся на кухню, где уже снова сидел Дроссельмейер и завтракал с родителями Марихен. — Папа, мама! — вскрикнул Марихен, прижимая к груди руки. — Где же мой Щелкунчик? — Как же где? — глава семейства вскинул брови. — В шкафу, где ты его и оставил. — Но нет же, ночью мы путешествовали и сражались с крысами, он был заколдованным принцем, и мы… — Что за вздор, — мать покачала головой. — Бедняжка Марихен, он видно получил сотрясение головы, раз мы нашли его лежащим у ели! — Видно, что так, — кивнул отец. Марихен в сердцах притопнул и ринулся к шкафу, вынимая Щелкунчика, а затем плюхнулся в кресло. — Мой любимый принц, никто не верит, что это были вы, что вы меня спасли. И что вы реальны… — Марихен наклонился и поцеловал деревянный лоб, прижимая к себе игрушку. Утонув в своем горе не понимающей семьи, он не заметил, как Дроссельмейер подошел к креслу. — Знаете, Марихен, некоторые сны такие правдоподобные, что грех в них не верить. Я считаю, что в мире снов — все возможно, даже если сон становится частью действительного мира, нашей жизни, и мы сами часть его истории. Не огорчайся, Марихен. Возможно, не все так просто… Раздался стук в парадные двери, и оба повернули голову к ним. Дроссельмейер учтиво кивнул. — Прости, Марихен, но, похоже, прибыл сын одного моего знакомого, но я бы очень хотел вас познакомить, — мужчина протянул Марихену руку. — Хорошо, я не против, — еще раз с болью посмотрев на куклу со сломанным зубом и потрепанным видом, Марихен убрал любимого Щелкунчика в шкаф и пошел к зашедшему человеку вместе с Дроссельмейером, а когда протер глаза от недавних редких слез… Посмотрел на незнакомца… Марихен застыл, обомлев и понимая, что перед ним самый красивый юноша на всем белом свете. Он был высок, статен, облачен в красный мундир и смотрел на него красивейшими аквамариновыми глазами, точно как море! Его ладони держали коробочку с розовой лентой, и он ослепительно улыбался Марихену пухлыми губами. Марихен испытал романтическое волнение, и его взгляд стеснительно отвлекся от лица красивого принца… Образ его был поразительно знаком Марихену. — Мы нигде не встречались прежде? — неожиданно спросил он. — Сомневаюсь, вряд ли! — Марихен снова на него взглянул, краснея. — Как жаль… — Но я нахожу вас мне знакомым, — Марихен с улыбкой посмотрел, как юноша проводит по каштановым волосам и протягивает другой рукой ему коробку под одобрительным взглядом Дроссельмейера. — Как я рад, что так! Я также слышал, что вы раньше имели страсть к балету! Не сочтете ли такой подарок за грубость? Я уж очень хотел взглянуть. Марихен распустил ленты и открыл коробочку. Там, внутри, находилась сияющая пара новеньких пуант, внешне — тютелька в тютельку под размер Марихена. Он растерянно улыбнулся шире и кивнул, давая согласие на танец. На один. На второй. И на любой дальнейший. Уже вечером они крутились в победоносном танце, офицер Джозеф подбрасывал его под самый потолок, а красивые прыжки Марихена западали всем гостям нового открытого вечера в самую душу. «Красивая пара!» — шептались они! Чудесный вечер, украшенный двумя глубоко влюбленными людьми… А Щелкунчик каким-то чудесным образом исчез из шкафа.***
Когда все потухло, на сцену снова вышел Дроссельмейер со свечой, постукивая каблуками своих дроссельмейерских туфель. — Как и в любой сказке, они жили долго и счастливо. Верить или не верить, как я уже говорил, дело ваше, но скажу честно — когда веришь в волшебство и добрую магию, никакое существо не подберется к вам и вашим любимым. Любите, даже если перед вами кусок дерева или неброская игрушка. Любите. И будут любить вас. Рождество — прекрасный повод наградить теплом и любовью близких. И тогда даже самая серая жизнь — станет сказкой. Дроссельмейер задул свечу, погружая все в темноту под мощные овации. Когда свет снова зажегся, артисты вышли на поклон, а Цезарь осматривал из центра сцены всех присутствующих. Его душа ликовала от гордости и радости, все было идеальным, все было совершенным. Он видел по радостным лицам, что люди счастливы, и им понравилось шоу! Выступление запомнится жителям городка надолго! Для него Цезарю пришлось отключить крупный сектор города (конечно, не собственноручно и с должным разрешением от власти) от электропитания, чтобы вся мощность сосредоточилась на ярких софитах! А сколько денег и волшебства было потрачено на костюмы! Главные звезды и второстепенные — все до единого человека в мюзик-холле сегодня сияли! И душа Цезаря сияла тысячью рождественских звезд под звуки аплодисментов и смеха, а также выкриков «Браво!». Он повернул голову. Рядом стоял Джозеф и улыбался ему солнечно и ярко, как никогда. Цезарь поймал себя на дурацкой мысли, что хочет поцеловать его. Такого блестящего от грима и ламп. Но Цезарь отвернулся, вскинув руки перед залом, готовый принимать больше симпатий зрителей, наполнивших холл под завязку. Что может быть для его хозяина лучше?