Шоу начнется здесь и сейчас.
__
3 февраля 1939 год. Скоро будет вечереть.
В один из дней, когда репетиции не проводились, как и предвидели многие, за одним из деревянных круглых столов в зале мюзик-холла «Крылатое солнце» расположился очень колоритный юноша с кучей старых банок несмываемой дождем и снегом краски, плакатным рулоном, парочкой загрубевших, но еще живых кистей. Он забрался для удобства коленями на стул и стоял в очень интересной позиции, пока мимо то и дело шныряли Джоске и Окуясу, невинно насвистывая и старательно вальсируя со швабрами, словно вспоминая танцы из «Щелкунчика». Конечно, драные короткие шорты, которые Рохан натягивал на упругие ягодицы поверх черных чулок на подтяжках, нельзя было оставить незамеченными. Рохан Кишибе всегда мечтал стать художником, а не просто трясти своей задницей перед сотней глаз. Он прекрасно понимал и отдавал отчет, что позволял себе временами вольности, а иногда и вовсе становился падшим омегой на какую-то жалкую ночь, чтобы просто подзаработать. Это совсем не те ценности, которые прививали ему с детства, но что поделать? Художник-плакатист из него мог бы выйти отменный, но он никогда не мог позволить себе учиться рисованию всерьез, поэтому все что Рохан имел и из себя представлял — собственноручно развитый врожденный талант к чувству цвета и передачи фантазий в цветные картинки. Он не обращал внимания ни на что, лишь слегка напевая какую-то мелодию с их репетиций и выступлений, которая постоянно то и дело застревала в голове. Не обращал внимания на то, как легкая полупрозрачная блузочка с омежьим нижним бельем жюнесской* по законам физики отстранялась от тела в таком горизонтальном расположении спины и оголяла втянутый живот. Не обращал внимания на мальчишку, который постоянно выворачивает шею, как бы не старался этого не делать. Рохан просто щурится, выводит красивые картинки для будущей премьеры и иногда высовывает язычок. Джоске отбросил швабру, закончив с приготовлением к вечеру, и похлопал ладони друг об друга, будто это сделает их чище. Возле стойки братьев Д`Арби сидели Окуясу, который уже закончил с уборкой (потому что попа Рохана его не интересовала), и его брат Кейчо Ниджимура. Он уже прилично прожил с мальчишками и скоро должен был уехать, а пока Цезарь все еще позволял ему остаться и даже немного подработать — мелкая помощь, ручной труд и охрана в зале. Это никогда не лишнее. Обреченный вздох выдал в Джоске крайнюю степень озабоченности, а затем мальчишка забрался на высокий полубарный стул приставленный к стойке, за которой располагался целый азартный рай. Как Джоске считал, настоящие игры джентльменов происходили именно так. — Что не так, шкет? — по-братски обратился Кейчо, чинивший один из качающихся стульев с молотком в руке, а Джоске уже за месяц абсолютно к этому привыкший, принялся теребить оставленную вчера ночью фишку на столе. На днях холл закроют для большого приготовления, поэтому нужно убираться, но сейчас никакого настроения не осталось, поэтому голубые глаза мальчика побежали по поверхности фишки, так напоминающей карамельный леденец с чередованием клубничных и молочных завитков. Отвечать тоже не захотелось, но всегда чуть хриплый Оку тихо, неуверенно, но прекрасно зная Джоске, озвучил свое предположение: — Просто Джоске очень нравится Р… Мистер Кишибе. Это тот, помнишь? — А, что рисует? Ну еще бы не понравился, — парень с торчащими вверх волосами криво улыбнулся, но без тени грязи или насмешки. Ни над Роханом, ни над малышом Джоске. И все же… — Танцует — потрясающе, а фигурка, м-м, эта талия, этот… — Ну перестаньте! — вспыхнул Джоске, поддавшись провокации и Кейчо над ним добродушно посмеялся. Затем все на минуту замолчали, обмозговывая то, что Рохан и правда ужасно красивый юноша. Наконец, Джоске почувствовал, что если он не хочет, чтобы Рохан так и остался пределом мечтаний какого то малявки, он должен хоть немного начать действовать. Все же ему уже не восемь, они могли хотя бы общаться! Да ровесники Рохана еще учились с Джоске в одной школе! Ну и плевать, что на пару тройку классов выше, сейчас, он читал, в Германии и в шестнадцать бы поженили… Осталось то? Раз плюнуть! — Кейчо, а как понравится мальчику, который очень красивый и взрослый. Кейчо вогнал в древесину очередной гвоздь для пущей уверенности и перевернул стул на все четыре ножки, задумчиво поджимая и разжимая губы. Окуясу, сидящий возле на полу, с диким восторгом и ожиданием уставился на брата, притихнув еще больше. — Что ж, — спустя минуту вернулся к разговору Кейчо. — Для начала, ты должен показать, что ты уже не ребенок. Подкати к нему. — Подкатить? — Джоске вскинул брови. — Ну, да. Подкатить. — ПОДКАТИТЬ? — Не ори, он услышит. Покажи, что ты уже не такой мелкий, что тебе интересны всякие такие вещи, что ты хотел бы, чтобы он воспринимал тебя серьезно. Давай, пока мы тут почти одни. Сходи, одень что-то более взрослое и позаигрывай с ним. Ну, типа… — Да, я знаю! Знаю! — Джоске нахохлился, скрестив руки на груди. Да, ему всего-то ничего, но он уже все равно не младенец, слышал и видел всякое в жизни, как и Цезарь с Джозефом и … Да неважно! Щеки моментально разгорелись, но тут слово мужика и решительность его целей — закон. Джоске спрыгнул со стула, отбросив горящую от его пальцев фишку, и убежал к себе в комнату. Рохан опустил кисть в очередной раз в стеклянную полулитровую банку с чистой водой. Точнее, такой, которой она должна быть, но из-за смеси с другими красками, она уже давно начала приобретать сероватый оттенок. Неожиданно, взгляд заметил вместо цветных разводов на поверхности воды, кольцами расходяшихся от кисти, полуразмытую фигуру за банкой. Когда взгляд полностью сфокусировался и уже банка расплылась, а внимание собралось на Джоске, Рохан в удивлении моргнул, замерев. Что это еще такое? Мальчишка стоял перед столом в кепке-берете Джозефа, в котором он ходил пару лет назад и изредка сейчас, в широченном черном бушлате, который очевидно купили на будущее и вырост, а не чтобы Джоске в нем тонул. Нелепо торчал вверх воротник, подбитый сукном и из-под козырька вырывались неприлично для благовоспитанных школьников в Германии, волосы. И, пожалуй, самое смешное — углем подрисованные слегка, будто там правда что-то намечается, усы. Кляксы под носом легли грязной тенью, но Рохан сдержался всеми силами от того, чтобы не заржать. Да, по-конски, именно так. Обязательно посмеются, но сейчас он захотел посмотреть, что будет дальше, отложил кисть и аккуратно сел. — Че… Чего это ты, Джоске? — Рохан поинтересовался робко, снова моргая и прослеживая, как Джоске вальяжно, словно пытаясь казаться выше, прогулялся до стула. Он зашел чуть назад, заставив Рохана повернуть заинтересованно голову. Только захватив весь его интерес, Джоске тоже обернулся и хмыкнул. — М-м. Ты сегодня чертовски красив, детка. Это. Вышло изо рта Джоске. Рохан снова сжал до боли губы, понимая, что это до безумия нелепо — он еще и пытался делать голос ниже, тверже, сильнее. Внутри уже все дрожало, а от слов, которые сказал мальчик, и вовсе воспылал на щеках румянец. От чего же так сильно все зажглось, это же просто идиотские игры! Вот здесь Рохан и не сдержался — расхохотался так, что задрожали стекла, где только можно и эхо прокатилось по всему залу. Он откинулся на спинку стула, затем согнулся ко столу не боясь запачкаться краской, когда с головы слетели длинные пряди темных волос. Вереща и попискивая, Рохан сжал живот руками, затопав ногами в аккуратных ботиночках из кожи типа «челси» с небольшими, но бойкими каблучками, от чего милый стук прозвучал в ритм с его смехом. Настоящее безумие! — Это просто ужасно, Джоске. Но Джоске не сдался, давая ему возможность просмеяться, а затем оперся на стол спиной и локтями, не касаясь листов и красок, словно подпирает стену на углу подворотни, чтобы соблазнить омегу всей его жизни. В принципе, так оно и было. Теперь он взрослый. Он лучший. Снова, четко и отмерено, Мужчина, произнес: — Я знаю, у меня чудесный юмор, но позволь пригласить тебя на свидание, красотка. Боже! Он с таким серьезным видом это произносил, что Рохан снова не сдержался и посмеялся, просто качая головой и в ужасе прижимая ладони в ярких пятнах от краски к лицу. Он уже весь горел алым заревом, честно! Это просто невыносимо. — Перестань! Умоляю! Это ужасно! — Рохан чувствовал, как легкие сворачиваются в калачик, как прыгает его завтрак и обед из одного бутерброда внутри кишечника. Рохана тошнило и слезы уже подступали к глазам. Минута, две, все же Джоске не выдержал — расстроено пискнул, бросил на пол шапку Джозефа и отлетел к соседнему к столу, где спиной к Рохану плюхнулся на стул и уронил громко голову на полированную поверхность. Из-за размера бушлата, черные плечи и лацканы вздыбились на две головы, пряча Джоске как в каком-то саркофаге. И Рохан сразу перестал смеяться, лишь потратив минуту на отдышку. Медленно, но верно, он задышал и успокоился, протерев глаза. Тут же стало не смешно. Он прекрасно понимал, что чувствует Джоске, как важно ему то, что происходит сейчас. И Рохан не был той сукой и тварью, которой его часто видят окружающие люди. Он вздохнул полной грудью, понял, что отпустило без остатка, и осторожно встал со стула, склонившись к берету и поднимая. Надо же, когда-то Рохан познакомился с Джозефом именно в этой шапочке. Джозеф — намного старше, не знал, что пригласил на свидание парнишку, которому едва ли исполнилось четырнадцать. В общем, Джоске не намного младше Рохана в его шальные годы. Кишибе заботливо отряхнул головной убор от словно существующей пыли с грязью. Скорее, даже от влаги, учитывая мокрый пол. Пристукивая осторожной подступью, Рохан подошел к Джоске и остановился возле, мягко положив руку на его косматую голову. Как же его вихрь на голове, когда он не расчесывался, напоминал ДжоДжо! На эти волнистые пряди Рохан и набросил кепку, усмехнувшись. — Малыш. Я надеюсь, что то, что я вместо работы проведу время с тобой, будет того стоить. Так куда ты хотел меня пригласить? Джоске тут же подскочил и взглянул на Рохана. Прямо в лицо. Заплаканными глазами в самую глубину глаз Кишибе. И проблема оказалась проста. Так на него ни один альфа в мире никогда не смотрел прежде.***
Ранний вечер.
Нориаки крутился у пыльного зеркала в полусумрачной гостиной и спальне по совместительству в доме Джотаро. В его руках на плечиках — красивейшие вещи. Нориаки откровенно хвастался своими новыми нарядами, впервые приобретая нечто, отличное от строгих брюк и рубашек. В одной руке он держал ярко-розовый, столь необычный для баварского пейзажа, костюм из пиджака с характерными вставками в плечи, свободными брюками до середины икр, а так же темные гольфы под, а в другой… Шелковистый черный комплект, отличительный для омег тем, что содержал очень женственную деталь в виде полу-туники со спадающей по бедру прозрачной тканью. Богато эта часть была росшита небогатым бисером, но впервые в Нориаки действительно проснулось желание приодеться к вечеру, который их ожидал. Юноша, наконец, посмотрел на возлюбленного, ожидая итогового решения, а в глазах заплясали дьяволята. — Что мне надеть в ресторан, реши ты. Джотаро, лежащий в одном белье (похоже, так он находится дома всегда — в трусах и майке лежит или сидит) на измученном их личной жизнью диване и с легким мычанием обозревает все это буйство. Приятно, ведь именно на его деньги Нориаки и купил себе эти «тряпки». Тряпки, которые безусловно того стоили. И красивые выходные туфли-ботинки для зимы, разумеется. — Хм, Нориаки, я думаю, что ты… Что ж, вот этот красный так идет к твоим серьгам… — Нориаки улыбнулся, но поправлять не стал, понимая, что от этого Джотаро лучше цвета различать не станет. — А черное… Э… Нечто, оно. Такое… Черное… — И… — О-о-о, и конечно, довольно вечернее, так что… — Что же? — Такое страстное, яре-яре, даже не знаю, — издевался Джотаро, растягивая буквы. И хотя, торопиться им было особо некуда, Нориаки уже весь затрепетал, сжимая плечики с разными нарядами. — О да, страстное, изящное. Наверное, слегка соблазнительное? — Чертовски соблазнительное, — согласился пристально наблюдающий за Нориаки мужчина, прикусывая большой палец. Все уже поняли, к чему ведется разговор, но от мучительности вердикт ожидался, как лучшая награда. — Такое совершенно нельзя надевать для уютного культурного вечера. — Совершенно нельзя… Джотаро встал, подходя к игриво улыбающемуся юноше и так же, играюче, вобрал в рот его сладкую кожу под копной рыжих волос, сначала целуя красивый изгиб, а затем и оставляя на бледной шейке след. След, который мог бы подойти под первый наряд лучше всякого аксессуара. — И конечно же, именно поэтому, я ужасно хочу, чтобы ты надел именно его, черное платье. И мне плевать, что это не платье. Нориаки в очередной раз убедился, как сильно любит Джотаро и метнулся переодеваться.***
Вечер.
Скрипел снег под ногами, когда Джоске остановился в небольшом скверике. Неухоженный, с заросшими клумбами под шапками снега и когтистыми деревьями. Такой же неприветливый, как и все дома вокруг в районе Рохана. Тут было безопасно, но мрачно и неприятно. Джоске не любил это место, еще и помня о том дне, когда они с Нориаки его искали. С алых губ Джоске шел пар, и щеки тоже горели, вовсе не от мороза. Остался всего один рывок и Рохан скроется в своем доме, так как сквер находился относительно недалеко. Они прогуляли около часу, чего хватило, чтобы обойти почти весь город. Много болтали о всякой лабуде, и Джоске сгорал внутри со стыда, что Рохану пришлось его выслушивать. И все же, он чувствовал, как честен с ним был молодой старший человек. Вокруг все синело и постепенно утопало в зимней чарующей мгле, а темны ветви деревьев ползли к небу страшными лапищами, но теперь Джоске не боялся их, а наоборот, считал храбрыми рыцарями, чуть что, готовыми броситься на помощь мальчишке и его принцу. Рохан наклонил голову, чтобы посмотреть на Джоске сверху — маленький мальчик еще не совершил переходного броска в росте, все еще смотрящийся в шапке достаточно нелепо, еще и в этом пальто-бушлате. И все же, стало интересно — зачем он остановился? — Я тут подумал, — без наигранной спеси заговорил Джоске, решая снова пойти ва-банк на полное откровение. Нужно быть честным. В первую очередь с собой. Так же, как был честен с ним Рохан. Он снова стащил с головы берет Джозефа, теребя промерзшими до приятного из-за присутствия Рохана, морозного покалывания, но на сей раз не бросил его на припорошенную снегом дорожку. Просто замер с ним, ощупывая по козырьку. — Вот это все … Ерунда такая. Простите… Прости, что тебя выдернул с работы и заставил таскаться по городу. Но думаю, что ты думаешь, что …Это. В общем прогулка вышла хорошей. Я хотел сказать, что я очень благодарен тебе за этот вечер. Я все понимаю. Мне еще нет двенадцати, я маленький и противный, скоро у меня полезут прыщи и голос перестанет быть милым и детским. Я все знаю. А ты взрослый, статный, очень красивый. Я слышал о тебе много всяких гадостей, но все равно, хочу, чтобы ты знал, что ты мне очень нравишься. И… Не смотря на это, я понимаю, что между нами ничего не будет. Я еще ребенок, ты живешь своей жизнью… Тяжело ему давались эти слова. Рохан не мог и вздохнуть, чувствуя, как накатывает со всех сторон. Он всегда считал его просто глупым ребенком, скорее всего, внебрачным отпрыском Джозефа, но и думать не смел, что Джоске — такой умный, смелый и грамотный. Мальчик рассуждал так по-взрослому, так мудро… Сердце защемило от соболезнования и жалости, но Рохан понимал, что не имеет никакого морального и законного права претендовать на руку и сердце еще не сформированного альфы. И возможно, даже и не альфы! Детские и подростковые организмы часто вытворяют сюрпризы и все что мог сделать Рохан в этой ситуации — помочь ему с мыслью. — Ты пытаешься сказать, что, не смотря на симпатию ко мне, ты готов отпустить меня? — Да! Я просто, — Джоске на миг поднял на него голубо-синие, как вечернее небо сейчас, глаза, блеснув своими зеркалами, но затем тут же отвел снова, дуя губы. Они стояли друг напротив друга, но чувства — странные. — Хочу, чтобы ты не боялся ненавидеть меня, избегать и отстранять. Вряд ли ты собирался, но вдруг ты пожалеешь меня и станешь чувствовать вину? Просто живи своей жизнью, Рохан, я просто глупый влюбленный мальчик. И ты не … Должен бояться, думать «О боже мой, бедный сиротка, влюбился, как стыдн…» Джоске не договорил! Он почувствовал привкус мяты и чего-то сладко кислого. Нечто нежное коснулось его губ, так легко и осторожно, как мама целовала его в моменты счастья по-родительски. Джоске испытал бурю странным чувств, но не растерялся, понимая, что согнувшийся перед ним Рохан делает это не от большой любви, а от щедрой благодарности. Поцелуй, ставший подарком! Подумать только… Когда Рохан отстранился, Джоске, кажется, уже проплавил снег на тротуаре своими ногами. Больше слов не осталось, но они поняли друг друга прекрасно. — Ты очень хороший, Джоске. И еще встретишь своего мальчика. Настало пора расставаться. Когда Джоске проследил, что Рохан закрыл за собой дверь, то он испытал одновременно счастье и боль. Уже не детскую, но юношескую. Почувствовал, что сейчас навсегда отпустил такого красивого и умного Рохана, а с другой, … Черт, у него был настоящий первый поцелуй!